1 Новогодняя ночь, праздник, Но завешено плотно окно, Не стучит Дед Мороз-проказник, В стеклянное полотно. На кровати комочек сморщенный, Дыханья не слышно давно, Не убогой, – отчаянной силой, В теле высохшем, бьется оно.
В доме пусто и тихо. Соседи – По друзьям гулять разошлись, Неожиданно дверь подъезда, Разметала дремотную тишь. Громкий звук, от натуги надорванный, Просочился нечаянно в щель У порога свернулся калачиком, Огрызался, хрипел, как зверь.
Это вернулись с гулянья, Чтоб продолжать гулять, Молодые ребята,– Восемнадцать, тире, двадцать пять. Человек от раздумий оторван, Как от шерсти оторван репей, За водой и лекарством на кухню Прошагал, с каждым шагом грустней.
К суматохе за стенкой прислушался, Зажурчала в кране вода, Есть мир смерти, а есть – музыки, Им не встретиться, никогда. На мгновение взгляд-лапушка, Подведеньем случайных итогов, Он в квартире один, и бабушка, Ждущая встречи с богом.
Вспомнил, со щенячьей нежностью, О старухе на кровати в спальне, И пошел, взволнованный трезвостью, Как идут просить подаянье, К соседям, к молодому веселью, По доброму упрекнуть, Просить – отступить, перед смертью, Дать старости отдохнуть.
Дверь распахнулась сразу, От радостного рывка, Как только дрожащим пальцем, Дотронулся до звонка. За дверью стояла хозяйка, Дева в расцвете лет, И спросила, случайно, Угадывая ответ.
С улыбкой раздольно-лукавой: – Что ты хотел, сосед? Как умеют угадывать девы, В неполные двадцать лет? В розовом мыслью живущие, Не пробовав черный цвет?
– Ребята, пожалуйста, тише, Мне самому, все равно, Танцуйте, хоть до упада, Но мучить людей грешно, Моя ветхая бабушка, – Доживает последние дни, А мы с вами, совсем рядышком, В этом нет вашей вины… Но…
– Я прекрасно все понимаю! Не стоит стоять в двери, Сейчас сделаем тише, Давай не стесняйся! Входи! – Я, разве что, на минутку, А потом обратно к себе, Не хочу оставлять старушку С ночью наедине.
2
И прошел в полумрак дымный, Пропитанный табаком. Коридор узкий и длинный, Пол застелен колючим ковром.
Не уйти от судьбы-чародейки, Не убежал и он, У стола стояли скамейки, Постанывал патефон. Мелодично звенели бокалы, Наполняясь багрянцем вина, Случайно увидел, – справа, Сидела Она!
Золотые кудри, и вечно Завороченные в шифон, Молча плакали пламенем свечи, Голос плакал резным хрусталем. Разум громко кричал: До встречи! Душа тихо шептала: Влюблен… Находя бархат и плечи, Соскальзывая на лен.
Ярмарки шумом вплетались Струи шампанских вин, В задумчивый лепет пластинки, Она танцевала с ним. Плавились слезы-льдинки Рожденные январем Светом янтарной лучинки Горели глаза: Вдвоем!
Губы и руки сплетались, Слепленные из сна, Взгляды друг друга спросили: – Кто ты? Наверно весна… Сами себе отвечали И спрашивали опять В круговерти хмельной стояли, Не верить! Не вспоминать!
Минуты летели минуя, Объятых единым огнем, Жаркого поцелуя, Сладким, слоеным сном. Из рук вырывалась нега, Из головы – туман, Охапкой холодного снега, Квартира, кровать, стакан.
Бездушное, злое создание, Он ей все рассказал: О бабушке, ждущей смерти, О том, как предал. За несколько сладких мгновений, За улыбок оскал, За голос грудной и мягкий. Никчемный финал.
Схваченный за руку накрепко, Утянутый на балкон, Мудростью, нежностью, ласкою, Как вином опоен. Там, в пустоте надмирной, На тонкой полоске бетона, Прижался покорно и смирно К перилам железным балкона.
Холодной ладонью, сильной, Гладила по щеке И говорила, срываясь, О смерти и суете. Объясняла, успокаивала, Льнула к слепоте, Старика-одногодки, Как домашняя кошка к ноге.
3 Опять в полумрак квартиры, Вылетели вдвоем, Снова звучали лиры И стонал патефон. Утро морозом-художником Разрисовывала стекло. В шелковом омуте белом Руки, ласки, чело.
Убаюканная, томная, Солнца лучами пьяна, Ликами светлыми, ломкими И любовью полна, Любимая и родная, Словно раненая весна, Лежит, в крепком объятии, Смеется от счастья и сна.
Но времени молох заставил Тихо подняться. Порог, Подъезд сквозняком проветренный, Приторно-сладкий пирог. В комнатах тоже приторно, Холодно, не уют. Часы, над кроватью-бременем, Вечную пряжу плетут.
В квартире, за темными стеклами Время давно молчит. Сердце в иссохшем теле Мертвое, сердце спит. За холодную руку взялся Своей холодной рукой, Сначала,– чуть испугался, Робко, несмело: Покой!
Покой – мечта старости: – Господи, упокой! Плакал, без глупой жалости: – Господи, упокой…
По крохам воздушных пульсов Неслышно вошла Она, Неслышно за спину встала Ветреная весна. И так испокон водится, Подкупая подобием черт, Рука об руку: Любовь-Сводница И Разлучница-Смерть!
|
проголосовавшие
комментарии к тексту: