Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Для лохов



Pesni_Pameli

Дом (для печати )

Если смотреть по официальным документам, скорее всего это был «Звенигородский дом для престарелых и инвалидов…» - возможно имени кого-то там важного. Впрочем, однажды на ближайшем перекрестке торжественно вывесили указатель «Дом пристарелых» - и местные долго ходили, гогоча и тыкая пальцами в очевидную ошибку. Указатель сняли. Но была ошибка, которую так и не исправили – в доме престарелых практически не осталось стариков. Лежали несколько гниющих обрубков, ходивших под себя, они прятали под матрасами печенье, и как правило не осознавали, где находятся. Виной всему, конечно, были квартиры – терпеливо рассчитанные подросшими детьми и внуками на квадратные метры.

Были злые, но с ясным рассудком, обвинявшие правительство Громова президента время года олигархов – больше винить было некого, у них не рождались дети. Те старики отдавали квартиры сами, в обмен на медицинский уход и кормежку. Много пили – днем в магазине старик суетливо пододвигал мелочь продавщице. Водка никогда не называлась прямо. На нее кивали. «Мне той самой, дешевенькой» - потемневшая рука царапала монетки, раскатившиеся по скользкому прилавку. «Та самая». «Прозрачная». «Как обычно». Водку не называли – как когда-то на войне остерегались называть смерть. Впрочем, возможно, это была лишь советская деликатность, усвоенная долгими нудными очередями и веселыми выстрелами в затылок.

И те, и другие умирали быстро.

Оставались собственно инвалиды – язык не поворачивался называть их неполноценными: крепкие угрюмые мужики со стойким запахом спиртного, сосредоточенно двигали колеса каталок, курили и в насмешку тушили папиросы в ладонь. Многие были семейными – выбирали себе подруг оттуда же, и изломанные девки беременели, но слишком искорежена была утроба – и дети выживали не всегда.

Местные признавали право инвалидов на некоторые места – заброшенный пионерлагерь (там они мерзли каждую зиму, если не могли спьяну доковылять до Дома), остановку перед магазином, часть пустых гаражей поодаль. Там говорили громко, пересыпая речь матом – но особым шиком считалось обходиться без него. Некоторые вбивались в память надолго: безрукий человек с нерусской кровью, заходил в автобус самостоятельно, чудом сохраняя равновесие. Скорее всего он отчасти был корейцем – во всяком случае, таким мог бы стать Цой, выживи он в аварии – суженные глаза и выступающая челюсть. Его жена была круглолицей и ненормальной, но это не бросалось в глаза. Пожилой художник передвигался по городу на инвалидном кресле, руки водили по картону быстро и умело, и людей он рисовал схоже – особенно девочек. Портреты он щедро раздаривал и приглашал малолеток заходить и навещать его – но обычно те не шли – да и рисунки потом валялись глубоко среди тетрадок, в нижних ящиках стола.

Был еще слепой – среди детей ходили слухи, что он сам себя сделал таким. Млели от ужаса, представляя как втыкаются стекла в глазные яблоки, вплескивая дурную влагу. Говорили, что он попал сюда из тюрьмы. Пивший глухо и рьяно как прочие, как-то он стоял на четвереньках – асфальт обжигал ладони – возил руками и, запрокинув голову, ревел: «Бляди! Пидорасы!» - малышня шарахалась в сторону,хохотала – «Пидорасы! Ебать вас в рот, кругом пидорасы!» - не унимался он.

Примерно через месяц после этого слепой уже не появлялся – никто из детей не знал, где он, и не задумывался об этом – начиналась учебная четверть.

Аня знала, куда деваются все они – помнила, как на Пасху, возвращаясь с дедушкиной могилы, где оставили темное яичко, родители завели разговор о «ничейных» захоронениях в конце поля. Отец объяснил маме, что туда попадали неопознанные трупы, - Аня держалась рядом, разговор заманивал жутью – может быть, и самоубийц раньше только здесь позволяли, - продолжал он.

- А престареловских? – хмуро поинтересовалась мать.

Отец пожал плечами, потом согласился, что, скорее всего, так и есть. Аня оборачивалась, пытаясь разглядеть пустые холмики без надгробий и пластмассовых цветов, не увидела ничего. Родители говорили о другом, про ненужные могилы было интересней. Она вздохнула – наверное, слепой тоже бьл там, среди неопознанных, а значит, неузнанных – на дороге металась сухая песочная пыль.

На самом деле, и разговора того не хотелось – вытянулась, похудела, из плюшевого щенка оборотилась в течную суку. Вслед свистели: «Эй, какая идет!» Шла, опустив голову, по школьной привычке быть некрасивой – не верила.

Но вечером, задыхаясь, пила водку. Мутно глядела на покачивающееся небо. «А вокруг благодать – ни черта не видать…» - улыбалась пьяно. Цой прощал все. Чуть позже приходил СашБаш – и тут уж не было пощады – луна плыла в черном масле, и вместе с ней, захлебываясь, выплывала она. Случайно смазала помаду тыльной стороной ладони. В тусклом утреннем беспамятстве с ней впервые легли. Зашипела, выдираясь – обожгло между бедер и почти сразу отпустило.

Встала, распахнула окно: этажами вниз ядерная осень. Аня оглянулась – на кровати тяжело дышал первый. С похмелья не хотелось обдумывать, подхватила сумку, натянула сапоги, насчитала три десятка ступенек по лестнице.

Слепой сидел у подъезда, привычно обошла его по дуге, свернула к магазину - и замерла.

- Что, выебли? – белые глаза смотрели бесстрастно – болит?

Слепой закашлялся. Аня мотнула головой и попятилась, не отрывая глаз от скамейки.

- Так отымели? – не унимался он.

- Иди на хуй, - ответила наконец, и, крепко сжимая ремень сумки, повернула за угол. Там, прислонившись лбом к прохладному бетону, сглотнула, пытаясь унять тошноту.

- Не умер, значит, - подумала, - в больнице валялся, может? Алкаш ведь был.

Слово «был» растеклось противным привкусом во рту и все-таки вышло со рвотой.Утерла губы, покачнулась и уперлась в стенку руками.

- Алкаш, - повторила, - в запой ушел.

Стало легче.

Слепой заходил в магазин нарочито медленно. На самом деле он давно уже изучил все: и высоту порога, и звук захлопнувшейся за спиной двери, но ему нравилось изображать неуверенность. Нравилось воображать покупателей, которые наверняка теряли благодушный вид и поспешно отворачивались. Он помедлил еще немного, и, наконец, отправился к прилавку.

- О, дядь Гриш! А вам чего? – судя по голосу, сегодня работала Танька, молодая, еле дотянувшая до девятого класса девка. Таню он знал – рядом с домом престарелых находилось несколько пятиэтажек, частично для персонала, частично – для везучих приблуд. Вроде бы она была оттуда, но он никак не мог вспомнить, ни с кем она живет, ни кто ее родственники, отхватившие квартиру – приблуды? сотрудники Дома? Он поморщился.

- Мне ты знаешь чего, Танюш, - скороговоркой пробормотал он. Пальцы еще в кармане нащупали мятые десятки. Положил наугад. Добавил мелочью.

Таня прошла в сторону – он мимоходом представил, как движется девичья фигурка, передвигая бутылки, как переступает с ноги на ногу – и, конечно, возбудился.

- Держите, - Таня сунула в руки прохладное стекло, и он как всегда удивился ее доброжелательству, - аккуратно, там около выхода разбили чего-то. Не поскользнитесь

Он улыбнулся, виновато и благодарно, и вышел из магазина.

Теоретически в Дом спиртного не приносили, но не было людей, чтоб уследить.

Слегка прикрыв бутылку курткой, он прошел мимо охранника – хотя тому прекрасно было известно, зачем выходят престареловские, но нарываться все же не стоило. Не видя, он знал уже, что охранник машинально кивнет ему, пропуская, и снова уткнется в газету – звук мнущихся листов нельзя было спутать. Его так и подмывало спросить у кого-нибудь из здешних, какую газету читает охранник, и потом удивить его осведомленностью. Впрочем, шуток здесь не поощряли.

Уже в комнате, вытирая руки грязным полотенцем, он услышал шаги – заглянул сосед. Этот мудак уже разузнал, конечно, что Григорий выходил, и теперь пришел угоститься. Делать было нечего – по неписанным законам Дома полагалось наливать, если попросят.

- Стаканы принеси, - сквозь зубы велел слепой, - и пожрать что-нибудь. Есть у тебя?

- Сосиски...

- Сосиски неси. И хлеба, если найдешь.

Сосед проворно умчался. Не стоило беспокоиться, что он позовет кого-нибудь еще – не захочет делиться. Григорий вздохнул, стянул майку через голову. На бледном, на удивление сильном теле проступали синие разводы наколок. Слепой поежился.

Прибежал сосед – застучали дробные шажки. Громыхнул крышкой кастрюльки, увесисто поставил ее на стол.

- Сосиски, - повторил и добавил зачем-то, - семь.

Суетливо разлил водку, замолчал.

Григорий не торопился. Нашарил стакан, взвесил его в руке, отставил. Сосед терпеливо ждал. Пауза затягивалась.

- В магазине-то кто сегодня?

- Танька…

Сосед одобрительно хмыкнул.

- Хорошая. До десяти рублей прощает, если потом занести.

Слепой кивнул, раздумывая. Вспомнилось недавнее возбуждение и молодой голос.

- Вот давай за нее и выпьем, - сказал решительно и приподнял стакан, тыча наугад. Сосед звякнул стеклом, охнул, зашарил по столу.

- Дрянь, все-таки!

- Ты денег дай, я тебе самую дорогую, блядь, притащу, - беззлобно сказал слепой.

Сосед не ответил, подцепил сосиску и принялся жевать, то и дело откусывая от горбушки. Григорий думал о Тане, о том, что даже в слепоте можно тронуть – и нащупать влагу.

Подруга слушала хмуро. Аня замолчала. Взглянула исподлобья, поежилась.

- Что, думаешь, показалось?

- Я его давно здесь не видела, это да…- неохотно сказала Кэт, - но черт его знает, что с ним? Кто на них смотрит-то? Один ушел, два пришли. А тебе-то что?

- А? Ничего.

- Ну и держись от них подальше, ебнутые они, - решительно припечатала подруга и отвернулась.

Аня порылась в сумке, достала белую пачку кента, затянулась жадно, с упреком глядя на Кэт. Та пожала плечами.

- Пристает, что ли?

- Веща говорит нехорошие.

- Да, это они все любят. Я тоже недавно иду, пристал один такой. На полшага отстает, и все бубнит, про то, как он мне ноги раздвинет, и как мне это понравится, - Кэт хихикнула, - а у самого стоит, - весело добавила она.

Аня рассмеялась, неожиданно для себя самой. Кинула Кэт пачку.

- Держи, докуришь!

До дома шла медленно, натерла ногу о новые туфли. Чертыхаясь, искала в сумке ключи, и, спиной чувствуя неладное, повернулась резко – волосы упали на глаза.

Слепой стоял поодаль, неподвижные белки глаз уставились мимо нее, в сторону дороги.

- Ну, чего ты? – шептал хрипло, Аня отступала внутрь подъезда, сжимая ключи в руках, - чего боишься, а ну, подойди!

Аня споткнулась о ступеньку, потеряла равновесие. Рукой зацепилась за перила, и, с трудом повернувшись спиной, пробежала по лестнице, оступаясь и морщась из-за неудобной обуви.

Слепой бормотал невнятицу, но в подъезд не заходил – почему? Все же на всякий случай закрылась, проверив каждый замок, себя выругала: он же не видит ни хера, что он сделает? Чего ты мечешься маешься бегаешь? Но дверь не открыла.

Рухнула на диван, лицо в ладони, дышать прерывисто всхлипами. Бояться нечего – но – мат, гниль, смерть. И мутные невидящие зрачки – зараза ползет по коже, лишний взгляд – и станешь такой же. Белые глаза остановились, вытекла суть.

Вытерла лицо о простынь. Встала, покачиваясь, глянула в окно. Слепого не было – ветер гонял по улице бумажный пакет, галдели дети, выясняя, кто «вода», пробежали мимо – ах, отрава. Если бы не осень, было бы радостно.

Григория остановили ближе к вечеру, когда он вышел купить сигарет. Вместо лиц – тяжелые брови и рты - очертились резким окриком и матом.

- А, с-сука!

Били методично и долго, слепой корчился, закрывая руками голову, и сплевывая через разбитые губы. В голове вертелось: «не вставать, ждать, не вставать, убьют».

Отошли, утихомирились. Глядели презрительно, устав. Забился, попытался приподняться – тут же напомнили коротким ударом – лежи. Надавили на плечи.

- Куда!

Захрипел – сжатые рты размазались – ушли. Григорий пополз, присмирев, нащупал железную клетку остановки. Цепляясь за прутья, кое-как подтянулся. Дышал.

Кэт сидела на подоконнике, выпросив сигарету у матери. Аня стояла рядом, прислонившись лбом к окну.

- А слепой умер, - сказала Кэт, - это точно, мне отец рассказал.

Аня не повернулась. Помолчав, спросила:

- Как?

- С сердцем что-то. Его избили недавно, не слыхала?

Аня покачала головой.

- Это ведь местные, некому больше. Его утром нашли, довели до Дома, а что толку? На следующий день уже не встал.

- За что его?

- Фиг знает.

Аня кивнула. Распахнула форточку, кинула окурок вниз. Молча следила за уменьшающимся огоньком – тот приземлился рядом с песочницей, и тут же пропал. Отошла, оставив окно открытым.

-Ты чего, холодно же, – удивилась Кэт.

- Так полагается, - объяснила, и, на секунду зажмурившись, попыталась привыкнуть к темноте.



проголосовавшие

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

комментарии к тексту:

Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Братья с лорца

лимерики
Апология пизды
Удмурдский эпос о батыре Елдетее
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.029073 секунд