Литература

Звали его – Вован. Все звали его Вован. И был Вован весьма известным человеком среди панков. Откуда он шел и куда направлялся в этот судьбоносный для него день неизвестно. Да и сам Вован вряд ли смог бы сказать, куда и откуда он шел, поскольку был слегка не трезв. Однако, несмотря на свою нетрезвость, Вовану хватило ума остановиться на перекрестке перед красным светом светофора и ждать зеленого. Хотя, скорее всего, ум Вована здесь был не причем, а просто сработал некий рефлекс. Тем более что некоторые приятели Вована утверждали, что такого явления как ум у Вована от роду не наблюдалось. И отец у Вована был без ума и дед, и прадед. Короче, вся семейка была безумная. Ну да ладно. Вернемся к нашим баранам, вернее барану.

Стоит значит Вован на перекрестке и как добропорядочный гражданин ждет, когда зажжется зеленый свет светофора, чтобы перейти дорогу. И вот долгожданный момент практически наступил. Загорелся желтый свет, вот-вот загорится зеленый. Вован уже было, поднял ногу, чтобы нетвердо ступить ей на асфальт проезжей части. Но тут вдруг, откуда не возьмись, вылетает новехонькая Волга. Стекла затонированы, номера администрации области, на крыше мигалка. Да…

Здесь то ум Вована, которого по утверждению приятелей нет, и подвел его. А, скорее всего опять же сработал некий рефлекс. Только не тот, что заставил его ждать зеленого света, а какой-то другой, видимо вредный. И сыграл этот вредный рефлекс с Вованом вот какую штуку. Как только Волга поравнялась со стоящим у обочины дороги Вованом, он смачно харкнул в ее сторону. Получилось так, что большой увесистый шматок соплей шмякнулся на стекло бокового окна. Ага, а рядом с дверью за стеклом сидел губернатор. И настроение у губернатора было не совсем хорошим, а вернее поганым, а еще точнее отвратным. Да…

Руки за спину,

мордой в асфальт,

статья – терроризм, благо закон позволяет.

В суде Вован ошалело озирался и никак не мог сообразить, что же с ним произошло. Оно и понятно: ума-то нет. Суд пожалел Вована и из террориста переименовал в хулигана, а это уже другая статья. Сажать в тюрьму не стали, но в наказание назначили принести извинение губернатору за пьяную выходку.

Ну да извиниться. Это типа: «Многоуважаемый господин губернатор, прошу простить меня, придурка-идиота, за мое недостойное гражданина антиобщественное поведение и нанесенное таким образом вам оскорбление. Обещаю, что такое больше не повториться».

Да вот только кто допустит Вована пред ясны очи губернатора даже для того чтобы попросить прощения? А самому губернатору нет ни времени, ни желания выслушивать извинения какого-то придурка. Да губернатор и думать забыл про этот случай, мужик-то он был по большому счету хороший. Ага, хороший был мужик…. Он-то забыл, а вот Вован нет.

Был бы у Вована ум, то он бы тоже забыл, но ума, как утверждают приятели – не было. Поэтому, место ума у Вована снова заменил некий рефлекс. И сработал он так. Коль нельзя извиниться пред губернатором лично, то нужно извиниться письменно. Да…

Вован засел за сочинение извинительно письма. За время сочинения письма, а длилось оно две недели, было выпито два ящика пива, восемь бутылок водки и выкурено не мерянное количество сигарет. Что поделаешь, творческий процесс штука мучительная. Да к тому же сочинить предстояло не просто чего-нибудь там вроде романа «Война и мир», а письмо самому губернатору! Приятели могли бы сказать что Вован сошел с ума, но поскольку они утверждали отсутствие такового, то они говорили : «У Вована крыша поехала». Да…

К концу двухнедельного творчества Вовану удалось сочинить следующее:

«Я Ваван, прашу у вас пращения, за то што харкнул в ваше лицо седящие в акне машыны. Прашу прастить меня».

Вот с таким письмом он отправился в администрацию к губернатору. Он хотел убедится сам лично, что письмо попадет к губернатору, и он его прочтет. Он представлял себе как он заходит в администрацию, кладет письмо на стол, а губернатор берет его, читает с серьезным видом и кивает головой, соглашаясь с написанным, а Вован при этом улыбается улыбкой кретина. Куда конкретно надо было идти, Вован не знал. Вообще он смутно представлял себе, как он доберется до губернатора. Так или иначе, все его мечты были развеяны в одну минуту. Когда он зашел в здание администрации, то испытал легкий шок. Он был оглушен царившей там тишиной и ослеплен открывшимся видом. Белые мраморные колонны, белые мраморные лестницы, покрытые красными ковровыми дорожками, на стенах зеркала и картины, наверху огромные хрустальные люстры, ручки дверей блестят золотом. То ли музей, то ли дворец.

Вован растерялся. Не зная, куда идти, он застыл на месте с открытым ртом, при этом часть его языка разместилась на нижней губе. Из созерцательного состояния Вована вывел властный мужской голос, раздавшийся у него за спиной: «Эй, а ну постой-ка! Ты куда это направился?» Вован обернулся и увидел перед собой милиционера. Брюки отутюжены, стрелки настолько прямые, что кажется, о них можно порезаться. Туфли начищены, прямо зеркало, только черное. Мундир как с иголочки, будто только с фабрики, сидит как влитой. Сытое, с правильными чертами лицо милиционера гладко выбрито. Подбородок волевой, взгляд цепкий, приковывающий. Короче истинный ариец.

Все познается в сравнении. Если милиционер истинный ариец, то Вован являл собой образ подлинного недочеловека, отброс общества. Тертые перетертые заштопанные в нескольких местах джинсы, поверх которых бывшая красной, а теперь приобретшая коричневые оттенки оттого, что не видела стирки полтора года, футболка с изображением Че Гевары. На ногах древние кеды, в которых Вован ходил весной, летом, осенью, а бывало и зимой. Шнурки на одной кеде были распущены, на другой замотаны в черт-его-знает-какой клубок. Сальные, нечесаные патлы обрамляли опухшее, неделю не бритое лицо Вована. Под глазами синели мешки. А перегаром от него несло…у-у-у…..

Немудрено, что на ответ Вована: « Да я это к губернатору типа письмо принес» милиционер не обратил внимания. Через несколько секунд Вован оказался снаружи администрации. Минут пять он соображал, как же все это так произошло? Это были, пожалуй, самые замечательные минуты в жизни Вована. Вован думал! В эти минуты его мозг генерировал гениальнейшие мысли, идеи, которые, стань они известны широкой общественности, потрясли бы все основы существующей цивилизации, изменили бы ход человеческой истории. И судьба мира была бы совершенно иной, не такой, какой она представлялась оставшемуся с противоположной стороны двери милиционеру или губернатору. Но этим идеям не суждено было стать достоянием гласности. Они жили всего лишь пять минут в несовершенном мозгу Вована, по прошествии которых он начисто забыл все, о чем думал. Престав думать, он направился к стоявшему рядом с администрацией фонтану. Встал на край окаймлявшего фонтан бордюра и облегчил в кристально чистою воду свой мочевой пузырь. Ага, ума-то нет.

Далее так и не прощенный, Вован пошел домой. Неделю он не пил ни пива, ни водки, даже сигарет не курил. Приятели видели, что он что-то мастерил, применяя дерево и фанеру. Плодом его столярных работ стал ящик, который должен был служить вместилищем для посылки. На ящике Вован сделал надпись: «Губирнатору от благадарного народа». Внутри ящика находились два целлофановых пакета один маленький прозрачный, другой черный большой. В прозрачный пакет Вован завернул письмо. Внутри же черного пакета помещался надувной шарик. В шарике сосредоточилась по задумке Вована «смерть кощеева». Эта кощеева смерть состояла из следующей смеси:

двести грамм прокисшего кефира,

кусок заплесневевшего хлеба,

голова протухшей рыбы.

Все это гнило, бродило и выделяло жутко пахнущий газ и таким образом раздувало шарик. По плану Вована шарик, раздуваясь, непременно должен наткнуться на предусмотрительно вбитый им в одну из стенок ящика гвоздик. И тогда шарик лопнет и жутко пахнущий газ вырвется наружу. То-то завоняет! Хи-хи-хи. Чтобы шарик не лопнул преждевременно от случайного соприкосновения с гвоздиком, Вован поместил его в пакет. Таким образом, давление газа в шарике должно быть достаточно сильным, чтобы гвоздик мог проколоть пакет, а затем и шарик. То есть в шарике должно накопиться значительное количество газа. Бомба с газом не иначе.