Литература

Пастор Веллер шел домой по темной и безмолвной улице. Стук его деревянных башмаков, дробясь и усиливаясь, слышался на мили, оскорбляя траурное молчание обезлюдевших домов. Верхние их этажи выдавались вперед, как лбы безумных детей из приюта Святого Николая, нависали над улицей и спешащим пастором, норовили скрыть синюю полосу неба над его головой.

Веллер споткнулся обо что-то, чертыхнулся, теряя равновесие, скосил глаза и увидел длинную белую руку, покрытую черными нарывами. Тела было не видно в тени дома, и казалось, что рука явилась прямо из тьмы ночной, схватив пастора за полу плаща. Веллер ощутил омерзительный, и странно будоражащий притом, будто приглашающий вдохнуть еще раз, запах болезни. Он перекрестился, прохрипел слова молитвы и пошел своей дорогой.

Смерть поселилась в городе. Оставшиеся в живых, в трепете перед Божьим гневом прятались в своих жилищах за закрытыми ставнями и дверями, и если бы кто-то увидел темный силуэт пастора, его развевающийся черный плащ во мраке этой улицы, он, пожалуй, решил бы, что встретил дух Смерти.

Веллер тоже боялся, но после дня работы чувства притупились. С утра и до поздней ночи он с докторами, которые в своих огромных птичьих масках были похожи на языческих богов народа Египта и скорее пугали больных, чем внушали надежду, исходил десятки домов, видел кровопускания и вскрытия нарывов, предсмертные муки и бредовый жар, сопровождающий развитие болезни. Его дневной путь лежал мимо скорбных заплаканных лиц вдов и сирот, так же, скорее всего, обреченных на смерть, мимо огромных костров, где сжигалось имущество погибших, мимо гор трупов на перекрестках, раздетых, перекрученных, гниющих тел, выставивших свой срам перед безразличным небом, потому что могил для них не хватало. А сейчас пастор шел домой через тьму, окутавшую город, воздух пах гарью и гниением, вдали гулко бил колокол, звезды зловеще светили из луж, расплескивающихся под его башмаками.

Веллер, кряхтя, открыл замок ржавым ключом, вошел в дом и запер дверь изнутри. Темно было, хоть глаз выколи. В этом доме он лишь снимал комнату, а в город приехал по приглашению знакомого врача, который уже пал в борьбе со смертельным недугом.

Пастор на ощупь добрался до двери в свою келью, как он ее называл, вошел, постоял немного, прикрыв лицо руками. Затем стащил шапку с плащом и кинул их куда-то в дальний угол. Его преследовал запах болезни, казалось, будто он пропитал всю одежду и тело. Веллер мечтал вымыться, но ночью это было неосуществимо, пришлось бы будить хозяйку, а это была женщина из тех, кого и чума не берет, что и говорить о служителях церкви.

Пастор так же, на ощупь добрался до стола и начал шарить рукой по поверхности в поисках огнива. Предстояло немного поработать перед сном – приехав в город, пастор начал вести дневник наблюдений, где описывал симптомы болезни, методы лечения и оказываемое действие, ход заболевания, смерть. Веллер надеялся, что когда-нибудь это натолкнет его на мысль об истинных причинах недуга и о способе исцеления, и так или иначе, собирался показать собранные сведения друзьям в Гамбургском университете, которые были сведущи в делах науки и человеческом теле.

Пастор нашел кремень, зажег свечу и тотчас увидел фигуру в противоположном углу комнаты. Притаившийся гость носил черное длинное, до пят, облачение, очень схожее с пасторским, так что поначалу тому показалось, будто он наблюдает собственное отражение в зеркале. Но никакого зеркала в комнате не было. Затем Веллер разглядел в мерцающем свете бледное треугольное лицо незнакомца, хитрую улыбку и зеленые, большие, как плошки, глаза, и холодок пробежал по его спине.

- Кто ты? – спросил Веллер незнакомца.

Некто улыбнулся, и пастор испугался еще сильнее, ибо увидел ряд больших и острых, нечеловеческих зубов, неприятно желтеющих при свете свечи. Такие зубы, наверно, были у хищных рыб, о которых он слышал от иноземных моряков в Кенигсберге. Тут-то Веллер и понял, кто стоит перед ним.

- Собирай вещи, пастор, я пришел за твоей душой. – ответил гость и сделал два шага вперед.

- Исчадие ада! – крикнул Веллер. – Ты обрушил беду на этот город, и теперь пришел взять меня? Да достанет у меня сил отправить тебя вновь туда, откуда ты явился, во имя Господа нашего!

Пастор запустил руку в стол и достал оттуда свою Библию, выставив затем ее вперед, ухватив за переплет всеми десятью пальцами, загораживаясь от пришельца словно щитом.

Но дьявол лишь рассмеялся.

- Полно тебе, Веллер! Разве ты не знаешь, что слово божье имеет силу лишь в руках – ха-ха – того, кто в него воистину верит?

- Что ты говоришь, поганое отродье? Всю жизнь я истинно верю и много лет усердно служу Господу нашему. Я знаю писание лучше многих, умею читать проповеди и обличать грехи и целые ночи провожу в молитвах. Не тебе говорить мне о вере!

- Ах, так? – дьявол сделал еще шаг вперед, и в комнате пастора стало гораздо светлее. Словно зажглось сто свечей сразу. – позволь спросить тебя, раз ты хорошо знаешь Писание. Разве не сказано «Господу своему одному поклоняйся на Земле и на Небе»?

- Сказано.

Гость расхохотался, пламя свечи колыхнулось, колыхнулась и тень Веллера с библией в руках на стене.

- Раз так, можешь ли ты, Веллер, говорить, что служишь Господу, если всю жизнь поклонялся мне? – и дьявол еще на шаг приблизился к столу священника.

- Я тебя не понимаю. – Веллер заметил, что дьявол слегка шепелявит. «Это его зубы не дают ему говорить нормально!» - подумал пастор. Мысль эта почему-то раздражала его.

- Когда я поклонялся тебе? Лживы уста твои…

- О да! Ты поклонялся мне из своей трусости, - хихикал гость. – Ты стал пастором, чтобы обманывать свои искушения и одолевать свои пороки, и чем усерднее ты молился, тем ниже склонял голову перед мощью того, что старался одолеть. Чем более рьяно ты обличал грех с кафедры, тем более сокрушительную силу признавал за грехом. Ты бежал от соблазна, доказывая тем, какое огромное место отведено соблазну в твоей душе.

- Нет! Нет! – хрипел пастор, побледнев, отмахиваясь от своего обличителя книгой.

- Да! Ты был слишком слаб, чтобы жить праведно, стремясь всегда делать то, что бы возвысило тебя. Ты мог только бежать от соблазна, как заяц, не сумев построить свою философию на том, что в тебе противостояло греху. Но нельзя отвернуться от своей мысли, ибо, идя от противного, придешь в никуда, и нельзя бежать от себя, ибо все эти дороги ведут ко мне.

Так приди же ко мне! Для того ты и приехал сюда, приехал в город мертвецов, чтобы отдаться мерзости, вкусить запах разложения, узреть смерть и слиться, наконец, со мной!

в комнате было светло, как днем, и Веллер видел зеленые глаза гостя уже прямо перед собой. Вдруг он почувствовал, что переплет Библии будто плавится под его пальцами. Но, взглянув на свои руки, пастор понял, что ошибся: это подушечки его пальцев плавились и отекали на стол, соприкасаясь с переплетом. Веллер выронил книгу, она глухо ударилась о стол и потушила свечу. Подняв глаза, он увидел, что бледное треугольное лицо близится и близится, а потом осталась лишь жаркая тьма и биение сердца в ушах.

Пастора Веллера нашла хозяйка дома на следующее утро. Мертвый, он сидел за своим столом, Библия лежала у его ног. Дверь была не заперта. Хозяйка сочла, что больше не может подвергать свою жизнь опасности и уехала в деревню, бросив дом на произвол судьбы.

Тем же утром пастора хоронили в общей могиле. День выдался менее мрачный, чем предыдущие. Светило солнце, пошел грибной дождик. Нагое, покрытое нарывами тело пастора лежало в канаве поверх груды других тел. Никто не рискнул закрыть ему глаза, и дождь скапливался в них и в повернутых к небу ладонях с почерневшими подушечками пальцев.