Литература

I.

Ангел пыли вынимает смычок из стеклянных ножен, наступает на тень самого фараона и становится похож на засохший букет роз, нарисованный железной пудрой и намагниченным пером. Он выскакивает из-за угла и проводит смычком по сердцу прохожего. Тот засасывает свой глаз шприцем и вводит себе в вену, а извлечённый звук заставляет расти траву на паркете его квартиры. Внутривенные стёкла дождя пахнут известью и мокрыми полотенцами. Вместо столбов вдоль дороги стоят градусники. Сфинкс не может не хлюпать провалившимся носом в своей песочнице, когда я стою перед ним на крылатых костылях и рассматриваю растоптанные карманные часы в замёрзшей луже.

II. СВАДЬБА.

Невеста, распятая в гинекологическом кресле, чуть прикрыта плащом из живых махаонов. Её жених (человек слепоглухонемой без рук и ног), лежит на коврике. Тут мальчик подрался со своей виолончелью и мне пришлось их разнимать. Оскопленный воробей курил подзорную трубу. Беременное дерево скрипело в стеклянной колбе. Лучшими гостями являлись грибы. Грибы вели навигацию неподвижности при помощи астролябии. Это было в планетарии, в этой птичьей клетке для звезд. По-моему я спал за кого-то, но когда я проснулся в улиточной раковине, я вылез оттуда. И священник планетария, с двумя большими бровями за спиной, сообщил, что успел их обвенчать за несколько секунд до смерти жениха.

III. РЫНОК.

В небольшом селе, где бронепоезда являются общественным видом транспорта, на пустынной рыночной площади играет граммофон с картой звёздного неба вместо пластинки. Иглой служит указательный палец немого человека, стоящего рядом с открытым ртом. На запястье у него вместо часов верёвочкой привязан бутерброд с колбасой. Неподалеку от котельцового дома с отрицательным номером аквалангист высохшего пруда держит в одной руке громоотвод для тополиных облаков, а в другой чашку с говядиной. Парикмахер травы с хороводом муравьёв на голове заменяет в подъездах дверные глазки детскими калейдоскопами. Выкидыш среднего пола приспосабливает гантелю быть его внутричерепными очками. Четвероногое туловище смотрит расстёгнутыми ширинками глаз на рыбок, вылупившихся из куриных яиц в отключенном холодильнике. На засохших кустах растут канделябры с вагинальными свечами. Запах горящей помойки отбрасывает шарообразную тень на развалины дерева.

IV. ОБРАЩЕНИЕ К ПРЕДИСЛОВИЮ.

А ты, чьё имя начинается с маленькой буквы, отчество с ещё более маленькой, а фамилия вообще служит подлежащим в школьном грамматическом упражнении! Если тебя застанет врасплох состояние, о котором ты предпочёл бы не иметь ни малейшего представления. Если гусеницы слов пожирают осеннюю листву твоего сердца. Если пошатнулась вера в снежного человека. Если любое твоё суждение напоминает критическую статью на непрочитанную тобой книгу. Если никак не удаётся устроиться внештатным корреспондентом стенгазеты « Кладбищенская правда». Если прошли именины ума, и он уже не трубит в рог изобилия. Когда уже произошло разделение бездействия, и дух не занимается охотой, а душа собирательством. Когда твой покой состоит из холодного, безмолвного спокойствия врачей. Если эпилепсия заменила чувство юмора. Если в твоих волосах завёлся пепел, а ты по инерции мусолишь чётки телефонного провода. Если тебе навязали игру с краплёной колодой будней. Если тебе невдомёк, какое прошлое ожидает меня впереди. Если твой язык болтается как ценник на половом члене. Если бомжей не пускают на помойку без смокинга с бабочкой. Если твой проктолог оказался гомосексуалистом. Если в несуществующем сосуде посмертной каплей стало огнеупорное письмо научно-популярного клоуна. Тогда ощущение, что объяснять написанное это всё равно, что из икон делать разделочные доски является наушниками для прослушивания тишины, которые можно подключить к любому предмету, объекту или явлению, как неживой, так и живой природы. Это попытка разглядеть в темноте то, от чего ты впоследствии убежишь сломя голову.