Литература

Наверное, я была черезчур правильная, когда училась в седьмом классе. Я училась на круглые пятерки и заплетала косички. И уважала учителей. Этакая маленькая жополизка. А потом тетя - психолог провела с нами тест. В моем дневнике появилась запись красной учительской пастой, - это был переломный момент в моей никчемной, недоразвитой жизнишке.

Родители узнали, что у меня слишком лабильная психика, склонность к субклиническим депрессиям, переходящее состояние от отчужденности до агрессии и частые скачки в настроении. Страшному диагнозу поверили и начали меня опекать всячески. Я не сопротивлялась, обманывала. Попала в плохую кампанию, начала пить и курить. А потом?

Димедрол.

Трамадол, от 10 до 17 таблеток за три часа.

Буперморфин, который имел безопасное название "Зубатекс"

Азафен.

Терпинкод, который мы запивали пепальфеном.

Из антидепрессантов - трамал, по 6-8 таблеток.

Лечение метадоном прошло впустую.

Коаксил внутривенно.

А мать и отец до сих пор считают, что я маленькая послушная жополизка, думают, что я ночую у Ольки, и мы смотрим фильмы...

А вокруг меня - обшарпанные стены десятого этажа девятиэтажки, где когда-то сидела лифтерша, но сейчас никого нет. Подо мной пыльный пол подъезда, рядом - лестница на чердак, который всегда закрыт на массивный замок.

Чувствую, что лицо онемевает,а из краешка губы начинает вытекать слюна.

Где-то на первом - шаги. оттого, что тактильные ощущения ослабевают, слух усиливается в пятьсот раз. Шаги бъют молотками по мозгу, а он что-то невнятно отвечает. Шприц падает, пальцы костенеют. Начинается показ фильма.

Стены сходятся и расходятся, словно титаники. Маленький мальчик ёбнулся в тот же колодец, куда совсем недавно советский Винни-Пух спрятал изуродованное тело убитого Покемона.В дальнем углу жаласьстарушка в лохмотьях. Ее дрожащие пальцы пытались открыть пакет прокисшего молока, но ничего не получалось. Она рвала его двумя единственными передними зубами, отчаянно сжимая пакет в ладонях. Не выдержав напора, пакет с треском лопнул, и белая с комками масса вывалилась на ступеньки. Старуха зарыдала, проползла на коленях к краю ступени, и, глотая катившиеся градом слезищи, начала слизывать зловонную массу с грязного бетона.

Что-то мельтешит слева. Поворачиваю голову.

Резиновая жопа сидит на плече и давит на мое самолюбие. А мои глаза приторно-сладкие, словно сахарная пудра. Хотелось бы попробовать их на вкус. А с меня стекает зеленая жижа и капает на этаж ниже. Капли ее разбиваются и расползаются сотнями опарышей, которые вот уже через секунду взлетают мухами, забиваясь мне в ноздри, уши, рот. А потом снова вытекают зеленой жижей.

Мне ни холодно, ни жарко.

Это такое ощущение, которое называется "никак". Я "нигде". Я "ничто". Мне "никак".

В какую-то секунду моргаю. Я чувствую, что веки налились свинцом. Бы легла и заснула в этой зеленой жиже. Я бы забыла, что значит "существовать". Я бы разучилась думать, дышать, чувствовать... Но эта глупая частица "бы" все же еще имеет маленькое место в моем воспаленном, прогнившем разуме. Я осознаю, что закрыв глаза, я могу больше никогда не открыть их. Я могу умереть в этом облезлом вонючем подъезде с резиновой задницей на плече, в обнимку со своими галлюцинациями.

Я могу просто УМЕРЕТЬ. А жить-то все еще хочется.

Я что есть мочи таращу глаза на противоположную стену. Мне хорошо и спокойно.

И хочется ЖИТЬ.