Первые два раза я блевал, сразу же или через минуту. Поэтому сейчас даже не стал подниматься наверх, и когда инспектор с теми двумя - или уже с другими? - вышла из подъезда, она нашла меня сидящим на невысокой грязной решетке газона под фонарём. К этому моменту я до крови ободрал губы, пытаясь справиться с оцепенением, которое волнами разливалось от желудка к мыслям. Протянула мне толстую пачку свежих листов. - Почему эти недоноски пишут столько бодяги, прежде чем похерить себя? – я слышу этот вопрос каждый из шести дней нашего знакомства. В тех или иных вариациях, но неизменно в радикальной форме, придающей и без того брутальному образу инспекторши беспросветную завершённость. Мне неприятно находиться рядом с ней, только упадок сил и воли вынуждает меня залезть в казенную тачку. Мы едем туда, к ним, - все будут работать над отчётами и рапортами, а я – посижу в уголке, перебирая листы, пытаясь выявить в монотонно убогой писанине следы абсурдного гена суицида. - Почему эти мудаки пишут, пишут, а потом херятся? *** В самом деле, чего они от меня ждут? Что я, как связующий персонаж в кино про мистику, вдруг вскочу, понесусь по коридорам, размахивая веерами бумаги, роняя листы и вопя на всю контору – сюда, все сюда, нашел? Или что по результатам этого аномально урожайного месяца представлю им всесторонний доклад – так, мол, и так, график вот, вот кривая распределения, а на ней ваш феномен, - вот тут, ботва такая малюсенькая, сейчас приближу, видите? Когда в первый день я спросил инспекторшу насчёт такого доклада, она посмотрела на меня как на идиота и сердито спросила: “А ты можешь?”. Я растерялся, но она не стала дожидаться ответа. Тем не менее, вчерашний выезд доконал меня. Сидя в конторе, я пытался всерьёз увлечься чтивом, но быстро запутался – из соображений экономии файлы умудрялись распечатывать на обеих сторонах листа, к тому же совали туда всё подряд. Я заявил, что не вижу смысла в моём участии, запинаясь, извинился, что не смог ничем помочь, и ушёл. *** Так что сегодня, стараясь выкинуть идиотский опыт из головы, вернулся на факультет. Как раз такой осенний день, когда под холодным светом маленького солнца ещё приятно распивать алкоголь на улице. У дверей – куча народу, и до меня доноситься раскатистое декламирование, - высокий лохматый первокурсник, одетый с явной претензией на эпатаж, читает свои стихи компании полупьяных девиц. Когда он прерывается, чтобы перевернуть страницу мятой тетради, его невзыскательная аудитория восторженно щебечет, и новая порция нетленки вырывается в эфир с нарастающей непринуждённостью. Невольно прислушиваюсь, только чтобы отметить полное соответствие содержания ситуации, и вдруг залипаю на странном запахе, агрессивно заполняющем восприятие. Голова начинает кружиться, что-то щёлкает – раз, другой, ещё, всё быстрее и быстрее, сливаясь в чудовищном резонансе. Меня передёргивает, желудок прыгает к горлу. Первокурсник останавливает чтение и проворно исчезает в дверях факультета, но я уже знаю, что происходит. Пытаюсь следовать за ним, - меня кидает на стену, зверский озноб сковывает движения. Кое-как доползаю до туалетов, вхожу, согнутый пополам, - маленький засранец уже моет руки перед зеркалом, свёрнутая тетрадь торчит из кармана нелепой кожаной куртки. Я пытаюсь сказать, хватаясь за край раковины, но мне с трудом удаётся прорваться сквозь хрип. - Не надо… прекрати это… - я тяну руку к тетради, но он отшатывается от меня, - Мой друг… помер так, неделю всего… и другие, слышишь… Я почти падаю на него, тетрадь летит на кафельный пол, и в этот момент я блюю прямо под ноги ублюдку. - Хуя ты!.. – подхватив тетрадь, вываливается из туалета спиной вперёд. Не помню, как я вышел на улицу. Сквозь мутную пелену я увидел, как из-за угла появился трамвай. Всё задрожало, и я упал лицом вниз. |
проголосовавшие
всего выбрано: 18
вы видите 3 ...18 (2 страниц)
в прошлое
комментарии к тексту:
всего выбрано: 18
вы видите 3 ...18 (2 страниц)
в прошлое