Литература

Городская окраина. В зарослях травы стоит ржавый железный забор. На заборе сидят двое – Высокий и Слесарь. Высокий беззаботно болтает ногами, Слесарь жуёт травинку и периодически сплёвывает. Светит солнце. Слесарь затягивается вонючей сигаретой и нарушает полуденную тишину, обращаясь к Высокому: «А что, брат, случись чего, кран-буксу поменять сумеешь?» Высокий смущённо молчит, делает вид, что не расслышал, сопит. Слесарь выдерживает паузу, ощеривает позолоченные зубы в самодовольной улыбке: «Вот, то-то же! Не сумеешь! Ну, а например, с завязанными глазами разобрать и опять собрать смеситель смогёшь? А?» Высокий откровенно теряется, отодвигается от Слесаря, моргает. Слесарь потрясает кулаком в воздухе, нагло смеется: «Так я и думал, ни хера ты не сумеешь. А туда же! Ну хотя бы прочистить канализацию вантузом ты способен?»

Высокий неожиданно расправляет плечи, поворачивается лицом к Слесарю, краснеет и взрывается: «Послушайте, уважаемый, этот забор не является вашей собственностью – я имею такое же право сидеть на нем, как и вы, я сижу и никоим образом вам не мешаю. Заметьте, я даже ни слова не сказал вам насчёт вашей сигареты, которая отравляет воздух и превращает меня в пассивного курильщика. И я не вижу никакого смысла в этой демонстрации вашего превосходства. Чтобы впредь не выставлять себя перед окружающими в не самом лучшем свете, вам стоит уяснить одну простую вещь – если кто-то не в состоянии разобраться в тонкостях вашего ремесла, это ещё не значит, что он хуже вас – возможно, он умеет что-то, чего не умеете вы, или, может статься, он посвящён в такие области знания, о которых вы, почтенный, даже не догадываетесь. Очевидно, над вами довлеет некий обширный внутриличностный конфликт, выражающийся в недостатке самоуважения. Вследствие этого, вы пытаетесь восполнить данный дефицит за счёт нарочитого преуменьшения заслуг других, соотнося их с собственными достижениями в избранной вами сфере деятельности. Понятное дело, что я, как человек, не имеющий отношения к вашей профессии, не выдержу с вами никакого сравнения. Точно так же, если мы станем меряться силой на моём поле, уже вы окажетесь несостоятельны. Поэтому, я рекомендовал бы вам самоутверждаться иными способами, не ущемляя достоинства окружающих вас людей и не стараясь возвыситься в собственных глазах за счёт унижения других».

Слесарь слушает Высокого со снисходительной ухмылкой, издевательски кивает, поддакивает. Время от времени строит угрожающую физиономию, рассматривает свои волосатые татуированные кулаки. Когда Высокий замолкает, Слесарь демонстративно закуривает ещё одну сигарету, долго кашляет, с шумом отхаркивает мокроту и обращается к Высокому: «Ну и какие же это такие сферы, господин хороший? Поясните нам неучёным. Будьте так добры, растолкуйте, чего это вы такое умеете, что мы, простой народ, не умеем?»

Высокий воодушевляется, закидывает ногу на ногу, в его взгляде вспыхивает кураж. Пригладив жиденькие волосы, он затягивает голосом лектора: «Известно ли вам, любезный, кто такой Платон? К вашему сведению, это величайший древнегреческий философ-идеалист, оказавший существенное влияние на многих мыслителей последующих поколений. Какие особенности философской системы Платона вы можете отметить? Вы молчите, очевидно, вы не знаете… Так вот, примите к сведению, что Платон характеризовал человеческое бытие, то есть, наше с вами бытие как вечное, неизменное, неделимое, недоступное чувственному восприятию и постигаемое только разумом. Вот вы когда-нибудь задумывались о своём бытии в таких категориях? Бытие множественно. Оно есть вид, идея, сущность. Пойдём дальше. Платон делил действительность на два мира: мир идей и мир чувственных вещей. Первичный – мир вечных, неизменных самостоятельных сущностей – идей, производным от которых он называл всё многообразие чувственно воспринимаемого мира. Кроме того, представьте себе, именно Платон ввёл понятие материи, предложил теорию идеального государства и наметил схему основных ступеней бытия. Вам, наверное, трудно представить, что всё это мог помыслить один человек. Ещё бы, я понимаю, что, роясь дни и ночи напролёт в нечистотах, не особо будешь думать о древнегреческой философии. Вам следовало бы, дорогой мой, на досуге меньше внимания уделять алкоголю, а больше размышлять, напрягать скудную долю отведенного вам серого вещества, тогда, возможно, вы и возвыситесь в собственных глазах, и уж тем паче в глазах окружающих. Но, то, что я вижу сейчас, меня совершенно не радует: вид у вас, простите, ради Бога, скучающий и бессмысленный. Послушайте, вы хоть что-нибудь уяснили для себя из философского знания Платона, или всё, сказанное мною, было метанием бисера перед свиньями?»

Лекции Высокого Слесарь внимает с откровенным безразличием: он громко и широко зевает, плюётся, ковыряет в носу, с интересом рассматривая извлечённые из носа козюльки. Слегка оживляется он лишь при упоминании Высоким серого вещества, а также во время последней фразы о бисере и свиньях. В эти моменты его лицо принимает оскорбленно-угрожающее выражение, и он злобно поглядывает на преисполненного вдохновения Высокого. Мимо забора, поправляя на ходу причёску и развратно виляя бёдрами, проходит Пэтэушница. Слесарь провожает её глазами, внимательно глядя на неуклюжие ноги, удлинённые каблуками и обтянутые пошлыми колготками со стрелками.

Когда Пэтэушница скрывается из виду, лицо Слесаря снова принимает выражение скучающего безразличия. Он недобро смотрит на Высокого, глумливо посмеивается и говорит с издёвкой: «Я в полном восторге, господин учёный! Просто удивительно, что бывают ещё такие образованные люди. Рядом с вами чувствуешь себя мелкой безмозглой тварью, жалким червём. Пожалуйста, если только вам не трудно, будьте так добры, расскажите нам – неучам ещё что-нибудь. Вот хотя бы про этого… Как его… Фюгенфюллера что ли… Запамятовал фамилию. Но думаю нам – рабочим людям, малоразвитым пролетариям это простительно».

Высокий задумчиво потирает лоб, строго смотрит на Слесаря: «Вот тут, милейший, вы очень заблуждаетесь. Низкий уровень культурного и интеллектуального развития это именно та слабость… хм, я бы даже сказал, грех, который никому простить нельзя. И надо делать всё от вас зависящее, дабы этот уровень повышать, не переставая, на протяжении всей жизни – ведь совершенство не имеет пределов. А вы, похоже, не только не делаете этого, но ещё и кичитесь своим невежеством. И, всё же, если угодно, я готов оказать вам посильную помощь в нелёгком процессе познания, содействие воспитанию вашего разума – крайне благородная и почётная для меня миссия. Так о чём вы просили рассказать? Фугенфайлер? Философ с такой фамилией мне неизвестен и, очевидно, его никогда не существовало. Однако речь, несомненно, о представителе немецкой философской традиции. Может, вы имели в виду Фейербаха? Давайте, я расскажу вам о немецкой классической философии, к которой этот виднейший мыслитель и принадлежал. Так вот, немецкая классическая философия подводила итог развитию философской мысли Нового времени на данном отрезке истории. К этому течению относят, кроме уже упомянутого Людвига Фейербаха, также Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля. Всех их сближали общие идейно-теоретические корни, преемственность в постановке и разрешении проблем, а также личное общение. Немецкая классическая философия, да будет вам известно, внесла существенный вклад в разработку проблем мышления. В её рамках переосмыслен и заново сформулирован вопрос отношения субъекта и объекта, разработан диалогический метод познания и преобразования действительности.

Если же вас интересует именно Фейербах то стоит сказать о том, что он был создателем одного из вариантов антропологического материализма. Вам вполне ясно, что это такое?» - не дожидаясь ответа Слесаря, Высокий самозабвенно продолжает: «Фейербах природу считал основой духа. Природная сторона им гипертрофировалась, а социальная – недооценивалась. Он считал, что не Бог создал человека, а наоборот. Послушайте, уважаемый, я вынужден прерваться и спросить, почему у вас такое незаинтересованное злое лицо? Хотя, пожалуй, можете и не отвечать – и так понятно, что вам – привыкшему к борщу и копчёной селёдке весьма непросто воспринять нектар и амброзию. И ведь, представьте, я раскрыл перед вами лишь малую толику того, что известно мне, но вы и этого усвоить не в силах. И, если вернуться к началу нашей с вами беседы, то стоит, наверное, задаться вопросом: так кто же, всё-таки, из нас с вами более значим? Я думаю, комментарии излишни. Я поведал вам самые общеизвестные истины, их сейчас любой школьник знает, и, всё же, вас это подавило и озадачило, заставив, очевидно, задуматься о том, что ваше величие, которое вы, как я понял, никогда не подвергали сомнению, на деле – мнимое. А представьте, что было бы, если бы я продолжил унижать вас, погружаясь ещё глубже в бездны и, тем самым, укореняя в вас осознание собственной никчёмности? Если бы я рассказал вам о трансцендентности или об экзистенциализме? Вероятно, сами эти слова пугают вас, они таинственны и загадочны, непонятно, какой смысл они таят в себе. Вас ведь, как типичного обывателя, пугает всё непонятное и непривычное! Представьте, до какого отчаяния я мог бы довести вас своим интеллектом!»

В глазах Высокого нескрываемое надменное торжество, он упивается победой, воспринимая молчание Слесаря как знак капитуляции. Слесарь жуёт травинку, мирно щурится на яркое солнце, молчит. Затем медленно поворачивает голову в сторону Высокого и негромко обращается к нему: «Так, значит, говоришь, экзистенциализм?» С этими словами он вдруг вытаскивает из-под полы засаленной тужурки монтировку и с перекошенным от ярости лицом замахивается ею на Высокого. Высокий в ужасе отшатывается, теряет равновесие и падает с забора в траву, поднимается, красный от неожиданности и разочарования, отряхивается и, с высоко поднятой головой и выпяченным вперёд подбородком, гордо покидает поле боя. Слесарь, оставшись один, прячет монтировку, закуривает, с довольным видом осматривает свои кулаки. Потом по-доброму усмехается и говорит: «Тьфу нахуй, чёрт нерусский! Ишь, чё удумал! Тран-сцен-дент-ность! Простому человеку и не выговорить. А Гегеля твоего я в рот ебал». После этого замолкает и, покуривая, наслаждается воцарившейся тишиной и спокойствием.