Литература

Надежда – мой компас земной,

а удача награда за смелость,

а песни довольно одной,

да чтобы о доме в ней пелось.

А. Пахмутова, Н. Добронравов.

-

Я прятал его в карман, смотрел по сторонам и, убедившись, что никого нет рядом, доставал. Многие мысли были пропущены мимо него, иногда я просто не успевал…

Может у него и есть какое-нибудь название, я не помню, но это моё любимое место в этом городе. Кафе, бар или ресторан – там всё едино. Можно прийти туда, на пересечение двух улиц с непонятными мне названиями, и вдоволь побаловать свою душу. Не отрываясь от блокнота, я пишу – «Принесите мне бумагу в клетку, один двойной лист». Мне пишут в ответ – «С каким запахом?» Я долго могу наблюдать за тем, как официант выводит слова на бумаге - «Жасмин, яблоко, персик, абрикос, спелая вишня, косточка черешни». «Нет, мне не надо ароматизированного – обычный двойной лист в клетку, пожалуйста». Я уже предвкушаю, как моя шариковая ручка будет следовать за моей же рукой, и оставлять свой след вне зависимости от того хочет она того или нет. Не стоит думать о ней, надо писать без всякого порицания себя за растрату пасты или грифа карандаша.Официант долго колебался – я не очень выгодный клиент. Вокруг меня за столиками сидят люди и молча переписываются друг с другом. Кто пишет на розовой тонкой папирусной бумаге, кто на картоне, пропитанном керосином. У каждого свои вкусы, но меня не прельщает экзотика. Строчка будет ровной только тогда, когда есть хоть какое-то подобие линий на бумаге. Может ли это быть верным, если бумагу как таковую не видно, видно лишь слова и буквы, буквы через которые я постигаю себя.

Колебания официанта благополучно закончились. На чёрном подносе с переплетённым рисунком алой калины или брусники – не разбираюсь - он принёс то, от чего потемнело в моих глазах и закололо в носу – бумагу в клетку.

Стоит остановиться и не писать, оторвать ручку от блокнота и переправить свои мысли совершенно на иное поле деятельности. Всегда ждёшь чего-то нового от нового листа бумаги. Душа-ручка соприкоснулась с листом-телом и задышала в унисон со мной. Это совершенно другой мир, где ты ещё ни разу не был, другая вселенная со своими туманностями, со своими пакетиками чая и со своим солнцем, какого-нибудь не оранжевого и жёлтого, а зелёного или дзен-лилового цвета.Мысли ровно ложатся на бумагу. Застывать в положении обдумывания правильности письма не стоит. Это должно дойти до абсолюта. Где точка, где запятая – всё проецируется в голове, а, следовательно, ложится на бумагу.

Всё закончилось не так трагично как казалось в начале. Мир не особо изменился – люди, правда, разучились говорить и смеяться. Лишь изредка где-то… случайное слово.

Когда я перестал говорить? Помню тот день, как обычно я ехал в автобусе и писал в блокнот, за окном проносилась чужая жизнь, я писал, не отрывая глаз от бумаги и не замечая ничего вокруг. Неожиданно голос – «Сынок, уступи бабушке место». Я написал - «сейчас»… написал, не ответил. Написал. Написал. Не ответил. Написал. И не осознал этого.

Многое потом поменялось в моей жизни. Всё началось, как мне сейчас вспоминается, с компьютера. Это старая религия, что комп убивает. Лишает человека многих мыслительных процессов. Он утрирует, идеализирует, редактирует. Компьютер породил злой гений. Комп великая ловушка человеческого сознания.

Я устал. Хочу спать. Время без четверти три. Поел, съел рис и мясо (отбивные) с луком. Сон убьёт меня, оторвёт душу от тела, перенесёт в другой день и может, даст возможность найти своё место на бумаге - лишь бы проснуться человеком.Может написать о том, как всё это происходило и происходит? Но с чего начать? Да, комп. Я собирался спуститься вниз, на первый этаж и искупаться, уже зажёг колонку и стал искать сменное бельё, когда почувствовал, что одна мысль должна остаться где-то ещё помимо моей головы: «Бессознательный страх. Без причины… просто так, как смех может быть без причины, так и страх. Два абсолютно разнополюсные чувства человека».

Я побежал наверх к компьютеру. Включил его – он начал грозно гудеть и перемигиваться искусственным светом с кем-то мне неведомым.

Чувство, что я теряю мысль, заставило меня отодвинуть клавиатуру, взять огрызок карандаша, лист, который первый подвернулся под руку – формата А4, для принтера, и приступить к письму. Меня несло – это было глотком свежего воздуха после жизни в брюхе хомячка. Я так давно не держал в руках ручку или карандаш. А ведь я так начинал. Здесь мыслей больше, здесь полная свобода! Детская радость наполняла меня, я вспомнил, как учился писать от руки и непонятно, как я мог забыть про все свои замечательные начинания написать что-нибудь хорошее и вечное. Попробую писать слитно… Кайф.

Злой демон заставляет меня писать печатными буквами. «Нет, это есть обычный проверка! Обер фюрер ss Александр Македонский, разрешите представиться». Нет! «Зло станет добром, а добро злом?» Хороший писатель – это мыслитель. «Но как этого мыслителя выделить из толпы и ударить его по правой щеке, ведь он так похож на окружающих?» Мысли отделяют его от остальных. В письме настоящая мысль, каждая буква кроет её за собой, на какой-нибудь остановил свой взгляд и вот, ты уже вспоминаешь свою первую учительницу. Контуры этой буквы - это её контуры. Где она сейчас и помнит ли обо мне? На другую букву посмотрел с презрением, а может даже с негодованием. Но всё же это твоя буква, пускай она неказиста и крива, отказываться от неё не стоит – ты создатель и отвечаешь за своё творение. Сказано: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Но не в большем ли мы ответе за тех, кого создали? Буква – это твой маленький трансцендентный ребёночек, добавь к ней братика или сестрёнку, и кто знает, может у тебя получится вполне имманентное слово? Творческие люди не должны забрасывать это занятие в угоду компьютера, без письма происходит полная деградация человека. И как можно от этого отказаться, если это есть истинное блаженство. А как чуден визуальный ряд рукописи: где-то строчка пошла вниз, где-то выровнялась. Быть может, та же полифония рядов была у графа Толстого. Я бы отдал четырнадцать минут своей жизни, чтобы двадцать один час наслаждаться тем, как бородатый Лев Толстой в простой белой домотканой рубахе навыпуск сидит за клеёнчатым столом и пишет, и пишет рукой в тетрадь! Я бы дегустировал каждую секунду этого процесса!

С великим удовольствием, выключив компьютер и исписав три листа, я добрался до кровати и попытался уснуть. Не смог – дёргалась правая рука, требовала бумаги и чернил. Зажечь изумрудный фонарь, взять белоснежный лист и попытаться найти причину бессонницы.Кровать. Зачем нужна кровать? Я не понимаю. Покажите человека, который знает назначение этой безумной конструкции. От неё одни беды – под ней скапливается пыль, она занимает много места и, самое страшное, быть может, из-за неё произошли все войны и катаклизмы. Вдруг Гитлер в детстве упал с кровати, у мальчика помутилось в голове, и он решил завоевать весь мир, путём уничтожения людей которые не знают что такое кровать. Возможно, на этом фоне он выдвинул целую расовую теорию. Даже у нас на Руси Емеля проводил всё своё время на печи, не о какой кровати не помышляя. Покажите мне человека, который знает назначение этой странной конструкции, и я захлопаю в ладоши от радости того, что понял смысл бытия!

Написав это, я разобрал кровать, оставил матрас, затем улёгся на него и уснул. Позже продолжал писать во сне, но уже не на листе, а в собственной голове, (что делать, как быть, если я усну и не смогу писать, то умру), что повлекло за собой отрешение от мира на утро.

Я проснулся совсем иным человеком! Мне было приятно осознавать что я, вернее моё сознание, что-то оставляет после себя. Как это было ново и непонятно.Буква меняла букву, слагались слова, за ними строчки. Ты наполнен всеми возможными ответами на ещё непоставленные вопросы.

Устройство мира открывается тому, кто позволяет себе не бояться собственных мыслей и суждений. Истинный человек существо одухотворённое, в Библии сказано, что он создан по образу Его. Записывай каждую свою мысль. Надо ли говорить о том, что честность в написании есть не только обязательное условие, но и единственная причина, почему это стоит делать вообще. Этим грешат многие литераторы, создавая какие-то нереальные миры, где герои мыслят для нас понятно и просто. Куда? Зачем? Этот литератор не разобрался ещё в своих мыслях. А уже предлагает проанализировать нам жизненную ситуацию других индивидов. Мы думаем и понимаем их. Нам так кажется, что мы думаем за себя и понимаем их. Пойми себя. Пиши честно, а честно можно написать только для себя, о себе и не надо говорить, надо писать. Слова тают в воздухе, растворяются в сознании других людей, надо писать, так больше шансов вывести наружу всё то прекрасное, что есть у нас внутри.

Может всё намного проще? Где-нибудь есть гений, обязательно есть, и этот гений решил написать книгу. Гениальную книгу, что после прочтения её можно будет сказать, - «да, я знаю этого человека, я прожил его жизнь, понял, как он пытался, добивался, мыслил, чувствовал». Вот он Я. (На улице движение). Эта книга может ли, предположим, она поняла, что она книга, увидеть того, кто её пишет и как «он» это делает? А читают, как читают? Кто читает? Кто Ты?Наверное, опасность читать невелика – мало среди нас поистине талантливых людей, тех, кто может жить на бумаге и полностью осознавать это. Так хочется стать паствой пасты и представлять собой только самодостаточный текст и ничего более.

Рассматривай каждую мою букву, промашку в суждениях, беспрекословно выполняй мои приказания. Я живоё существо, я самодостаточный текст и в этой жизни кроме меня тебе больше никто не нужен. Я буду знать о тебе всё. Где и с кем ты живёшь, чем питаешься, как ходишь в гальюн и на работу. Можешь ли ты теперь прожить без меня? Нет. А я могу, я самодостаточен, а ты нет.

Громкие слова нарушают тишину, мешают мыслить и писать, тихие слова приводят к разным потрясениям. Кровь – скажи тихо, смерть – промолчи вовсе. Ничего нет. Может я не прав?Выводить букву за буквой, не прятать глаз от написанного. Это твоя жизнь. Пойми, что бы ты ни делал, кем бы ты ни был, ты должен писать.Лозунги и приветствия давно утратили свою силу и какой-либо смысл. Человек забыл для чего и зачем он пишет, не помнит себя в суматохе звуков и букв. Не помнит то слово, с которого всё началось.

Нужна еще бумага, без бумаги я не могу. Куча! Не наложил. А куча. Куча бумаги. Она так быстро убывает. «Гарсон, ещё лист, номер два».

Из кафе я вышел только под вечер. Всегда запоминаю, идёт дождь или нет, капли падают на бумагу и меняют цвет пасты, от этого теряешь веру в то слово, которое тронул дождь. Следствие - рвётся бумага.

С неба в этот раз ничего не капало. Ближайший транспорт находился в трёх кварталах от меня, ничего не оставалось делать, как вызывать такси. Я подошёл к автомату, большой оранжевой перевёрнутой пентаграмме и написал, - «Заберите меня отсюда. Я хочу любви и тепла». Минут через семь или четырнадцать, точно не помню, рядом со мной появилось какое-то подобие транспорта. «Вам куда?» - протянул мне листок получеловек-полуводитель. Этот листок держало такое количество людей, эти два слова видело такое количество глаз, что не хватит букв в алфавите, чтобы описать то безумие, которое овладело мной. Стоит ли рисовать картину, если она была нарисована до меня?Очнулся я только утром, лёгкое покалывание в правой руке заставило меня перед завтраком взять ручку и описать то, чем я хочу перекусить.За ночь одеяло скомкалось, и в таком виде осталось лежать до вечера.

Мухи. Откуда они здесь? Вначале появились слова о них или они? Муть.Зачем застилать постель и наводить порядок? Всё это временно – вечна только бумага. Она терпит? Нет! Она смотрит, любит и ждёт. Каждый раз, когда я начинаю новый лист, я лишаю его невинности, первые слова идут с трудом, потом всё легче и легче, вот ты уже без остановки и разбору дописываешь тридцати четырёх листовую тетрадь до двадцать первой страницы, ждёшь воплощения оставленных тобой образов на бумаге в жизнь.Я вижу тот мир, который сам же и описал. Многие животные расплодились до чрезвычайности. Крысы. Как бы не подцепить от них заразы. «Напиши, что их нет». Листы теперь исписывать в лом, тогда я хотел писать, а сейчас меня так ломает. «Депрессия?» Да, но она стоит того. «Сам вынырнешь или всё же?». Учись.

Обувать высокие ботинки, брать в левую руку кусок арматуры и добираться до школы. Здесь всё спокойно. Я преподаю уроки эстетики. Нет, не так. Я учу детей постигать прекрасное через обычное. Они пытаются найти какие-то нелепые объяснения. «Почему буква «Й» согласная, а «И» гласная». Им не понять, они уже не застали того времени, когда люди болтали попросту и растягивали букву «И-И-И», а «Й» говорили твёрдо и отрывисто, попробуй теперь объясни им, в чём дело.«Дети, кто хочет к доске?». «Я». Это Аня Цветаева, зубрилка и страшная стукачка, у меня в верхнем ящичке стола около пятидесяти её доносов. То она видела как Булгаков Федя писал на использованной туалетной бумаге (хотя интересно, что она делала в мужском туалете), то её же подружки принесли в школу ручку с бесцветной пастой и писали затем всякие пакости, она всё это мне докладывает и с каждым разом, то ли её бурная фантазия всё сильнее разыгрывается, то ли дети действительно ведут себя всё более разнуздано. Как-нибудь надо проверить действительность хоть одного доноса.

«Нет, Цветаева, - пишу я на доске, - сейчас сюда выйдет Алексей Фролов».

Я встаю из-за парты и подхожу к доске. «Фролов прибыл» - пишу я, и начинаю рисовать «Звёздную ночь Ван Гога».