«Гении ездят на жизни, а не гениев она давит. Если даже ты на машине ездишь, тебя трактор давит. Я раньше ездил – уж не знаю, на чем – а сейчас меня что-то давит и значит я не гений, но, пользуясь старыми заслугами, писать пока я нагло продолжаю. Мне, задавленному, нечего терять – но разумеется ничего и не приобрести уже. В случае чего, просто зачеркну написанное – не сейчас, конечно, а потом, когда снова буду ездить на жизни или даже летать, трактор, экскаватор с задранным ковшом, посвистывая, свободно облетать…» «Кажется, уже во всем мире вдохновение угасло и, по-моему, чтобы вдохновение спасти, надо разрешить пасквили писать. Один по злобе что-нибудь вдохновенное напишет, а другой прочтет и так изумится, что сделает вдох и очень интересно и особенно воскликнет. Такое тут начнется! Кино совсем забросим! Покойники воскреснут! Яблоки на землю перестанут так покорно падать! Начнут свою селекционную работу и превратятся в кирпичи! Или собратьев слабых пустят на вино, чтоб пьянствовать и веселиться, за ветки уцепившись…» «Вот она, например – пишет прекрасные пасквили. Вылезла из грязи в князи, из посудомоек и бельестирок каких-то в переводчицы с иностранного в иностранной же фирме, да ещё и в преподаватели университетские, обзавелась, соответственно, шубою и айда пошел стихи строчить, где я и неряшлив, и одет смехотворно плохо… Или он: покритиковал его, так пожалуйста – в следующий раз он уже обвиняет меня, что я всех кормлю гуманистической пищей с мышьяковой начинкой…» /Не могу успокоиться/ «Т.е., выходит, он-то как раз в свой опус мышьяк и заложил! А я сейчас?! Разве не мышьяк пишу!? Э-э, нет, извините – это мышьяк в банке и с надписью «осторожно, очень ядовито – детям не давать, а себе только больные нервы в зубе убивать». А критика моя лекарственной была, просто с ядами лекарства схожи. Вот если бы он про себя такое написал, то это б «всегда полезной самокритикой» мною называлось. Да, но за что ему тогда было бы критиковать себя?! Нет, он сначала должен пасквиль написать и им меня воодушевить слегка, а себя основательно расстроить…» «В принципе, я хотел, конечно, себя подвергнуть обычной жизни – хотя бы для того, чтобы жениться и денег заработать – но, чувствую, что она меня в фарш начинает превращать и скоро мне будет нечем и думать, и писать…» «Многие, кстати, колеблются между крайним добром и крайним злом, почти каждый может быть и добрым псом и злым тюремщиком и волком – и волки беспрестанно побеждают на земле, но псы по воле Христа и солнечного света очень быстро размножаются, желая в этой жизни хотя бы побегать вволю…» /Уже как машина те три точки ставлю./ «Напоследок, новый сон–загадка: приснилось, что я в камере с каким-то мужиком и этот мужик вроде бы старый друг, но сейчас меня желает поиметь, вот только не разберет как – физически или духовно и так мучается в такой раздвоенности своей, что от меня ж жаждет утешенья - притом, что сам начальник и непонятно, что делает в камере моей…»
__
Вообще, раз плохо я сейчас пишу, пора мне женщин обложить пятиэтажным матом, так сказать квартал пятиэтажек возвести, чтоб не прозябали в «ветхом фонде» мужики под неусыпным надзором половин своих, которые на самом деле себе две трети всех остатков жизни отхватили. Женщины уверены, что именно они есть центр оставшейся вселенной, мол, мы сначала должны слушать и ублажать эти говорливые и ненасытные создания и только после, если время будет, своими делами заниматься, мол, твоя задача дома любить меня, а на службе – государство – и неважно, что я тупая сука, а государство – бюрократическая блядь. Правда, она кичится и своей способностью любить, но нет, просто ее очень интересуют мужики, а более мало что интересует. Женщина готова ждать, но только потому, что ожидание не труд и готова выброситься из окна, но лишь для того, чтобы насолить мужчине. Она караулит всего мужика, но обычно легко довольствуется и частями его или вовсе мелкими выгодами, возможными даже при самом формальном сотрудничестве. Помимо мужика, у неё всё время на уме то занавески, то стенгазеты, то поход в театр дурацкий, то конфеты, то свистульки, то шифонерчик, то сериальчик – в общем, вся эта бесконечная мура. Да что говорить: мне моя тварь, спец по всем вопросам, нынче снегиря порывалась поручить нарисовать – подняв в душе такой зимний мрак, что я, промямлив «после, киска», там же обложил ее пятиэтажным матом, после чего стал сие воззвание чиркать, задумав в перспективе и восстание поднять. Им наплевать, что все они уже целиком описаны, они хотят жить, т.е. трахаться и мясо жрать и лишь с этой целью мне моя тварь в наш самый первый раз Ренуара подложила…» /Но через день другую я песню запою, а именно «приди, приди в моей злосчастной жизни главная отрада»!/
__
«Довольно правдоподобно светит Большая Любовь, а я всё так же мрачен и в первый раз губу почему-то совсем не раскатываю – продолжая писать только уродские тексты. Причины очевидны: во-первых, меня двадцать раз обманывал этот свет, а во-вторых, я его вовсе не достоин…»
__
«Целый мир теперь письменно, живописно, звуково плачет и свинячит, целое море болтается на все лады и попробуй, разбери, кто в нем рыба, кто корабль, кто человек на корабле и кто обычная соленая вода… Все мечтают духовно меня покормить, надеясь, что толкучки, эстрады всякого рода настолько публичны, что деньги приносят и славу, и я преспокойно выбираю самые лучшие кусочки из моря, с плеером и безвестностью собирая грибочки в лесу…» __
«Фильмы и книги – это сны для не разбуженной части населения! Не знай, как получился текст, но славно я сегодня вечерок провел – чай с вареньем, писанье текстов и красивое кино. Нет, было всё не так – были лишь чаи с лимоном и вареньем двух сортов, потому что первый сорт успел мне надоесть за вечер – и только мысли о текстах и кино в ситуации, когда и так всё славно. В ситуации, когда проблемно всё. Но текст этот все же состоялся? Ни фига, он близок словно чай и я не вижу в нем кино…»
__
«…Любой понос словесный, конечно – удобрение. Я в этом спец, большой баскетболист, хотя в последнее время и потерявший форму. А так – беззубый и без денег. Тут надо особый образ жизни выбирать. Она тогда как лошадей не случайно кавалеров выбирала: раз зубастик, так силен – а если сама она напишет, что смотрит в пол, то с силой смотрит и с силой то, что написала прочитает. Сейчас я красивый и беззубый, но если она – другая, мне на ту уже совершенно наплевать, раз я ее не вижу – меня отвергнет, то я настолько образ жизни изменю, что стану даже и ужасен – но зато силен всех людишек превращать в понос с зубами, а весь понос в людей зубастых, но иного поколения…»
__
«Чтобы написать слово, надо расстрелять определенный кусочек пространства определенным набором пуль… Или буква не пуля, а орган: одна буква – это печень, например, а другая – селезенка – и в итоге мы получаем как цветок красивый организм… В общем, рассадив всю обойму точно так, как надо, я вышел из тира на огромное цветущее поле…»
__
«Не спорю, лучше быть живым воробьем, чем мертвым чурбаном, но что же ты за чурбан, воробей, если не можешь облететь чурбан и увидеть, что с другой стороны прямо в дерево его врезано вполне живое и человечное лицо…»
__
«Для артиста на сцене зрительный зал – это вынувшая деньги темнота, что паузы твои заполнит своим хлопаньем в ладоши… А для меня артист реальность только два часа, а потом он выключается точно так, как телевизор. Причем самый дорогой и близкий мне артист на третий день, чтоб не провонять, стал мумией словно фараон…»
__
«На холоде под дверью мы что-то ждали чуть ли не до 2-х или 3-х ночи и хотя это «что-то» так и не явилось, расходиться нам уже не было никакого смысла и, сколько я понимаю в такое время суток, мы вроде бы сдружились, да и хотелось все же разобраться, почему так всё получилось – и куда теперь пешком на холоде идти…» «Мне так многозначительно холодная каша приснилась, словно я вижу незнакомую страну, а масло на ней – это ее болота, озера и реки… Хороший был сон, явно к добру, когда твоя не тронута каша и ты, махая ложкой, на вертолете облетаешь её как страну…»
__
«В женщинах есть половые отверстия, а в мужчинах бывают пулевые отверстия… Блокпост поставлен у входа в ее половое отверстие и нет даже врача у входа в мое пулевое отверстие… Нет, просто мужики не знают куда девать свой твердый член, а женщины просто любят играться с куклами и детьми – впрочем, член тоже ребенок – а так они друг другу вечно не подходят…»
__
«Город – жестокая вещь: продаю, покупаю, еду пораньше, жестко ненужных субъектов от себя отключаю…» «Проповедь – слишком легкое занятие. Надо осуждать его как тунеядство…»
__
«Любовь моя, менты, послушав твои красивые романсы, выходят из зала строем, но потом красиво принимаются за жестокую работу… Творчество - отрада для души и украшение общения умных людей, а деньги и работа должны создаваться отдельно. Нельзя торговать своей собственной душой – это занятие из худших…»
__
«Хватит плакать, жизнь такая штука, Нина, Света, Мэри. От Бога новых к нам не поступало правил… Я сделала вид, что уже пьяна и, мол, простите, но я не буду больше петь и танцевать, хотя это и моя работа… У меня и самой, детка, душа не согрета – даже летом. Есть только мужики и сигарета…»
__
«Сумасшедший – это евнух головной, но зато импотент – с-члена-сшедший…»
***
Пример «нормальных, но озабоченных» – «Агата Кристи», пример «нормальных, но жестоких» – «Наутилус Помпилиус»…
__
«Люди воюют друг с другом, делая праведные физиономии… Государства образованы, чтобы помочь им с праведными физиономиями воевать… Убили – воскрес, убили – воскрес – и продолжается, не выключен, фильм, хотя вечер, поздно уже и все сукам чертовски хочется спать и своих женщин ебать… Вокруг все эти чертовы сцены, а во мне все эти наивные веры. Все мешки с сахаром отравлены чумой, всю чуму сопровождают мешки с сахаром… Промчался с превышением скорости… и из проулка было как акула вылезла полицейская машина, но в ней почему-то сидела куча бабулек в соломенных шляпах… Мое творчество – Дикий Запад. Моя любовь – предложение поиграть в казаки-разбойники. Их творчество – тюлевая занавеска, а их любовь – набор кастрюль за этой занавеской. Человек лежачий предпочтительней человека привыкшего стоять на голове. Лежа этот последний только сексом занимается, да и то вряд ли… А друг – это тот, кто за моей спиной называет меня по имени, а не по фамилии… В последнем фильме мне понравился образ книжного профи… Анекдот безответно в меня влюбленной сучки: «вы – гомик, и это нехорошо! Но такой нежный…» В жизни иногда кусают за то, что не поцеловал и целуют за то, что удачно кусал, но следы оставляют только укусы… А я яйцо с очень твердой скорлупой, но если снаружи его даже просверлить невозможно, то изнутри пробьется и самый желторотый птенчик… Я же вижу как она мою материальную ценность зажимает и, делая тот вывод, что для сук материя любви важнее ещё сильней твердею скорлупой… Бурчу, вон, брату, что, мол, тебе надо в 6 утра вставать – а не в 9-ть дня – чтобы успеть и посуду, например, помыть и все свои капризы столь медленно исполнить… Авангардисты-производственники – люди эффектов и действия, а вовсе не нежных сказок и тонкостей суки – но я все же предложу им бизнес и сказку. Потому как в ней эффектов-то тоже полно… Но сзади всё кусает и пресмыкается чужая злосчастная любовь – мол, что, наверное дешевыми красками свои картины рисуешь – якобы, это сочувствие или любопытство к некоммерческой информации… Вообще, искусство – чума и напрасно суки надеются, что с ней они выглядят лучше. Мне даже кажется, что актеры, поэты, художники – это довольно мелкие – потому что как бумага плоские – люди… Напоследок лег спать и от всех этих горестных мыслей мне приснилось, что упомянутую мной нелюбовь – но одновременно героиню Рубенса и Ренуара – сзади уже пользует мужик на просторе…»
__
«Начал было: «я не боюсь смерти, только не хочу боли и неприятных зрелищ, и опасаюсь бесхозным и недоделанным оставить имущество свое; наверное, лучше всего умирать во сне, хотя возможно, что таковой как раз видит самый страшный сон», как тут же началось: «выбери себе смерть! От рака не хочешь?! Пожалуйста, мы добрые! От сердца хочешь, или от язвы, или от удара по башке?! От сердца лучше? – видел я, как судорожно задыхается мертвенно бледный сердечник, а вокруг него бегают врачи»…»»
__
«Материальная реальность здесь и сейчас и всё остальное пространство и время виртуально здесь и сейчас, а именно в моей голове, лишенной и простора, и каких-либо часов… Материалист отрицает и воспоминание, и раздумье о будущем, и предвидение, и значимость следствий. Он дурак, но ему как зверю наплевать на слова. Мир – густой лес, потому что заполнен непуганым зверем. Дома – это те же деревья, только с ветвями вовнутрь. Пора умным и достоевским выходить из нор, где они как кроты и начинать отстрел дураков, к обезьяне вернувшихся… Однако, когда всё запрограммировано, то действительно не нужно предвидения, а когда всё железобетонно и дуракоустойчиво, то нет и последствий. Цивилизация пытается адаптировать дурака и к нему приспособиться…»
__
«На стыке литературы и религии в обязательном порядке не только истина рождается, но и шиза. Вот последний пример – поэма о полном бездушии и беспорядке в библиотеке, закончившемся тем, что снова Бог-Отец выскочил из одной далекой книжки, причем я удивляюсь как она вообще очутилась в нашей атеистами населенной библиотеке…»
__
«Пора менять породу людей. Иду по улице и вижу только уродство и серость, общаюсь с элитой и ощущаю только старость и унылость. Все высохли, как бумага денег. Все не веселятся, а бесятся. Гниющая и декадентствующая элита не оказывает никакого влияния на народ и у того сплошное безвременье…»
__
«Жертвоприношение – живой человек играет Рахманинова и живые люди пришли это дело послушать. Кассет и компактов им мало – мол, мы избраны тем, что живут традиции в наших сердцах. Что же, пусть их, для того чтобы слушать такую скуку действительно особая ретивость нужна…»
__
«Замучила меня живопись моя – гармония – что как Христос должна всех успокоить – не дается и в самой жуткой мере заставляет беспокоиться… В итоге, я сорвался: «бля!», ору, «в бой идут штрафные батальоны! Переебу тебя, раз не даешься! Надоело терпеть, я теперь с тобой иначе поговорю, сука!» И что бы вы думали: удалось-таки поумнеть и подобреть… Я же раньше одним изобретательством занимался и только найденный принцип обкатывал. Т.е. это было что-то вроде авто начала века – примитивный драндулет. Конечно, тем, кто на конях в искусстве и его не сотворить, но все же я желаю совершенствоваться, сука… Кстати, я даже понизил сейчас уровень творчества – во-первых, слегка замотался, а во-вторых, не вижу людей, ради которых стоило бы лезть в высоту. Пришло время трезвых констатаций… Вот, например: философия – слабое место этой цивилизации, всем философам её впору в цирке выступать, хотя, с другой стороны, дуракам легче добиться гармонии… Ничего, в 36 лет я наконец свыкся с тем, что жизнь – это сплошная работа и надо умудряться радоваться, мечтать и отдыхать во время всех «окон», что рождаются по ходу её… А с другой стороны я понял, что всё на этом свете не очень-то важно и нечего перенапрягаться из-за чего бы то ни было – хотя, конечно, хочется какой-то гармонии…»
__
«Навалилась неприятная реальность. Не выспался и навалилась неприятная реальность и хочется привычно скиснуть моему молоку, но на сто лет вперед я сыт простоквашей. Съел рисовую кашу с компотом и ещё на живот навалилась неприятная реальность. А потом навалились женщины, дела и это тоже неприятная реальность. Продолжаю ожесточать свою душу против простокваш. Вытаращился и ящером смотрю на всю эту неприятную реальность, а потом медленно передвигаюсь…»
__
«Надо производить на людей столь же сильное впечатление, какое производит на них, например, опасный преступник. Не те зэки, которые, по сути, есть безалаберные растяпы и жертвы, шестерки больших игр, а матерые человечищи, которых боится даже целая толпа или менты. Стеснительным же все желают помыкать, домашнего все желают использовать. В людях достаточно агрессии и толстокожести и «сломать» их не так-то просто – хотя, с другой стороны, они все холопы, пьяницы и бабники – т.е. слабаки в кубе… Бабы глупы поголовно – и потому поголовно же привержены стандартам нашей насмерть заштампованной жизни. Они тоже самоуверенно предполагают отсутствие в жизни каких-либо альтернатив и нужна опять же большая жесткость и решительность, чтобы произвести на них настоящее впечатление… Везде нужна независимость и решительность. Если оглянешься на других, то обязательно станешь соляным столбом. Эта жизнь – зона риска и в ней, кроме несостоятельности и самомнения совершенно нечего терять… А с другой стороны, я человек западный и мне всего милей жить с умной и интеллигентной бригадой интеллектуалов в свитерах и джинсах. Занимались бы и творчеством, и бизнесом и нас бы даже обмишуривали всякие падлы, канальи и сволочи…»
__
«Брат попытался записать ночной фильм с телевизора, но запись получилась неважной – правда, и фильм оказался полной и окончательной ерундой. «Какие фильмы, такие и «видаки»» – говорю, «да и братья теперь занимаются мурой и фигней»…» «Больному отцу достался сон про полумертвую знакомую – они с матерью думали, что она совсем умерла, раз так долго в таком неподходящем месте находится, но оказалось, что нет и они её потащили – а мне как нонконформисту пришлось лицезреть собственное бегство – сначала на некую улицу, потом в какой-то городок и, наконец, в глухомань кромешную, в леса, но, кажется, там есть деревня, вот только не было бы в ней связи с внешним миром, в котором живут догоняющие меня следователи мои – они в городке побывали уже через полчаса после того, как я ушел из него на рассвете…»
__
«Кто не общается с людьми, тот заведомо выгадывает, если ему есть что терять. Да, общение – это вредное занятие, даже самый «нормальный» человек излучает большое количество ядовитых испарений. Так называемое «хорошее отношение людей» означает только то, что вас держат за хорошего коня – или за какой-то другой транспорт, или за дом, или за вещь, а возможно и пищу… Мне жутко не нравится, когда кто бы то ни было чувствует себя со мной хозяином положения. Теперь я хочу, чтобы меня прозвали Дмитрием Грозным. Да и Сталин правильно людей за навоз считал – не только я, но и реальность подтвердила его предположения. Старые знакомые мне всё ещё покровительствуют, а старые знакомки «влюбляются» чуть ли не из одолжения. И те, и другие уверены, что я должен интересоваться ими – например, прочитавшим две книги и написавшим один рассказик – а не они мной и очень удивлены, когда я их молча, но однозначно посылаю на три странные русские буквы…»
__
«Попробуй, женись тут – в быту человек сплошь и рядом плохо выглядит, а то и болеет. Если нет сходства и взаимопонимания, то с какой стати ты будешь любить товар, как оказалось, бракованный и не витринный – его просто не за что любить. Женщины не умеют любить точно так же, как не умеют мечтать, но им нужно, чтобы рядом было существо, которое бы их защищало и ублажало – они очень любят этот вариант… Нечто сходное и мужчина говорит, вот например: «с нелюбимой женщиной даже «кончить» невозможно – это не секс, а настоящий кошмар».
__
«Покашливание, шоколадные конфеты, снимаемые джинсы, женское белье, больное лицо в зеркале, ритуал, осторожное продвижение в темноте мимо стульев, покашливание, чай…»
__
«Рвет и мечет, всех читала – якобы – а, например, что нормально чего-то не знать, совершенно не понимает – сразу спрашивает о том, за кого я её держу, начиная тупой и грубый разговор»…
__
«Какая-то резкость в нем есть и какой-то ум – или переиграет, или так резко ударит – при всей слабости своей – что мне все же нехорошо станет…»
__
«Ненавижу эти плохо раскрывающиеся книги. Кирпичи надо красить синей краской и писать на них название! По идее, оформление книги не менее значимо, чем ее содержание. Естественно ли казенное и безликое отношение к замечательной книге…»
__
«Пора основать семью с какой-нибудь дурой, которую можно сделать умнее и по-писательски торговать своей дурацкой революцией… …Гонкура шокировали импрессионисты и он предпочитал в них видеть только безалаберность, а я хотя и ценю его за здравость, трезвость, но все же не забуду никогда, что только либералы производят в жизни свежий воздух. Многие ценят цивилизацию, ну, а я так только жизнь ценю – пусть всякий живость производит… Многие сидят так, словно под ними не стулья, а сундуки с золотом – в башке столько тайных вожделений, что совсем забыто то, что надо двигаться и оживлять себя. «Не надоело вам банальности писать?! Всё должно быть более замысловато! И более доброжелательно…» – кругом полусумасшедшие и полууголовные элементы и потому мечтаешь даже о Гонкурах, хотя для многих это повод, чтобы банальности писать… А я просто эксцентричен. Меня хлебом не корми, а дай рискованный текстик написать. А что? Вот взять Китай – он набит людьми как бочка сельдью, но толку от него никакого с тех пор, как три тыщи лет назад он бумагу изобрел. Похоже, они думают, что это здорово и жизнь – превратить землю в гигантский муравейник, где каждому настолько ничего не светит, что лучше ни в чем и не нуждаться, словно муравей… При этом китайские писатели считают, что они пупы земли и нимало не стесняются тем, что существуют, скажем, писатели французские - я уверен в этом, потому что и казанские писатели знать не желают, например, челябинских ребят, будучи уверены, что лишь они пупы земли. Но на самом деле пупами вся земля покрыта. Она потому и круглая такая, что на ней нет ни одного места, где б не обитал свой Коперник или Галилей…
__
«Один строил мост, а потом другой романтически на него облокотился. Вроде бы презрения достойно его поведение по сравнению с поведением строителя моста, но что делать? Строить новый мост? Возить по первому мосту материалы для второго? А дальше что? Я уж и не знаю, вещи – это слуги или господа…»
__
«Думал, что он за моей спиной лежит, болеет и даже было неуютно оттого, что кто-то наблюдает за спиной, но оказалось, что тут – пустая койка. Значит, в моей комнате лежит – там тихо и спокойно? Нет. О, вот он – живой на кухне обретается и даже пробует продукты…»
__
«Вторую неделю затишье в моих любовных делах и лишь нормальная российская училка как танк одинокий меня атакует. Она меня душит объятиями, её слова как сильный встречный ветер, что свистеть в ушах способен многими часами. Причем мышление у нее образное, а образы у неё сексуальные. Шестиклассники её так касались, что почти изнасиловали. И т.п. – подробностей много и в итоге мать прокляла её из-за счетов за телефонные разговоры. Терплю, выпуская гадкий пар только в этих текстах и размышляю отчего это на самых больших людей нападает настолько большая чума, что они таки справиться с нею не могут. С любой был бы вожделенный секс и покой, но это такой самурай, что мне она посоветовала не болеть, а лечиться…»
__
«Нет женщин без болтовни, а если есть женщина без болтовни, то нет женщин без капризов, воспроизводимых каждую секунду, а длящихся годами, т.е. до гроба, о котором уже не думаешь, потому что, собственно, не прочь сойти в него поскорее. Парочка истерик и обо всем стоящем ты забудешь насовсем. Копошась под их юбками и пресмыкаясь под их каблуками, мужики деградируют и в духовном смысле превращаются в таких ничтожеств – с тоску наводящими триадами типа «православие, самодержавие, народность» - что, ей Богу, в сравнении с ними и в аллегорическом смысле я тоже Самсон и «ослиной челюстью» могу вышибить мозги сразу шестистам идиотам…»
__
«Гонкур, наверное, думал, что Мане и компания – очень опасные либералы, но нет и эти оказались «мэтры». Для меня, что «мэтры», что «метры», но жаль, что всегда так получается…
__
«Утешает по телефону: «зато ты закалишься в жизненных испытаниях, которые я тебе создам». Спасибо, мадам».
__
Я просто создан для того, чтобы быть писателем, художником, а быть может и кем-то ещё, и потому с полной невозмутимостью продолжаю возиться среди своей чудовищной кипы рисунков – однако, получается, что я меняю их так, что теперь не скажешь уже «ну, легкомыслие у человека! ладно!» – нет, теперь я добавил усидчивый и полный серьез и мой стиль теперь называется не эффектной мазней, а изысканной, но что сие означает мне и самому не очень понятно…»
__
«Я догадался, что ему очень хочется одернуть меня, мол, ты не того, будь поаккуратней – причем сделать это во внушительной силовой манере, но я хитрее и повода нет… Все же бешенства своего опасаюсь. Все же зачем я заявляюсь туда, где одни индюки-ретрограды…» /Похоже, жизнь так гениальна, что никто не знает, что это такое./
__
«Нет, всё-таки с удовлетворением читаю Гонкура – всё-таки Золя, Доде и Тэдэ жили как люди, общались – рассказать бы им, что наши местные казанские гении ведут себя как демиурги и школьники – они бы долго смеялись… Мне, впрочем, по какому-то поводу сказали, что я веду себя ретроградно – ах, да, отказался пьянство прославить – «да хоть петроградно» - ответил…»
__
«Сожаление вызывает, что я ошибался и был слепым щенком на полусогнутых когда-то – всю молодость – но жизнь слишком коротка, чтобы можно было позволить себе ампутацию времени в памяти. Жизнь так коротка, что мы всё равно со слезами братаемся, хотя до и были не правы, а после – озлобились…»
__
«Монах – прожектор, который светит в пол, не желая, чтобы свет рассеивался. Это я не сам придумал, а у них прочел. Мол, вот она святость. И так каждый узко специализируется, предпочитая не бороться за этику, Большого человека и Бога, а чувствовать себя святым спецом под колпаком…»
__
«Ты корнеплод? Вершками или корешками силен, признайся, бродяга? Я раньше, например, тоже весьма раздувался, но теперь понял, что это лишь оттого, что я корнеплод. Уверяю тебя, что если ты корнеплод, то в сравнении со мной, ты ещё простая редиска…»
__
«Я не курю, но тут вдруг почему оказался с сигаретой. Правда – с сигаретой Бохума. А Бохум, по-моему, как-то с самолетами связан? Во всяком случае, я слышал звон в ушах. И хотя в самолетах не курят, сегодня не они, а именно сигарета должна привести меня к успеху, правда, к какому? – может, к созданию новой модели самолета, хотя раньше я и далек был от таких проблем, но сейчас ты решай ее побыстрее, потому что в наших салонах за каплю никотина убивают даже лошадь и я ещё не знаю, как в этом плане обстоит дело с самолетами Бохума…» |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
