Литература

Вступление

"С П Р А В К А"

Дана Чорному С.С. в том, что ему 22 марта 2005 года проведен сеанс кодирования по методу А. Р. Довженко (эсп)

Диагноз: хронический алкоголизм.

Предупрежден о возможных осложнениях при нарушении кода, необходимости проведения профилактических сеансов и строгого соблюдения режима трезвости.психиатр нарколог лиц подпись печать "

Это - про меня. Я еду в троллейбусе, раз за разом перечитываю выведенное принтером на бумаге, со вписанными синей пастой каракулями и синяками печатей.Сегодня я завязал...

Ретроспектива.

За двенадцать месяцев до того.

"Грохот железных лестниц. Ржавых железных лестниц сваренных из арматуры. Я не пришел в себя, не очнулся и не выплыл из тумана небытия, как это пишут всякие страдальцы. Я просто и тупо застал себя с открытыми глазами. Клубящийся мрак рассасывался в полой голове, оседал серыми каплями конденсата на стенках пустой и гулкой черепной коробки. Порожняк. Грохот. Что-то ускользающее, как эхо детского крика на пустой станции метро.

Не было участливых врачей, склонившихся с бриллиантами слез радости в мудрых и добрых гиппократовых глазах. Была грязная синяя клеенка и жуткий какой-то прибор с кучей ручечек лампочек шлангочек. Вот он то меня и напугал так, что я начал биться и орать. Даже не капельница – хуле, сперва я систему даже и не заметил . Уже потом, разглядывая от безделья дыры от системы на венах , я ломал себе голову, что бы было, если бы я пил один. Возможно, соседи, которых бы заебал трупный запах, вызвали бы ментов и застали меня почерневшим и вздувшимся, с забавым черно-синим лицом подушкой и незакрытыми белыми глазами. Возможно, ждали бы пока я трупной жижей не протеку к ним сквозь потолок.

Грохот, грохот, грохот железых лестниц.

Он несся за мной все эти дни пока я валялся без сознания. Не скажу, что я ничего не помню – со мной всё время разговаривала темнота. Разными голосами, не помню слов, помню только, что мне было стыдно и я каялся, но не смел даже просить, чтобы меня вернули – я знал, что виноват я сам. Смерти нет, братья и сестры. Не думайте, что вас выключат, как телевизор. Вы просто растворитесь во мраке, но не перестанете мыслить. Одновременно во всей вселенной и нигде. В точке «ноль». Смерть это грохот железных лестниц, словно дивизия ОМОНА бежит по бесконечному трапу…

Запой начался в середине декабря. Ребята из Верхнего неба, видя, куда всё идет, продемонстрировали мне как-то ночью красные глаза в углу, угрожающие шепоты в ушах и покрыли меня копошащимися рыжими муравьями. Работало мощно, но недолго – неделю или около.

Потом был новый год. Как положено, с битой посудой, нелепыми разборками, пьяными драками.И вот второго января ТАМ решили, наверное, что я заебал.Неизвестно кто вызвал скорую.

Грохот железных лестниц.Я помню, что лежал на зеленой клеенке в страшной кафельной комнате. Заполненной каким-то серым мраком. Помню—на кафеле отсвет настольной лампы желтоватый. Болела грудная клетка во сне -- это пытались вернуть меня к жизни, искусственноеДыхание бились . Помню, как накрывали меня клеенчатой операционной простыней. Я хотел им сказать: что вы делаете, да все в порядке, хотелось смеяться, но не мог двинуться пошевелиться. Болела грудная клетка, я видел комнату сквозь веки, и в позах санитарок уже фатальная безнадежность и -- темень. Потом со мной говорили, я запомнил голоса, но не запомнил слов. Иногда мелькали серые тени, иногда я оказывался в каких-то местах – всё смыто теперь, как смывают изображение с кинопленки. Остались лишь серые разводы. Осталось лишь ощущение от ТАМ. Его не спутаешь ни с чем.

Врачи к моему возвращению отнеслись без ажиотажа. Уже под конец, в кабинете, вертя в руках ручку и буравя меня расстрельными глазами, завотделением поведал мне, что вот из-за таких долбоебов как я у токсикологии гора тяжелой работы, что нас пачками вытаскивают за шиворот с того света, что за прошлый год на Украине загнулось он паленой водки 13 тысяч человек, столько погибло в афгане, и что он бы, если честно, дал бы мне пизды, но я пациент, и т.д.

Я сидел в палате, целыми днями бездумно глазея на мокнущий больничный сад и игрушечные поезда на товарной станции за больницей. И БЫЛО ОЧЕНЬ СТРАШНО.И уже в день выхода из больнички, когда ехал в такси домой, глазел в серое брюхастое небо, сеющее молотый лед, и размышлял, какой день теперь считать вторым днем рождения, понял вдруг, что вернуло меня назад не мастерство циничных и развеселых врачей, и не баксы, собранные для меня с половины Днепра.Меня вернули затем, что маленькая девушка с забавными черными глазами, с которой говорил всегда шутливо и небрежно, сверху вниз да и часто попросту не замечал в безумной пьяной тусе, маленькую, молчаливую, неброскую студенку-социологиню– так вот, это она простояла четверо суток перед образами в церкви, а когда выгоняли, чтобы закрыть, сидела на ступеньках, и выныривая из полос тяжкого бредового сна, тихо и покорно, как всегда, просила у Доброго Николы отдать меня ей : « Зачем он тебе, Николушка? Прошу тебя, отдай его мне, пусть вернется»…

И никто, кроме Николы и ее самой, не знает, чем она заплатила за мое возвращение. Такая маленькая и неброская….

Грохот железных лестиц,

Грохот железных лестниц

Грохот железных лестниц…"

Это было написано. Но это не было опубликовано. Ибо это была правда. И это нахуй не было никому нужно.

Ретроспектива.

Еще раньше.

"Кружил по улицам и фальшивые ёлки перемигивались огнями из фильма «Слегкимпаром» из-за льда витрин голубых бутиков, из-за завалов фантастически нереальной мишуры. Синий сахарин снега не таял на каблуках.

Давя подступающую блевотину шел по длинным, как человеческий кишечник, коридорам Центрального Офиса. Тошнило от проборов, галстуков, ментоловых улыбок и полированных лиц. Тошнило от звона бутылок в ящиках – на крыльце охрана выгружала коньяк из багажников.

Аккуратно без стука, без грохота, без треска раскалывающегося корпуса выложил на стерильную полировку (без округлых обуглившихся сигаретных ожогов; без белесых колец от стаканов; без царапин; без пятен; без.) офисменеджерского стола мобильный.

- Сдаю.

-????

- С Наступающим. Примите имущество корпорации, Я-ЕГО-СДАЮ.

Привычно махнул охране, выходя. Поманил пробегавшую мимо кудлатую дворнягу. Подошла.

- Привет. Тебя как зовут, зверюга? - присел, не подбирая кашемировые полы, перед обалдело-радостной, вовсю размахивавшей пушистым бубликом хвоста и задорно ухмыляющейся псиной,

- Ух ты зверюга какая здоровенная. А меня Вадим зовут. С наступающим тебя, друг.

Курящие на крыльце воззризись одичало и пепел серыми генеральскими папахами нагорал на позабытых в пальцах сигаретах.

Вопиюще.

Неописуемо.

Глядели уходящему, в измазанном снегом пальто, вслед, забыв даже покачать головою или цыкнуть соболезнующее. Развеселая псина почесала своей дорогой – по своим суперважным новогодним делам.

В хирургии прошел в кабинет мимо небольшой очереди, как флагман под парами. И свинцовый вал бил в форштевень. Они промолчали – дядя в кепарике, рэйвер с гематомой обоих глаз и толстая тетка в фиолетовой шубе. Доктор посмотрел вопросительно – какие дела, ман?Выставил передним коньяк. Из правого кармана. Из левого – еще коньяк. Доктор, скользнув взглядом по этикеткам, хмыкнул скептически. Знает толк.

- С наступающим.

- Вы хирург?

- Несмненн, юншшш.

Пьян.

- Практикуете?

- Хмммм… И вьсьма.

- Вырежьте мне ампулу.

Хирург пожал плечами синего халата и крякнул, убирая бутылки в стол.

- Пойдемте со мной.

Стоял на проспекте, баюкая забинтованную руку и разглядывал конфеты в окне кондитерской. Мимо шли двое малолеток.

- …Зря ты вчера не пришел. Я тебе кучу дисков натащил, и про ДжекиЧана, и про Брюслика…

Здоровой рукой ухватил того, что постарше, за рукав.

- Здаров, пацаны.- пар клубился изо рта.

Не испугались.Старший смотрит спокойно, открыто. Тот, что помладше, в гандонке с надписью «Brithney Spears” Ебануться. Бритни Спирс.

- С наступающим, паца.

- И вас с наступающим, дяинька.

Кто бы мог подумать, что у вашего покления такие светлые лица в натуре.

- Тебя как зовут? – старшему.

- Кирюха.

Кирюха. Керя. Кореш, стало быть.

- Кирюха, с карты лавэ умеешь снимать?

- Умею, дяинька.

Вытащил неловко левой дурой-рукой портмоне из внутреннего. Распахнул. Получилось жестом балаганного фокусника.

- Так, Керя. Тяни ка-карточку. Вот эту, желтую. Так. А теперь на ручку. Пиши на карте 474476. Написал? Малаца. Ручку давай. Свободны оба. С наступающим.

- Ваша карточка, дядя.

- Это тебе, Керя. Подарок от дедушки мороза. А теперь дуйте.

- Но...

- ДУЙТЕ СКАЗАЛ.

Испаряются. Лишь обломок замерзшей фразы хрустнул под подошвой « …дядька сумасшедший, докеж, Кирюха….»

Стоял посреди моста, облокотившись на заляпанный грязью парапет. За его спиной шуршали машины с ёлками в багажниках. Смотрел, как в разводах белого льда вдоль спящих песчаных берегов, ненадежно укрытых снегом, клубились серые воды и поднимался пар.Стайкой белых воробьев порхнули над водой визитки. Потом полетела вниз, весело мелькая желтым и серебром, облатка бемитила. Пачку «Давидофф» оставил на парапете – пусть заберет проходящий.

Качался в такт завыванию икарусного двигателя и бездумно глазел в начинающуюся за окнами раннюю северную синеву. Изредка чертил пальцем на стекле линии. По Шансону все желали всем счастья в наступающем.

Рейсовый, обдав на прощанье облаком сажи, укатил, оставив его на промерзшей обочине.

Загребая носками ботинокснег, шел по лесной просеке, загнав руки в карманы пальто, подняв воротник. Сворачивал вновь и вновь во все новые вырубки. Лицо немело, мороз пробирался сквозь кашемир.

Кучи бревен, пни какие-то. Проходя мимо какой-то вдруг бытовки на колесах, хмыкнул «Вот и избушка на курьих ножках, Иван-царевич».

Остановился внезапно. Глаза засветились задорным, озорным. Поднялся по сварной лесенке к двери, разогнул кусок стальной проволоки, продетой в ушки вместо замка, и вошел внутрь. В сгущающемся черниле чухонских сумерек различился стол, покрытый газетой, гранчаки, замерзший огрызок батона, банка с бычками. Тряпье на лавках вдоль стен. Кирзаки.

Сгреб, тихо и мечтательно улыбаясь, шмотье на пол.Полжил, негромко брякнув тяжелым браслетом, часы на стол. Стеклом вниз. Аккуратно свернул пальто, положил на лавку. Уютный такой теплый ком удавшейся жизни. Удавшейся. Жизни.

Хмыкнул, стаскивая галстук через голову. Разложив вещи на лавке и передергиваясь от кромсающего мороза стал обряжаться в заледеневшее чужое, пахнущее солидолом, самогоном и убийственным беломором. Особенно ему понравился ватник – на ощупь он был совершенно кожаный. Из продранных углом дыр лез ватин.

Стоя одетый посреди бытовки, подумал немного и надвинул на голову оранжевую пластмассовую каску. Неуклюже грохоча ледяными кирзаками по дощатому полу, прошел к двери и мешковато и грузно спрыгнул в снег.Не так уж кирзаки и хороши. Все равно снег выше голенищ.

Шел долго, путаясь в вязком снегу, петляя среди деревьев. С черного неба нежно звенели ледяные звезды.

Пришли.

Он сел в сугроб и прислонился мокрой спиной ватника к шершавому стволу огромной сосны. Поворочался, устраиваясь поудобнее. Надвинул каску на лицо, загнал руки поглубже в драные карманы телогрейки. Скрестил ноги в нелепых солдатских кирзаках.

С черного новогоднего неба всё громче звенели ледяные синие звезды."

Каждый раз после двух-трехдневного запоя меня тянуло на подобные вещи. Сегодня доктор сказал мне отчего это - от отека мозга после длительного употребления и т.д. Пиздец какой-то.

Ретроспектива.

Девять месяцев назад.

Или вот тоже интересно...

Когда законы, понятия, ходы человеческого общества теряют былую власть и значение и не устыдить тебя никому из живущих.

Когда все, что считал ценным и к чему стремился, становится бессмыслицей.

КОГДА В ТОМ, ЧТО ЕСТЬ, ВИДИШЬ что почем.КОГДА НЕ БОИШЬСЯ, что с тобой будет завтра, потому что глубоко плевать.

Когда откровенно безразлично, что на тебе надето.

Когда не ждешь более.

Когда нет надобности пить, потому что это попросту нелепо, как жечь настольную лампу в солнечный полдень.

Когда любые слова - эхо пустоты, а любое дело - пролетевшая мимо газета под ветром.

Когда уже не прельщает ничто абсолютно и абсолютно всё, как должное.

Когда не заботишься больше ни о чем, а просто пустота.

когда не боишься смерти, старости, беды или спиться.

Когда люди на улицах как отсвет телеэкрана на стене пустой комнаты.

Когда не удивляет. Когда нет желаний. Нет мыслей. Нет сожалений.

И всё мимо, как кадры чужой кинохроники.

Интересно, что это - смерть или отсвет сквозь замочную скважину отраженного битыми зеркалами тлеющего света искры, от пламени освобождения долетевшей над пустотой сквозь душный сумрак и прокисший лёд?...

Ретроспектива.

Осталось шесть месяцев.

"Здравствуйте.

Я говорю вам здравствуйте.Это я. Мудильо, поц, гавнюк и барыга.

И шлемазл.

Мама, почему я не еврей? Я бы носил ермолку. Я бы ходил в синагогу. Я бы молился древнему суровому бородатому богу. Я бы взял в жены Юдифь. Я бы знал, кто такой Иезекийя и что написано в книге Левит. Я бы соблюдал шабат и кушал кошерно. А по праздникам играл бы в клезмерском оркестре и лакомился бы рыбой фиш.

А так я барыга. И костюм у меня, как у барыги. Югославский. Мятый. С засаленным воротником и пятном от салата оливье на спине еще с Оксаниной свадьбы. Салат оливье отстирался а пятно осталось. Парадокс.

У меня был другой костюм, но я лег в нем спать на полу банкетного зала на юбилее у шэфа на полу под столом в лужу красного крымского портвейна и он убился. Я подарю его в дом престарелых, и какой-нибудь ветеран Курской дуги, горевший в танке три раза, полный кавалер орденов славы и медаль за взятие Будапешта, он будет рад когда его в нем похоронят. Положат его в простой дощатый гроб в моем костюме. Сером, с отливом. Возможно, когда он предстанет пред Господом, он расскажет Ему, что это я подарил ему такой роскошный костюм. Хотя навряд ли этот расклад изменит что-либо в моей судьбе…

И футболка под пиджаком у меня лоховская. Некогда черная, вылинявшая и застиранная. С растянутым воротником и портретом Дарта Вейдера на спине. Пиздец что за футболка. И туфли как у поца. Они стоптанные на внутреннюю сторону. Они протерлись на подошвах до дыр, и когда я иду в них на вокзал в дождливый полдень, в них хлюпает вода. Я аккуратно чищу их каждый день гуталином, но это допизды.

Зонт. Вот зонт хороший. Тридцать второго года выпуска. С алюминиевой загнутой ручкой и в синюю клетку. Женский, между прочим. Наверное. Хороший зонт. Пятно от солидола и пятно ржавчины не в счет.

Почему Марина 90-60-90, классика, оральный массаж, анал, семейные пары, игрушки, повелительница не дала мне? Потому что я чмо. Потому что у меня отвисший живот и куст седой волосни на мудях. Потому что я в порванных трусах и в дыру проваливается хуй. Потому что я уссался в гостях. Потому что я искал клитор у её чао-чао. А может потому что ее бой возит ее на А8.

А еще у меня денежек нету. В тощем лопатнике два доллара. На них я куплю пиццу за тридцать девять центов. Я употребляю дешевые продукты питания. А дома, в баночке из-под майонеза у меня лежат заветных еще четыре доллара. Я буду жить на них до десятого числа. А десятого числа я буду шиковать в пиццерии, гнобить халдеев и с превосходством поглядывать на офисную мразоту. Потом я дотяну до двадцатого и куплю на час потрепанную проститутку со сморщенной пиздой в сауне. Я буду пить водку и есть пельмени с майонезом. Я отдам проституткиной мадам на червонец больше, чем ее тварь насосала. Я буду играть на биллиарде сам с собой и пить пшеничное пиво. Потом я дотяну до десятого числа…

А Интернет у меня в офисе никакой. Страница ОДНОКЛАССНИКИ РВУТ МАРИНКЕ ЦЕЛКУ открывалась восемь минут сорок восемь секунд. А страница ЖОСТКОЕ ПОРНО С ЖИВОТНЫМИ не открылась вовсе.

А еще постоянно страшно, что админы выпасут порносайты и доложат шэфу. Другой работы я не найду. Я и в этом облезлом офисе с бесконечными коленчатыми коридорами, столами с обколотой полировкой, продавленными стульями, четыреста восемдесят шестыми, баночками из-под шпротов в курилках и сиротливо выглядывающими из темноты закоулков позабытыми чертежными досками насилу прошел трехмесячный испытательный срок. А всё из-за того, что я боюсь начальства…

Еще я не могу забухать, потому что у меня язва. Раньше я бухал, даже коньяк иногда, когда деньги были. А теперь не могу. Вот мой друг Тигренок бухает, даже на работе. Бухает а потом блюет. Мы носим ему целлофановом кулечке из столовки обед – тертый Буряк, гречневую рассыпуху и каклеты. Он съедает, идет в санузел, стирает кулечек и вешает его сушиться. Потом снова бухает и блюет. Тертым Буряком…

А я только с завистью гляжу, стоя в очереди на автобус, как в пиццерии уверенные парни и красивые девушки подносят к губам большие бокалы с пивом.

А еще я люблю ебаться, но приходится дрочить. Потому что мои девочки убегают от меня. Убегают, издевательски хохоча или презрительно щурясь. Убехало одеяло, улетеа простыня…

Никто в жопу не даст. В гандоне с пупырышками.

А в Интернете тем временем продают обезьяну Двенадцатирукому Недо.

Здравствуйте.

Я говорю вам здравствуйте. Это я.Я, мудила."

Я был говном.

Я жил говном.

Я питался говном и спал в говне.

И писал, кстати, тоже говно.

НО у меня был мой верный друг - мой стакан. И сегодня я скорблю от нем. Он умер.

Налейте, бляди, и выпейте не чокаясь. Налейте водки, огуречного лосьона, коньяка налейте, спиртовой растирки, портвейна, политуры, чинзано, денатурата, налейте пльзенского пива или тройного одеколона. Джина налейте и налейте виски, самогона и чачи.

Налейте и выпейте, вы, благополучная и беспроблемная мразь.

Мне теперь нельзя.

Ретроспектива.

Три месяца назад.

"ветер, желтые листья на песке, холодные волны и туман. брррр, осень на берегу

вязну в песке, помахивая бутылкой пива.

редкие бабушки с собачками и пустые глаза эвакуированного летнего кабака.

Волны бьют в дно причала, на котором я летом заказывал шашлык и пил под полосатым тентом бокал за бокалом ледяное пшеничное, курил папиросу - такой уверенный в себе, несомненно талантливый, иизящный и ироничный, покачивая тонким носком туфли над зеленым ковролином, щедро раздвал накрахмаленным официанткам на чай, и снисходительно и барственно тыкал вилкою в салат, в ожидании заказа, Поднимал бокал, салютуя проплывающим мимо причала нимфам...Т

еперь я сажусь на серые отсыревшие доски причала, прижимаюсь щекой к холодной белой эмали перил и равнодушно смотрю на вязнущий в сером тумане город. Отхлебываю горькое опостылевшее пиво и закрываю глаза.

Тяжелая и холодная волна гулко бьет в дно причала. Осень.

Яшвырну труп пивной бутылки во враждебную воду, дышащую могильным холодом, подниму воротник, и, ссутулившись под ветром, побреду домой. Я просплю восемнадцать часов и наутро поеду на работу."

Ретроспектива.

Восемь дней назад.

…День прошел удачно. Съемка в зоопарке креативного клуба : тупые и припизденые страусы, лисички-сестрички, грустно пожирающие куриные головы, какие-то то ли сурки, то ли не пойми кто куницы-скунсы, перепуганные насмерть олени, лани с обпилеными рогами ( клуб-то креативный), и красивый, как на плакате, синий павлин.

Потом было интервью с победительницей конкурса красоты – долго рассказывала она мне, как она привыкла в этой жизни вырывать успех с мясом. А по личику и не скажешь. Хотя, что можно сказать по личику красивой женщины, которую жизнь пару-тройку раз взяла за волосы и хорошенько переебала красивым личиком о камуфлированное колено?

Потом была фотосессия у вицепрезидента, и он заебал нас, ломаясь как Бритни Спирс, когда та была еще целкой– то поворот головы недостаточно державный, то взмах руки не до конца сановный, то, блядь, воображаемый лавровый венец съехал набекрень. Вдоволь ментально наебавшись, мы поехали фотографировать какие-то совсем уж немыслимо ебанутые бигборды.

Не успел я допить вечернюю бутылку пива и отогреться в теплом офисе, как выяснилось, что у какого-то очередного уебана очередной день рождения и всем туда.На дне рождения было хорошо. Именинный уебан был уже в готовальне, а нам остались корыта с восхитительными объедками – в основном, экзотические салаты. Объедки привлекали мало, зато красноречивая толпа разноцветных и разнокалиберных бутылок манила.

Отказывать я себе не привык.

На именинника и присутствующих было откровенно похуй, и нажрался я так, что хуй что помню до сих пор. А, вспомнил. Мы с именинником, оказывается, в одно и то же время работали в соседних ночных ларьках. По дороге домой я прихватил бутылку какого-то невъебенно дорогого вина, которое на вкус оказалось как желудочный сок. Смесь соляной и фосфорной кислот. Они-то меня и убрали. Очнулся я дома.

Ретроспектива.

Семь дней назад.

Очнулся я веселый, ибо не схватил пизды и в морге не очнулся. Но было плохо. Очень плохо. Очень, очень плохо.На работу! Это значит пройти мимо ларьков!Не одеваясь (уже одет), не умываясь (завтра), не чистя зубы (жвачка порешает), я ехал на работу и прихлебывал из бутылки пивко.

На работе я выпил ром-колы.

Потом обработал фотографии.

Потом выпил ром-колы.

Потом получил денег.

Потом выпил ром-колы.

Потом, попивая ромколу, ушел с работы на рынок и купил кино про журналиста Гурьева.Потом, кажется, смотрел.Очнулся я дома.Утром.Одетый.

Ретроспектива.

Шесть дней назад.

Очнулся я веселый, ибо не схватил пизды и в морге не очнулся. Но было плохо. Очень плохо. Очень, очень плохо.На работу! Это значит пройти мимо ларьков!Не одеваясь (хуле, уже одет), не умываясь (завтра), не чистя зубы (жвачка порешает), я ехал на работу и прихлебывал из бутылки пивко.

Вчера прояснялось. Катался на такси, отдал такситсту сотку. Отдал долги – почему- то сто. Купил дивиди – единственное осознанное действие. Куда делось остальное, неясно.

На работе было странно. Не было телефона, но был вырванный с мясом из стены шнур. Телефон, сказали мне, я выкинул в окно.Это было хуйово. Очень, очень хуйово. Но хуже стало с появлением шэфа.

- Хуле ты пришел? – спросил он.

- Работать.

-Я тебя уволил. Валяйся пьяный не у меня в офисе, а на обоссанной трамвайной остановке.

Я порылся в памяти и покрылся холодным потом. Я помнил не всё…

-Я больше не буду – всё, что я выудил из отечного мозга.

-Детский сад. – сказал он, – Выбирай, как ты уволишься – по статье или по собственному. И УЁБЫВАААААЙ ОТСЮДА НАХУУУУУЙ!!!!!

В планы моей блестяще начавшейся карьеры журналиста такая хуйня не входила вовсе. Это был полный пиздец

Полдня за меня тянули мазу пацаны. Шэф отвечал:

-Хуй. Он меня заебал. Алкаш. Так будет снова и снова.

И он был прав.

Всё, чего мне хотелось последний месяц каждый день – нажраться в говно. И ниибёт. Потому что я – талантливый. Потому что я – журналист. И сам чёрт мне не брат. Потому что у меня впереди – грандиозное будущее. И ниибёт. Вот сегодня я нажрусь, а завтра пойду и совершу подвиг. Стану маном.

Каким-то образом меня оставили. Снова. Штраф сто пятьдесят и функции офисменеджера впридачу.

Я торжествовал и думал, как славно я попью сегодня пивка…

Пивка не попилось. Лев, лучший друг, с первого класса, я его притянул в эту йобаную фирму, отворачиваясь, как от прокаженного, сказал:

- Хуй, Симон. Шэф тебе не верит. Сказал – «Алкаш он не человек. Не верю ему. Нажрется не позже следующей недели. И тогда я уволю его по статье, и тебя по статье - ты за него мазу тянул, пойдешь нахуй вместе со своим дружком». Так что блядь я за тебя подставился ахуенно. Зашивайся. А лучше – идика-ты от нас нахуй.

До вечера я глядел в стену и пытался вспомнить трезвые дни. Вспоминалось скудно.Уходя, Лев сказал:- Я тебе как лучший друг говорю. ТЫ ТУТ ВСЕХ ЗАЕБАЛ. Кодируйся.

Ретроспектива.

Пять дней назад.

Пизды получил в обеих семьях. Дома и у Алёны. Колотило и шли шуги. Прятался под одеяло. Слушал шум воды. Не помогало. Ничего не помогало. И всё время хотелось нажраться. Но не было денег. Продать было нечего – всё, что мог, продал. Мысль о кодировании крепла – вот огромной кувалдой сделают лоботомию, и стану как овощ. Навсегда.

Ретроспектива.

Четыре дня назад.

КОДИРОВАТЬСЯ. Ночами мне снились старые рваные грязные куклы, которых я заколачивал в трухлявые гробы и вёз за город хоронить.

На работе со мной не разговаривали. У меня начиналась паранойя. Я знал, что за то, что произошло, меня хотят задушить телефонным кабелем, расчленить труп, изнасиловать каждый кусок отдельно, обоссать и съесть. А потом уволить по статье.

Я не мог ходить по улицам – я был вымазан дегтем, вывалян в перьях, на груди у меня была привязана водочная бутылка, и горожане улюлюкали мне вслед и швырялись грязью.Я начал подумывать, а не броситься ли мне под молоковоз…

КОДИРОВАТЬСЯ.

Ретроспектива.

Три дня назад.

Выдох.

Снять трубку.

Набрать номер.

- Мне нужна помощь (еб-бааать, Спилберг плачет беспесды)

-Приезжайте.

-Когда?

-Сейчас.

-Прямо сейчас?

-Да.

Девятиэтажка. Железная громыхающая дверь подъезда. Лифт. Кухня.

-Что?

- Не могу остановиться.

-Давно?-Давно.-Родственники?

-Да.

-Кто именно?

-Все.

-Окружение?

-Каждый день.

-Сколько дней в неделю пьете?

- Не пью два-три.

Иногда.-

Провалы в памяти?-

Постоянно.

-Ясно. Конец второй стадии. Скоро начало третьей: необратимые изменения личности, потом организма. Оттуда не возвращаются.

-Вылечить сможете? – Я в панике. Восьмой этаж… выйти, что ли, в окно… Это могло произойти с кем угодно, НО ТОЛЬКО НЕ СО МНОЙ!!!!!! Подумаешь, пивка попил… подумаешь, водочки наебнул… Бллллляяяя… Это пиздец. Пиздец

- ЭТО не лечится. Можно загнать поглубже. Но вылечить – нееееее…

Всё. Всё, гаснет свет всё, вссссё…..

- Могу зашить. Тяга не пропадет, но появится страх. Будешь лезть на стены и ненавидеть всё. Могу закодировать. Но ты всё равно ВСЕГДА будешь в напряжении. И будешь ездить ко мне на перекодировки.

-Кодируйте.

-Как спишь?

-Плохо.

-Что снится?

-Кошмары.

-Вот эти таблетки. Вот в этой аптеке. В других не бери. Моих там 80 коп. с рецепта. Пей два дня. Сиди дома, никуда не ходи. Мне нужно, чтобы ты вялый был. Теперь домой. Позвонишь.

Ретроспектива.

Дня назад.Таблетки оказались впору. Туман. Пот телефону говорю, как Брежнев. Туман.

Ретроспектива.

Вчера.

Туман. Пока у меня проходит пол-часа, в наружном мире проходит три часа. машина времени...

Утро

Надо ехать. Страшно. Страшно. Страшно.

Еду в троллейбусе, и мир колется на две половины. Там, за кормой – мой беззаботный кир, весёлые собутыльники, пьяные песни и подпитые мясные бабы, которые залазят на тебя сами.

Впереди – унылые стаканы минералки за накрытыми скатертями столами, «понимающие» взгляды, фраза «не пью» и прочие дивные красоты.Вдавливаю кнопку звонка. Парашют оставлен дома, на траве аэродрома… даже если захочу, не свернуть…. В пизду всё.Он поставил меня по стойке «смирно». Водил руками вокруг головы, что-то говорил, щас не вспомнить. Потом сильно нажал на верхние веки и громко сказал еще что-то.

Вот и всё.

ОН выкурил сигарету, я отдал деньги. Он выписал справку. Мы поговорили о бизнесе.«Надень шапку, спазм сосудов головного мозга тебе нельзя» - сказал он когда я уходил.Я надел. Какая в хуй разница…

Вечер

Я передвинул стол к окну.

Я повесил воллпейпер с двумя лесбиянками.

Я хожу по офису, как лунатик. Иногда мне кажется, что всё приснилось.Иногда голову сдавливает обручем.Иногда голова болит.Иногда мне страшно.Иногда хочется выть и бросаться на стены.Иногда я думаю о том, что теперь все самые красивые тёлки мои, а впереди – долгая счастливая жизнь.

Люди пьют пиво за соседним столом. Первые три минуты кажется, что я вот прямо сейчас ебанусь. Потом становится на удивление похуй. Просто похуй.

Часы походу сдвинулись… нормально чувствовать себя начинаешь с четырех-пяти часов.

Время всё так же ускоренно…В шкафу стоит бутылка спирта. Раньше, когда я писал, я всегда пил спит с яблочным соком. Теперь, когда я представляю её, как она там стоит, то чувствую себя, как будто делаю на качелях солнышко…Голова раскалывается….

Снова утро

Иду по улице. меня накрывает волнами: то становится ниибаццо хорошо, то хочется пива, то тянет сбить прохожего с ног и забить ногами, то хочется выйти на дорогу и раскинуть руки перед летящим самосвалом.

Теперь хочется спать.

Нагой и убогий блуждаю я во тьме, славно наебнувшись в ущелье. Как пидарас, короче. Уже в одиночку. людей вокруг не осталось. Воздуха не осталось.И сердце, трепетное блядь сердце обливается кровью: Без меня. сладострастное чпоканье вытащенной штопором из бутылки портвейна пробки без меня. Хлопок и звон хрустальных ёбаных подвесок припизденной люстры, прошитой навылет пробкой от шампанского - без меня. Звякнувшая на асфальте шестереночка пивной пробки -без меня блядь. вкусное бульканье беленькой в гранчак из заиндевевшей бутылки -без меня. Я - неприкасаемый. изгой. public enemy. враг народа. Такое не прощается. Валяццо под забором обоссаным - наш человек, дадя Ваня. С кем не бывает. А зашиться - это инвалидность, это увечье, это неполноценность. И глядят с сожалением - "а, ну да, тебе же нельзя".Да пошли вы все нахуй.

...Пиво из трехлитрового бутыля на изумрудной траве под старыми липами не для меня отныне. Прихлебнуть из горла ркацители, жаря шашлык - не для меня отныне. задумчивым дождливым утром в арт-баре навернуть три по двести коньяку - не для меня отныне.

Груда чужих справок о кодировании с прикепленными копиями свидетельств о смерти тех, кто не справился - это для меня .Разрывающие головные боли, недержание кала, параличи, инфаркты и инсульты - это всё мне. Если вдруг захочется выпить.Я иду по грязному асфальту, и не вижу за собой тени.Добро пожаловать в страну Хель. Скандинавы знали толк в выпивке. Знали толк и в том, как за нее платить. Вот он, ад - голые скалы, слежавшийся снег, серый лёд. И никого. Только твоя тень, проклятая, и вечно гонимая от жилья, вечно блуждает в вечной полярной ночи.

Мантра

Гляжу в стену, послав телепатически шэфа нахуй. Читаю мантру. Она вытянет меня туда, где можно повалиться в пушистый снег под ивой. Повалиться, не вытаскивая рук из карманов. и лежать, глядя в небо. и чтобы снег не таял на лице.Все года и века и эпохи подрядВсе стремится к теплу от морозов и вьюг.Почему ж эти птицы на север летят,Если птицам положено только на юг.

Слава им не нужна и величие,Вот под крыльями кончится лед-И найдут они счастье птичееКак награду за дерзкий полет.

Что же нам не жилось, что же нам не спалось,Что нас выгнало в путь по высокой волне?Нам сиянья пока наблюдать не пришлось,Это редко бывает - сиянья в цене!

Тишина. Только чайки как молнии.Пустотой мы их кормим из рук.Но наградою нам за безмолвиеобязательно будет звук.

Как давно снятся нам только белые сны,Все другие оттенки снега замели,Мы ослепли давно от такой белизны,Но прозреем от темной полоски земли.

Наше горло отпустит молчание,Наша слабость растает как тень.и наградой за ночи отчаянья

будет вечный полярный день.

север, воля, надежда, страна без границ.Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья.Воронье нам не выклюет глаз из глазниц,потому что не водится здесь воронья.

Кто не верил в дурные пророчества,в снег не лег ни на миг отдохнуть,Тем наградою за одиночествоДолжен встретиться кто-нибудь

Снова вечер

Бля, дохтур предупредил, что будет хуйово, но не знал что до такой степени. Хуй с ней с выпивкой - пить как раз не тянет. Такое чувство, что сижу в инвалидной коляске и всё мимо меня. Красивыё тёлки, какие-то ниибацо самоувереннные парни, просто заебись какие люди. а я дырявый гондон под их ногами.

Жалко, я не тёлка -я бы поплакал, у меня бы покраснел симпатичный носик и потекла бы туш. А я привык пить пиво в пивняках в это время. а сейчас сижу горой тряпья. А сейчас я кидаюсь об стены и грызу угол стола.Вот интересно, пизданусь я головой в конечном счете? Или стану ниибаццо маном, гы.

Жаль, нету в этом сраном гордишке стоэтажки. Я бы бросился с сотого этажа. Нет, хуй. С девяносто девятого. Чтобы со скидкой. Но стоэтажки нет, а с другой бросаться в западло - нестатусно. Что я фраер, что ли.

Вот я думаю: нахуя мне всё это? Эта йобаная корпорация, эта припизденная журналистика, это блядь документы и официальные аудиенции у генерального. Сегодня за окном его кабинета я видел купол собора. И пока генеральный смотрел по компу понравившийся ему эпизод из матрицы, а я сидел (сидеть, чмо нах) перед ним и глазел на купол . И купол у меня спросил напрямую: «Хуле ты тут делаешь, чувак?» и я не смог ему ответить.А вот еще идея: ведь можно раскодироваться назад. Уволиться с этой йобаной корпорации. Уехать блядь в Лобойковку стропалем. И последние три года прожить с шиком, как человек. А не как голова профессора Доуэля.

Но, блядь. Если я выживу. Если я блядь выживу - вам всем, блядям, пиздец. Клянусь.Я перестал помнить сны. Раньше я гулял каждую ночь по дивной красоты городу. теперь мне снится ничего.Я хожу весь день угашеный в говно - таблетки мне принимать еще четыре дня. Четыре. Дня.Короче.

Если я не наебнусь с дома. Если я не попаду под гусеничный тягач на Параде победы. Если я восстану из этого ада, я спляшу на ваших йобаных могилах. а пока классика.

Нет денег.

Директор пи-да-рас.

Друзья или как их там плюнули и растерли.

Баба... да ну её нахуй ей-богу. От таблеток кумарит. Проанонсированная доктором депрессия машет весело машет с посвистом дрыном.Но я вернусь. Я вернусь, чтобы рисовть свастики и пентаграммы на смешных гранитных ёблах на ваших стандартных надгробьях – ибо теперь я буду жить вечно.

Вернусь, чтобы поссать у вас в лифте – ибо теперь не осудить меня никому из живущих.

Вернусь,чтобы подпалить ваш припизденный почтовый ящик, в который все равно кроме счетов ничего не приходит.

а пока, братья и сёстры, споем псалом:

Не умеешь – не ле…чи!!!

Не умеешь – не ле…чи!!!

Не умеешь – не ле…чи!!!

Обезьяна Чичичи продавала кирпичи.

Айя Айя Помоги себе сам.

Айя Айя Помоги себе сам.

Айя Айя Помоги себе сам.

Айя ПОМОГИ СЕБЕ САМ!!!

Я хожу весь день пешком, будто ебнутый мешком,

На хуй никому нигде не нужным мудаком.

Я забыл с чего начал, что будет в конце,

И снег уже не тает у меня на конце.

Я устал охуевать от педерастической попсы,

Когда я вижу их в лицо, я говорю себе: не ссы!

Если мне не будет лень, и если я буду в силах,

Я приду поплясать на ваших могилах.

Я приду попля … сать!!!

Я приду попля … сать!!!

Я приду попля … сать!!!

Я приду поплясать на ваших ебаных могилах!

Айя Айя Помоги себе сам.

Айя Айя Помоги себе сам.

Айя Айя Помоги себе сам.

Айя ПОМОГИ СЕБЕ САМ!!!

А теперь брат Иешуя споет другой псалом:

На рассвете — без меня

На кассете — без меня

Без меня — за дверь, без меня — домой

Без меня — теперь, без меня — анекдот с бородой навсегда

И убегает мой мир

Убегает земля

Бежит далеко-далеко

Куда-то далеко-далеко

И убегает мой мир

Убегает земля

Бежит далеко-далеко

Без оглядки далеко-далеко

Корка хлеба без меня

Пальцем в небо — без меня

Без меня — апрель, без меня — январь

Без меня — капель, без меня — отрывной календарь на стене

И убегает мой мир

Убегает земля

Бежит далеко-далеко

Куда-то далеко-далеко

И убегает мой мир

Убегает земля

Бежит далеко-далеко

Навек далеко-далеко

Добрый ослик без меня

Горький дождик без меня

Без меня — сирень,

без меня — герань

Без меня моя тень, без меня — поздравления оттуда сюда

И убегает весь мир...

И еще один вечер.

Вот блядь чудеса-то какие: пива как хотелось, так и хочется. А вот еду намедни в маршрутке, рядом со мной телуха пьет ромколу. Блядь, еле доехал. Думал, буду выскакиват рыгать нах. Такие дела. И теперь вспомнил я один эпизод: еду в маршрутке на переднем сиденьи. с бодуна шо пиздец. пью , стало быть, пиво. Радом мужык на переднем сидении. Сидел, сидел. Потом как доебался - ОПУСТИ БЛЯДЬ БУТЫЛКУ НАХУЙ ЗАЕБАЛ! Бутылку я опустил, но призадумался - хуле такое с мужчиной.

И только теперь разгадал.

А ЗАШФЫТЫЙ ОН БЫЛ, во как.

Меняем колодки.

А вот еще интересно как вышло: пока пишешь, ну прозу (тьфуй блядь) так и не кумарит, и ощщущаещь себя канкретно мусчиной. свежим и задорным. Как оно так... или вот тоже по аське песдиш, ежели с толком, тоже попускает. И никаких таблеток, выписанных наркологом-психотерапефтом.

А это, братко, интернет - зависимость. Организму пох, чем шыряццо - герычем, водочкой или кБтс. Вот и заменяет. А центры в башке (мне доктор всёёёё рассказал) срабатывают, как если жреш.

и поэтому пох.

Доктор сказал: Водку скоро приравняют к тяжелым наркотикам. ибо действие один в один...

Доктор, подымим вместе перед сном?

Сон короткий у больных.

Говорят, что здесь сумасшедший дом,

Но ты-то знаешь, кто здесь псих...

Доктор, проходи, что в дверях стоишь,

Не боись, не укушу.

Если хочешь, покури моих -Я забил в них анашу.

Доктор, затянись - станет хорошо,

В голове затихнет шум.

Доктор, отмените мне электрошок,

Христом-Богом вас прошу.

Доктор расскажи, для чего тебе

Нужен этот маскарад?

На спине от пота задубел

Накрахмаленный халат,

А под ним татуированный,

В зоне колотый орел,

Да глядит двухглавый вороном,

И не каркает - орет.

Доктор, подымим вместе перед сном?

Сон короткий у больных.

Говорят, что здесь сумашедший дом,

Но ты-то знаешь кто здесь псих,Т

Ты-то знаешь кто здесь псих.

темно опять за окном.

А вот по вечерам страшно. Не, не страшно, ПУГЛИВО. как воробушку. Пурх, пурх.

И темнота, темнота вокруг. Мутные пятна желтых фонарей, пустыня рукотворная. Шальной гребешок таксярника проплывет оранжево - ему похуй.

Мёрзлый асфальт и спящие ларьки... не пройти по мосту, не взъерошит ласковый ветер волосы, не проводить взглядом летящую в синюю воду пустую из-под пива. Ледяной дёготь. Хочется спать. Под конец дня чувство, что выкурил пятку - это работает препарат, выписанный волшебным доктром. Таблетка из желтого чемоданчика.

А дома - стакан тёплой воды с мёдом и мохнатый плед. им можно укрыться с головой, забиться в угол дивана и затаиться....

Никогда не оставайтесь одни. Никогда не оставайтесь в темноте. Никогда не замирайте на месте.

Никогда не прихоите снова туда, где был кайф. Его там больше нет. Остановился - умер. Обернулся умер. Разжал пальцы, побелевшие вокруг арматурины, торчащей из темени, груди и живота - умер.

Ночь вокруг, ноооооооочь...

И только задетая случайно по-водолазному неловкой рукой струна гитары вскрикнет неразборчиво...

В муках извивается струна,

Корчится в звенящей тишине...

Ах, как выпить хочется до дна

За тебя, возлюбленная, мне.

Только вот, в граненый мой стакан,

К сожаленью, нечего налить.

Я давно не видел старика

-Года два - с тех пор, как бросил пить.

Рано, вещун, я, послушав тебя, завязал,

Рано забыл об одном: двум смертям не бывать,

Рано я вставил себе голубые глаза -

Карие больше идут мне, не буду скрывать.

Два часа, как умер телефон,

До утра его не воскресить.

Мне б строку не спутать со строфой -

Сохрани, Господь, и Боже, упаси!

Не угадать бы того, что умом не понять,

И не подсмотреть бы того, что сокрыто в ночи,

И не услышать бы стона, что не для меня

Бьется в горячей подушке у ясной свечи.

Заходи, старик, я вновь один,

Как всегда, со всеми - и ни с кем.

И хоть сердце вроде бы в груди -

Кожу рвет мне вена на виске.

Рано, послушав тебя, я, вещун, завязал, -

Но не страшны мне на стенах теперь зеркала.

Время пришло, старичок, отвечать за базар,

А без полбанки никак - вот такие дела!

Гиппократ

Он сказал мне - это не лечится. То бишь, "тебе пиздец".

Это загоняется поглубже. На первую перекодировку придешь через две недели. На вторую - через месяц.

Потом, на протяжении всего года - раз в месяц. Потом - раз в год. Если я умру, сказал он, пойдешь к двум другим. Здесь нас всего трое. Если я умру, возьмешь справку и пойдешь к оставшимся двум другим.

Справка вот она, лежит в заклеенном мной зачем-то конверте. Так наверное надежнее. Кстати, надо полезть проверить, там ли она. Там.Надо быть полным долбоебом, чтобы держать такие вещи на работе. Полным.Но дело не в справке, дело в нем. Я не чувствую себя уже в клетке (временами). Я чувствую себя прикованным наручниками к человеку. К живым гарантиям безопасности и будущего (возможного). А я прикован к постороннему по сути человеку сильнее, чем к семье, которая мои родственники, или к бабе, которая мне даёт.Я перестал (мабуть) зависеть от алкоголя, я стал зависеть от нарколога-психотерапевта. Пиздец какой-то. Пиздец. Я вот ломаю голову - если с ним что-то случится, мне пиздец или нет? Я жить хочу.

Трезвому оказалось прикольно.

Я и не знал.

Хуйово, господа ,зависеть от живого человека. Страшно.

Лавэ я заработать могу сам.

Пожрать достать могу сам.

Работать сам могу.

Да дохуя чего могу,

потому что я ниибаццо ахуеваю от своей заебатости.

А перестать лететь в тухлый колодец сам не могу. Наручники защелкнулись. Пиздец ключ провалился где-то в мозг....

Хуйово мне. Ночь за окном, говно какое. Пока солнце, так и заебись.Или вот тоже. Проснешься в семь. сядешь за комп в восемь. голову поднимешь, думаешь одиннадцать. А хуй - четыре.

Два дня осталось таблетки пить. два дня.

первый раз

Так, ну что. первая пьянка прошла. Кажеццо, батареек хватает на 3-4 часа среди людей, которые пьют. Потом надо съебывать.

Он сказал мне: там, где разливают и пьют, тебе делать нечего. Беги оттуда. беги быстро. Хуле, последние одиннадцать лет все вокруг меня только и делали, что разливали и пили. Только когда я приходил к Доброму Николе, только там никто не наливал и не пил.

И вот вчера пришли люди. они принесли пиво и пили его. Я пил воду, и бросал в нее куски рафинада. Потом люди достали из шкафа спирт, стали разбавлять его минералкой и пить. Я пил воду и бросал в нее куски рафинада.

Меня, пожалуй, спасло то, что сидел я за компом и чё-то там делал. Я не напрягся. Удивительно. Не хотелось как бы пить. Я говорил с ними, смеялся - обычная пьянка, только я пил воду с рафинадом. Жать немнооооожко начало уже к самому концу - пришла ночь, а ночью хочется пива, холодно, хочется забыться…

Темно и холодно на улице. Сижу, как обложенный ватой, проклятые таблетки, надо с ними завязывать. Полная апатия. И слипаются глаза. Спаааать...

Я- растение. Овощ. Корнеплод. Я живу на простых рефлексах, мне похуй всё. Зато не тянет пить. Придет утро, и станет легче.На несколько часов, пока не наступит ночь.Завтра последний день я пью таблетки. Пятого апреля я поеду к доктору. Доктору. Доктору.

Полу-день.

В полубессознательном состоянии написал статью про биатлонистов. В полубессознательном состоянии сдал материалы в печать. В полубессознательном состоянии поеду сейчас в СРЕДУ обсуждать свое выступление.Сосотояние -полу.ебанись.Жил был человек из ваты. А в голове у него были ампулы с димедролом. Он был очень медленным, оттого всегда улыбался. Как облачко.Ййййобаные таблетки... завтра последняя.Хуй на всё на это и в небо по трубе....

А пошло всё нахуй…

Em G A Em G A

Проснуться, протрястись, похмелиться и нажраться

Em G A Em G AА

на утро проблеваться, похмелиться и нажраться

Am D

Хуй на все на это

Am D С

И в небо по трубе

Хуй на все на это

И в небо по трубе

Головы брюхатые идеями, гробами

Вселенные забитые кретинами, рабами

Хуй на все на это

И в небо по трубе

Привычка стариться, призвание дышать

Наука ненавидеть, гениальность выживать

Хуй на все на это

И в небо по трубе

Лопнула пружина, пизданулся механизм.

Где же моя хата, незалэжный коммунизм ?!

Хуй на все на это

И в небо по трубе

Мыши в накопителе,

окурки в табакерке

В планетарном вытрезвителе

— последние берсерки

Хуй на все на это

И в небо по трубе

Звереет сердце,

каменеет кулак

В моей душе чёрным пламенем

пылает черный флаг

А значит —

Хуй на все на это

И на хуй по трубе

На хуйНа хуй

Хорошие Егор песни писал… пока не спился.

Лёд по ногами.

Всё, всё смешалось. я временами уж не отличаю небо от земли, а землю от неба, я не знаю кто я, зачем и где, и вообще нахуй всё это нужно. Я иду по льду последней реки, оба берега одинаково далеки...Копирайт вам? хуй вам, а не копирайт.

Ощущение такое, что залез на груду картонных коробок, покачиваешься на ней, глядишь вниз и размышляешь - наебнешься или нет? Задумчиво так размышляешь.Наебнуться боязно, страшно сорваться - если хлебну, эх, пизда-поезда, чувствую сам.

От страха прячусь в снах. Вот вчера роскошно провел день – тупо, как скот, ебался и спал, спал и ебался. Но дострелило и туда, в сон - на празднике открытия какого-то ниибаццо книжного клуба я пил в ларьке ахуенно фкусное пенное пиво.

Первый звонок, сказал доктор. Сразу набирай меня. Я его не набрал. Если я его буду набирать каждый раз, когда меня клинит, он просто ебанется - меня клинит всё время.

Всё зыбко и призрачно - я ушел в зеркала, там нет людей. Там такой же мир, как этот, только вся реальность по другую сторону. хочешь взять чью-то руку, но рука тает туманом. Хочешь схватиться покрепче за шершавую кладку стены - руки проваливаются в пустоту...

Забиться бы серой мышкой под доски пола, и сидеть там.

Вчера я допил таблетки. Теперь надо учиться жить без них.

Теперь вообще надо учиться всему заново. Раньше на все вопросы был универсальный ответ - стакан. Теперь стакана нет. Ответы надо придумывать самому.Мне нужно продержаться еще неделю - до пятого числа. До закрепления кода.

А пока... а пока ОНИ повсюду - в шкафу и под кроватью, в темном подьезде и на полуденных улицах, в барах, в глазах каждого идущего мне навстречу человека.

Когда я вернусь.

Пиздец, только четыре часа, а меня уже кроет по полной программе.

Мне непонятно, как добиться пары вещей: не сорваться и не стать ваще йобнутым психом.

У меня осталась одна маленькая таблеточка. Она мне на вариант, когда всё, пиздец.

С таблеточек надо помаленьку сползать, а то кончится еще большей хуйней. Я, может, пить и перестану, а вот на талбетки присяду конкретно. Вчера кончилась программа. Значит, надо остановиться, тем более, что они дорогие, шопиздец, и попробовать выжить неделечку без таблеток.Еще вокруг враги.Я просто физически ощущаю ненависть и желание меня убить.

Я- мразь. Чмо. И у каждого дворника право ударить меня железным совком по лицу.Очень хочется жить. Надо дотянуть, как-то продержаться, как-то продержаться.Я, бляди, был хуже вас, потому что не знал, нажрусь ли я в гавно прямо с утра, или нет. Уйду ли в запой на трое суток, или нет. Забью я хуй и вместо дел, проебошу всё лавэ в кабаке, или нет.

Я был для вас второй, хе блядь, второй...седьмой сорт, потому что на праздниках я ужирался, а вы нет. Потому что я валялся во дворе в грязи, и малолетки обшаривали мои карманы, а вы нет. Потому что меня тянули домой готового, а вас нет . Потому что на моих днях рождения все смеялись над моим пьяным лепетом, а над вашим нет. Потому что все знали про меня, что я бухаю, а про вас нет.

И за это я ненавидел вас.

За то, что я не могу совладать с тем, что для вас вообще не составяло проблемы.Теперь мы сравнялись одним махом. Теперь я не хуйло, я герой, я молодец, я блядь спасся.Но почему же так хуйово?Как-то надо продержаться и вернуться оттуда, из-за этих стен. Надо продолжать.Сейчас ничего не хочется нахуй, но нужно для будущего. Для того момента, когда я вернусь.Я вернусь. попробую.

Среда.

Итак, Среда. Арт-бар. Еще до официального открытия нажрался там до беспамятства. Сразу был занесен в игнор-лист. Потом, само собой, нажирался каждый раз, как там появлялся. Раз зашел, помню, попробовал выпить просто томатного сока. ага. Чуть не ебанулся.

Потому что в Среде я пью и всё тут.

И вот суббота. Я еду договариваться с Калашниковым насчет этого ёбаного вечера литературы или чего он там. Не важно. В Среде концерт, в Среде все пьют, и ваще всё как всегда. Ну как тут не нажраться????

Я подхожу к бару. Бармен меня конечно знает, тянется к крану с пивом. Тут я заставляю её выпучить глаза и ахуеть - я заказываю МИНЕРАЛКУ. А вот такого не ждааааали. К минералке приходится заказать водочный стакан. Наливая минералку в водочный стакан и прихлебывая из него, можно чувствовать себя более-менее нормально. Действительно, безразлично, что у людей, с которыми я говорю, в стаканах - коньяк или чай. пока я доливаю в стакан минералку, всё нормально. пока я лью в себя что-либо, всё нормально. Когда минералка заканчивается, я быстро ухожу. Приходится пить таблетку , потму что становиться таааааааак тоскливо, в петлю хочется. Чувствуешь себя полным говном.

Да, код несомненно работает. Это нихуя не наёбка. Страшно другое - постоянно приходится его провоцировать.Сегодня я должен выступать в Среде. В месте, где наливают и пьют. Сегодня я должен выступать в месте, где наливают и пьют. Наливают не мне и пью не я.Наверное, будет плохо. Возможно, будет очень плохо. Господи, дай мне уйти оттуда живым.Не идти нельзя - это мой пиар. Это будущее. Я продержусь.Хуйово другое - нет денег. Денег нет. И я сегодня еще не ел. такие дела...Надо как-то выступить. Продержаться, пока люди будут пить коньяк, абсент и пиво.Нет денег даже на минералку.Надо продержаться

Стена.

Вокруг стена, стеклянная стена отчуждения и ненависти. Физически ощутимая. Они-там, я здесь, в этой банке. Пока светит солнце, можно как-то жить. Когда приходит ночь - этот ебучий март, холод стоит непередаваемый, никогда больше не буду возвращаться домой по темноте - когда ночь темно, холодно, пусто внутри. Ледяные улицы, пустота в желудке, пустота в карманах, в душе пустота. И непонятно - нахуй это всё нужно, всё смешно и мелко. Было бы смешно да не до смеху.Самое хуйовое - прорубает на измену - ТЕБЯ все ненавидят, шепчут мне в уши. Ты никому не нужен.

Ненавижу тёмные ледяные улицы, ненавижу себя, неннавижу пустоту.Я не вижу что там, впереди. Я перестал быть уверен в себе. Мне просто страшно.Надо как-то пересилить темноту...А дома тепло. Дома свет. Дома кошка вылизывает котят, и там со мной говорят, как с человеком. Хотя бы там.

Симон и пустота

Привыкаю жить без препаратов.Но всё равно ничего не интересно, и всё как-то мимо, как на хуйовом экране в хуйовом кино.

Временами хочется проснуться. Временами сознание возвращается, и понимаешь, что всё сделано правильно и верно.

Страх не отпускает ни на секунду. Страх, тревога, измена...Вечер в Среде прошел на удивление спокойно - абсолютно похуй на то, что рядом кто-то пьет, если что-то налито в стакан и ты из него прихлебываешь. Моторика. У меня был пивной бокал, в него был налит чай. и я прихлебывал. и меня совершенно не ебало, кто что пьет. Когда приходит момент, когда все пьяные, просто включает и тянет уехать. И всё. Вот и вся схема. Когда есть чем заместить, пить не хочется.

Хуйово становится, когда видишь как люди на улице по солнышку и теплу пьют пиво. Тогда хочется разбить головой стекло маршрутки. Еще хуйово, когда в офисе пьют пиво. Но режет первые три-пять минут. потом похуй. Вот на пиво реакция самая хуйовая - включается пятилетняя моторика...

Я выживу. Я пережду, перележу, пока меня не перестанет рвать на куски. Не ради вас, мрази, зарывшие меня в мусор живьем.

Ради себя. Ради того чтобы жить.Чтобы, выходя из дома утром, знать наверняка, что вернешься трезвым. Чтобы не надевать на пьянку самую хуйовую шмотку - чтобы не жалко было убить. Чтобы не возвращать с каждой получке по сто баксов, наодолженных на пропой. Чтобы не подыхать каждое утро с перепою.Я выживу. И, когда я вернусь, бляди, вокруг уже не будет вас - лишних посторонних.

Дайте срок.