Литература

Святая простота

«О, душа моя, пусти меня к себе,

смотри на мир моими глазами.

На всё что ты сделала. На весь этот блеск»

(Джеймс Джонс. "Тонкая красная линия")

Доброй ночи, мы оба с Вами ночные пташки. И когда прочие грубые (доступные грубые) исполнив скучный и безынтересный приевшийся так называемый супружеский (иногда как бы в насмешку именуемый ещё интимным, будто бы обществу нет до него никакого самого малого дела) долг, храпят, уткнувшись, без снов, в засаленные подушки, отворотясь и от объекта этого самого долга и, до самых ранних фонарей, от исполнения сколь бесчисленных столь и ненужных, а главное (мы то с Вами это прекрасно понимаем) совершенно неисполнимых даже усилиями Титанов прочих общественных долгов.

Вот тогда то, я, неторопливо убавляя электрическое освещение, прибираю со стола остатки изысканной трапезы, двигаясь между приборов легко, насыщенный впечатлениями и остроумными репликами.

Прискорбно лишь отсутствие одного тугоухого музыканта Филадельфийского филармонического оркестра, в честь которого и был задан этот славный ужин.

Но довольно околичностей. Моё письмо к Вам, к моему коллеге сухо и научно. Тема его, - «воровство, предательство, гомосексуализм, - эта святая троица», - согласно высказыванию Жана Жене.

Строгая пунктуальность эта докучливая но, куда деться неспособному, и заботливая сестра всякого научного труда понудила снабдить моё разыскание немногочисленными и столь же мало что проясняющими сносками. Плодами трудов авторов энциклопедических словарей.

В толковом словаре слово воровство я обнаружил в соседстве с более наукообразным. И, как ни странно, но только на первый взгляд, более толково проясняющим суть явления, которое (помните?) в его триединстве я взялся описать в этом кратком труде. Сие клептомания от греческого klepto – краду и мания, - «импульсивно возникающее непреодолимое стремление совершать кражи без корыстной цели».

Предательство, - определено там же через вероломство, а так же (внимание!) «поступок, поведение предателя»

Гомосексуализм же, - хотя ребёнку ясно о чём идёт речь, - оказывается ведёт свою родословную от латинян, - преимущественное или исключительное (какую всё-таки изысканную способность к тонкой нюансировке проявляет коллектив авторов) влечение к лицам (а это корректное словцо-то тут зачем? Обошлись бы без эвфемизмов) своего пола.

Со смешанным чувством отмечаешь большое знание дела составителями словаря.

Кроме этого и самого по себе значимого открытия исподволь приходишь к мысли неявно но совершенно однозначно проводимой этими так сказать охранителями чистоты словоговорения вообще, а значит, скажем мы, и нравственности поступков в частности.

Какую же именно мысль внушают нам: исследователям, любителям родной словесности и попросту праздным читателям исподволь? Да что исподволь, прямо так и говорят. Воровство есть стремление к совершению воровства. Предательство есть (произвольным видимо, и хочется надеяться компетентным образом определённое) поведение предателя. А содомия всего только безобидное влечение.

Речь не о самих деяниях, а лишь о намерениях (или же вовсе без оных) их совершить. И это называется смертный грех?

Если же всерьёз, - пишут действительно об общественно-опасном расстройстве влечений. Опасном, тем более, что находится оно вне поступка и, не нуждаясь в нём, остаётся под юрисдикцией воли и фантазии дерзновенного вольнодумца.

В чём, я бы сказал, почти магическая привлекательность этого, с запахом могильного тлена, балаганно-второсортного разложения. Как плесень на креме никем не покупаемых и потому давно уже не прибираемых (ведь всё равно, - правда?) пирожных в витрине привокзального буфета, что так привлекали моё детское, неискушенное, но уже тогда повадливое на всяческое запредельное двусмыслие (Судьба!) любопытство.

“Труд, - это проклятие рабочего человека” - справедливо заметил Альбер Камю, тот самый, что одним из первых стал использовать словцо экзистенциалист. Замечу не только рабочего человека, но и человека вообще.

Первый урок воровства идущего к цели рука об руку к тому же ещё и с предательством мы получаем уже, как говорится, на школьной скамье. Сразу же предупрежу читательский зуд с тем, чтоб к тому уж не возвращаться, читал и я в ту пору блаженного ничегонеделанья, подзатыльников и пакостей всякого рода на которые так щедро бывает детство именно её, - знаменитую Пушкина* «Пиковую Даму».

Необходимо соблюсти приличия и продолжить анонсированным обсуждением гомосексуальности.

Вспоминается больница и врачиха в белой накрахмаленной шапочке и таком же лицемерно-безупречном халате. Не столько побуждаемая к тому необходимостью исполнения профессионального долга, сколько в силу, очевидно, какой-то природной испорченности, она всё норовила в меня что-нибудь засунуть. Противоестественно холодные тугие стальные шпатели, длинные тупые иглы шприцев, - всё шло на потребу её разнузданных влечений. Наконец зазвала меня в комнату, где пыталась с помощью других затолкать в мой рот толстую, с душным ароматом резины трубку с тяжёлой потемневшей от частого употребления металлической сливой на конце. Лишь каким-то чудом удалось мне вырваться из наманикюренных рук мучителей. В поисках спасения я бросился на лестницу.

Спиной к окну, в причудливой игре светотени и как бы в ореоле, сотканном из тусклого света промозглого раннего утра и бледности собственной болезненности, облокотясь о подоконник, стоял мальчик. Высоконький, тонкий, ломкий в талии, тёмно-русые длинные чуть вьющиеся на концах волосы, смуглая кожа, тёмные круги истомы под глазами. Я подошёл невероятно, умопомрачительно близко, в нос ударил дразнящий запах мочи и конфет. Наложил руки на его нежное подстрекательное горло, по которому тут же вверх и вниз побежали тугие синие пупырышки «гусиной кожи» и начал душить. Он стоял покорный и не сопротивлялся, придвинулся ко мне, истосковавшись по проявлениям, пусть даже и в несколько эксцентричной форме, человеческого участия. Кончик аккуратного розового язычка показался между влажными зубами... Тут нас растащили.

Не знаю, что на меня нашло. Предоставляю вам право самостоятельно дать всему этому, какие угодно истолкования.

Итак, воровство, предательство, гомосексуализм. Склонность к пороку сплошь и рядом сопровождается подлинно мужской выдержкой, способностью держать удар и аскезой, изрядными затратами энергии и поистине чудовищной изобретательностью. Добавьте Моцартовскую лёгкость исполнения и вот Вам сцена из триллера, коими бередят за полночь свои телеса домашние хозяйки.

Что же отличает это священнодейство лишь по недоразумению (что ясно любому неамериканскому зрителю американских фильмов) заклейменного многочисленными статьями уголовного права в купе со слабосильными и завистливыми ревнителями американской (ибо какая же бывает ещё?) морали спросите вы. Спросите уже имея в кармане свой и со сладостным ужасом истинного гурмана духа ожидая моего ответа.

Вспомните Марка Аврелия: «Главный принцип, - простота»

Над моим окном восходит Орион, некоторые звёзды у нас общие. Я не стану посещать Вас, мир интереснее и лучше когда в нём есть такие как Вы. Смею надеяться на ответную учтивость.

Ганнибал Лектер, доктор медицины

ПРИМЕЧАНИЕ:

*Известный в своём кругу скандалист, мот и шалопай. Владелец торговой марки русская литература®, создатель исчерпывающего списка тем для произведений русскоязычных авторов. Убит на дуэли гомосексуалистом Дантесом, тем сделавшим себе имя. Полюбопытствуем же и мы вслед за Андреем Донатовичем Синявским: «А всё-таки, дала или не дала?»