Весь день она сегодня как-то странно смотрела на него. Он сразу это заметил, и подозрительное беспокойство не покидало его с самого утра. Что-то сегодня должно было произойти между ними. Но что именно? Он точно не знал и боялся думать об этом. -…В головах у людей возникало такое давление, что они сходили с ума и вырывали волосы, чтобы облегчить страдания. Они раздирали ногтями лица, уродуя себя в припадке безумия, но все было напрасно – немецкие газовые камеры работали безотказно, хладнокровно исполняя свою ужасную работу, - заикаясь, пытался выговорить сухонький старичок, учитель истории. Подходил к концу седьмой урок, слушать нотации деда было просто невыносимо. Класс затих в ожидании спасительного звонка. Гриша отвернулся и задумчиво посмотрел в окно. Неприятная дрожь пробежала по его телу. Он покосился на соседний ряд у стены. Так и есть: она наблюдает за ним. На некоторое время их взгляды встретились, будто замкнув цепь на несколько тысяч вольт, обоих сотрясло «электрошоком». Она склонила голову вниз, как бы искала что-то на парте, он рассеяно продолжил смотреть в окно. Ощущение было, словно подержался за оголенный провод. Кровь усиленно циркулировала в венах, а сердце бешено стучало, норовя вырваться наружу, разорвав в клочья грудную клетку. - … У женщин, прежде чем запускать в газовые камеры, срезали волосы, - продолжал рассекать воздух гнусавый голос историка, - из них потом изготовлялись мягкие тапочки для экипажей подводных лодок и стельки для обуви служащих железных дорог рейха… Стены содрогнулись от заветного звонка на перемену. Старика уже больше никто не замечал, все резко повскакивали со своих мест и кинулись к выходу. - На дом параграф одиннадцать! «Тоталитаризм, как феномен двадцатого века»! – что было сил, крикнул историк, но никто его, естественно, не услышал. Гриша медленно собрал сумку и одним из последних покинул класс. Он шел ускоренным шагом по школе, никого не замечая. Основной целью его сейчас было как можно скорее сретироваться, и главное – не увидеть ее. - Гриш! – раздался подозрительно-нежный голос. Он поднял глаза и увидел ее. На протяжении уже двух лет его пребывания в этом классе она ни разу не называла его по имени. В руках у нее был классный журнал. - Татьяна Викторовна попросила выставить всем в дневники текущие оценки за четверть. Поможешь? Он хотел резко ответить «нет», но самонепроизвольно для себя прикусил язык. Единственное, что он смог сделать – обреченно кивнуть головой. - Ну, тогда пойдем со мной в кабинет информатики. Школа сотряслась от второго звонка, обозначившего начало второй смены. Все разбрелись по свои классам - учиться. В рекреациях наступила апокалипсическая тишина. Кабинет информатики состоял из двух комнат. В первой, большой, стояли сами компьютеры. На данный момент там шел урок у шестиклассников по основам работы в операционных системах «Виндовс». Долго не задерживаясь здесь, она прошла во второе помещение, именуемое «кабинетом учителя». Анисимов молча последовал за ней, перебирая в голове возможные варианты дальнейшего развития событий. Кабинет представлял собой небольшую, но уютную комнатку с книжным стилажом, диваном, столом и двумя стульями. - Присаживайся, - она указала ему на стул, а сама провернула со щелчком ключ в замочной скважине. «Дверь теперь закрыта», - прошуршало в мозгу у Гриши, но отступать было поздно. Он понимал это. Она присела рядом с ним и открыла журнал. - Вообщем так: я буду диктовать тебе оценки, а ты их ставишь в дневники, ясно? Гриша достал ручку, но к неприятной неожиданности обнаружил, что паста кончилась. - Сейчас я тебе дам свою, - сказала она и наклонилась на стуле к сумочке, которая лежала на полу. На поиски ручки она затратила сравнительно долгое время. Он невольно посмотрел на нее, и только сейчас, наблюдая ее в такой, специфической позе, заметил, насколько она действительно была хороша. В крайнем случае, со спины ему показалось именно так. Когда же она повернулась к нему лицом, его предположения усилились еще больше. Грише чрезмерно захотелось. Пить. … Он взял у нее ручку и принялся под ее нежный голос выставлять оценки. «5,5,4,5,3,4» - Анисимов аккуратно ставил оценки, боясь ошибиться, и еще больше – снова посмотреть на нее. Ее звали Галя. Кроме этого ему о ней ничего не было известно. На протяжении двух лет его пребывания в этом классе ни он, ни она не проявляли друг к другу особых знаков внимания. Но все переменилось коренным образом за последний месяц. Он чувствовал это. А дышать становилось все труднее. - Жарко как-то, тебе не кажется? – спросила она неожиданно и сняла пиджак. Теперь на ней была лишь облегающая белая блузка. Он сглотнул слюну. Галя, казалось, абсолютно не замечала его волнения, придвинулась к Анисимову почти в плотную. Следующие пять минут они продолжали так же, как и прежде выставлять оценки в дневники. «3, 1, 3, 3, 7» - вдруг сказала она. Гриша поставил цифру «7», и вдруг его всего передернуло. - Почему «7»? – спросил он. Несколько секунд они напряженно смотрели друг на друга. - Сейчас я тебе объясню почему, - улыбнувшись, сказала она и расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Ручка упала из рук Гриши и скатилась со стола на пол. Мозг практически перестал работать. Анисимов смотрел на Галю и не верил своим глазам. Она к тому времени не спеша расстегивала третью пуговицу. Когда она завершила с шестой, то, широко раздвинув ноги, села на колени к Анисимову и положила руки на его плечи. - Но это же только шесть… - выдавил из себя он. Галя улыбнулась и заложила руки за спину. В комнате раздался звонкий щелчок. Лифчик упал на пол, обнажая перед Анисимовым овалы белых грудей. Он был абсолютно беззащитен перед ней и даже не пытался сопротивляться. Она крепко обняла его, и их губы слились в один страстный и горячий поцелуй. Внезапно, Гриша почувствовал, что ее язык залез слишком глубоко в его ротовую полость. Он удлинялся и, мерзко извиваясь, проникал в пищевод все глубже и глубже. Тошнота нарастала. Острая боль, как лезвие бритвы пронзила все Гришино тело – Галин язык больно впился в желудок. *** …Анисимова обильно вырвало, прямо на кровать. Причиной тому, вероятно, была трубка, вставленная ему в рот, и по которой его уже в течение двух недель кормили амитал-кофеиновым раствором. - Поздравляю вас с возвращением к объективной действительности! – ехидно сказал психотерапевт, потирая руки. - Что со мной было? – спросил растерянно Анисимов, не узнавая окружающую обстановку. - Ничего особенно, – съязвил психиатр, - временное онейроидное состояние. Ничего больше. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: