Литература

- Никому ничего не прощай. Прощать - все равно что подавать милостыню. Спонсировать чужие пороки, - Бес хлебнул огня из квадратной фляжки с гравировкой "Территория успеха". - Иначе не выживешь. Расплющат.

Флягу ему подарил журфак за успешную подготовку нас, будущих бойцов информационного фронта. "Урок. Номер. Один. Первый принцип журналистики - не ссать! - громко чеканил гуру, прохаживаясь по редакции, и рубил рукой воздух, - но это раньше было. Теперь вместо журналистов - одни пиарассы…"

Характерец редактора информагентства "Горячие новости" Виктора Беспалого по кличке Бес был под стать прозвищу. Правда, сказать к его чести за месяц беспощадной муштры в его редакции я узнал о будущей профессии больше, чем за годы учебы у замшелых стариканов с родного факультета.

Я продержался дольше остальных сокурсников - те поспешили свалить из редакции, как только настучали нужный объем знаков для зачета по практике. «Унылое говно слилось», - прокомментировал Беспалый, с отвращением подписывая характеристики.

А я каждое утро, переступая порог офиса "100 новостей", представлял себя отважным партизаном, готовым с равнодушной усмешкой встретить издевательства нацистских преступников против человечества.

Издеваться Бес любил и поносил за любую оплошность в текстах так, что краснели видавшие виды стены информагентства. Партизан хрустел зубами и держался.

Я с детства мечтал стать криминальным репортером.

В длинном кожаном плаще с поднятым воротом и с неизменной сигаретой в углу тонкого рта я иду по ночным улицам. Жесткий прищур, трехдневная щетина и убийственный цинизм. Кривой шрам на подбородке (на память об одной ревнивой цыпочке из наводчиц) узнают все подонки этих грязных асфальтовых джунглей, которые вскоре основательно встряхнет очередное мое журналистское расследование… но в этот момент Бес обычно посылал меня за пивом. Напитое пузо и ранняя лысина Беспалого мало походили на мой репортерский идеал, но когда-то их обладатель работал криминальщиком, и до сих пор хранил волчий нюх на скандальные новости.

Вот и сегодня, не успел его источник из милиции рассказать о голове на свалке, как Беспалый сделал охотничью стойку. "Узнай подробности", - бросил мне, протягивая листок с парой телефонных номеров, - скажешь, что от меня.

Эксклюзив про зверское злодейство мы добыли к вечеру. Школьницу убили ее приятели-готы, флорист и мясник. Девушку утопили в ванне, а затем разделали на части. Кое-что от нее запекли с картошкой в духовке и съели на ужин. Кое-что сунули в холодильник, а отрезанную голову вынесли на помойку в мусорном пакете. "Надо было на холодец оставить", - заметил Беспалый, и меня передернуло.

"Пиши материал", - приказал Бес. "Это же… как бы… это…", - мямлил я, пытаясь сдержать тошноту. "Урок второй, - прорычал Бес, - читателю по-настоящему интересно лишь то, что соответствует его животной натуре. Пиши давай, слаб-бак!"

И я написал. А потом проблевался.

- Добро пожаловать в профессию, сынок! - ухмыльнулся Беспалый, когда я понуро вернулся из туалета. - По-моему, почин надо отметить.

Я не поверил своим ушам. Великий и ужасный Бес не прочь потратить целый вечер на мое общество!

Вечером на город навалился густой туман. Ослепшая Английская набережная напротив редакции раскинулась у Невы крыльями громадного нетопыря. Мутные фигуры прохожих скользили болотными призраками.

Туманные зеленоватые сумерки превратили город в затонувшую Атлантиду. Перевалив через Преображенский мост, мы плыли между размытыми силуэтами зданий, как две глубоководные рыбины. Я все не мог вытряхнуть из головы новости о голодных каннибалах. Бес отхлебывал из фляги и наблюдал за мной с любопытством энтомолога. Он не был создан для молчания и то и дело угощал меня философией выживания собственного производства.

- А по-моему, люди как бы должны иногда прощать друг друга. Тогда и выживать не придется, - отважился я на спор. Бес оскалился и заухал - так он смеялся.

- Глаза у тебя, Вадька, добрые. Наверно, лохом вырастешь!

Я насупился и промолчал.

- Смотри! - он остановился на углу улицы, примыкавшей к набережной. - Вот как надо!

Над нами высились четыре строгие великанши с безупречной осанкой - на их головах держался балкон третьего этажа недоеденного туманом дома. Подсветка делала холодные лица богинь живыми. Казалось, каменные сестры презрительно улыбаются мягким суетливым смертным, копошащимся у их ног.

- У них глаза пустые, - высказался я.

- Они никому ничего не прощают, - отозвался Бес, вновь хлебнул из фляги и покачнулся.

Мой гуру пьянствовал третий день: на днях выгнал из квартиры гражданскую жену, заподозренную в измене. "От жен все зло! - поучал меня в редакции. - Как только мужчина созревает в зверя, рядом появляется бабец, затаскивает в нору и превращает его в уютного зверька. А потом бабец уходит искать зверя. Потому что с уютными зверьками скучно".

- О, прекрасные девы! - Бес сорвал с головы кожаную шляпу и, галантно кривляясь, взмахнул ею, - я всего лишь сверхчеловек и ничто сверхчеловеческое мне не чуждо! К черту смертных жен! Я хочу добиться… - Бес зачем-то погрозил кариатидам пальцем, - настоящих богинь… и потому… - он снова пошатнулся, - клянусь служить вам преданно и вечно!

Подсветка мигнула, раз, другой - и мне вдруг показалось, что одна из каменных сестер шевельнулась и чуть повернула голову, словно стараясь лучше разглядеть дерзкого человечка. С Невы ударил кинжальный ветер. Я поежился.

- Ну что, пенек, - обернулся ко мне Бес, - а ю реди фор э гуд тайм?

Прокуренный до синевы кабак, куда меня притащил Беспалый, вибрировал от тяжелых металлических рифов. Упругий плотный звук можно было потрогать руками, ударные били по ушам прямой наводкой. Я с опаской разглядывал разноцветные волосы, черную кожу, голые черепа и траурные кружева, украшавшие местную публику.

- Ну, как тебе здесь? - постарался перекричать грохот Бес, растолкавший у стойки группку узких юношей в широких косухах. - Два по сто и пива, - сказал он бармену и снова повернулся ко мне.

- Нормально! - прокричал я. - Только я такую музыку как бы не очень…

- Ну и люся! - Бес махом опрокинул стопку. - Она зовет радоваться каждому новому дню! Да, говорит нам эта тупая прекрасная музыка, жизнь тяжела, но мы, бля - тяжелей и тверже!

В это время в колонках кто-то так страшно зарычал, что я вздрогнул.

- "Каннибалы"! - заревел в ответ Бес, с размаху ударил лбом жалобно звякнувшую стойку и поднял пивную кружку. - За искусство!

Домой пришлось тащить Беса на себе. Назвать свой адрес у него получилось после третьей попытки. Беспалый был человеком тяжелым, поэтому я поймал машину. Когда приехали, Бес храпел на весь город, и расплачиваться пришлось моей стипендией. Я сжал зубы, вдруг осознав свою - наверняка запланированную им заранее - роль в сегодняшнем вечере.

У дверей квартиры я нашарил в его джинсах ключи, открыл дверь, поволок тело сквозь узкую прихожую и бросил на неубранный диван. С рубчатой подошвы на простыню шлепнулся ком жирной грязи.

- Ботинки… сыми… - промычал Бес.

- А может, тебе их еще и почистить? - огрызнулся я, оглядывая комнату.

На грязном полу валялось несколько опустошенных "дошираков", местами чернели бумеранги носков, в углу раскинулось кладбище пивных банок. Заросший водорослями аквариум у окна наводил на мысль о новом витке эволюции. В комнате пахло Настоящим Мужчиной: дымом, потом и конем.

Я отодвинул край черного полотнища с Веселым Роджером, служившего оконной занавеской. Окно выходило на грязно-желтую глухую стену соседнего дома с одиноким темным оконцем в середине. Под окном, на пустом пятачке забетонированного двора-колодца ржавели детские качели. Теперь я знал, как выглядит инсталляция одиночества.

Тоскливо прикинув время на дорогу к ближайшему метро, я пнул подвернувшуюся под ногу банку "Туборга". Она оказалась пустой наполовину и щедро распенила маленький шипящий водоем. Ну и черт с тобой, Бес… Переживешь…

Я бросил ключи рядом с храпящим туловищем и вышел из квартиры, тщательно захлопнув дверь. Последний день практики подошел к концу. Я надеялся, что больше с Бесом мы не встретимся.

Он позвонил на следующий день: "чем занят, школота?" – и, не дожидаясь ответа: "Я сегодня с одним бывшим матерым "медвежатником" встречаюсь. Для интервью. Если интересно, жду в редакции. Отбой". Я посмотрел на погасший мобильник и почему-то вспомнил вчерашний вид из окна. Безусловно, Бес был свиньей. Но свиньей одинокой - и с интересными связями. Я взял блокнот, диктофон и выскочил из дома.

С тех пор Беспалый часто брал меня с собой. Больше всего он любил таскаться по ночным "капельницам" - так назывались шумные, хрипатые, вонючие от дешевого дыма и грязных слов бары, где на порогах обрывался европейский Санкт-Петербург и начиналась бездна кабацкого Питера.

В какое бы сомнительное заведение в районе Садовой и Сенной мы ни вваливались, всюду моего сэнсея встречали с распростертыми объятьями завсегдатаи: мелкая, но отчаянная криминальная сволочь.

Там я познакомился с бывшим наперсточником-виртуозом Джеком - вечнонебритой беззубой шпалой с руками пианиста. Там меня чуть не зарезал гоп-стопщик с добрым круглым лицом пупса и странной кличкой Бабушка. Там я пил с шестидесятилетним грузином-жигало, похожим на Тома Уэйтса, и многими-многими другими.

В них чувствовалось что-то от ночных питерских улиц. Опасность. Холод. Камень.Я слушал хлесткую приблатненную речь и пытался запоминать самые смачные фразы, тайком записывая в блокнот.

Как-то Беспалый подглядел за моими стараниями и, поухав, вдруг серьезно сказал:

- Ты, пенек, по работе с разными типами должен уметь общаться. И с этими тоже. Но не увлекайся. Блатной жаргон для оскорблений и ругни хорош. А для другого - шлак. Знаешь, как по фене "я тебя люблю"?

- Как?

- Я на тебя упал, - Бес криво усмехнулся.

- А я думал, вы с ними дружите…

- Они и сами друг с другом не очень. Блатное братство бывает лишь в блатных песнях. У них каждый сам за себя. Стая товарищей. Как и мы - только честные...

На одну из ночных встреч с представителями донного мира Бес пригласил меня особенно торжественно. Увидев его спутницу, я невольно открыл рот.

Я впервые видел вблизи "профессионалку".

Ее завязанную на талии мужскую рубашку распирала грудь на крепкую "четверку", длинные ноги на высоких каблуках обливали темные чулки в крупную сетку. Из-под юбки-пояса виднелись подвязки, а над ними иногда показывались тонкие полоски голой кожи. Такие не носят нижнего белья, почему-то решил я и тут же ощутил тесноту джинсов.

- Знакомься, это Света! - заявил мне Бес, поднося руку дамы в ярком к губам. – Королева… моего сердца…

Королева сипло расхохоталась.

- Айда с нами!

- Я спешу, - сказал я, но Бес уже толкал меня в нужном ему направлении.

Проходя мимо Четырех Сестер, Бес замедлил шаг и приветственно взмахнул флягой.

- Увы мне, каменные бабы! - заорал он во всю глотку. - Я не сдержал клятвы! Женюсь! - не глядя на спутницу, он притянул ее к себе и ущипнул за грудь. – Фак ю вери мач!

Он рассмеялся и двинулся дальше, по пути задирая редких прохожих, памятники и снулых левреток на поводках.

- Ты с нами? - вдруг спросил Бес, когда мы остановились у его подъезда.

- Ну, я как бы…

- Я сыграю тебе на флейте, - томно промычала деваха, и ее острый влажный язычок быстро облизнул ярко-красные пухлые губы.

**

Бес подмял ее прямо в прихожей, с треском срывая одежду.

- Подожди, боров! – расхохоталась Света, с трудом перекатывая его на спину. Вжикнула молния, всклокоченная голова ритмично задвигалась. Бес застонал. Королева быстро оседлала его и, не прекращая рывков мощных бедер, обернулась ко мне.

- Иди сюда, - приветливо сказала она, - мама не узнает…

Ненавидя себя за прилившую к щекам горячую краску, я решительно шагнул навстречу судьбе и волевым движением спустил брюки. Вначале и я, и он хранили настороженное бездействие, но умелые руки профессионалки быстро сделали свое дело.

- По губкам, - она громко шлепала залупой по влажным губам, и лизала ее, будто мороженое.

- За щечку, - королева оттопыривала хуем щеку, катала его языком и сладко причмокивала.

- Хороший мальчик! – стонала она. – Еще!Еще!Еще!

**

К счастью, с утра был выходной. Я осторожно выбрался из-под правой груди сопящей между нами с Бесом флейтистки и, охая от гула в голове, долго искал одежду. Обрывочная память о бессонной ночи сладко торкала в сердце. Я остановился перед голой Светланой, разглядывая большие коричневые соски и плоский живот с серебряным колечком в пупке. Длинные смуглые ноги шлюхи напоминали церковные свечи.

Она открыла глаза, почувствовав мой взгляд.

- Чмоки, пупсик, - произнес скрипучий голос.

- Привет, - сказал я, стараясь не смотреть на желтозубую улыбку, и быстро вышел вон.

Ночью над городом набухла громадная темно-синяя туча. Ветер ложился на окна моей квартиры всей тушей, заставляя старые рамы стонать и потрескивать. Шторм разыграл репетицию конца света: оглушительно громыхал небесной кровлей, метал молнии и с силой царапал стекла миллионами водяных когтей.

Только я включил свет и устроился под одеялом со свежекупленной книгой Лавкрафта, как мелко задрожал мобильник.

"Бес", - высветилось на экране.

- Слушаю, - сказал я.

В пустом динамике тихо потрескивали разряды.

- Алло! Виктор! - повысил голос я.

…

- Что случилось? - я выскочил из-под одеяла и зашлепал по комнате. - Алло!

Голос Беса словно прорезался с того света.

- Вадька… Слышишь? Вадим…

- Да! Слышу! - заорал я. От нехорошего предчувствия зашевелились волосы на всем теле.

- Вадим… - тихо бормотала трубка, - ты не думай.. я нормальный…

- Что случилось?!

- Я слышу, как они идут за мной…

- Кто? Кто идет?!

- Они ничего не прощают, Вадька…

- Виктор, что там у тебя… - крикнул я в короткие гудки.

Поеживаясь под тугими ледяными струями, я быстро дошел до метро и бегом спустился по эскалатору. Когда выскочил из-под земли, понял, что мог не торопиться - по привычке вышел не на Сенной, где жил Бес, а на Ваське, где располагалась редакция. Решив, что пешком перебраться к его дому будет быстрее, я рысью преодолел проклятый Преображенский мост.

Дом Каменных Сестер я высматривал издали.

Высмотрел и похолодел.

Ниша, где обычно высились каменные девы, была пуста.

"Они пришли за мной".

Я набрал побольше мокрого воздуха в легкие и побежал, разбрызгивая в лужах оранжевое электричество. Телефон Беса не отвечал, а потом и вовсе отключился. Когда я оказался рядом с домом Каменных Сестер, отважился снова поднять голову - и выругался.

Все четыре кариатиды были на месте. Пустая ниша оказалась иллюзией, игрой света и тени в разгар шторма. Я перевел дух. В проклятом болотном городе почудиться могло и не такое.

Вскоре я уже был у распахнутой парадной. Неподалеку маячила нехорошая машина с синими номерами. Покосившись на безмятежно дымящего водителя в форме, я пулей взлетел на второй этаж.

- Грохот у него стоял кошмарный.Я даже выходить на площадку побоялась. Вот и позвонила…

Старуха в мышином халатике держала за рукав сонного мента и с упоением жаловалась на непутевого соседа по лестничной клетке.

Усатый кивал. Я увидел выломанную дверь в квартиру Беса. Сейчас она была аккуратно приставлена к стене.

- Ты куда? - вскинулся мент.

В холостяцкой берлоге не осталось ни одной целой вещи и даже по стенам змеились черные трещины, проступившие сквозь лопнувшие обои. Хрустя осколками, я подошел к темному квадрату окна, оскалившегося редкими стеклянными зубьями. В лицо бросились мокрая темень и тревожный влажный шелест невидимых кленов. Я перегнулся через подоконник, уставившись в инсталляцию одиночества.

- Покиньте помещение, - сказал серый усатый голос за спиной…

Проходя мимо кариатид, я снова задираю голову.

Ночной асфальт качается под ногами. Тело прошибает холодный пот.

Но я все равно не могу оторвать глаз от того, что вижу в руке одной из Сестер.

Каменное лицо.

Сестра держит за волосы расплющенную голову. Смятое лицо жертвы - до дрожи знакомое мне - искажено ужасом, глаза выдавлены из орбит, а мертвый рот с остатками раскрошенных зубов словно кричит о помощи.

Я просыпаюсь от собственных воплей. Медленно вспоминаю, что известный журналист Виктор Беспалый, объявленный в федеральный розыск, так и не нашелся. Говорили, что Бес на работе перешел дорогу серьезным парням. Говорили о дебоше и белой горячке. Много чего говорили.

Но каждый год в конце лета я подскакиваю после одного и того же сна, а потом часами таращусь в шумящую и полыхающую ночь. Слушаю, как гремит небесная кровля, и водяные когти царапают оконное стекло. А утром, так и не выспавшись, я иду в редакцию, где ждут практиканты журфака. Я усмехаюсь, оглядывая стеснительную школоту, и громко вбиваю в ушастые головы Первое Правило Журналистики.