Литература

Тотем

0.

Жёлтые зубы, по цвету похожие на старый слипшийся поролон, с которых тягучими клейкими петельками свисает слюна, и резкий запах псины - от него болит в носу. Собака дышит мне в лицо, высунув мятый розовый язык, болтающийся, мокрый и вонючий. Именно от запаха я начинаю сдавленно и больно икать. Чёрные шерстинки попали на язык. Я пытаюсь их сплюнуть, но они прилипли, кажется, намертво.

Собака сбила меня с ног и долго визгливо лаяла в моё искажённое бледное детское лицо, роняя липкие капли на похолодевшие щёки. Я, прижатая крепкими лапами чёрной овчарки к земле, отворачиваюсь и вижу, как в траве по узкому острому листу, покачиваясь на нём, карабкается коричневый равнодушный кузнечик.

У бабушки мутные глаза. Она сжигает на огне трёх спичек какие-то пёрышки, перевязанные синими нитками. Дым, сам по себе достаточно зловонный, не раздражает, хоть и попадает прямо в глаза и ноздри. Бабушка шепчет, улыбаясь, абракадабру.

Через пару дней я навсегда перестаю заикаться и писаться ночью в постель.

1(а).

Мне 23 года. Никогда не думала, что умею так орать. От страха. Такое чувство, что левое бедро – это ведро, полное горячей и неприятно мокрой крови, но пробитое - из него хлещет на траву и забор, через который я пытаюсь перевалить ставшее прохладным мятным дымком тело. За спиной хрустально звякает цепь.

На этот раз собака – такая же чёрная жёлтозубая псина, восставшая из заросшего травой с кузнечиками детства – на простой лай не разменивалась. Из её узкой сплющенной пасти вырвался только булькающий, смешанный со слюной хрип – и сразу помножился на треск рвущихся ткани и кожи.

Я оборачиваюсь, повиснув на заборе, – угол доски втыкается мне в живот, вижу, как блестит на солнце натянувшаяся цепь, и успеваю подумать – про собаку: «Вот же… у неё рожа вся в крови…» По нижьей собачьей челюсти и правда течёт розовая пузыристая гадость, клочьями сваливаясь в закоревшую железную миску с присохшими намертво остатками чего-то жёлтого.

Через час мне наложат швы. После них на коже останутся лиловые бугорки шрамов.

1(б).

Мне 23 года. Никогда не думала, что умею так орать. От страха. Несколько минут назад, наткнувшись в одном из дворов на огромное чёрное чудовище на толстой короткой цепи, молчащее, но от этого не менее зловещее, с пронзительными, холодно сверкающими чем-то знакомым и страшным глазами, я отвернулась от низкой калитки и тотчас забыла про всякую жажду – я-то хотела всего лишь воды, литр с половиной холодной воды из колодца, для себя и своего спутника. Мы просто хотели пить. «Пойдём, там собака…»

«Пойдём…» Он согласился потерпеть.

Теперь воды предостаточно – по шею. От крика болит горло. В глаза затекает кровь из разбитого лба. И по-моему, у меня сломаны обе руки. Нырнула, называется…

Самое смешное – я всё-таки утонула. Под водой, в мутной темноте, наполненной скользкими невидимками быстрых рыб, на меня долго и грустно смотрели собачьи глаза. А потом исчезли.

2.

Мне 24. Зима. Много свежего снега вокруг. В глубоко синем безоблачном небе яркий белый кружок солнца. Берег озера.

На расстоянии двадцати метров от меня на белом-белом ватмане пушистого, ночью выпавшего снега – угольная закорючка: огромная чёрная псина, застывшая на месте и уставившаяся прямо мне в мозг.

«Пой, пой свою мокрую песенку, утопленница…»

Я молчу, перестав дышать от ужаса.

«По дну забывшейся реки гуляют тихо рыбаки…»

Какая утопленница? Какие-такие рыбаки? Что это?!

«Прощайте, скользкие глаза, прощай, покойная улыбка…»

Сейчас бросится и разгрызёт горло. Я не двигаюсь. Меня сканируют взглядом. Я терплю.

Проходит минуты четыре. Внезапно собака теряет ко мне интерес, срывается с места и пропадает куда-то в лес. Почему-то хочется сказать «спасибо».

И поплакать.

_________________________________________________________