Литература

Истерия.

Этим странным утром всё было не так. Ощущение чего-то жуткого, казалось, повисло в помещении ещё до прихода первых сотрудников. Мирно спали выключенные мониторы, никто ещё не долбил по клавиатуре, спокойно стояли стулья, но было во всём этом что-то скользкое и недоброе, что-то, чего не было вчера.

Первой появилась уборщица тётя Маша. Ничего странного в этом ещё не было – тётя Маша всегда являлась спозаранку, чтобы успеть к началу рабочего дня надраить полы до невиданного блеска. Обязанность обычно исполнялась тётей Машей крайне тщательно с высунутым языком и ручьями пота. Но сегодня всё было иначе. Тётя Маша вошла внутрь дико озираясь, и в глазах её плясали невообразимые чёртики. Затем, сгибаясь почти вдвое и надрывно кряхтя, она втащила с улицы и брякнула об пол тяжеленные эмалированные вёдра, до краёв полные чёрной уличной грязью. Грязь моментально была вывалена из вёдер на пол, после чего тётя Маша с ещё большим, чем обычно усердием принялась растирать её тряпкой по стенам и полу. Измазав, таким образом всё, что было в помещении, тётя Маша устало вытерла пот со лба и, вылив оставшуюся на дне ведра зловонную чёрную жижу на стол в кабинете генерального директора, встала наизготовку у дверей со шваброй наперевес. Ждать пришлось недолго. Дверь отворилась, и вошёл сам генеральный директор – грозный Иван Сергеевич Оле-Лукойе. Тётя Маша, не дожидаясь заслуженного разноса, с ходу огрела Ивана Сергеевича шваброй по спине и заверещала благим матом:

- Вот, суки, вот к чему привело ваше пижонство. А где же реформы? Я хочу видеть реальные плоды реформ! А как же девальвация, деноминация и валютные коридоры? Кто всё пропил? Кто, я т-тебя спрашиваю? Получай, наёмник капитала, получай! - визжа, она выцеживала сквозь зубы неясные и оттого ещё более страшные ругательства, продолжая наносить Ивану Сергеевичу удары, каждый из которых мог стать смертельным. Сам Оле-Лукойе, казалось, совершенно опешил, не зная как реагировать на буйные выпады всегда спокойной и безропотной уборщицы. Его суровость и жёсткость куда-то провалились, захныкав, он съёжился, как подпаленный лист бумаги и, не в силах сказать ни слова, повалился на пол прямо перед обезумевшей старухой, продолжавшей махать грязной тряпкой у его лица:

- И поделом тебе. Ишь, вырядился! Жируете вы, сволочи, на наших бедах, жируете! А кто ответит за провал антиалкогольной кампании, а? А падение Берлинской стены? То-то же! Получай, сука, получай. Вот тебе за кукурузу, вот тебе за ваучеры, вот тебе за Беломорканал! За всё рассчитаемся!

Иван Сергеевич в ужасе очень быстро пополз на карачках, пытаясь укрыться в огромном несгораемом шкафу, где сотрудники обычно прятали друг от друга мобильные телефоны, сахар, водку и сигареты. Тётя Маша, оценив прыткость шефа по достоинству, пришла в состояние крайнего озверения:

- Ах так, убежать вздумал? Убегали вы уже убегали, поганцы, да на этот раз далеко не убежите! Твой пароход в Стамбул уже уплыл, падла! - с этими словами безумная нанесла последний страшный удар шваброй по лысине Оле-Лукойе, от чего череп грозного Ивана Сергеевича треснул ровно посередине и, как орех раскололся на две части. Обезглавленный директор застыл рядом с несгораемым шкафом в патетическом оцепенении. Потом, взмахнув руками, помчался в сторону своего кабинета, натыкаясь на все стены и опрокидывая попадавшуюся на пути мебель. Зрелище леденило душу, но уборщица, как ни в чём ни бывало, подняла с пола швабру и, подхватив пустые вёдра, двинулась к выходу, где в каменном молчании уже столпились пришедшие на работу сотрудники. Ожесточённо работая локтями, тётя Маша с гордым и неприступным видом расчистила себе дорогу и, остановившись перед бухгалтером Светой Коножопой, ядовито и смачно плюнула ей в лицо, после чего скрылась из поля зрения. Чудовищное поведение технички вызвало странную реакцию. Все стояли, молча глядя ей вслед и опасливо косясь в ту сторону, куда убежало туловище директора, покуда тишину внезапно не нарушил плюгавый и сморщенный наладчик Паша, обычно скромно молчавший и всеми битый:

- И правильно она его. Целиком поддерживаю. Я, как говорится, «за», целиком и полностью. Полностью согласен. А кто из вас, засранцы, вякнет хоть слово, тому я таких люлей навешаю, что мало не покажется. Поняли? Поняли, я спрашиваю?

Все странновато молчали. Душа компании, циничный весельчак и любимец женщин Рома Доброхватов рассеянно ковырял в носу, подозрительно часто моргая и отворачиваясь. Личная секретарша Ивана Сергеевича красивая-красивая и, в тоже время, тупая-тупая Оксаночка Крысина смотрела на улицу с таким видом, словно её происходящее не задевало никоим образом. Компьютерщик Слава с неожиданным энтузиазмом изучал конструкцию дверного замка, и небритое лицо его озаряла безмятежная детская радость. За отчаянными попытками зачем-то оторвать дверную ручку он даже не заметил, как порядочная и честная Света Коножопа, мать пятерых детей, член родительского комитета и партии «Единая Россия», неожиданно запустила руку в карман его потёртых джинсов и, вытащив оттуда пачку синего «Элэма», закурила две сигареты сразу. Жадно затянувшись и выдохнув клубы табачного дыма в лицо весельчаку и острослову Роме, она вытащила из пачки ещё одну сигарету, засунула её за ухо и только после этого положила заметно полегчавшую пачку в славин задний карман, между делом успев сладострастно ущипнуть его за мягкое место.

- Ну и задница у тебя, пацан, чума! – не своим хриплым голосом сказала Света и звучно сплюнула на пол.

Слава, к тому моменту доламывавший замок, радостно пускал пузыри и блаженно повизгивал. Наладчик Паша поскрёб пальцами недельную щетину и задумчиво-грозно изрёк:

- Ну вы тут, понимаешь, не очень-то. Будете тут шаляй-валяй болтаться, тра-ля-ля-ля, языками чесать, а работать кто будет? Работу, понимаешь, я вам скажу, никто не отменял. На рабочие места шаго-о-м марш!

Красавец Рома Доброхватов, в это утро на удивление молчаливый, испуганно взглянув на всклокоченного Пашу, услужливо распахнул перед ним дверь в рабочий кабинет. Все медленно и торжественно вошли следом, только лишь Оксаночка Крысина продолжала стоять на улице, наблюдая просветлённым взором за работой башенного крана во дворе напротив. Её прекрасное лицо было озарено восторгом и трепетом. Наладчик Паша снял с худых плеч замызганный пиджак и повесил его на вешалку в директорском шкафу, после чего величественно уселся за центральный стол:

- Значит так. Слушай сюда. Ввиду нетрудоспособности директора, назначаю себя исполняющим его обязанности на неопределённый срок. Ситуация у нас сложилась, как говорится, чрезвычайная и, стало быть, требует, как говорится, грамотного и взвешенного руководства, но так, чтобы с холодной головой. Это, как бы, понимаешь, с трезвым расчётом и здравым смыслом. Это здесь только мне под силу, как наиболее, так сказать, трезвому и … ХМЭ… здравому. И, стало быть, в связи с вышеизложенным, приказ №1. Всем немедленно приняться за исполнение собственных непосредственных трудовых обязанностей. КХМЫ. Работать добросовестно и, как это, на совесть! Словом, так, чтобы, как всегда. В целях и ради требований безопасности из этой комнаты никуда не выходить. Сейчас я выдам каждому, как говорится, персональное задание. – Паша на минуту задумался, вертя в грязных руках директорскую печать.

- Ай да сук-кин кот! – с оглушительным счастьем в голосе вскричал вдруг компьютерщик Слава и громогласно захохотал, раскачиваясь на стуле. Пашино лицо вытянулось и отразило крайнюю степень негодования. Его дряблый кулачишко с размаху приземлился на стол, заставив испуганно звякнуть пару стоявших там чайных стаканов:

- А ну-ка тихо! - яростно взвизгнул он – Такие выражения в адрес, как я говорю, прямого и непосредственного начальства, да ещё при исполнении? Ты понимаешь, кто перед тобой? Да за это же на каторгу загреметь раз плюнуть! – Паша выкатил вперёд впалую грудную клетку и сделал глубокий вдох, дабы обрести утраченное было и столь необходимое сановному лицу спокойствие. – Но вернёмся к делу. Раздаю указания. – он подошёл к Славе – Вот ты, возмутитель, кхе-кхе, общественного порядка. Твоя задача – обезопасить нас, так сказать, от нежданных визитов Ивана Сергеевича. Сам понимаешь, в нынешнем его состоянии, в котором он пребывает, мало ли, что взбредёт ему в голову. Вернее… Ну, ты понял. Задача ясна?

Вместо ответа компьютерщик восторженно принялся сдвигать всю находившуюся в кабинете мебель к дверям, сооружая из неё баррикаду. Паша удовлетворённо хмыкнул:

- Хорошо. Как говорится, пойдём дальше. Вот ты – он вплотную подошёл к вытаращившему глаза вспотевшему Роме Доброхватову. – Ты. Сбегаешь в ближайший ларёк и купишь мне там для начала пива. Бутылку. Нет, две бутылки. Крепкого. Тёмного. Да смотри, чтоб холодное было, слышишь, сука?

Рома смиренно закивал и шагнул к дверям, около которых продолжал копошиться компьютерщик Слава. Паша задержал его, цепко схватив за рукав: - И вот ещё что. По дороге скажи этой, как её там, с вот такими сиськами, где она там шляется, пусть идёт в мой кабинет. Мы с ней займёмся, как положено, стратегическим планированием.

- Хорошо. – дрожащим голосом произнёс своё первое за сегодняшний день слово бывший весельчак и боязливо скрылся за дверями, не осмелившись даже поинтересоваться как он попадёт обратно в осаждённую крепость. Компьютерщик Слава закрыл за ним дверь и, махом придвинув к ней стасканную со всего кабинета мебель, издал ликующее И-ГО-ГО. Помещение было в безопасности. Наладчик Паша довольно хрустнул пальцами, сжав кулаки:

- Ну вот и, как говорится, отлично. Но, всё же, я считаю, что нам необходимо, так сказать, наладить контакт и, как говорится, начать конструктивный диалог с уважаемым нами и лично мной Иваном Сергеевичем. Для этого нужно: первое – выйти из помещения. Второе – найти уважаемого, как я сказал, Ивана Сергеевича. Третье – собственно, наладить с ним, как, опять же, я уже сказал, контакт и даже, возможно, привести его сюда, в том случае, если он не будет проявлять…Э-КХЕ-КХЕ…агрессии. Или других агрессивных настроений. – Паша быстро вжился в незнакомую роль и уже мерил кабинет шагами-прыжками, широкими настолько, насколько позволяла длина его ножек. – Но. Но. Задание это сложное, сопряжено, не побоюсь, с серьёзным риском для жизни, и несёт угрозу здоровью выполняющего задание и жизни. КХМ. Поэтому, я, как полноправный исполняющий обязанности директора, выношу на голосование вопрос о поручении этого задания тому, кто, так сказать, не способен принести другой пользы. И чья возможная потеря пройдёт незамеченной для нашего маленького, но сплочённого боевого отряда. – он повернулся к развязно полулежащей на столе у входа Свете Коножопе – Это я говорю о тебе. Кто «за»? Единогласно. Выполнять. – скомандовал Паша, но Света и не думала двигаться с места. Закинув ногу на ногу, она не спеша вытянула из-за уха оставшуюся сигарету, щелкнув зажигалкой, закурила и нагло посмотрела на всклокоченного петухастого Пашу.

- А не кажется ли вам, милейший – произнесла она всё тем же чужим хриплым басом – что вы, извиняюсь за выражение, охуели? И не пошли бы вы в связи с этим, как говорится, в жопу? Я не для того, бля, в этой шараге тридцать лет отмотала, чтобы теперь мной помыкал какой-то мудак с нестриженными ногтями и наверняка вонючими подмышками. Так что, если хочешь, пиздуй сам искать своего грёбаного директора, это даже будет охуенно, если ты отсюда сьебёшь, я хочу тут замутить с вот этим красавчиком – она небрежно махнула рукой в сторону компьютерщика Славы в это время вдохновенно колупавшего куски извёстки с облезлой стены.

Света Коножопа снова расселась на столе, выражая полную готовность к дальнейшей конфронтации. Наладчик Паша провёл рукой по своей недельной щетине и яростно сверкнул глазами:

- У-у, падла – тихо и, как будто, спокойно проговорил он – Невыполнение приказов непосредственного начальства?

После этого он внезапно вскочил на стол, на котором лежала мать пятерых детей и, вытаращив на неё глаза, затопал ногами, и дикий ор его чудовищно диссонировал с доселе спокойным голосом:

- Во сука! А ты знаешь, что тебе за это будет? Совместным решением Революционного Военного Совета, комитета государственной безопасности, чрезвычайной комиссии по делам ГО и ЧС, союза грибников, а также моим лично ты приговариваешься к немедленному расстрелу, после чего будешь повешена, четвертована и колесована. Ясно тебе? Будешь знать в следующий раз, как перечить отцу народов. Да я тебя в лагеря закатаю. Пожизненно. Ты у меня траншеи в дерьме носом рыть будешь.

Стол под Пашей уже хрустел и стонал, грозя обрушится в любое мгновение, а он всё продолжал изрыгать страшные угрозы, отчего люстра над самой головой его дрожала мелкой дрожью, выстукивая холодеющий ритм ужаса. На Свету Коножопу всё это не произвело абсолютно никакого впечатления. Не вступая в перепалку, и, даже не двинувшись с места, она обхватила отца народов за коротенькие худые ножки в полосатых замызганных брючках и с силой дёрнула, отчего Паша совершил головокружительное падение, ударившись головой о столешницу и приземлившись прямо на копчик. Взвыв от боли, он в ту же секунду вскочил и метнул графин с водой прямо в отчаянно и безвкусно размалёванное дешёвой косметикой лицо Светы. Света выпустила когти и в следующее мгновение они уже катались по полу, молотя руками и ногами, хватая друг друга за носы и пытаясь таким образом задушить противника, не брезгуя и другими бесчестными приёмами. Рядом с ними, также на полу корчился в судорогах компьютерщик Слава: он хватался за живот и пускал пену, он кувыркался и трясся. Его демонический смех осенним ураганом носился над полем битвы, подхватывая в водовороты валявшиеся на полу бумаги, кружа их в воздухе и утробно завывая в проводах и трубах. В довершение творившейся вакханалии неожиданно с грохотом разлетелась сооружённая Славой баррикада и в комнату оглушительной фурией влетела невесть откуда взявшаяся уборщица тётя Маша. Оказывается, при строительстве защитных укреплений Слава не учёл того факта, что дверь открывалась не внутрь помещения, а наоборот, наружу, и чтобы проникнуть в форт тёте Маше оставалась сущая безделица – расшвырять сдвинутые компьютерщиком шкафы и кресла. Теперь же положение становилось катастрофическим: тётя Маша, как всегда с вёдрами едкой пахучей дряни и при швабре была настроена серьёзно:

- Позор поборникам мирового империализма! Трудящимся чилийского народа пламенный социалистический привет! Руки прочь от Анжелы Дэвис! – с порога завопила она и, грохоча вёдрами, ринулась в гущу событий. Орудуя гибельною шваброй, она вклинилась между намертво вцепившимися друг в друга наладчиком Пашей и бухгалтером Светой и придала утихающему было сражению новый импульс:

- Эксплуататоры! Сатрапы! Палачи! Да здравствует диктатура пролетариата! Нет жидовскому капиталу! Вставай, проклятьем заклеймённый..! Россия для русских! Свободу Юрию Деточкину! – тётя Маша извергалась нечеловеческой яростью. Удары её были чудовищно больны, а выкрикиваемые лозунги столь же чудовищно неадекватны. Она валилась наземь, снова взвивалась над схваткой и снова валилась, опрокинутая цепким захватом кого-либо из боровшихся и снова спешила раздавать звенящие сочные оплеухи. Время от времени что-то хрустело. Три туловища на полу возились омерзительной живой кучей. Компьютерщик Слава взгромоздился на стол. Слёзы текли по его щекам безудержной рекой, он позеленел, но всё же не прекращал свой жуткий апокалиптический хохот, паря под потолком высоко над барахтающимися бойцами. Тихо вернулся с пивом Рома Доброхватов и теперь взирал на происходящее бараньими глазами, полными беспомощного ужаса. Пару раз в дверях появлялась скорбная безголовая фигура Ивана Сергеевича Оле-Лукойе и молча исчезала, оставаясь в водовороте событий никем не замеченной. Наконец силы непримиримых врагов начали иссякать. Тяжело дыша и отплёвываясь, они отползли каждый в свой угол, как боксёры на ринге. Мало-помалу утих под потолком компьютерщик Слава. Наладчик Паша пошатываясь поднялся, сощурившись и преодолевая плывущие в глазах радужные пятна, всмотрелся в близлежащее пространство. Его мутный взгляд остановился на Роме:

- А-а, пришёл…Давай пиво. А то я, понимаешь, совсем тут из сил выбился.

Услужливый Рома купил большую пятилитровую бутыль, и Пашины гноящиеся глазки вспыхнули жадностью. Сделав несколько внушительных глотков прямо из горла, он устало опустился на стол:

- Избравшим меня гражданам с гордостью сообщаю: бунт подавлен. В связи с чем приказываю каждому вернуться к выполнению непосредственных обязанностей.

Света Коножопа, злобно сопя в углу, раздувалась, как огромный мыльный пузырь, тётя Маша восстанавливала силы, готовясь к новой атаке.

Паша выпил ещё пива. – Стало быть, каждый знает свой участок работы.

- Пошёл на хуй – перебила его Света, но раздобревший и обмякший от пива Паша пропустил очевидное оскорбление мимо ушей. Его интересовало другое:

- Кстати. А где моя помощница по стратегическому планированию? Половина рабочего дня уже позади, можно сказать, миновала, а стратегический менеджмент в организации не осуществляется. Это явный непорядок, граждане. Немедленно разыскать и доставить в мой кабинет.

Паша хлебнул ещё пива. Принесённая Ромой пятилитровая бутыль стремительно опорожнялась.

Искать Оксаночку Крысину не пришлось. Она внезапно вплыла в дверной проём и повела вокруг просветлёнными очами. Паша, покачиваясь, поднялся и нетвёрдо шагнул ей навстречу, но не успел сказать и слова. Оксаночка вдруг заговорила сама, и сказанное ею стало для собравшихся полнейшей неожиданностью:

- У человека в нормальном состоянии колоссальный перевес над всеми центрами имеет половой центр, работающий в тридцать тысяч раз быстрее инстинктивного или двигательного центра и в триста тысяч раз в квадрате быстрее интеллектуального.

Уже после этих её слов все застыли в ужасе; вокруг всё вертелось, мир сходил с ума, рушились самые основы миропорядка. Но дальнейшее поразило всех ещё сильнее:

- Одумайтесь, глупцы – одухотворённо вещала красавица-секретарша – Вы лишь низшие, обуреваемые страстями умы, переполняемые ненавистью, вожделением и иллюзией. Вам никогда не достигнуть Нирваны, о, души, погрязшие в Сансаре. Неужели так трудно понять, что с формой нет у пустоты различий: пустота неотличима от формы, форма и есть пустота. Пробудитесь, наконец! Без преград все страхи исчезают, удаляясь от извращённых взглядов, сразу же окажетесь в Нирване. Повторяйте за мной. – И она принялась распевно и заунывно повторять мантру «ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ». Все стояли, разинув рты в тупом оцепенении, и только компьютерщик Слава, подскочив, захлопал в ладоши и с дебильной интонацией зубрящего таблицу умножения школьника принялся непробиваемо повторять:

- ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ, ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ.

- Еботень какая! – задумчиво выдавил наладчик Паша и приложился к бутылке. За какую-то четверть часа он умудрился выдуть почти всё пиво. Света Коножопа молниеносно выхватила бутылку из его ослабевших рук и залпом допила остатки:

- Так значит, падла, ты отказываешься ублажить своего начальника? Чёрная неблагодарность! Сука! – с этими словами она запустила пустой бутылкой в Оксаночку, но, промахнувшись, угодила точно в глаз Роме Доброхватову, который немедленно схватился за своё расплывшееся лицо и горько заплакал. Под глазом его наливался соками лиловый фингал.

- Не гунди. – отрывисто бросила Света Коножопа – А ну, пшёл за водкой! Бери ящик.

Рома горестно удалился. Света поднялась и, сделав два резких шага, села на колени медленно стекавшему под стол Паше:

- Ну так слушайте, уроды! Если эта сволочь отказывается ради правого дела предаться разврату с этим замечательным человеком, я сама займусь этим. Но учтите, только из уважения к сединам. Да и то, старый развратник, это тебе влетит в копеечку. Штука баксов – и ты можешь безостановочно трахать меня целый час, две штуки – два часа и так далее. При этом, ты, свинья, можешь делать всё, что угодно. Я согласна на самый жёсткий секс. Ну что, принимаешь моё предложение? По рукам?

Наладчик Паша лениво взглянул на неё сонными глазами и хрипло произнёс: - Водки!

Но водки ещё не было, и все, затаив дыхание, ждали его ответа. Света Коножопа начала медленными движениями расстёгивать блузку; тётя Маша бормотала под нос:

- Развратники. При всём честнОм народе – ебаться. Ишь, шлюха шмотки уже с себя скидывает. Я вам сейчас поебусь. Нет, суки, не выйдет!

Компьютерщик Слава возбуждённо ёрзал и вдруг, засунув руку в штаны, мелкими суетливыми движениями принялся мастурбировать, тяжело дыша и потея. Тётя Маша протяжно застонала и рухнула в обморок. Оксаночка Крысина, мудро взглянув на компьютерщика, изрекла:

- Похоть есть прямая причина рождения, а, следовательно, бесконечных страданий и смерти.

После чего, окинув взором неприглядную картину в последний раз, исчезла за дверью.

- Ну так, я жду – нетерпеливо сказала Света Коножопа, продолжая расстёгиваться.

Подслеповатые слезящиеся глазки наладчика вдруг вспыхнули страстью:

- А, пропади всё пропадом. Почему бы, собственно, и нет? Чем ты хуже вот её? – он ткнул пальцем в том направлении, где растворилась Оксаночка Крысина – Баба как баба, всё при тебе. Да, я согласен. Официант… Человек… Водки! И всем удалиться. Ну чего встали? Выполнять распоряжение начальства сию же минуту. – с этими словами Паша расстегнул молнию на брюках. Публика покидала кабинет неудовлетворённой и обиженной, всем мечталось видеть продолжение. Рома Доброхватов внёс ящик водки и вынес бесчувственную тётю Машу. Дверь в кабинет была торопливо захлопнута, после чего оттуда стали просачиваться до предела интриговавшие собравшихся сладострастные стоны.

- А-ы-х! Хот одым глахком бы посмотэть – невнятно промычал Слава, заливаясь слюной, и прилип к замочной скважине, через которую всё равно ничего не было видно. Рома Доброхватов лишь совестливо моргал кристально-чистыми глазами. Пыхтя, как заработавший механизм, очнулась тётя Маша и быстро поняла, что её ловко обезоружили – швабра с вёдрами остались за закрытой дверью. Оксаночка Крысина, мягко ступая по коридору, говорила всем сразу, хотя никто её не слушал:

- Поймите же, наконец: сравнения одиозны. Всё есть пустота и пустота есть всё. А тулку не может родиться, если не выработать достаточно направленной энергии. И, всё же, ответьте мне на вопрос: обладает ли собака природой Будды?

То и дело с тихим шелестом проплывал мимо Иван Сергеевич Оле-Лукойе. К его набегам все быстро привыкли и, убедившись в том, что настроен он на редкость миролюбиво, перестали обращать на него какое бы то ни было внимание. Сколько они просидели под закрытой дверью, жадно ловя доносящиеся из-за неё стоны и возгласы – час, два, или пол дня – никто не мог сказать; все странным образом утратили чувство времени и есть тоже никому не хотелось и зачем они здесь сидели тоже никто не знал. Где-то рядом мерно капала вода из плохо закрытого крана, и на улице был не то ранний вечер, не то позднее утро; фонари почему-то не гасли, а из кабины башенного крана во дворе напротив внезапно вышел человек и решительно шагнул вниз. Все даже на миг отпрянули от дверей и восторженно следили за его полётом, покуда он не приземлился на штабеля досок, сложенных в углу у забора. Со всей стройки испуганно ринулись люди. Работа остановилась. Все выдохнули.

- Вот это а-а-а! – восхищённо протянул компьютерщик Слава.

Все промолчали, так как добавить к сказанному было решительно нечего. Становилось скучно. Вода из плохо закрытого крана начала медленно растекаться по коридору. Никто даже не двинулся с места, чтобы пойти и закрыть кран. Компьютерщик Слава вдруг покраснел и подскочил к двери:

- Фсё! Нэ моу бошше теыпеть.

С этими неясными словами он плечом вышиб дверь и все исступлённо ворвались внутрь. Голый наладчик Паша сидел весь красный и измождённый, но на лице его отражался полнейший экстаз. Его руки были накрепко привязаны к спинке стула светиным лифчиком, а сама Света, разумеется, тоже голая, стояла рядом с плёткой в руке. Она обернулась и со страшным звоном в охрипшем голосе крикнула:

- Что, суки, не утерпели? Вот так сильно вам хочется голого тела. Ну, смотрите, пяльтесь, глазейте! Посмотрели? А теперь вы все ослепнете!

Небо за окном неожиданно рассекла молния, пронеслись раскаты жуткого по силе грома, и в помещении внезапно погас свет. Видно ничего не было, воцарилась гробовая тишина, только слышался шум всё прибывавшей в коридоре воды. Через миг случилось странное: одновременно все находившиеся в комнате упали как подкошенные и уснули вповалку прямо на полу, храпя при этом на все лады.

***

Когда они открыли глаза (тоже как по команде) солнце прожектором било в окно, ярко горел свет в помещении. Первым в жутком изумлении поднялся Рома Доброхватов. Он брезгливо отряхнулся и поддел ногой лежащего на полу Пашу.

– Вставайте, граждане – зычно прогудел он – Ну и нажрались же мы вчера. В кои то веки решили покуролесить всем трудовым коллективом, и на тебе – такой плачевный результат. Счастье ещё, друзья мои, что мы с вами очнулись не в вытрезвителе. Но вот вам удивительный факт – лично я чувствую себя превосходно, хотя и не помню, как это мы умудрились так примитивно нажраться. Скажу больше, я не помню даже того, что мы пили. Чёрт знает что, со мной такое первый раз в жизни. Признавайтесь, гады, кто из вас меня напоил? А, прожжённые алкоголики? – Роме сильно понравилась собственная шутка, и он весело засмеялся. Все растерянно озирались. Случившееся решительно не поддавалось логическому объяснению.

- Э-э – протянул Рома – А вот, собственно, и посуда. Поздравляю вас, дорогие мои, мы с вами выпили шесть бутылок водки и ещё пять литров пива. Вот это да! И при этом я неслабо себя чувствую.

Света Коножопа обеспокоено тёрла рукой лоб. Только тут все заметили, что она и ещё наладчик Паша лежат на полу в одном лишь нижнем белье.

– Ой, что же это такое… – Света заёрзала в крайнем смущении – Как же

я …Я не… Простите, товарищи. М-м. – обхватив голову руками, она зашлась в тягуче-трясущемся плаче.

Рома Доброхватов весело щёлкнул её лифчиком по спине: - Да не плачьте, Света. Гордитесь! Я впервые увидел в вас живого человека. – он захихикал – Берите вот лучше пример с милейшего Павла. Объект вашей вчерашней, судя по всему, страстной любви совершенно не стесняется. О-о, Павел, а в вас я впервые увидел мужчину. Безмерно рад за вас! Забирайте её, о мой победитель! Вы настоящий мачо!

Паша в это время лихорадочно пытался засунуть левую ногу в штанину, он слишком суетился и от этого ничего не удавалось. Штанина безнадёжно запуталась, и чем больше Паша старался, тем меньше у него получалось, он был весь красный, глаза его были полны ужаса и жгучего позора. Тётя Маша истово перекрестилась бормоча:

- Батюшки светы. Да что же это..? Да как же такое..? Гос-с-поди!

Оксаночка Крысина глупенько ухмылялась, свысока поглядывая на плоскую Светину грудь. Компьютерщик Слава презрительно фыркнул и, надев очки, отвернулся, не желая быть свидетелем дальнейших кислых сцен. В окно врывалось утреннее солнце, как бильярдные шары разгоняя в углы под потолком пыль и застоявшийся спёртый воздух. Рома причесался у зеркала, достал из кармана розоватый флакончик духов и заблагоухал:

- Ну, господа. Коли уж мы с вами упились до того, что потеряли всякий контроль над своим поведением, недурно было бы разведать обстановку. Кто в курсе, сколько сейчас времени?

- Одиннадцать – всхлипнула Света Коножопа.

- Утра? – переспросил Рома, глядя на золотистые солнечные потоки, растекавшиеся по комнате – Ах, да, ну конечно. До чего дурацкая история, совсем потерял счёт времени. Послушайте, ну кто хоть что-нибудь помнит? Не может быть, чтоб никто вообще ничего не помнил. Ну, хотя бы, по какому поводу была пьянка?

Оксаночка Крысина привычным движением поправила причёску, после спанья на полу совершенно свалявшуюся и, приставив указательный палец к подбородку задумчиво-растяжно произнесла:

- А-а может у ка-авота вчера-а был день рожде-ен-я?

- Дура – желчно выплюнул компьютерщик Слава и злобно отвернулся.

- Вот чёрт. – озадачился Рома – И где, спрашивается, наше непосредственное начальство? Почему оно не отмечало с нами этот грёбаный (ой, извиняюсь, забылся) праздник? Налицо отрыв от масс. Совершенно не думают о трудящихся – он перевёл взгляд на сдвинутые к дверям шкафы и стулья. Веселья в его глазах и голосе становилось всё меньше. – И зачем, чёрт возьми, нам вздумалось сдвигать мебель? Нет, я лично в полнейшей растерянности. Уж поверьте, опыт у меня огромный, я пил много чего, много где и много с кем, но такого… - Рома опять загорелся восторгом от пришедшей в голову шутки, позабыв даже о сложности и неясности положения – ХМ. А вы, оказывается, не промах. Я-то всю жизнь наивно полагал, что работаю с честными прилежными гражданами, так сказать, простыми тружениками. Работа, зарплата, дети, кефир, доска почёта. А оказалось! У-у! Теперь везде буду брать вас с собой. И меня спросят: «А кто это такие?» И я, преисполненный гордости, отвечу: «Это мои сослуживцы. Они упились прямо на работе до полнейшего беспамятства и привязали несчастного директора галстуком к дверной ручке, после чего влили в него три литра портвейна и заставили петь под баян неприличные песни. А вы знаете, какой у нас директор – трезвенник и язвенник, настоящий директор, если хотите, директор с большой буквы, который лишний раз не улыбнётся подчинённому, дабы не подорвать дисциплину. В общем, славный трудовой коллектив, вы, мои герои труда.

Рома стоял спиной к дверям и ещё долго продолжал нести весёлую чушь, как вдруг заметил, что все уже давно молчат, никто даже не улыбается, и только напряжённо-тоскливо смотрят куда-то вдаль, где за спиной Романа наметилось какое-то движение. Рома резко обернулся. На пороге стоял директор – Иван Сергеевич Оле-Лукойе. Выражение его некрасивого морщинистого лица было таким свирепым, что Рома, не выдержав, отвёл глаза.

- Ну, здорово, работнички – голос директора не предвещал решительно ничего хорошего – Как вы тут без меня, не скучали? А, чего молчите, засранцы? Не скучали, спрашиваю? Как же вы без вашего директора? Кого же вы привязывали к баяну галстуком пока меня не было? А, суки? Ну что, языки проглотили, или слышать плохо стали? – по мере произнесения речи, Иван Сергеевич распалялся всё сильнее, хотя, казалось, что и до этого он плескался запредельной яростью. Со страшной силой пнув ногой валявшееся у дверей перевёрнутое кресло, он продолжал: - А мы, вашу мать, ещё говорим о какой-то там эффективности работы организации. Да какая уж тут, на хер, эффективность, когда стоит директору прийти на работу на два часа позже, и что он видит? В коридоре лужи, всё уделано каким-то дерьмом, а в кабинете сотрудники устроили публичный дом. – Его взгляд упал на полуодетых Свету и Пашу – Да вы, я смотрю, тут неплохо провели время. Пивко, водочка, секс. У-у, сволочи! Суки, зачем вам понадобилось кидаться мебелью? Что, вообще, здесь было, вашу мать? Ну, твари, я вам веселье ещё устрою! Значит так, чтобы через полчаса здесь был идеальный порядок, и только потом я вас всех собственноручно уволю с самыми скверными характеристиками, и, будьте спокойны: работать вам больше НИГДЕ не придётся. Поняли, дерьмоеды? Поняли, спрашиваю?

Глаза его пронзили наладчика Пашу, путавшегося в строптивых штанах, как в парашюте. От этого взгляда хотелось провалиться в тартарары.

- Ну чего ты возишься? Одел штаны и бегом за водой.

Паша наконец натянул штаны и, тяжело вздохнув, выбежал с ведром в руке.