Вечером, в неприметный, заросший папоротником и черемухой сад вошел, слегка прихрамывая на одну ногу, старик с бамбуковой тросточкой.
Перед этим прошел теплый дождь. Шелестели влажные листья, бисеринки капель сверкали в лучах заходящего солнца. Чирикали, перелетали с дерева на дерево стайки воробьев. В небе бесшумными росчерками мелькали стрижи. Рассеявшиеся было тучи, вновь наплывали с востока. Тревожный предгрозовой аромат, и порывы ветра, и терпкие запахи растений, напоенных теплом и влагой.
Старик разложил два газетных листа на отсыревшей местами лавочке и сел. Тень скрыла его лицо. Он прислонился спиной к стволу черемухи, закрыл глаза и принялся ждать. Спустя минуту он уже спал, а когда проснулся, то увидел далеко на востоке вспышки розовых молний. Шумели деревья над его головой, и сквозь переплетение ветвей проглядывало налитое мраком низкое небо. Хлынул ливень.
Старик ссутулился и опустил голову.
В тот же час в доме на соседней улице Иван разливал портвейн в свете тусклой лампочки. На засаленных обоях лежали подвижные тени. Часы прилежно отстукивали однообразный ритм. Гроза хлестала ночь. Временами казалось, что откуда-то из глубины двора доносится протяжный отсыревший насквозь стон. И тут же равнодушный и усталый мужской голос выводил по радио незамысловатые строки:
Песни все спеты, стихи написаны.
Жаль, что мы не умеем обмениваться мыслями…
Петя привстал с табурета и погасил газ под чайником. Руслан удобнее подогнул под себя ноги и взял свою рюмку.
- Ну, так что?
- Да что, ничего…
Все выпили. Руслан, сощурив свои карие маленькие глазки, раскурил трубочку. Иван, понурив голову, с апатией ковырял в пепельнице спичкой. Петя обсасывал дольку лимона. Повисло молчание.
Дождь как будто стихал. Гром был еще слышен, но с каждой минутой отдалялся, уползал куда-то за горизонт. На кухню вошла кошка, потерлась о Петины ноги и вспрыгнула на подоконник.
Когда они вышли из кинотеатра, было уже совсем темно. Дул резкий, не по-весеннему холодный ветер. По небу, освещенные луной, неслись тучи. Пахло мокрым асфальтом.
Катя поежилась и теснее прижалась к Диме. Тот положил левую руку на ее худенькое плечико и легонько сжал его.
Пока они шли по парку, у Кати зазвонил телефон, и грустный мамин голос просил ее, настаивал и убеждал.
- Никак не поймет, что я уже выросла, - смущенно улыбнулась та.
Шумели деревья. Влажная листва вздрагивала в свете старомодных фонарей, и Катины распущенные волосы касались его лица. Дремали первые весенние цветы.
Они сели рядом на еще сырую скамейку. С деревьев сыпала мелкая изморось, как будто дождь еще не перестал. Вдалеке умолкала гроза.
- Мокрая.
Дима вдруг встал и нарвал букетик цветов.
- Как глупо. Зачем?
- Тебе.
- Холодные. Посмотри как красиво.
Ночь.
Руслан плохо помнил, как он вдруг оказался на полу среди осколков разбитой пепельницы. Из пореза на руке сочилась кровь. Хотелось смеяться и сделать что-то важное прямо сейчас: убежать от кого-то, спрятаться в углу или выпрыгнуть в ночь. Он пытался собрать разбросанные окурки, а Петя все совал ему под нос какую-то тряпку.
- Слушай, отвали.
- У тебя кровь.
- Пошел нахуй…
Он вдруг бросил окурки и метнулся к балкону. Откуда-то выросла красная физиономия Ивана, качнулась и отлетела в сторону. Зазвенело разбитое стекло, жирные мазки легли на стены. В комнату ворвался приглушенный рокот спящего города, танцующие огни многоэтажек.
Вероника Сергеевна проснулась вся в поту под двойным ватным одеялом. Будильник показывал четыре ночи. Вадим Николаевич тяжело посапывал рядом, приоткрыв рот.
Она застонала и повернулась на спину. Вторые сутки не давала покоя поясница. За окном изредка проезжали машины. Полосы света на потолке возникали, задерживались и исчезали. Где-то очень далеко завывала сигнализация.
Теперь сон уже не придет. Остается прислушиваться к звукам ночи и все думать, думать до самого утра о своих мальчиках.
Свежие пятна крови выступали на забинтованной кисти. Они сгрудились на кровати и слушали, как Руслан, еле ворочая языком, произносит какие-то слова.
- Иногда такая тошнота находит. Лежишь на кровати и даже рукой пошевелить не можешь, не хочешь… Такая скука, а вокруг все стены и дальше тоже. Темная комната и все известно до мелочей. И ничего не можешь. Сидит, как каменный страж. Это кто сказал?
- Каменный гость.
- Да нет.
- Лариска сказала, что хочет...
- Хочется иногда встать и уйти куда-нибудь. Просто бродить без цели.
Иван приподнялся и коснулся стола. Качнулась выдавленная пробка в пахучей янтарной жидкости.
- Может тебе хватит?
Иван молчал, тяжело дыша.
- Тебе плохо что ли?
- Да…
- Иди поблюй.
Пока Иван блевал, допили остатки портвейна, и Петя стал показывать приемы рукопашного боя. В какой-то момент Руслан потерял равновесие и полетел в сторону, снеся по дороге стол. Потом Петя учил избегать прямого удара ножом в сердце.
Кошка наблюдала с неподвижностью сфинкса за тем, как они уходили. Когда шаги и голоса на лестнице стихли, она потянулась и закрыла свои огромные зеленые глаза.
Возвращались уже почти засветло. В лужах отражались деревья и посветлевшее небо. Размытые облака. Кричало воронье. Нищий мальчик стоял напротив ночного клуба. От него пахло клеем и промокшим тряпьем. Шли обнявшись, шептались о чем-то, уставшие после бессонной ночи.
«Как странно, еще неделю назад, я не знал ее, а теперь иду рядом, касаюсь ее, чувствую ее тепло».
Чуть позже они проходили мимо черемухового сада и видели неподвижное тело на лавочке, а вокруг него троих ребят.
Кто-то просыпался, когда Дима ложился в кровать и вспоминал ее слова.
«Как красивы просящие женские глаза», - подумал он.
Утро. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: