Литература

Яркое летнее солнце отражалось в лужах. Вода стекала в канализацию, а дети бежали из школы домой - всё было прекрасно. Столь же прекрасно было и на душе у Евгения Викторовича – он бодро шел вслед за детьми и что-то насвистывал. В голове его мурлыкались мысли: «Сейчас, сейчас я приду домой, схвачу лист бумаги и напишу ей, напишу-напишу!» Влекомый этой затеей, Евгений вошел на почту и купил конверт. Вышел, но, чуть погодя, вернулся и докупил еще девять.

Бережно уложив их во внутренний карман своего дипломата, он вприпрыжку, как ему казалось, пересек дорогу и оказался перед маленьким сквером. Пройдя под деревьями, Евгений обошел красную арку на детской площадке и нырнул в темный подъезд. Вызвал лифт, оглядел привычные серые стены, дыру подвала справа от шахты, безхозный пыльный старый башмак в углу – двери открылись, и он вошел.

Вбежав в квартиру, Евгений Викторович скинул на ходу старомодную шляпу с полями, бросил на постель пальто, и сразу принялся писать:

«Привет, привет – кошечка!

Я так скучаю по тебе, боюсь, жду - милая моя, земная неземная. Смотрю иногда в окно, и стаи пролетающих гусей напоминают мне о том, что ты далеко, и мы еще не скоро увидимся. Ах, прости меня за такой высокопарный слог, я тебя безумно, нечеловечески люблю, тщусь о тебе ночами и плачу. А на утро, вытерев слезы, я вынужден идти на свою злосчастную работу и снова-снова-снова видеть там эти премерзкие морды».

Евгений задумался, послюнявил по привычке шапочку карандаша, сплюнул в корзину для бумаг (на карандаше оказалась резинка, о чем он совершенно забыл) и принялся за письмо:

«Котик, зайка. Скучаю не только я, а еще мой маленький друг. Он так взывает о пощаде с твоей стороны, что иногда мне приходится его гладить и успокаивать, я баюкаю по вечерам нашего с тобой друга – так баюкаю, но он все равно не успокаивается. По ночам, он снится мне и угрожает».

Евгений вспомнил, когда это началось в первый раз. Он вернулся домой, написал любимой письмо, посмотрел час телевизор и лег спать, потушив ночник в изголовье. Натянув теплое одеяло, он заснул и сразу же увидел Его. Да-да – собственный член вознесся над ним во сне, превратившись в огромное чудовище. Член грозно вопросил Евгения Викторовича – «Доколе, Женя!». Евгений проснулся весь покрытый потом, отодрал прилипший пододеяльник и включил ночник.

Стены как стены, пол, потолок, за окном валит густой снег и темно. Помотав головой, Евгений лег на другой бок и заснул. Без приключений.

Говорящий член снился часто, пугал уже меньше, скорее стал надоедать. К психиатру Евгений обращаться не хотел, боялся огласки, да и просто стеснялся. Он считал как: если ты пошел к психиатру - уже сумасшедший, сам на себе поставил крест, перечеркнул свой разум. Евгений никуда обращаться не стал, рассказывать, не смотря на болтливость, тоже.

«Я уже писал тебе. Вот, вчера он снова приснился. Проснувшись, я долго гладил и успокаивал его. Милая моя, я мастурбирую, думая о тебе, я постоянно делаю это, постоянно, почти все время…».

Евгений Викторович отметил не без удовольствия, что возбудился. И с двойным рвением принялся за бумагу:

«Голуба, котик. Я часто вспоминаю твои стройные ноги и гладкую поверхность, лоснящуюся после наших прогулок. Мы держались за руки, шли, прижимаясь друг к другу. А затем садились на скамью в тихом уголке парка или улочки, ты расстегивала мне ширинку…»

Евгений погладил свои гениталии, зачеркнул пару неверно написанных букв, перечитал:

«… затем засовывала свою тонкую ручку, ища притаившегося там зверя. Он вплывал в твои нежные ладони, ласкаясь и урча от удовольствия, а ты обхватывала его крепко, с нажимом и поднимала на меня глаза. Они блестели и светились, как море в лучах заходящего солнца, легкий румянец покрывал твои чуть пухлые щечки. Ты облизывала губы, потупив взгляд, и начинала, сначала медленно и осторожно, затем уже быстрее ласкать своей рукой его. Я глубоко дышал, постигая пространство и время, а ты продолжала водить рукой, во всем остальном ничем не выдавая нашего занятия – такая миниатюрная и ухоженная, робкая и стеснительная, с восхитительным птичьим голоском. Ты румянилась все больше, я дышал чаще, а твоя рука, напротив, двигалась быстрее, сжимая и разжимая кистью его кожицу».

Евгений сглотнул, вытер со щек и висков выступивший пот. Снова склонился над письмом:

«Я откидывался на скамью, сжимая руками белые доски, часто дышал, старался расслабить мышцы ног и поясницы. А ты придвигалась ближе, обхватывала меня за талию, жадно целовала сосок и ласкала его, двигаясь вверх и вниз. Мы никого не стеснялись, я стонал, а ты покусывала и лизала, я хватался за доски все крепче и крепче, так, что они хрустнули, по пальцам побежала кровь, но мы не видели, ты очень быстро двигала рукой, да - мы не видели никого вокруг. Бешено целуя мою грудь, и все крепче сжимая меня в объятиях, ты пересаживалась мне на колени. Перекинув ногу, задирала свою юбку. Послюнявив руку, схватила и ввела мой член во влагалище. Я цеплялся, как мог, постанывая, а ты уже приноровилась и с тихим шелестом опускалась всем своим телом на меня, снова отодвигалась, опускалась, жадно хватая ртом воздух. Я чувствовал свободу, и пространство, сладость твоего тела - я ощущал тебя, почти забывался, но ты уверено двигалась надо мной. Вся раскрасневшаяся, ты ничем не выдавала в себе ту нежную и робкую девушку, с которой я только-только держался за руки и шел по пустынной улочке к нашей белой скамье.

Обняв меня жадно, ты задвигалась быстрее, а я дернулся, вошел глубоко и кончил, еще раз, и еще кончил – я эакулировал в тебя и хватал воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег; ты же дышала жарко, целуя колючую щеку, шею, хватая острыми зубками кончики ушей, прижимаясь влажно к ресницам. Я облизал сухие губы и поцеловал тебя, еще несколько раз самостоятельно двинувшись навстречу твоему телу. Запоздало забрался руками в твои джинсы и нащупал мокрые от пота и движения ягодицы. Я поцеловал тебя и прижал к груди».

Мужчина лежал грудью на столе. Его руки покоились на двух исписанных листах бумаги, веки чуть подергивались, а дыхание было частым и неровным. Он открыл глаза и начал дышать, слюна стекала по его губам и капала на бумагу, смазывая чернила. Затем он встал.

Неестественно горбясь, Евгений прошел в ванную, снял с себя все белье и пустил душ. Забравшись под него, первым делом он промыл пенис, затем сполоснул голову, намылил мочалкой все тело и вошел под струю воды. Выключив воду, мужчина схватил широкое полотенце с вышитыми синими медвежатами в комбинезончиках и быстро вытерся. Переодевшись, босыми ногами прошлепал в комнату, смял написанное, и на чистом листе коротко вывел:

«Привет, привет – кошечка!

У меня все хорошо, работаю. Передавай привет родителям. Целую.

Твой Женя».

На конверте написал: «г. Новосибирск, Тимуровой Оксане».