Литература

- Ещё одного дэбила откачали! – отец Пантелеймон принялся вертеться на кровати, пытаясь хоть немного ослабить ремни. – Суки-бляди! Это ж додуматься надо – торен в школе держать. Конечно, жрать будут!

Гигантская борода священнослужителя, в которой застряла засохшая кожура солёного помидора, пришла в движение одновременно с непомерных размеров животом. Змейка капельницы спряталась в сальных, спутанных волосах, словно боясь, что отец Пантелеймон вырвется и порвёт её, тоненькую и слабую, несущую в себе совершенно бесполезный для разлагающегося изнутри тела физраствор.

Из последних своих подвигов святой отец помнил лишь то, как колотил по спинам приехавших за ним санитаров нательным крестом, орал на матушку и таскал за волосы сына Егора. Именно Егор, придя из школы и обнаружив папашу в совершенно непотребном виде, вызвал неотложку.

В палате отец Пантелеймон принялся буянить и материться за что и был связан, и прикручен к койке.

- Молеста Варшавски, Молеста Варшавски! – гундел взъерошенный Блюмберг, сидя на холодном бетонном подоконнике.

- Заткнись, жидовская морда! Угораздило в этот раз! Суки-бляди! – отец Пантелеймон плюнул в Блюмберга, но попал в бритоголового, татуированного Змея, который приготовился было тасовать новенькую колоду, сработанную из двух рулонов туалетной бумаги.

Змей зависал в психиатрической, куда был переведён из следственного изолятора, уже два месяца и не без успеха симулировал какое-то пограничное состояние.

- Слышь, борода, - прокляну! – Змей плюнул в ответ и попал Пантелеймону точно в лицо.

- Молеста Варшав…

Злобно заворчал замок, в палату брызнул лиловый свет и в дверном проёме появились три фигуры: замечательный силуэт санитара Петюни, мощные округлости завотделением Николая Семёновича и сморщенное нечто, облачённое в безразмерную, мешковатую, синюю пижаму.

- Это ненадолго, - Николай Семёнович успокаивал пижаму, - совсем ненадолго! Интоксикацию тебе снимем, полежишь, отдохнёшь…

- Уебу-у-у-у!!! – завыл отец Пантелеймон при виде врача. – Суки-бляди!

Синяя пижама поспешно спряталась за обширную петюнину спину.

- Ну, ну! – завотделением осторожно потянул новенького за руку. – Он же привязан, ты не бойся! Смотри – никто не боится! Правда, ребята?

- Молеста, правда, Варшавски! – уверенно подтвердил Блюмберг и пустил тоненькую струйку слюны себе на колени.

- Вот видишь, - Николай Семёнович подтолкнул пижаму к центру палаты. - Видишь? – Он сделал плавный, отточенный десятилетиями, шаг назад и ловко выскользнул в коридор.

- А… - пижама попыталась повторить манёвр завотделением, но наткнулась на кулак Петюни. Кулак пах йодом и краковской колбасой. – Мама… - пижама ойкнула и грохнулась на пол.

- Вы тут не очень-то! – Петюня продемонстрировал кулак сидельцам. – Койку ему покажите…чё да как…

- Да, бля, командир, ща пропишем – не сцы! – Змей замахал на Петюню рукой. – Не буйный он? Звать-то как?

- Ва-а-а-ся! - санитар издал булькающий звук, очевидно означающий некое подобие смеха, хлопнул дверью, и для проформы посмотрел в глазок.

***

- Ну, чё, братан, родители сдали? – партнёр Змея по буре – чернявый, раскосый Джамал, по кличке “Хошимин”, спрыгнул с кровати, плюнул в Пафнутия и подошёл к двери.

Хошимин подозревался в четырёх изнасилованиях. Чтобы не кантоваться в СИЗО он легко взял на себя ещё пять, и моментально попал в палату на третьем этаже панельного здания, расположенного на границе лесопарковой зоны.

Новичок молчал. Он шмыгал носом, щурился и пытался чихнуть. Хошимин развернулся и ребром ладони резко ударил его по шее.

- Надо отвечать, когда старшие спрашивают. Или вас там - в школе только таблетки жрать учат?

- Я не хотел…- Вася тёр глаза. – Это всё…

- Да, да, да!!! – Джамал расхохотался, показывая круглые кукурузные зубы. – Вот блядью, буду, пацаны – он к нам дурь какую-нибудь притащил очередную. В прошлый раз кто был?

- Молеста, баран, Варшавски! – отозвался Блюмберг. – Молеста, Алишер, Варшавски! Молеста, Алишер-Хозяин, Варшавски!

- Точно – баран! – подтвердил Змей. – Заебались мы его потом отсюда выпроваживать! Чурка-то хитрая оказалась – Сам откинулся, а животину свою – нам! Три пачки сигарет отдали в третью палату, чтобы к себе забрали. Ты понял, олень? Три! Пачки!– он подскочил к Васе. – Кого притащил, я тебя по-хорошему пока спрашиваю?!

- Эль Гато…

- Уебу! – отец Пафнутий снова заворочился на шаткой, привинченной к полу железной койке.

- Кого? – Джамал схватил новенького за волосы. – Это чё за хуйня ещё?

- …Воландо…

- Молеста, летающий кот, Варшавски! – живо прокомментировал Блюмберг, наматывая слюну на грязный палец.

- Бля-я-я-я!!! – Змей пнул Васю в живот. – Где эта падла?

- Я…я не знаю. Он меня сюда привёл…

- Ой, ёб! – Джамал зажал челюсть ладонью. – Не отвертимся теперь!

- Где? Эта! Падла?! – Змей изготовился для очередного пинка.

- А-а-а!!! За окном, наверное…- новенького вытошнило прямо на пол. – Он летает! Я хотел, чтобы он мне стихи к олимпиаде написал… А он меня сюда!

- Стихи-и-и-и!!! Суки-бляди! Сознание хотел изменить, богомерзкая вша? Тебе вату вставили вместо мозгов, а ты – наебать всех вздумал? Кого, тварь ты ползучая? Кого?!!! – отец Пафнутий набрал в рот слюны и смачно влепил плевок в левую васину щёку.

- А-а-а!!!

- Эй, Блюмберг, - Хошимин выдернул ладонь из волос, - глянь, никого за окном нет?

- Молеста, есть, Варшавски! – охотно подтвердил Блюмберг. – Молеста, Эль Гато Воландо, Варшавски…

- Уебу-у-у-у!!!

За окном развивались полы халата модного цвета “осока”, сквозь толстые прутья решётки можно было разглядеть треники и чёрные сланцы с бронзовой окантовкой.

- Он? – Змей кивнул в сторону пришельца.

- Он! – Вася закивал головой. – Точно он!

- Зови! – Джамал открыл расхлябанную форточку.

- Его? Сюда?

- Зови, гандон! – Змей больно ткнул Васе под дых. – Твои тараканы – ты и зови.

- Эй, - Вася хрипел и кашлял. – Ле… Левонтий, Эль Гато, как тебя?

Фигура за окном сделала виртуозный пируэт и влетела в палату прямо через решётку.

- Здес-с-с-сь!

- Православные! Это – ехидна! Наба-а-а-ат! На кол его! – отец Пафнутий вопил и раскачивал койку.

- Молеста, ехидна, Варшавски! – Блюмберг отвернулся, чтобы не видеть мерзкую, покрытую бурой шерстью, вытянутую морду с бегающими масляными глазками.

- Я здесь, мой друг! – повторил Эль Гато и склонился в реверансе.

- Фу, блядь! – Змей принялся ладонями разгонять воздух. – Несёт-то как! О-мбрэ, нахуй, китайское. Точно, пидор… Наших как бы не того… - он сделал страшные глаза.

Джамал перекрестился и принялся нашёптывать молитву, произнося, однако, вместо “Отче наш” и “Твоё” - “Темучин” и “Аз Ту”.

***

- Я вижу, что ты уже познакомился с молодыми людьми? – Эль Гато мерзко улыбнулся и попытался взять Васю за руку. – А они не хотят написать тебе стихи?

Вася оттолкнул мохнатую лапу, неуклюже перекинул тело через пустую койку и спрятался за обшарпанной тумбочкой.

- Уберите его от меня! – он умоляюще посмотрел на Змея. – Я это… я не хотел.

- Пидор! – констатировал отец Пафнутий. – Это тебе на всю жизнь теперь. Жюль Верн, суки-бляди! Верно?

- А то! – Змей подмигнул Васе. – Те чё – не знаешь? Кого в первый приход увидел – тот с тобой на всю жизнь! Да, кошара?

Левонтий учтиво поклонился, прижав лапу к груди.

- Как на всю жизнь? – Вася затрясся. – А у вас чего - тоже кто-то есть?

- Да уж не такие…- Хошимин презрительно посмотрел на Эль Гато, - …пидоры!

- Молеста, не такие, Варшавски! – Блюмберг принялся размазывать слюни по грязному оконному стеклу.

Вася ошалело смотрел то на отца Пафнутия, который подозрительно молчал, то на Змея, тасующего карты.

Джамал открыл дверцу своей тумбочки:

- Э! Выходи, хорош дрыхнуть! – он пошарил рукой внутри и извлёк заспанного кролика в пёстрой гавайской рубашке.

Кролик лениво потянулся, зевнул, показав острые вампирские клыки, и, не мигая, уставился на Эль Гато.

- Левонтий! – незамедлительно представился кот и попытался сделать очередной реверанс, но получил от Змея хороший пинок.

- У котов кровь кислая! – резюмировал Кролик. – Я лучше спать пойду.

- Заяц-Вампир! – Джамал схватил Кролика за уши.

- Я – Кролик! – нехотя протянул Кролик.

- Заяц! – подтвердил Джамал. – А, Блюмберг?

- Молеста, заяц, Варшавски! – согласился тот, рисуя на стекле портрет Троцкого.

Васю трясло. Он теребил полы пижамы и тихо поскуливал.

- Я домой хочу!

- Все хотят, отрок, - отец Пафнутий тяжело вздохнул. – Но денег у нас…

Из его бороды высунулась уродливая мордочка с забавным свиным рыльцем, мохнатыми торчащими ушами и миниатюрными рожками.

- Съебись! – святой отец зашевелил животом.

- Сам пошёл на хуй! – чертёнок выбрался из бороды, уселся на пузо своего хозяина и принялся болтать ногами.

Вася завыл, взяв какую-то совсем уж высокую ноту.

Чертёнок покопался в бороде, достал стограммовую бутылочку дубовой настойки, на этикетке которой мелким шрифтом было написано: “ООО “Гиппократ” Средство для роста волос. Втирать в голову. Не употреблять внутрь”, взболтал суррогат, хрустнул крышкой и осушил ёмкость одним глотком.

- Молеста, ослепнешь, Варшавски! – прокомментировал Блюмберг, старательно выводя революционные контуры плеч.

Чертёнок бросил бутылку на растрескавшийся линолеум и икнул.

Одеяло, свисавшее с койки Змея, зашевелилось, скрипнула панцирная сетка, и из-под кровати показалась кондовая серая шапка.

- Кокованя вздремнул, однако! – палату наполнил запах скошенной травы, болотной тины, свежей сосновой смолы и пороха. – Ну, что, добрые люди, отобедать пора. Здоров будешь, хозяин!

- И тебе – лыжню! – Змей пожал руку крохотному мужичку в армяке, подпоясанном измочаленной верёвкой. К верёвке тонкой, но крепкой, бечёвкой была привязана сушёная оленья нога с серебряным копытом.

Кокованя поправил берданку и принялся рассматривать Левонтия.

- О прошлом годе я бобкэта взял – такой же здоровый был - прости, господи. Еле до дому допёр! Чего зыкаешь? – он погладил копыто. - Поймал я оленя-то! Внучку вот замуж выдал – сестричкой здесь работает. Деда одно – не забывает!

Вася обхватил колени руками и, стуча зубами, принялся нашёптывать “Влача стихов злачёные рогожи”.

- Молеста, Есенин, Варшавски! – отозвался Блюмберг, заштриховывая кожанку.

Левонтий, стоявший всё это время посреди палаты, присел на пустую койку, застеленную коричневым верблюжьим одеялом.

- Какое замечательное общество! – он почесал за ухом. – Я, право, очень рад!

- Уебу! – отец Пафнутий извивался и скрипел зубами. – Изыди, пида! Изыди!

Кокованя отвязал ногу, размахнулся и изо всех сил саданул копытом по полу. В стороны брызнули маленькие, белые, шершавые диски.

- Трамал, однако, сегодня! – Кокованя зачерпнул пригоршню таблеток и отправил их в рот. – Фкуфнотифся!

- Молеста, трамал, Варшав… – загундел Блюмберг.

- Русский, трамал, русский! – Джамал поднял пару таблеток, повертел в руках и выбросил в форточку. – Ты бы планчику добыл, что-ли, борода?!

- Пути Господни неисповедимы, - вмешался в разговор Пафнутий. – Благодать Божья снизойдёт…

- А пошли вы… – перебил его чертёнок. – Скучно! Вот в шестой палате три ведьмочки проживают. Это – гут! Они бражку из опят своим варят – девочки под балдой целый день ходят. Им ваши колёса…

Вася вскочил и принялся колотить в дверь:

- Домой! Пустите! Пустите, фашисты… суки-бляди!

Левонтий подгрёб к себе ногой кучку таблеток и посмотрел на Кокованю:

- Вы не возражаете?

- Тебе бы промеж глаз…- мечтательно протянул охотник. – Да шкуру на чуни! Знатные бы тапки вышли.

- Фи! – Эль Гато явно обиделся. – Почему вы…

- Молеста, чуни, Варшавски! – Блюмберг одним движением нарисовал кобуру. - Молеста, террор, Варшавски!

- Перестаньте! Прекратите! – Вася закашлялся. – Сколько можно издеваться?! Я-не-хо-чу!

Хошимин закусил губу:

- Надоели они нам, пацаны? Надоели! Надо балаган прекращать, а, Один?

- Один… - Вася присел на корточки. – О-Дин!

- Блюмберг, запиши пидарасов! – Змей отбросил колоду. – Только под разными номерами.

- Молеста, триста триллиона ровно, Варшавски! – Блюмберг извлёк из-за пазухи конторскую книгу в пластиковом переплёте. Выпуклые, колючие буквы на обложке гласили: “Список Сущего №199065432”.

- Молеста, животные, Варшавски?! – уточнил Блюмберг.

- Да!

- Молеста, Гор, не против, Варшавски?

- Молеста… Тьфу, падла! – Джамал сплюнул на пол. – Нет!

- Молеста, Велес, Варшавски?

- Согласен, - отец Пафнутий кивнул головой.

- Молеста, всё, Варшавски! – торжественно объявил Блюмберг.

Джамал снял с плеча белое вафельное полотенце.

- Оно, выходит опять – Варшавски! – Кокованя взвёл оба курка.

Левонтий пал на колени:

- Господа…

Вася стоял на четвереньках и бился головой о дверь.

- Шалишь! - Хошимин обхватил его горло полотенцем.

- На чуни! – Кокованя облизнулся, погладил ложе и прицелился.

Выстрелы слились с Васиным хрипом – получился хиленький, дохлый бит, который неожиданно завибрировал пшикающими звуками, словно на сковородку с кипящим маслом капали холодной водой. Последним, что увидел Вася, были искрящиеся треники Эль Гато.

***

- Вот видите, коллега, - Николай Семёнович выключил магнитофон и вынул беруши из ушей, - четырнадцать минут.

- Поразительно! – невысокий человек в очках и белом халате водил карандашом перед васиными глазами. – В сознании! Адекватен, по-моему, вполне. С торена его так?

- А-а-а-а-а-а!!!!!!!! – Вася, выпучив глаза, орал на выдохе.

- Тихо, тихо! – завотделением погладил его по голове. – Всё уже, всё!

- И никаких капельниц… - задумчиво произнёс человек в очках.

- Восемнадцатый случай за полгода! – радостно закивал Николай Семёнович.

- Послушайте, коллега, а что это значит - “Молеста Варшавски”? Честное слово – обезьяний язык. Вроде бы тоже славяне…

- А чёрт его знает! – Николай Семёнович почесал затылок. – Здесь, понимаете, такое дело – дал я племяннику машину на выходные, а он кассету в магнитоле оставил. Я слушаю – понять ничего не могу. Звоню. А он смеётся, говорит: “Вникай, дядя, в польский рэп – приобщайся к хип-хоп культуре! А ещё лучше – психам своим поставь!”

- И?

- Ну, я в целях эксперимента… И - результат! Результат, коллега! Они говорят - боль такая, что ломка - ординарный запор просто…

- Можно? – человек в очках нажал на кнопку “Eject”.

- Конечно, конечно! – Николай Семёнович замахал руками. – Это копия! Оригинал у меня в сейфе – там и качество лу…

- Конечно, лучше! – человек вынул карандаш из хлюпнувшей, опустевшей глазницы. – Это – бесспорно. Не так ли, молодой человек?

- Молеста, так, Варшавски! – Вася смахнул со щеки хрусталик. – Молеста, ваш хвост, Варшавски! Молеста… Эль Гато Блюмберг!