Литература

Н. обожает готовить; для нее это что-то вроде еще одного вида самовыражения, наряду с ее работой на кафедре. Научная карьера, если делать ее всерьез, не оставляет долгих часов на шаманство у плиты, но Н. и не нужно много времени. Все дело в этом ее умении подобрать специи. Мне не понять, как так она умудряется их смешивать, что даже простые куриные котлеты вдруг оказываются сравнимы с ресторанной едой. Она пыталась мне объяснить, но, видимо, у меня просто не настолько развито обоняние. Остается безыскусно восхищаться каждым новым блюдом, прижимать ее к себе и целовать в лоб. Очень, между прочим, приятное занятие.

Но есть кое-что, что из нас двух готовлю только я. А именно – голубцы.

Голубцы готовятся долго, поэтому делаю я их редко и только по выходным – преимущественно это субботы. Каждый раз, когда мне приходит в голову побаловать Н. вкусным, я просыпаюсь с утра пораньше, чтобы успеть на базар за продуктами. Вот и сейчас, простите за фразу из бородатого анекдота, вот и сейчас я надеваю в прихожей пальто и думаю о мясе и капусте. Остальные нужные продукты в доме вроде бы есть, а кое-что закончится еще не скоро. Хотя кто знает, как оно будет… Поморщившись от этой мысли, я заглядываю напоследок в комнату. Н. спит, обняв смятое одеяло и вызывая желание погладить по голове. Подумав немного, я решаю все-таки не ходить в сапогах по ковру и направляюсь к двери.

О том, что голубцы вообще бывают вкусными, я узнала от Р.

Это была наша последняя встреча. Мы только что по-быстрому потрахались, я попыталась полезть к ней с объятиями, но она отмахнулась – ей нужно было до поезда успеть переговорить с кем-то по джабберу насчет работы. Сбегав в ванную и вернувшись, она уселась голая за ноутбук, и отвлечь ее внимание было невозможно.

Мне захотелось одеться, попрощаться и уйти, но я вспомнила, что обещала еще проводить ее на вокзал. Пришлось убивать время. Я приняла душ, нагло помыв голову ее шампунем, налила себе чаю и стала искать на полках что-нибудь почитать. Откровенно говоря, я надеялась, что она быстро закончит свои переговоры, и я наконец с ней поговорю. Надежды были развеяны, когда она подняла голову и удивленно сказала:

- Слушай, а вот тут моя тетя говорит, она приправку такую добавляет в голубцы…

- Какие голубцы?

- Ну, капустные, блин! Помнишь, мы с тобой в столовку ходили на Крытом, так там голубцы совсем безвкусные были…

- Ты же говорила, что будешь общаться по работе. – Я постаралась быть спокойной.

- Ой, не нуди, - поморщилась она. – Я же не по вебке общаюсь. Могу параллельно хоть виртуальным сексом заниматься.

- С тебя станется…

- Поревновать решила? – Р. скорчила гримасу - я не успела понять, какую - и снова уткнулась в монитор.

Ревновать действительно было бы забавно. Р. прекрасно знала, что я уже долго не могу выбрать между ней и Н. – но не возражала. Она бы, наверное, и вообще без меня прекрасно обошлась. Общих тем для разговора у нас было мало, общих знакомых – всего двое, в кино и жратвенниках она всегда платила за себя сама. Наверняка в своих разъездах она с кем-то спала – и какое право я имела на претензии?

Кажется, в тот момент и я решила окончательно с ней порвать. Просто чтобы не было нужды врать Н. Той-то я была очень даже нужна.

В общем, когда она вернулась из своей поездки и позвонила мне насчет встречи, я ей все это объяснила. Она отреагировала не так спокойно, как я надеялась, но истерить и пытаться выяснить отношения не стала, и я решила на том и успокоиться. Помнится, когда в следующие дни я не видела ее в онлайне, меня это немного раздражало: не хочешь говорить – не надо, но в инвизибл-то зачем добавлять?

Потом, то есть, уже потом-потом, когда я совсем забыла об Р. и всех этих страстях (было не до того – я снимала для нас с Н. квартиру в центре, и работать приходилось до посинения), я встретила по дороге из тренажерки того хмыря с сальными волосами. До этого я видела его дважды, общаться не особенно хотелось, но типу явно было не с кем поговорить, и он привязался ко мне надолго. Когда я вспомнила Р., он сделал скорбную мину и стал рассказывать. Оказалось, что вечером того дня, когда я сказала ей о разрыве, она явилась на концерт какой-то местной группы. Встреченные там знакомые удивились ее присутствию, на что она сказала примерно такое: «Мне сегодня испортили настроение на год вперед, надо хоть как-то развеяться». Потом она пошла на афтепати на чью-то квартиру. Ее никто не звал, и не то чтобы ее особенно хотели там видеть, но гнать не стали, а большего ей и не требовалось. Наверное, думали, что она будет вести себя прилично. Как бы не так: набравшись в достаточной мере, Р. стала с какой-то мрачной демонстративностью клеиться к одному из музыкантов. Присутствовавшей там девушке объекта это не понравилось, и она затеяла разборку – которую никто не попытался пресечь, всем, видимо, было интересно, чем закончится. А закончилось тем, что в дупель пьяная истеричка схватила со стола нож для колбасы и двинула Р. прямо в печень. Потом говорила: думала, что она увернется. Пока осознавали, пока дошло вызвать скорую, пока та ехала… - в общем, оказалось, что настроение я Р. испортила не на год вперед, а на целую вечность.

Он еще что-то мне втирал, а я стояла и думала: ну вот, народ ножами дерется, а я пойти на ножевой бой так и не собралась, а теперь и мечтать об этом не стоит – с этой долбаной работой времени и сил хватает только на тренажеры раз в две недели…

Сейчас как-то даже неловко все это вспоминать. Какие-то пьянки, концерты, тусовочки. Работы, на которых не продержаться дольше пары месяцев, фрилансы. Детский сад. Мои старые друзья говорят мне, что я неожиданно быстро повзрослела. Кто-то даже выразился в том духе, что все детство и юность я жила в красивой комнате с зеркальными стенами, а потом взяла топор и порубила все в щепки. На что я, не задумываясь, ответила: знаешь, если сидеть в пустой комнате – хоть зеркальной, хоть нет – без света и без щелей, куда свет мог бы проникнуть, то не увидишь даже себя в многократном отражении, увидишь только свои фантазии и галлюцинации. Если кого-то это устраивает – флаг в руки, но я вот, да, вместо флага взяла топор, а что, какие-то проблемы?

Да, я много работаю, времени нет уже даже на регулярные походы в тренажерку, а в отпуске я просто сплю целыми днями. Да, это продолжается уже три года и будет продолжаться дальше. Да, я иногда в плохом смысле охреневаю сама от себя. Но ведь не на смартфоны себе зарабатываю и не на цацки, а на то, чтобы моя любимая женщина могла спокойно заниматься на факультете своей обожаемой микологией, не отвлекаясь на подработки и не ходя к родственникам – которые ее недолюбливают – занимать до получки. И это не сумасшедшая влюбленность – просто она, сама того не ведая, помогла мне снаружи проломить зеркальную стену, и в оставшихся я увидела многократное отражение нас двух. После этого все остальное стало далеким и туманным.

Да, так вот, о голубцах.

Голубцы я – спасибо Р. – готовлю так вкусно, что Н. иногда даже злится на меня за то, что не рассказываю ей, в чем секрет. Ну уж извини, дорогая, ты разбираешься в приправках – вот и ищи сама ту, которую я добавляю. Может, даже найдешь.

Сейчас я уже дома и режу мясо – свинину и говядину – кубиками. Потом они отправляются в емкость комбайна, следом за ними – нарезанный лук. Комбайн просто чудо – перемалывает все как надо и при этом почти не шумит. Теперь надо добавить вареный рис – рис уже готов, я все перемешиваю, солю, перчу. Теперь та самая секретная приправка. Сквозь кожу, мышцы и ребра просовываю пальцы в грудную клетку, отщипываю кусочек. На воздухе красное вещество сразу же засыхает, я крошу его в мясо с рисом. Теперь надо перемешать еще раз и заняться капустными листьями. Кочан очень большой – в листья других ничего не завернешь. Верхние выбрасываю, несколько следующих придирчиво рассматриваю, срезаю толстые жилки и ставлю вариться.

Пока процесс идет, я курю под вытяжкой и думаю, что пора бы бросать: от сердца, судя по ощущениям, осталось уже меньше половины, незачем его лишний раз нагружать. Что будет с Н., когда его останется слишком мало – думать не хочется. Что-нибудь придумаю до тех пор, может, завещание составлю. А пока не очень понятно, что делать. Рассказать ей – нельзя, тогда придется рассказать об Р., а она слишком огорчается, когда слышит о моих бывших. Что она скажет, узнав, что я встречалась с кем-то еще уже тогда, когда у нас с ней что-то было?.. И прекратить готовить эти чертовы голубцы тоже не могу. Во-первых, не знаю, как еще выражать свою любовь – когда-то я этому училась, кажется, но уже разучилась. Обнимашек-целовашек явно недостаточно, покупки и подарки – это вообще не о любви. А во-вторых… ну, просто не могу.

Ладно, будем надеяться, ничего не будет. Сердце функционирует вроде бы нормально – может, я способна жить вообще без него?

(Не входи в остатки моей зеркальной комнаты, любимая, ты поранишь руки об осколки, а руки тебе нужны для работы в лаборатории. Думай лучше, что от зеркальной комнаты, от моей пустой крепости не осталось ничего, что я – серьезный и ответственный человек, серьезнее и ответственнее тебя. Думай, что я со школьных лет не иду на поводу у эмоций и ничего не делаю без логического обоснования. А лучше, конечно, вообще ничего обо мне не думай, а просто продолжай засыпать рядом со мной. Я думаю, у нас еще много времени).

(Последние дни я пошатываюсь на ходу, боюсь снега на улицах и не могу без брезгливости думать о ебле).

Минут сорок фарш, завернутый в листья, тушится в соусе – за это время я успеваю выкурить еще несколько сигарет. Кажется, готово. Пора идти будить ее, а то что-то она заспалась. Как раз чуть-чуть остынет все, пока она будет умываться.