Литература

Эпизод XI. Йордану снился сон. Он ехал на лифте вниз. Лифт был построен из зе¬леного матового стекла. За ним мутно отсвечивали, искажаясь, стены большого зда¬ния. На одном из этажей дверь открылась, и в лифт вошла девочка, невысокая, серь¬езная, с черными, спадающими на плечи волосами, и совсем голая. Йордан мед¬ленно подошел к ней и совокупился с ней, потом также медленно отпрянул и по¬ста¬вил ее на место.

Возле его кровати стоял высокий стройный человек с ангелическими чертами лица, одет он был в колышащуюся, как от ветра, хламиду, с неестественно голубым блес¬ком.

- Здравствуй, Йордан, - сказал человек в голубой хламиде.

Йордан грустно, удивленно посмотрел на него.

- Йордан. Твой страх смерти.

- Чего?

- Твой страх смерти, Йордан.

- Чего? К чему ты это говоришь?

- Я сказал тебе о единственном.

- Единственном чего?

- Единственном, что существует.

С этими словами он двумя руками взял Йордана за шею и стал душить.

- Нет, это не я, - продолжая душить, сказал он, - меня нет.

Возле кровати Йордана стоял толстый грузин. Непонятно, были ли черные пятна на его лице элементами растительности, расцветкой кожи или грязью, возле ног у него стоял мешок картошки.

- Меня нет, - сказал грузин, - а ты умрешь.

- Слушай, я же не так много видел в жизни. Я хотел найти работу, чтобы хорошо пла¬тили. Я хотел, чтобы у меня были хорошие друзья. Я добивался, чтобы меня лю¬били. Я работал вполне честно. Занимался ненормальными явлениями. У про¬фес¬сора Чеммилгроша.

- Профессора Чеммилгроша не существует, - сказал грузин.

- У меня была жена. Потом я с ней развелся. Она стала меня как-то раздражать. Своим равнодушием, однообразием. Каждый вечер одно и то же. Никаких чувств, од¬ни какие-то приличия. И она совсем не огорчилась, когда я сказал ей о разводе.

- Ты сейчас рассказываешь о том, чего нет. О своей личности. Ты бы мог несколько часов говорить о ней, если бы я тебя поддержал. Есть только твой страх смерти.

- А сама смерть?

- В актуальное время ее нет.

- А в будущее время? Она есть?

- Будущего времени нет. Время сначала Риманово, потом Евклидово, потом Лоба¬чев¬ского. В этом контексте любая точка на оси времени может быть гладко переве¬де¬на в себя за цикл любой длины.

Йордан поморщился.

- Конечно, если есть где-нибудь не Аристотелево время, то оно никогда не может быть достигнуто. Однако времени нет. Есть страх смерти.

- Страх смерти вне времени?

- Ты думаешь, кто-нибудь в состоянии избавить себя от страха смерти. Хотя бы сама Смерть, сама она, может? Кто же избавит тебя от страха, если кроме него ничего нет?

- Но ведь жизнь во мне есть?

- Как и кинжал, который я держу около твоего горла.

Йордан почувствовал, что грузин держит у его горла кинжал. Сталь была холодной.

- Это ведь только страх смерти. Он есть. Подумай, сколько декораций ты насозда¬вал. Работа, семья, друзья. Образование, литература. Фильмы, шутки у костра. Пес¬ни, музыка. И все для того, чтобы не думать о единственном, что есть на самом деле – о своем страхе смерти.

- Я думал о нем...

- Ты добивался любви у женщин и у коллег. А смог ли ты полюбить свой страх смерти? Единственное, что тебя никогда не оставит, как бы тебе не было плохо? Един¬ственное, что тебя не предаст?

- Но если страх смерти вечен, то смерть всегда впереди?

- Вечности нет. Есть только страх смерти. «Спереди», «сзади», это игра воображе¬ния, которая возникла от страха смерти. Чтобы не думать о страхе смерти.

- Но я же не знаю, когда я умру?

- Никто не может знать, когда он умрет.

Йордан почувствовал, как у него в груди ломит. Словно кто-то растягивает его реб¬ра. Возле кровати прошла девушка в сиреневой кофточке и он почувствовал ее теп¬лое дыхание. Она как будто жалела его, хотя он не увидел даже ее лица, только ще¬ку в профиль и спускающуюся на нее прядь волос.

- Сейчас я покажу тебе одну картину. Тебе станет больно, - сказал грузин.

Йордан увидел эпизод из фильма. Фильм был российский, дешевый, из тех, кото¬рые Россия навязывала в Германию и другие развивающиеся страны.

- Зачем ты послал к Сереге этого уголовника, - спросила девушка, - сам боишься идти?

- Я не боюсь. Просто у нас не совпадают некоторые взгляды на жизнь. Он, напри¬мер, считает, что мне под глазом надо поставить синяк. А я думаю, что синяк к это¬му галстуку совсем не идет.

Галстук был желтый, плотный, утолщающийся книзу, с треугольным концом.

Девушка вертела в руках ножницы. Она встала сбоку от молодого человека, взяла его галстук и разрезала пополам.

- Ты что, с ума сошла? Знаешь, сколько он стоит?

Картина погасла. Йордан почувствовал боль в груди и сухость подмышками. Ладони хотели сжаться, но не могли.

- Я знаю, почему, - сказал он, - галстук имеет ярко выраженный фаллический сим¬вол. Обрезание галстука напомнило мне на кастрацию.

- Да, правильно. Но ведь не только кастрацию.

Йордан схватился рукой за воздух в том месте, где девушка в фильме обрезала гал¬стук. Оказалось, что в руке он зажал свой крест. Стало полегче.

- Знаешь, - сказал грузин, - лежит бумага, на ней написано: «Бога нет. Карл Маркс.» А внизу приписка: «Карла Маркса уже нет. Бог.» И то, и другое, по-своему правильно.

- Нет! – воскликнул Йордан, - первое неправильно! Бог есть!

Человек в голубой хламиде появился на месте исчезнувшего грузина. Из-за спинки кровати вышел и подошел к нему старый знакомый Йордана, Филарх. Его лицо си¬яло, щеки набухли от удовольствия. Человек в голубой хламиде нагнулся и по¬це¬ло¬вал его в губы.

- Теперь ты, - сказал он Йордану.

Йордан приподнялся и поцеловал Филарха. Его губы были сладкими, как у женщи¬ны, теплыми и мокрыми, как у той девушки, которую он поцеловал в первый раз, и ко¬торая потом стала его женой.

Филарх улыбался, он смотрел на Йордана с незабываемой нежностью.

- Нет ничего, кроме твоего страха смерти, - сказал Филарх, наклонился и провел пальцем по щеке Йордана, - когда ты порежешь себя ножом, ты прыгаешь и ма¬жешь все своей кровью, хочешь есть. Если тебя прижечь паяльником, ты будешь чувствовать ожог.

Произнося это, Филарх расстегнул пуговицу на штанах, молния разошлась сама, он приспустил штаны.

- Я твое лучшее Я. Я люблю тебя, Йордан, - и он повернулся вполоборота задом к нему.

Йордан бережно взял Филарха двумя руками за пояс и аккуратно, стараясь не про¬пустить ни одного участка кожи, стал вести руки вниз. Он ощупывал пальцами щель, пока не нашел дырочку, она расширилась, как только почувствовала палец, и палец скользнул в нее. Дырочка пульсировала, теплая, влажная, жесткие волосы пригибались под пальцами. Йордан взял Филарха за внутреннюю часть ног и раз¬двинул их.

- Знаешь, Йордан, - сказал тем временем Филарх, запустив руку в его волосы, - ка¬кое есть лекарство от страха смерти, самое лучшее лекарство. Надо влюбиться.

Йордан запихивал свой член в задний проход Филарху, раздвигая руками его ляж¬ки, но он проходил не глубоко, и только самым кончиком отец Йордан чувствовал теплую и нежную ткань.

- Надо отдаться полностью тому, кого ты любишь, - продолжил Филарх, - у меня в России была одна девочка. Она жила рядом со мной на даче, мы ходили купаться, бродили по берегу реки, лучи солнца грели нас... только нас. Я сплел венок из оду¬ванчиков, и надел ей на грудь, сняв ее лифчик. А потом я сделал ей такие же тру¬сики из одуванчиков, и, когда сплетал их, то водил пальцами по ее клитору. Она улыбалась...

Йордан схватил Филарха за бока ближе к животу и притягивал его себе в ритм своего тяжелого дыхания.

- В волосы ей я воткнул колокольчик... У меня есть дома ее фотка в таком виде. Но она не могла полностью мне отдаться, я чувствовал, она еще не созрела для этого. Ей было пятнадцать лет. Некоторые теряют девственность и раньше, но в таком воз¬расте они не могут ощутить полного удовольствия. Она убегала со своими по¬друж¬ками, а я сидел на песке и страдал оттого что она не со мной.¬

Филарх выгнул спину и обнял Йордана за плечи.

- Когда любишь, не надо бояться никаких извращений.

Йордан почувствовал как будто его кто-то уколол между ног. Он прикусил губу, коснулся носом уха Филарха, поцеловал его щеку. Он был с ним согласен.

Филарх поднялся и лег рядом с ним, он почувствовал, что головка его выходит, вновь ощущая мягкую теплую плоть. Филарх поглаживал его грудь с выступающи¬ми ребрами, Йордан увидел маленькую девочку и услышал над ухом голос Филар¬ха:

- Ничего не было. Есть только страх смерти. Ты забываешь, что удовольствие - млад¬шая сестра смерти, и что забвение не уменьшает страха, твой страх смерти, Йордан! Я был всего лишь огнем, который помогал тебе не приближать смерть.

- С тобой обошлись очень жестоко, любимый, - продолжил Филарх, - тебя вырвали из мира, где у тебя все было, а дали взамен лишь страх смерти. Тебя протащили через мокрый кровавый тоннель, чтобы ты мог приобрести страх смерти, и из твоей памяти стерли все, что с ним не связано. Конечно, глупо было бы обвинять твоих ро¬дителей, они же просто завели себе ребенка, как игрушку, но кто-то очень злой постарался, чтобы этим ребенком оказался ты. Они думают, что тебе дали жизнь, но ты-то видишь, что никакой жизни нет, ест только страх смерти. В детстве ты не доверял жизни, потому что знал, что жизнь, вернее иллюзия жизни, есть страх смер¬ти, ведь ничего другого нет. А потом ты стал доверять жизни, чтобы забыть о страхе смерти. Ты переориентировался, Йордан. Сколько тебе было лет, когда ты осознал, что ты смертен?

- Шесть или семь.

- Поздно. И чем тебя утешили?

- Мне сказали, что я еще поживу.

- Как глупо! Ведь это рассуждение, истинность которого зависит от времени, а зна¬чит, оно не истинно. Но, любимый, мы должны найти тех, кто дал тебе страх смер¬ти и отнял все остальное. Мы должны уничтожить их, ведь неизвестно, что еще они мо¬гут с тобой сделать.

- Но ведь если бы не я, кто-нибудь другой оказался бы на моем месте?

- Нет. Для каждой души вероятность того, что она вселится в человека, равна нулю. Ведь людей, считая и прочих гуманоидов, всего 0, а душ . Я вижу четкий злой умысел в том, что жертвой стал именно ты, любовь моя.

Девочка теперь села на кровать и стала пальцами ласкать член Йордана.

- Я твоя дочь, - сказала она.

- Но у меня не было дочери, - удивился Йордан.

- Любил девочек, теперь из самого сделали девочку, - сказал Филарх, широко улы¬баясь. Теперь он сидел на кровати, подложив под себя ноги.

Девочка продолжала пальцами водить по члену Йордана, и он увидел, как на нем ста¬ли набухать капельки спермы, медленно выходя из отверстия, которое расшири¬лось и было теперь хорошо видно.

Он взял ее и стал мять за все тело, за живот, за грудь, за плечи, он удивился, какая она мягкая и податливая, и не заметил сам, как она вытянулась в какое-то подобие макаронины, тогда он взял ее за один конец и стал запихивать в тоннель, из которо¬го выходила сперма, и, когда запихнул ее всю, наконец почувствовал удовлетворе¬ние.

Человек в голубой хламиде, который все еще стоял рядом с постелью, сказал:

- Ты помнишь, Йордан, с чего началось твое путешествие. Ты ехал на лифте вниз. К тебе вошла девушка, а ты ее изнасиловал.

- Все было по взаимному согласию. Она не сопротивлялась! – попытался возразить Йордан.

- Ты бы мог спросить ее: «Давай займемся с тобой любовью.» Но ты же ничего не сказал, - ответил человек в голубой хламиде.

- Она бы ответила «Нет.»

- Вот именно. Ты совершил тяжкий грех, Йордан. Ты овладел женщиной против ее воли. А теперь пришло время ехать вверх.

Йордан вошел в лифт, за ним вошел низкий, коренастый приземистый мужик. Две¬ри лифта закрылись, они поехали вверх. Мужик достал из внутреннего кармана курт¬ки нож и направил его на Йордана.

- А что будет потом? – успел подумать Йордан.

На этом солнечная стадия существования Йордана Тинтнуйхельберга завершилась.