Литература

Рассказ в письмах

(окончание)

****

Новая Зеландия, город Хайдбервилл, Ратбич-стрит,7 Мериллу Оджину Уэйзли

«Здравствуй, дорогой Мерилл! Прими искренние соболезнования в связи с трагической гибелью дяди Пита. Крепись, старина. Прости, что я так долго молчал. Полгода не мог прийти в себя после смерти моего соавтора и близкого друга, Ильи Ильфа. Потом сам слёг на месяц с пневмонией…Валентина, мой добрый ангел, меня выходила. А как там твоя семья? Надеюсь, что с Ингрид всё в порядке. Целуй дочку от меня. Она, наверное, совсем уже большая.

А у меня из головы всё не идёт тот случай. Помнишь, во время моего последнего приезда мы затеяли барбекю на улице? Розанна вышла из дома с пустой жестянкой, и объявила, что соль закончилась. Ты, бросив на меня озорной взгляд, с задором крикнул: «Евгений у нас давно хотел на лошади покататься! Вот он и съездит в Джарвич, купит мешок соли!»

Спустя полчаса я уже привязывал лошадь в посёлке Джарвич, у входа на склад старика Барри. Купив соли, я решил выпить виски. На складе был небольшой бар. На одном из трёх высоких стульев сидел один парень, которого я смутно помнил по прошлому приезду к тебе. Он был выходец откуда-то из Центральной Америки, и звали его, если мне не изменяет память, Хоакин. Я вежливо поздоровался, снял шляпу и сел через стул от парня. Хоакин был здорово пьян. Бросив на меня косой взгляд, он пробормотал что-то насчет «проклятых поляков». Я пригубил виски, пропустив его реплику мимо ушей. Но пьяный фермер не успокоился. Ударив кулаком по столу, он назвал меня «гринго», и, неожиданно легко соскочив с барного стула, одним движением вытащил из-за спины большой «гаучо»*. Я проработал пять лет в Московском уголовном розыске, и на меня не единожды бросались с ножом. Но здесь, в этой мирной глуши, я настолько расслабился, что неожиданная агрессия пьяного метиса застала меня врасплох. Руки и ноги стали ватными, но я постарался максимально взять себя в руки, и, по возможности спокойнее отхлебнул виски. И тут старик Барри чуть было всё не испортил. Желая меня поддержать, он вытащил из-под барной стойки баронг** и многозначительно положил передо мной. Получалось так, что я должен был незамедлительно вступить в схватку с Хоакином. Я одним глотком допил виски, схватил баронг, и, спрыгнув со стула, оказался с Хоакином лицом к лицу. Несколько секунд я пристально смотрел ему в переносицу, а потом медленно, но чётко произнёс: «…«проклятый поляк»…ты ошибся, Хоакин, я хуже, я гораздо хуже, я – русский!». Боевой пыл фермера сразу куда-то улетучился, он устало махнул левой рукой, а правой небрежно сунул нож в ножны за спиной. Он взобрался назад на стул и потребовал у старика Барри ещё виски. Я бросил на стойку доллар, подхватил соль и быстро вышел на солнечный свет. Только подойдя к лошади, я обнаружил, что держу в левой руке мешок с солью, а в правой по-прежнему сжимаю баронг… Так у тебя и оказался в доме этот старинный мачете…на память о моём приезде. Счастливо, Мерилл, увидимся!»

Твой друг Евгений

20 января 1939 года

РСФСР, Москва, ул. Садовая,10, кв.72 Евгению Катаеву

«Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования. Нелепая смерть дяди Пита, напрочь выбила нас из колеи. Надеюсь, ты простишь меня за такую задержку с ответом. Мы с Розанной часто вспоминаем ту неделю, что ты гостил у нас. Ингрид совсем большая и осенью пойдёт во второй класс. Она до сих пор хранит мишку, которого ты ей привёз из России. А что касается ржавого мачете, я хотел вернуть его старику Барри, но у бедного торговца, серьёзные проблемы с памятью, потому что он всё время твердил, что баронг не его. Он рассказал, что ты пришёл тогда на склад в изрядном подпитии, поигрывая этим мачете, и купил пуд соли, после чего затеял ссору с честным фермером Хоакином…, а он, Барри, вас еле растащил. Но я то знаю, Евгений, что всё это полный вздор, потому как ты приехал тогда домой совершенно трезвый и очень серьёзный.…Не пропадай, друг, пиши. А при случае приезжай к нам в гости!»

Мерилл Оджин Уэйзли

25 апреля 1939 года

УССР, город Киев, ул. Крещатик,8, кв.25. Брик Лиле Уриевне

«Здравствуй, Лилечка, вкусняшечка ты наша! С праздничком майским прошедшим! Слышала по радио репортаж из Киева. У вас на первое мая температура плюс двадцать пять была! Здорово как, прямо Сахара! Рада, что Катанян твой нашёл наконец-то работу. Плохо, если в семье баба мужика содержит. А с моим Женей случай непонятный произошёл. Помнишь, я писала тебе месяца три назад про его хобби? Так вот, он неожиданно получил ответ на придуманное письмо! Три дня он его не распечатывал, всё ходил вокруг, смотрел через лупу на марки. Потом решился, открыл. Прочитал, мне перевёл. Думали, кто-то на почте в Новой Зеландии пошутил и сочинил ответ. Ну какой-нибудь юморист местный вроде моего Катаева. Но там ещё фотография была. На ней мужчина в белой шляпе, здоровый такой, обнимает Женю за плечи. И подпись: «Дорогому другу Евгению на память. Хайдбервилл, 9 октября 1938 года». Моему чуть плохо не стало. Ведь он как раз в это время лежал в больнице с пневмонией, чуть не умер тогда! Так мы объяснения этому странному снимку и не нашли. Женя сел ответ писать. Не знаю, что из этого выйдет. Целую-обнимаю.

P.S. В июне собираюсь к вам в гости. Вам в квартиру когда телефон проведут? А то придётся телеграмму слать».

Валентина Петрова-Катаева

3 мая 1939 года

РСФСР, Москва, ул. Садовая,10, кв.72 Петровой- Катаевой Валентине Леонтьевне

«Ваш муж, Петров (Катаев) Евгений Петрович, 1903 г.р., уроженец г. Одесса, следовал пассажиром на самолёте «Дуглас» по маршруту Севастополь-Москва. Над Семикаракорским районом Ростовской области самолёт был сбит вражеским истребителем. Поисков обломков не велось ввиду позиционных боевых действий на данной территории.

Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии / приказ Н.К.О. СССР №023-1942г. /»

Подполковник Самойлов А.П.

Уполномоченный НКВД, Чертково.

10 июля 1942 года

РСФСР, Москва, ул. Садовая,10, кв.72 Евгению Катаеву

«Дорогой Евгений! Извини за такую задержку с ответом. Целый год Новозеландская почта из-за японцев не принимала письма в СССР. Мы восхищаемся мужеством советских людей в борьбе против Гитлера. Мои любимые женщины, Розанна и Ингрид, очень беспокоятся о тебе, наш непоседа! Ты всегда говорил, что оружие писателя - это его перо, а его долг - это присутствие в самых опасных местах, где простые люди себя не жалеют и не щадят. Мы не совсем поняли твоё последнее письмо, а разобрали с Розанной только то, что ты тяжело болел, и у тебя были провалы в памяти. А я тебе говорил, когда ты купался у нас в горном озере, что в такой холодной воде очень вредно плавать. Но ты ответил, что в России плаваешь зимой в проруби, и что скорее разобьёшься на самолёте, чем утонешь в озере. Береги себя. Привет твоей жене Валентине и детям!»

Мерил, Розанна и Ингрид Уэйзли,

2 июля 1939 года

*«Гаучо» – большой нож у пастухов Центральной и Южной Америки.

**Баронг – филиппинский мачете для расчистки зарослей.