Свобода
Свобода есть утрата всяческих надежд…; Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу… “Fight Club”
- Напомни-ка мне, что такое свобода, – сказал вдруг Аббат. - Свобода? - машинально повторил Узник, смотря в пол. – Ну как?.. Свобода – это… когда… - Вот видишь! – возликовал Аббат. – Нет ни хуя никакой свободы! Херня всё это тщетная! - Понесло-о-о, - устало протянул Узник. - …Кота на блядки, - закончил Аббат и весело подмигнул Узнику. – Ты пять минут в замке, а свободу мне описать не можешь! А почему? - А по кочану, - машинально ответил Узник. - Не перебивай старших, - строго заметил Аббат. - Старпёров, - не унимался Узник. - Деточка, заткнись! – стал раздражаться Аббат. – Дай попиздеть о высоком! Тебе ж лучше – интересней тут сидеть под аккомпанемент моих базаров!.. А то так-то я и молчать могу! Буду молчать – сам не рад будешь! - Да балаболь, мне-то хули? – равнодушно откликнулся Узник, прилег и закрыл глаза. – Только следи за базаром!.. Я не понты тебе здесь раскидываю – я хочу сказать: язык у тебя какой-то, блядь, неграмотный… Ты щас сам-то себя слышал – чё ты сказал? - Чё? – озадаченно посмотрел на него Аббат. - Хуй через плечо! – продолжал Узник. – Твоя последняя фраза – пиздец, на хуй, грамотная! «Буду молчать – сам не рад будешь!» Мило… - А чё такого? – не понял Аббат. - Старичков надо убивать, - серьезно посмотрел на него Узник. – Они слишком часто скатываются в маразм и только раздражают этим молодых и здоровых… «Буду – будешь»! Это чё, нах, нормально, по-твоему, звучит? Поимей уже свою совесть, оттрахай ее как следует, или как!.. Потому что я такую неграмотность не в состоянии впитывать! Сказал бы, что ли: «Буду молчать – сам охуеешь!» Или: «Заткну фонтан – обратно хуй выткнешь!» А то претендуешь на роль генератора невъебенных философских трактатов, а речь – как у пьяного пэтэушника!.. - Ты закончил? – иронично покосился на Узника Аббат. – Ладно, я вижу – не лох ты!.. Вначале мне, признаться, показалось обратное… - Уже лучше! – одобрил Узник. – Телега разгоняется!.. Всё, замолкаю! Бухти про свои космические корабли, бороздящие Малый театр… - Итак, - потер ладони Аббат. – Как ты понял, я люблю выступать в активе, быть главным персонажем!.. Может, тебя такая фишка особо не парит, и ты можешь лежать вот здесь в пассиве и молчать… Но я не могу. Я – старый. Я умру скоро. Я хочу мудрости своей как можно больше расплескать перед своим уходом… - Ближе к телу! – отозвался Узник. – И поменьше пафоса. У тебя – если не хуйня, так пиздец!.. Язык боль-менье выправил, но над содержанием тоже думай! Не растекайся мюслями по тарелке!.. Или как вы, святоши, говорите? – змием по древу? - Адамом по Еве! – хмыкнул Аббат. - Угу, - кивнул Узник. – Вот если б тебя щас стенографировать стали, то это потом хуй бы кто прочитал! Если твои речи печатать, их перед публикацией десять раз отжать надо будет. Ты, блядь, столько воды льешь… - Постмодернизм меня не торкает! – невозмутимо ответил Аббат. – Я же пизжу, а не книгу пишу! Ты вообще можешь не доябываться? - Старики! – махнул рукой Узник. – Отсталое племя! Ретрограды, млять!.. - Если брать твой любимый постмодерн, то ты – явный эпигон! – обиженно сказал Аббат. – Совершенно не держишь стиль! С самого начала разрушаешь весь дискурс! Твои спичи тоже не стали бы вкушать!.. - Хм, - с интересом посмотрел на Аббата Узник. – Вообще-то да… Тему говоришь, дед! У нас чичас охуенно тупой базар вышел – этак на страницу текста! Одних восклицательных знаков наверняка – до хуя, а это явный признак дурновкусия… - Mauvais ton, как надо бы говорить нам, французам! – аристократично сказал Аббат. - Да-да-да, - сжав губы, кивнул Узник. – Ладно, уломал! Давай держать стиль. Начнем сначала… - Напомни-ка мне, что такое свобода, – сказал вдруг Аббат. - Свобода? - машинально повторил Узник, смотря в пол. – Ну как?.. Свобода – это… когда… - Вот видишь! – возликовал Аббат. – Нет ни хуя никакой свободы! Херня всё это тщетная! - Как это? – наивно посмотрел на Аббата Узник. - Как? – довольно засмеялся Аббат. – Как, блядь? А вот так! Так, эдак и еще растак! Вобчем, слухай сюды! Свобода – понятие сугубо относительное! А может, ее и вовсе нет! Вот ты сейчас пять минут в замке, а свободу мне описать не можешь! А почему? Узник пожал плечами, смотря Аббату прямо в глаза. - А потому что ты этой свободы не видел и свободным ни разу не был! Тебе один хуй – что в тюрьме, что на воле… Слушай байку, короче. Знавал я одного перца, который сидел в кутузке лет этак… много! Ну, в общем, – ндцать!.. И вот всё это количество отнюдь не пиздато проходящих годков этот тип лелеет мечты о воле! Качается, чтоб к моменту выхода не стать окончательной развалиной. Читает горы книг, чтобы был могучий коэффициент IQ, а на воле уже не отвлекаться на это кабинетное убийство времени. Избегает клясться: «Век свободы не видать!» даже в случаях, когда он стопудово прав… И вот – подходит время выхода. Exit-time, так сказать. Мужик устраивает свой выпускной бал. Бухает вся тюряга. Виновник торжества, естественно, нажирается как типичная штатская скотина, и начинает плакать и плакаться. «Не хочу я, говорит, туда». И махает, значит, в неопределенную сторону. «На хуй, говорит, мне сдалась, эта ваша якобы свобода, ёб вашу мать!» Ну, в общем, побуянил – рухнул. На следующий день его выпускают. Через неделю – к нам письмо. «Братцы, погибаю-охуеваю! Я, пишет, понял одну простую хуетень. Неволя – это, блядь, такая хуйня, которая вне стен каталажки. Вся ваша ебучая жисть – это и есть истинная, пишет, зона. А свобода – это за решеткой, блин! Я, черкает, снова к вам! Ждите!» Вскорости он вытворяет какую-то еботню, и его опять сажают к нам. «Здрасьте, говорит, братцы! Пришел к вам на свободу! Надоело, базарит, в этой сраной тюряге кантоваться». Вот такие в жизни парадоксы бывают. Точнее, даже не поймешь – где парадокс, а где – истина. Всё как-то шатается… - Я бы, может, не особо и парился, - сказал Узник. – Но у меня ж девчонка там – Мерседес моя ненаглядная! - А ты уверен, шо это не она тебя засадила-то? – усмехнулся Аббат. - Не пизди! – сурово возразил Узник. - Даже если не она, - махнул рукой Аббат. – Не думаю, что у нее там щас особая печаль! Молодая сексапильная баба – поди уж одна холодные вечера проводить не будет!.. - Ты пизди-пизди, - вскочил Узник, - да в полный пиздец-то не скатывайся! Ты ее не знаешь и нечего всякую хуйню на нее возводить! Аббат иронично посмотрел на Узника и веско сказал: - Всякая женщина – блядь! – кричал в трубку отец. – Вы там чё, совсем охуели? Черти ебанутые! Ебать, я приеду – я вам, суки, такой пропиздон вставлю – хуй вынете! Дятлы пестрожопые! Уёбки, сука, какие-то! Сосите хуй, долбоёбы!.. Всё, шагайте на хуй!.. Отец гневно выключил телефон: - Мудачьё ебаное! У них чё, руки из жопы растут? Блядь, кого я себе нанял? Сплошные пидарасы, сука, – ни хуя не умеют! - Перестаньте, papa! – сказал Даня. – Вы же знаете, я категорически не в состоянии воспринимать ваш mauvais ton à la russe! - Сынок, - раздражительно отозвался отец, - вот мне интересно: когда ты перестанешь корчить из себя французского педика? - Бросьте, papa! – поморщился Даня. – Ежели вы уж соблаговолили дать мне прекрасное образование в лучших школах Москвы и Парижа, то будьте так любезны смириться с легким налетом куртуазности, впитанной мною благодаря изысканному и утонченному обучению и воспитанию. - Ну мы, конечно, уньиверситетов не кончали, - протянул отец, - мы вас, умных, никогда уже, бля, не поймем… Но я всё-таки хочу, чтоб ты въехал, Даниил: есть бизнес! Это жесткая структура, требующая столь же невъебенно жесткого отношения… И со своими, блядь, злоебучими манерами ты далеко не укатишь! Тебе, небось, только с профессорами в кайф общаться! А люди-то, живые люди, – они же, блядь, не профессора тебе! Простые, сына, люди – ну, те, из которых я вышел, – они ж какие? Они незамысловатые, раскрепощенные, понимаешь! Водочки тяпнуть, да? Случайную там бабу за жопу ущипнуть, понимаешь? Подраться! Ну, подматернуть при случае, естессно!.. На это всё, Даниил, скажу тебе, наш народ особенно падок!.. Блядь, Данька, ты же – русский мужик, а не французский, как говорится, педрила! Я не говорю, что тебе надо водку жрать – рановато, наверно, еще… Но пивка-то можно иногда двинуть – с папашей!.. А стесняешься с батей, с пацанами бы сходил – культурно отдохнул! Я тебе баблоса-то, кажется, некисло выделяю!.. - Вы прекрасно знаете, papa, – гордо ответил Даня, - что я и мои друзья – пацаны, как вы изволили выразиться, – не являемся любителями алкогольных напитков, азартных игр и публичных домов! Большее, что мы можем себе позволить, – распить бутылку хорошего выдержанного вина в узком кругу юношей и девушек из нашего парижского beau monde!.. - Девок, говоришь? – оживился отец. - Я сказал: «девушек», papa, - ответствовал Даня. - Короче, тёлок, - согласился отец. – Герлиц, как говорите вы, французы… Ну, и как оно с бабами, богатырь ты мой?.. Чё молчишь?.. А-а, понимаю! Представляю, какие у вас там прынцессы в узколобом парижском кругу… Чё, выбрал себе поди какую-нибудь умную, не ходи ебаться, да? Или еще хуже – ищешь себе умную!.. Ищешь, а?.. Сынок, все бабы – тупые, так что даже не ищи!.. Надо, короче, взяться за это дело! Ты знаешь, как раньше, сына, на Руси заведено было? В дворянских-то семьях? Там хуйнёй не страдали. Не позволяли родным детям хуй знает на ком жениться. На кухарках и ебанутых дворянский молокосос без батькиного разрешения не женился. А дворянский батя к своему преклонному возрасту уже всё понимал, и всяких блядских разрешений дитям своим не выдавал… Хочешь трахнуть служанку или какую-нибудь там умную… – всегда пожалуйста! А жениться – хуй с маслом! Жениться – чисто по выгодке! Бизнес, сына, чистый бизнес, – ни хуя личного! То есть ни хуя лишнего. Сечёшь? Всякую любовь, Даня, надо засунуть себе в жопу. И поглубже. Потому что это всё хуйня и сплошное блядство… - Ах, papa! – взмолился Даня. – Оставьте эти свои рассуждения, s’il vous plait! Они мне кажутся невозможно безнравственными! - Ни хуя! – сказал отец. – А чё ты скажешь, когда я тебя в бизнес уже реально начну втягивать? Там такой безнравственности, блядь, – до хуя и больше! Ты как будто ваще не соображаешь, на какое-такое бабло живешь как король!.. Так, щас надо будет заехать к мужику! Одноклассник мой – мы тут недавно скантовались: дело будем делать!.. Тоже, на хуй, – вырастил себе дочь – умную, ёб твою мать! Жила чё-то, жила, проябывала папашкины бабки – и вдруг: бац! Стала хуйнёй какой-то страдать! Причем по серьёзке, без выебона вроде! Сидит, сука, молчит, никуда не ходит… Все хуеют, а ей – по хуй! Звездная болезнь какая или чё? – хуй его знает!.. Борька… ну, это одноклассник-то мой, отец ее… Борька, значит, добрый какой-то. Возится с ней, бегает вокруг, прыгает, на цыпочках ходит… «Люблю, говорит, свою доченьку больше всех!» Ну, любишь – люби, но ведь надо и уму детей учить! Я ему говорю уже: «Да положи ты уже ее в какую-нибудь сраную клинику!» «Нет, блядь, говорит, не положу! Это, говорит, не поможет! Здесь чё-то другое, говорит»… Короче, та еще семейка у Борьки… Вон дом его, подъезжаем уже… - Не могу не сказать вам, papa, - заявил Даня, - что вы меня просто поражаете своими взглядами на жизнь, в особенности, что касается женского пола… Вы меня извините, конечно, pardon, но… - Сынок, - перебил отец. – Запомни раз и навсегда. Женщина нужна только для одного. Женщина нужна, чтобы её ебать! – в восхищении произнес Узник. – Старик, ты не врешь? - Я, конечно, беспрерывно пизжу, - гордо заявил Аббат, - но только в смысле «много болтаю». Но ни в коем разе не в смысле «говорю кривду». Это всё – стопудовая правда, век воли не видать! - Вот ништяк-то! – возрадовался Узник. – Ну, значит – реально: пора линять! Авось не пропадем, хе-хе!.. - Нет, чувак, - грустно сказал Аббат. – Вдвоем нам не съебаться!.. Тем паче, я подыхать собираюсь… - А одному мне как съёбываться-то? – огорчился Узник. – И когда это ты подыхать собрался, милый моему сердцу хрыч? - Да вот буквально с минуты на минуту, - простонал вдруг Аббат и, схватившись за сердце, съехал вниз по стене. - Дед, да ты чё? – приподнялся Узник. – Чё, серьезно что ли?.. Ты не пугай меня так… - Сижу за решёткой в темнице сырой… - запел Аббат. - Вскормленный в неволе козел молодой… Мой грустный товарищ, махая копытом… Зеленую пищу жует под корытом… - Зачем песню поганишь? – поморщился Узник. – Завязывай. Или пой нормально… - Постмодерн же, - усмехнулся Аббат. - Но это не значит, что под эгидой постмодерна всё надо обгадить! – воскликнул Узник. – А так, конечно, – хорошая отмаза получается: дескать, я классику в унитаз не опускаю – так, постмодернизмом балуюсь… - А пассадили мене в обезьянник!.. – начал Аббат другую песню. - А такую хуйню и подавно не надо! – сказал Узник. – Чё за издевка? У меня вообще всегда было ощущение, что весь этот маразматичный блатняк сами зэки-то как раз и не слушают!.. - Зэки и не матерятся особо, - отозвался Аббат. – А мы тут сидим и базлаем по матушке как последние опустившиеся алкаши!.. - Хуёвые мы, короче, с тобой зэки, - согласился Узник. - Не ссы! – промолвил Аббат. – Я щас в ящик сыграну – ты через это дело дашь дёру!.. Не будем мы больше никакими зэками… Чё с баблосом бушь делать? – вдруг посмотрел Аббат на Узника в упор. - Отомщу всем этим!.. – сказал Узник. - Ишь ты, Kill Bill какой! – улыбнулся Аббат. - Ну а чё? – уставился на Аббата Узник. – Ты бы видел этих уродов! Этого испанца драного усато-уссатого! Внешность Михаила Боярского, а сущность старухи Шапокляк! - Ха-ха! – засмеялся Аббат. – Я вообразил, как Боярский озвучивает Шапокляк. Представь, его голосом исполняется «Кто людям помогает, лишь тратит время зря…» Чёрт, я до сих пор не могу понять: где в твоем постмодерне грань между тупостью и остроумием?.. - Смешная шутка всегда тупая, - ухмыльнулся Узник. – Умная шутка, как правило, восхищает, но не веселит… - А-а-а! – громко простонал Аббат. – Всё, откидываю копыта! - Не богохульствуй, святой отец! – сказал Узник. – Тебя в рай-то возьмут щас за такое чертыхательство? - Я ж сказал: «откидываю копыта»! – повторил Аббат. – То есть всё свое грешное оставляю здесь… - Так вот почему иные дураки в ад попадают! – смекнул Узник. – Руководствуются филистерским принципом «всё свое беру с собой»… Мудрый ты мужик всё-таки!.. Помолишься? - Я, думаешь, щас в состоянии вспоминать молитвы? – прохрипел Аббат. – Возьми там Библию и сам прочитай!.. - Точно, - кивнул Узник и метнулся к ящику с книгами. – Э, погоди!.. Хуя ты меня наебал, приколист!.. У нас же здесь только Дюма и Кафка… Чё те прочитать: Дюму или Кафку? - Ага, - слабым уже голосом произнес Аббат. – Перед смертью только Кафку и читать! Не хочу Кафку – хочу сказку! - Ну тогда – Дюма! – развел руками Узник. - Дюма – засранец, который писал всякую бульварщину, - сказал Аббат. – Расскажи сам чё-нибудь!.. - Ну чё? – задумался Узник. – Про Адама и Еву разве… Вспомнилось что-то… - Да-да, - оживился Аббат. – Опиши мне Еву! - Старый извращенец! – неодобрительно покачал головой Узник. – Священник, а всё туда же… - Сынок, - из последних сил выговорил Аббат, - ты прекрасно знаешь, что самая святая святых в мире – это
пизда! – выругался отец и гневно выключил телефон. - Papa, - произнес Даня. – Я надеюсь, вы разговаривали не с maman? - Да нет, - отмахнулся отец. – С другой пиздой… - Здравствуйте, люди добрые! – открыл дверь сам Борис. - Здорово! – протянул ему руку отец. – А это вон – своего дурака из аэропорта забирал щас! - Даниил, - пожал Даня руку Бориса. - Борька, - сказал отец за Бориса. Борис и отец сели на диван. - Так, - сказал отец, - ну, мы щас с Боряном перетирать будем… Ты, Даня, это… телик посмотри, что ли… - Даня, - вдруг привстал Борис. – А ты вон что – поднимись наверх… С дочкой моей познакомишься… Отец неодобрительно покачал головой, глядя на Даню. - Конечно, - учтиво поклонился Даня и пошел к лестнице. - Ну нах те это надо? – услышал он шепот своего отца. - Да не парься, - отвечал ему Борис. – Я уже всех знакомых к ней приводил… Может, хоть кто-то ее чем-то зацепит… Даня вспомнил сказку про царевну Несмеяну. Он поднялся и увидел просторную комнату. Дверь была распахнута. У окна сидела миловидная девушка – примерно Даниного возраста. Она подперла голову руками и равнодушно глядела в стол. Даня негромко постучал и, не дождавшись никакой реакции, вошел. - Bonjour, mademoiselle! – поклонился Даня. Девушка оставалась неподвижной. - Может, я чересчур манерен? – поинтересовался Даня. – Извините, но я только что из Парижа… Вы, наверное, предпочитаете более непритязательное общение?.. Ну, давайте так – salut! То есть даже просто – привет!.. Нет ответа. - Замечательно, - сказал Даня. – Я вообще тоже не разговорчивый человек. К чему этот бессмысленный трёп, когда можно..? В этом месте Даня запнулся, поскольку не смог ничего придумать, и смущенно кашлянул. Посмотрев по сторонам, он заметил включенный компьютер. - О! – воскликнул он. – Техника! Явление, в общем-то, приводящее к деградации человечества, но в исключительных случаях способствующее налаживанию человеческих контактов… Вы не возражаете? – вежливо покосился он в сторону девушки. – Давайте будем считать, что молчание – знак согласия!.. Согласен, эта поговорка чрезвычайно примитивна, но порой именно штампы и стереотипы (то, что еще иногда принято называть народной житейской мудростью) выручают нас в сложных ситуациях… С этими словами Даня сел за компьютер и стал рассматривать playlist во включенном Winamp’е. - Вижу, вы любите группу «Ария», - сказал он. – Весьма свойственное нашему возрасту увлечение… Не совсем то, что люблю я, если честно… Если брать поп-музыку, я воспитан на французском chanson… Edith Piaf и тому подобное… Из русского – «Ленинград»… Хм… Но к «Арии» я отношусь всё ж таки довольно положительно. Живая музыка как-никак, замечательный вокал, выступления с симфоническими оркестрами… Вы не против, ежели я включу что-нибудь для… для… для чего-нибудь, в общем?.. Девушка теперь сидела прямо и смотрела в противоположную стену. На Даню она по-прежнему никак не реагировала, разве что изредка удостаивала его равнодушными взглядами. - Продолжаю вести себя, как в родном доме, - немного виновато сказал Даня и положил руку на мышь. – Так-с… Ну, вот эту песню я хорошо знаю. Monsieur Кипелов. «Я свободен». Банально, конечно, но ведь я не знаток, а песня действительно красивая, с этим, на мой взгляд, никто не поспорит… Даня щелкнул мышью.
Надо мною – тишина, Небо, полное дождя, Дождь проходит сквозь меня, Но боли больше нет…
- Вот, - довольно сказал Даня. – Исчезает тишина – начинает исчезать неловкость… Чем бы вас всё-таки развлечь? У Дани не выходила из головы сказка о Несмеяне. - Хотите анекдот? – сказал он. – Довольно забавная вещичка, хотя и несколько грубая – в стиле моего несносного papa… Просто я только что из Парижа, а там – сами знаете: сплошное вольнодумство… В общем, заранее приношу свои извинения, но история того стоит… Итак, кхм! Поручику Ржевскому поручили сыграть эпизодическую роль в театре. Он должен выйти на сцену и сказать одну фразу: «Балабуев, вот ваша трость!» Гусары поспорили, что он обязательно ошибется и вместо «Балабуев» скажет… м-м-м, да… «Балахуев»… И вот – спектакль. Выходит поручик. «Балабуев! – говорит он и победно смотрит в зал. – Вот ваш хуй! – в ужасе прошептал Узник. – Вот ведь старый хуй! – повторил он. – Пиздец, так он что же – колдун какой-то сраный?.. Чё за ху..? Голос Узника стал старческим и дребезжащим. Узник заткнул рот руками, чтоб больше не услышать эти омерзительные звуки. Он еще раз посмотрел в воду. Всё было взаправду – без галлюцинаций. Из воды на Узника смотрело перекошенное страхом стариковское лицо Аббата. Узник посмотрел на собственные руки, испещренные морщинами. Их он тоже не мог признать за свои… У Узника закружилась голова. Не соображая, что делает, он стал взбираться вверх, на утес. Мысли чередой проносились в его голове: «Как же так?.. Всё было продумано?.. Им продумано?.. Свобода… Freedom… Liberté, égalité, fraternité, как говорим мы, французы… Свободы действительно нет? Ведь какая же это к хуям свобода?.. Так, я ничего не соображаю… «Портрет Дориана Грея», блядь… Минуточку! А ведь этот урод, по-любому, сидит сейчас в замке в моем обличье!.. Сука, как же он меня… А что мне теперь? Идти за его ёбаным богатством? На хуй оно теперь нужно?.. Чёрт! Его дурацкая байка не была лишена смысла… Свобода и в самом деле может быть совсем не там, где мы думаем… Совершенно однозначно: для меня сейчас истинная свобода – это вновь очутиться в замке! Молодым! На кой ляд вся в мире свобода и всё в мире богатство, если ты – старый хлам?.. Впрочем, один выход есть всегда! Всегда можно сделать выбор! Свобода или бабки? Деньги или молодость? Старость или ничего?.. Охуенно обеспеченная старость или свобода? Я выбираю…» В этом месте Узник перестал думать. Он стоял на краю утеса и завороженно смотрел вниз. Застыв буквально на несколько секунд, он распростер руки и ринулся долу…
Я свободен! Словно птица в небесах! Я свободен! Я забыл, что значит страх! Я свободен! С диким ветром наравне! Я свободен! Наяву, а не во сне!
Даня прибавил громкость так, что задрожали стекла. - В конце концов, всегда можно выбрать, - проорал он, распахивая окно. – Вот посмотрите, что я сделаю! Что я могу сделать!.. Девушка уже не отрываясь смотрела на Даню. Она даже привстала. Казалось, еще секунда – и она что-нибудь скажет или подойдет к нему. Даня вскочил на подоконник и, силясь перекричать Кипелова, гаркнул: - Свабода-а-а-а! Он откинул руки назад и шагнул с подоконника на улицу. Девушка завизжала и кинулась к окну.
Надо мною тишина, Небо, полное огня, Свет проходит сквозь меня, И я свободен вновь…
…В палату ко вдоль и поперек перевязанному и загипсованному Дане вошла девушка. Она улыбнулась, подошла к койке и крепко сжала его ладонь: - Спасибо! Теперь я свободна… Даня очнулся и прошептал: - Мерседес…
Палата была озарена сиянием двух искренних улыбок.
Я свободен! Словно птица в небесах! Я свободен! Я забыл, что значит страх! Я свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенннннннннннн КОНЕЦ
|
проголосовавшие
комментарии к тексту:
