Литература

Не помню ни его, ничего, кроме себя, кроме того, Что я такое, и то лишь только потому, что смотрю на себя в зеркало. Я не знаю, что я люблю, а что нет. Но, кажется, себя я ненавижу. Хотя, то, что случилось, быть может, произошло от безумной самолюбви. Или ненависти. Ненависти ко всему, и к себе в первую очередь.

Болен я или нет? Я не знаю. Многие скажут, что я сумасшедший. Вряд ли, но это определённо какое-то заболевание.

Повсюду кровь, что-то похожее на кашу, вся комната в этом дерьме… На полу пистолет. Откуда он? Не знаю, я ничего не знаю. Наверное, скоро приедет полиция или милиция. Хм, я даже не могу вспомнить в какой я стране. Помню точно, что стрелял из этого пистолета в тело, что лежит на полу. Где я, кто я, что там, вне этой комнаты, что это всё за чертовщина.

Мысль убивает, она убила и меня, и его. Права поговорка: «Много будешь знать – скоро состаришься». А я хотел много знать. Я хотел стать тем, кем не смог, кем не был готов быть. Не был готов стать самим собой.

Что там за стеклом, что за время года? Хочется, чтобы было лето, я люблю лето… точнее любил. Но за стеклом ничего не видно, оно всё в крови. Почему меня тошнит?

Я привык к ужасу, к своему внутреннему страху. Всегда говорил, что страхов у меня нет. Но их очень много, очень. Они и были главным звеном в цепочке того, что случилось.

Всё стекло на окне в сгустках крови, которые уже, наподобие пиццы, вкусно пахнущей сыром, испускают неприятный аромат. Но во мне что-то атрофировалось, и никаких эмоций не возникает. Просто противный запах. Говорят, что многие, впервые увидев развороченное подобно мясорубке тело, в моём случае из головы получился красочный кроваво-мясной пирог с кусочками костей черепа, не выдерживают и им становится дурно, подкатывают приступы тошноты. А у меня ничего, никаких эмоций. Будто я полжизни провозился над трупами в роли паталогоанатома. Для меня просто всё красное с лёгким новым для меня запахом. На самом деле, я даже не знаю, вижу ли я вообще красный цвет, или это то неосознанное, привитое в детстве понимание, что всё это красное. Красное только потому, что кровь должна быть красной.

Боже! ( кстати, про Бога… видит ли он эту комнату? Где он? Кто он?… всегда хотелось это понять).

Вот то, что лишило жизни, вот оно в моих руках. Забавно, Бог дал этому телу жизнь, а я забрал. Это как-то меня с Ним равняет что ли…

Пистолет, вроде бы, пуст. Из его нутра, из страшноватой зияющей дыры, практически из утробы его неизвестности ещё попахивает горько-кислым порохом. Что там внутри, что там помимо всех механизмов, патронов и прочего… Можно сказать, что там внутри нечто, что может решать судьбы. Решать судьбы одним движением курка. Надо лишь приложить некоторое усилие, выбрать направление и… волшебная палочка сработает. Я уже попробовал себя в этой роли. Понравилось или нет не знаю, ничего особенного… быть может, немного страха. Но что это за страх, перед чем – не знаю.

Вся стена в дырах. Неужто это всё я сделал. Нет, не думаю. В пистолете не хватило бы патронов. Наверное, я попал во что-то, оно разбилось и осколками всё побило. Странно, на стене над зеркалом пробоины легли немного причудливо. Будто кто-то специально делал дырки в форме креста. Непонятно, но красиво. И красота какая-то пугающая, будто знак какой.

Всё вокруг разбито, а зеркало осталось целёхоньким. Оно так и тянет к себе. Будто специально осталось нетронутым, чтобы заставить взглянуть в него. Действует, я уже смотрю в него, и вижу отражение исказившейся от испуга гримасы молодого человека, в котором я с трудом узнаю себя. Это моё лицо. Не стану рассказывать, что я увидел в этом лице. Просто, когда вы всё прочтёте, закройте на пару минут глаза и попытайтесь представить сами. Не думаю, что вам это понравится. А вот еще что, некоторые детали к вашей картине: от выстрела, угодившего аккурат в голову покойного, кровь, разлетевшаяся по комнате, легла на поверхность зеркала с некоторой особенностью. Капли крови были словно слезами на моём отражении, струйки красных речушек растекались по щекам. Наверное, я мог бы заплакать, но это были не мои слёзы… да, именно слёзы. Я уверен что они были, но чьи они, я не знал. Может быть, это плакал тот в зеркале, тот, кто был полной моей противоположностью.

А до этого я долго смотрел на улицу, где мельтешили люди, прислушивался к рёву двигателей автомобилей. Слушал музыку. Кстати, про музыку, которую я слушал, окружающие говорили, что она ненормальная, и что рано или поздно она меня доведёт, и я свихнусь. Ну что же, может, они и были правы. Следил за птицами, живущими жизнью, совсем не похожей на нашу. Но она мне нравилась больше, чем то, что отведено человеку. Я смотрел на Солнце, сменяющее Луну. Считал звёзды. За три ночи я насчитал где-то около семи тысяч ста тридцати трёх звёздочек. Может быть, смог бы и больше, но вчера ночь была туманная, и в основном, видны были только те, что я сосчитал позавчера. В те минуты мне очень хотелось знать названия и имена каждой из них. Но я не знал, точнее, мне казалось, что когда-то я знал их все, но вчера просто уже не помнил. Да, вчера не помнил. Значит, уже вчера я забыл, то, что уже сегодня не могу вспомнить даже так, чтобы быть хоть каплю уверенным, что я действительно это когда-то знал.

Просмотрел сейчас абзац, что перед тем, который вы сейчас читаете, и рассмеялся… это же полный бред! Но, самое интересное то, что мне это нравится. Интересно, если я понимаю, что это ненормально, то это даёт мне право не считать самого себя ненормальным. Наверное, доктора бы сказали, что помощь их мне бы не повредила. Но я так не считаю. Такое же происходит, думаю, со многими, но другие просто это скрывают. А зачем? А кто их знает зачем?

Я не знаю, чьё это тело. Помню только, что он зашёл, улыбнулся, как всегда: «Привет!» Пожали друг другу руки. Прошли в комнату. Он сел, а потом… пистолет… откуда он взялся? Он заговорил вместо меня. Жёстко без вопросов, ставя только утвердительные ответы дырками в голове. Помню как голова откинулась, разлетевшись по комнате, тело подалось назад, ломая ножки стула, на который он даже не успел до конца присесть.

Я не знаю, почему я стрелял в этого человека. Не знаю, что произойдёт сейчас, если кто-нибудь ещё зайдёт, быть может, в пистолете ещё остались патроны. Он опять окажется в моей руке, и вопреки моей воле… а может быть, и не вопреки… скажет своё весомое слово. Можете поверить мне на слово, с ним сложно спорить. По крайней мере, тот с кем он поговорил в этой комнате, не стал ему возражать… и уже не станет.

А быть может, этот человек хотел именно так умереть. И я тот, кто дал ему этот шанс. Как-то один мой друг сказал мне, что он очень хотел бы уйти подобным образом. Но сам он не может отправить себя туда… Просто, чтобы к нему подошли на улице и, приставив ствол к виску, … Бах! И всё, что не хотело находиться в теле, оказалось бы на асфальте. Может быть, это тело передо мной и было тем самым человеком, я не помню, не знаю кто это. В нём теперь лишь только маленькая загадка для тех, кто будет возиться с трупом. Им ещё предстоит долго собирать маленькие кусочки, напоминающие белоснежный кафель в бурых пятнах, складывая замысловатые узоры мозаики… а, быть может, всё просто скинут в пакет и отправят на свалку. Так он тоже может закончить, хотя ему уже всё равно. Выбора у него нет. Я избавил его от проблемы решать свою судьбу. А вот ещё один кусочек его черепа: весь в красных пятнышках. Будто белая божья коровка залетела в комнату и, где не осталось ничего Божьего, уселась на столе …

Почему я, не помня никого, вспоминаю про Бога? Почему? Потому что он действительно есть, или, быть может, он живёт во мне…Не знаю… Хотите несколько слов про Него или про него… или ни о ком… немного мысли вслух…

Ха, мысль во мне? Про Бога? Не вяжутся что-то эти мысли с тем, что сейчас происходит. Но они есть… Вот они.

Только один вопрос: отчего Бог так жесток с нами… нет, конечно, я благодарен за то, что он дарит нам счастье, радость, любовь, жизнь, но в то же время почему он допускает боль или страдания тем, кто этого не заслуживает … неужто он на самом деле безразличен к нам… тогда чего мы можем требовать друг от друга, если то, во что мы верим, не является тем самым… Бог есть, обязательно… но что же происходит… почему? Или надо верить только в себя? Я не понимаю, откуда у него столько и добра, и милости, а в то же время он жесток и несправедлив… хотя, не мне судить… если вообще его можно судить… но если он повсюду, он везде, внутри нас, он – мы… то почему нет, почему мы не имеем права судить Его… если он всё вокруг, то что мы берёмся судить, о ком или о чём мы говорим… что делает с нами всё то, что происходит… вряд ли всё течёт просто как река, или лист падает, сорвавшись с дерева… так ведь и реку кто-то или что-то направляет, задаёт ей направление, скорость… просто законы природы? А откуда они эти законы… Всё не просто, даже законы кто-то или что-то придумывает… какая-то сила заставила лист сорваться… ветер? а кто управляет ветром… кто Он? Тот, кто смотрит на нас, приглядывает за нами, а он обязательно смотрит за нами, ведь он нас любит… Или? Нет! Он любит… а ведь всякая любящая мать смотрит за своими детьми, заботится о них… но почему он так часто отворачивается от нас, почему он не всегда помнит всех… ведь он же Бог, он всё и везде… почему же он не успевает быть там, где надо бы, помочь тому, кто нуждается… то, что он забывает иногда про кого-то, а это, наверняка, именно так… просто забывает на миг, не успевает, а не отворачивается… он никогда не отворачивается, хочется верить в это… но мы же не просто молоко, про которое забыли на плите, это оно просто сгорело и убежало… а у нас всё по-другому, хотя от того, что он где-то зазевался мы тоже всегда сгораем… если есть то, во что мы верим… почему если? Точно есть, но тогда почему же столько зла вокруг… почему приходится видеть столько слёз, которые давно уже переполнили бы все океаны, почему всё так несправедливо? Или всё так задумано, расписано по сценарию, тому, что принято называть судьбой… но отчего сценарий этот так кровав, зачем в нём столько печали и грусти, слёз и крови… зачем столько? Или это всё та кара, которую обещал библейский Бог за ослушание Евой Его наказов… но откуда столько тирании, неужто он не может прощать, создавать так, чтобы и не было того, за что можно наказывать… Или Он не в силах? Неужто он ещё не насмотрелся со времён первого человека на долгие века горя, войн, боли? Не мне об этом спрашивать, наверное, но почему он только раз создал идеальный мир для тех двух первых человек… почему бы ему не попытаться снова, построить заново… и без ошибок, ведь он – всё… значит, в том, что случилось есть и его вина… Это как ученик неверно выполнил задание, но он же потом исправляет свои ошибки… А Бог? Он не хочет? Не может? Безразлично? Или он не считает себя в чём-то виноватым? Почему же он не возьмётся изменить нас? Мы должны меняться сами, сами строить себе жизнь… но если мы уже не в силах… а это, к сожалению так... то почему же он не не изменит нас, хотя бы не поможет нам… ведь он нас создал, так почему же он не может изменить… или он не хочет, но тогда он действительно жесток… или не может, не в его это силах… но раз уж создал, то изменить ведь можно… или он не создавал нас? Тогда что это всё? Или он просто… просто… я не знаю, всё ведь совсем не просто… есть он или нет, но я в него верю… верю не только в его существование, а именно в него… но я не могу понять, понять Его, понять почему всё так а не иначе, почему приходится задавать такое колличество «почему?» и не находить ответы… а ведь хоть ответы то он мог бы помочь найти… Я его не понимаю… или нам не дано понимать? И не надо, может быть, Он так и думает…я нет… Но тогда зачем всё? В чём смысл? Я знаю, что он есть, что смысл есть, что всё не просто так… но вот почему всё так, понять не могу…

Вот, выговорился.

Да и к чему всё эти вопросы, которые касаются жизни, чего-то вечного. К чему всё то, о чём я всегда спрашивал себя. Сейчас у меня нет Завтра, потому что я уничтожил своё Сегодня, а Вчера такое, что про него и вспоминать не хочется, да и не помню я своё Вчера, только где-то в глубине сидит оно тяжёлым грузом… Вот разве что только звёзды всплыли, которые считал…

Я всегда что-то анализировал, продумывал, сочинял, выстраивал. Я всегда о чём-то думал. Если бы вы знали, как это тяжело. Сотни раз я пытался избавиться от этой привычки, злой и беспощадной. Но я не смог. И сейчас стою у той черты, которая, наверное, уже последняя для меня. Просто, всё, что происходило, и происходит сейчас, медленно, ну упорно, толкало и толкает меня в пропасть.

Колокола! Какой красивый звук! Сквозь грохот музыки, которая рвёт динамики, и уже дотошно противный запах спёкшейся крови, по гитарным взвизгам и раскату ударных льётся сладкая песня колоколов. Как она прекрасна! Я на миг представил себя в чём-то светлом, лёгком, воздушном…

Какое-то состояние блаженства, умиротворения. Опьяняющий ветерок забытья. Не запоминающийся мотив завораживает своим разноголосием, неповторимостью. Некая первозданность, девственность, возможно, при сотворении мира именно такие звуки сопровождали появление жизни. По крайней мере, она как никакая другая подходит под это… но никак не здесь, не в этой комнате… Нежность, переливы спокойствия, пронзающие дымку тумана летним утром… Голова, она кружится. Стоило мне приоткрыть глаза, и водоворотом поглотила меня реальность, моя реальность, безумно далёкая от той музыки, которой ещё секунду назад я упивался с неподдельным детским восхищением. Реальность, та самая, то которой я всегда убегал. Реальность сегодняшняя, настоящая – потерявшая от крови цвет комната, в которой царит удушие смерти, безысходства, поиска и потери. Ещё несколько секунд и я уже практически не помню песни колоколов. Была ли она? Или мне это всё только предвиделось, и всё это плод моей больной фантазии? А звон… звон остался. Что это? Всего лишь треньканье дверного звонка и ничего больше. Дверь заперта, и открывать её я не собираюсь. Хватит на сегодня посетителей. Сегодня у меня выходной, на сегодня и так график переполнен. Не знаю, кто там за порогом, хочет ли он его переступить, но я этого не хочу. Не хочу больше слышать свист пуль, вылетающих с хлюпаньем из головы, увлекающих за собой коктейль из мозгов и всего, что в ней находилось. Этот кто-то за дверью, слыша раскаты грохочущей музыки, предварившей и сопровождающей кровавый дождь, мозолит пальцы о дверной звонок. Звонок, который подарил мне несколько красивых минут, пусть они были и обманом. Замкнув электроцепь дверного колокольчика, стоит и не понимает, почему же ему не отворяют. Он, вероятно, думает, что что-то случилось. Случилось, кончно, случилось. Но вряд ли он может предположить, что всё именно так, как есть, как с другой от него стороны дверей. И пусть он лучше останется со своим непониманием, со своим разочарованием такому приёму, со своими догадками, со своими мыслями. В противном случае, в том, если он всё таки узнает небольшую тайну за дверью, у меня нет уверенности, что мои руки и несколько грамм казалось бы безобидного свинца не выпроводят на вечную прогулку с чертями все его мысли. Мысли, которые намного мягче реальности из хрупкого сосуда человека. Достаточно того, что меня уже погубила такая действительность, скрывавшаяся за оазисами выдумки и рассуждений. Погубив меня, она раздробила череп… но пока не мне, пока. Хватит уже в этой комнате тел, которые не могут больше прятаться от настоящего. Тел, которым просто больше нечем это делать. Хватит. К чёрту.

Лежит. Будто спит, если бы не лужи крови и обезображенное до неприличия место, что когда-то называлось лицом. А чем он отличается от меня… Почему он лежит здесь, уже неспособный вдохнуть первого дня весны, аромата цветов, ощутить жжение снега на щеках, ослепнуть от золотого клёна в осеннем парке… Для него уже ничего нет. И не будет.

Почему для него, а не для меня? Это я должен лежать в луже крови, в которую то и дело, что лезут мухи и тонут в мутной жиже мозгов и тошнотворных сгустках лейкоцитов ( Хм, мозгов то всего на тарелку, обыкновенную тарелку, из которой по утрам едят кашу… в такую тарелку влезли бы и мои, и чьи-нибудь ещё… думаю, что у гению, который создал водородную бомбу или расшифровал генетический код, или ещё кому-нибудь запросто хватило бы такой же тарелочки, чтобы разместить всё своё сверхвыдающееся существо-серое-вещество). Мухи? Мне кажется, или они действительно мелькают перед глазами? Вроде бы жужжанья нет (как я ненавижу зуденье всяких насекомых ), но его нет потому, что я его не слышу… Не слышу? Да… я бросил что-то на пол со всей силы и ничего не услышал. Не слышу. Похоже на то, что мир звуков потерялся как раз после «колокольной песни». Не его тело, а моё должны обхаживать мухи для своего дерьма. Всё ни к чёрту!

Опять копаюсь.

Воды. Пить захотелось. Но пить я не буду, кажется, что если в пустое меня хоть что-то упадёт, то долго оно там не задержится. Не вывернуло меня в этой дрянной обстановке только лишь потому, что около недели, а может быть, и больше никакого аппетита или потребности в пищи не возникало. Организм будто бы заранее знал, что будь он сейчас в своём обычном состоянии, сытым и неистощённым, вряд ли он бы выдержал, нет гарантии, что желудок бы не испражнялся сначала остатками завтраков или ужинов, потом желудочной слизью… а потом, просто войдя в заданный режим, уничтожался бы спазмами…

Вот одна муха присела на раздробленную кусочек кости, сползла к лужице, одной из десятка, что расположились будто череда островков. Почесала свои омерзительные лапки и поползла дальше по густой массе. Но далеко её путешествия не продлились, она уже тонет. Кровь как трясина утягивает её, поглощает в свои пучины. Как же она ничтожна и слаба. Крылья беспомощно бьются, раз, другой, и насекомое уже не может оторвать их от красного клейстера. Скоро она умрёт. Умрёт в в крови другого слабого и ничтожного. Одна лишь разница между тем, кто уже мёртв, и той, что теряет жизнь: у него не было никаких возможностей хотя бы побороться за своё существование, а у неё были. Ну и где же справедливость?

Она - это я. Смотрю и не вижу того, чем бы она отличалась от меня. Я также тонул. Тону сейчас и скоро буду составлять им компанию. Этакий классический «вариант на троих». Меня это не пугает, скорее я даже желаю этого и желательно как можно быстрее. Интересно, будь у неё хоть какой-нибудь мозг, способность мыслить, что за чувства бы охватывали её сейчас? Ужас? Паника? Что за страх рождался бы в ней?

Она умрёт. Со стороны это выглядит мучительно. Как будто бы она способна чувствовать боль и страх перед смертью. Она бьётся в агонии, как будто сносит адские муки. Но она не знает, что значат мучения – в этом ей повезло… У неё ничего нет, но ей ничего и не надо - это её счастье. Оно незаметное и, казалось бы, незначительное, но это не так. Пусто, ничего кроме инстинктов, которые сами по себе до того ничтожны, что она не всегда им и следует.

Она свободна. Хотя даже понятие свободы для неё не подходит.

Она идеальна.

Быть может она и есть Бог?

Почему я не муха?

Муха = Я = Бог?

Нет. Я буду умирать и мучаться. Хотя я всегда умирал, всегда мучения шли со мной по одну сторону. Точнее я сам их звал с собой на прогулки. Раньше я боялся смерти, боялся боли, не выносил мук. А что сейчас? Мне не страшно – отбоялся. Вся жизнь в вечном страхе… зачем сейчас чего-то бояться – я уже мёртв. А у мёртвых страхов нет (наверное). Тело? - не проблема, она быстро решается. Но не для меня, для меня быстрота решения была бы подарком, которого я не заслужил. И не хочу я исправлять быстро ошибку, имя которой – Я.

Страх. Как много в этом слове для сердца… слилось. Говорят, что люди придумали Богов из-за своих страхов перед необъяснимым, ища ответ на вопросы, но никто их ещё не нашёл, и никогда не найдёт. Вот и придумали себе что-то, что отвечало бы на всё, за всё, за всех… так же легче. Люди просят их, плачутся им на жизнь, любят, ненавидят, восхваляют, приносят им в жертву себя, животных или ещё кого-нибудь, опять любят, ненавидят и проклинают. Люди просят его за свои мечты, желания. Сам Бог – мечта. Этой мечте дали имя. У меня тоже была мечта.

Была мечта. Она и сейчас ещё, конечно, есть. Но теперь уже всё бессмысленно. Простая мечта, быть может, немного детская и мало кому интересная. Но она была моей. Мечта о том, чтобы заиметь что-то вроде двигателя или летательного аппарата, оснащённого такой силой, источником скорости, чтобы я смог улететь в настоящее никуда, где ещё никто никогда не был. Где ещё не ступила нога человека, где ещё ничто не убито его рукой. Лететь столько, сколько проходит времени от момента появления солнечного света на горизонте до того, как его тепло и свет родит улыбку счастья на лице человека, способного радоваться этому свету. Улететь туда и остаться до тех пор, пока Солнце не устанет мотаться по своему пути.

Только сейчас совсем не важно сбудется что-либо или нет. Мне всё равно, что будет, что было, и что происходит. Мне очень не хочется, чтобы всё было так, и тем более, совсем не хочется, чтобы мне было всё равно. Но всё так и не иначе. В этой комнате нет места мечтам, нет места жизни – всё потеряно и уничтожено. И нет никакого дела до Солнца или улыбок, до радости или чего-то ещё. Быть может, немного сожаления, сожаления о чём-то неощутимом.

Я смотрю в окно и ничего не понимаю, не могу понять какое время суток. День или ночь. Солнце это слепит или ночные фонари убивают своим одиночеством минуты бесконечной грусти. Грусти, до которой мне тоже уже нет никакого дела.

Странно и невероятно. Ничего не помню, а откуда-то выплыла память о мечте, о чувствах, о сожалении, о безвыходности. Непонятно откуда что-то человеческое появилось в голове, наполненной до краёв безумием и жестокостью. Наполненной чем-то ужасным и наряду с этим пониманием отрицания и неприятия этого ужасного. Вот она – грань безумия. Золотая рыбка в котле кипящей крови.

Хватит, наверное.

Что-то вроде эпилога.

Если вы держите в руках эти записи (скорее всего это не оригинал), значит…

Да, ни хрена это не значит. Просто всё имеет свой конец, своё завершение, свою точку… вот только здесь точку ставил не я. Не знаю, для чего я это писал, зачем вы это читаете. Но раз уж написано, то кому-то это попадётся на глаза, и это будет, а точнее, если уж вы добрались до конца, уже прочитано… Хотел только что перечитать то, что написал, что-нибудь поправить… но я ничего не помню и не понимаю… это безумие, полная чушь…

Да что ещё? Звонок в дверь…

Там за дверью опять кто-то хочет попасть сюда. Ну что ж, пусть будет так…

Мне всё равно, а тому, кто уже влип в пол в собственной крови, тем более. Интересно к кому в гости тот за дверью? Ко мне, к нему или к нам обоим?

Не знаю, не хочу знать, я устал.

Устал.

- Кто там? Сейчас, уже открываю…