Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Убей в себе графомана



Иоанна фон Ингельхайм

Шаги коменданта (для печати )

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

 

АЛЕКСЕЙ, 27 ЛЕТ

ИРИНА, 30 ЛЕТ

ЖЕНЯ, 21 ГОД

НИКИТА, 20 ЛЕТ

ОЛЕГ, 25 ЛЕТ

НАИЛЯ СУЛЕЙМАНОВНА, КОМЕНДАНТ ОБЩЕЖИТИЯ, 37 ЛЕТ

САИДОВ, ДИРЕКТОР СТУДГОРОДКА, 50 ЛЕТ

МАНСУР, ЕГО ПЛЕМЯННИК, 18 ЛЕТ

ВАНЯ МИЛЮТИН, НЕЛЕГАЛЬНО ПРОЖИВАЮЩИЙ

ВАХТЁР

ВАХТЁРША

КАСТЕЛЯНША

ПАСПОРТИСТКА

ДЕВУШКА

ЛЕВЫЙ ЧУВАК

 

 

Действие происходит в общежитии одного из петербургских университетов приблизительно в 1999 или 2000 году.

 

 

ДЕЙСТВИЕ 1.

 

Комната аспирантки Ирины, заваленная книгами и загромождённая клеёнчатыми сумками. Пол не метён со времён основания университета. Ирина в нестиранном халате, полноватая, неопрятная. Курит, стряхивая пепел на страницы толстенного талмуда. На кровати сидит Алексей, в мятых брюках, не очень трезвый. Из коридора периодически доносится смех, то пьяный, то просто идиотский.

 

ИРИНА (делая пометки на полях талмуда). Лёшка, ты помнишь, что Диоген Лаэртский писал о Кратоне?

АЛЕКСЕЙ. Нет.

ИРИНА. Какой ты тёмный, Лёшка.

АЛЕКСЕЙ. Да нет, я, в принципе, блондин.

ИРИНА (всматриваясь в талмуд). Всю жизнь блондинов терпеть не могла.

АЛЕКСЕЙ. Ну, и что это за жизнь?

ИРИНА. Вот такая вот хреновая жизнь. (Перелистывает страницу.)

 

За сценой идиотский смех.

 

Детки веселятся. Комендантша в отпуск уехала, Витьку из вахтёров уволили, значит, можно на ушах ходить. Им плевать, что кто-то здесь кандидатскую пишет.

АЛЕКСЕЙ. Давай я их заткну. Ты знаешь, кто теперь я?

ИРИНА. Головка от часов «Заря».

АЛЕКСЕЙ. Исполняющий обязанности коменданта.

ИРИНА. Велика ли между этими понятиями разница?

АЛЕКСЕЙ. А ты подумай, Ира, подумай. Ты ведь у нас такая умная.

 

Ломовой стук в дверь.

 

АЛЕКСЕЙ. Блядь…

ИРИНА (спокойно). Да.

 

Входит Мансур.

 

МАНСУР. Сигаретки нет?

ИРИНА (устало). Есть. (Протягивает сигарету.)

МАНСУР. А поджечь?

ИРИНА. Это ты на трубку таксофона презерватив натянул?

МАНСУР (подумав). Не. Не я.

ИРИНА. Еще раз будешь использовать предметы не по назначению – не получишь ни сигареты, ни, как ты выразился, поджечь.

 

Мансур уходит, хлопнув дверью.

 

АЛЕКСЕЙ. Его бы самого… поджечь.

ИРИНА. Оставь ребенка в покое. (Утыкается в талмуд.)

АЛЕКСЕЙ. Я бы понял, если бы у ребёнка было тяжёлое детство. Но детство-то у него как раз было лёгкое. И юность у него лёгкая. И вся остальная жизнь у него будет такая легкая, что хоть святых выноси.

ИРИНА. Завидуешь?

АЛЕКСЕЙ. Как раз не завидую, потому что не сегодня – завтра должен побеседовать с его дядей. В ходе разговора намекну на поведение племянничка. Думает, если он родня директора студгородка, то ему всё можно.

ИРИНА. А что он здесь болтается, он не учится, что ли, нигде?

АЛЕКСЕЙ. Его откуда-то отчислили. Явно не из нашего универа.

ИРИНА. Он ведь где-то работает.

АЛЕКСЕЙ. Работает он там же, где и учится. Нигде.

ИРИНА. Ты лучше проследи за уборщицами. Они обе в запое, начиная с зимних каникул.

АЛЕКСЕЙ. М-да.

ИРИНА. И Пётр Иваныч. Он моет коридор так, как я бегаю стометровку, - полметра за минуту. Причём в результате коридор такой, будто его не мыли совсем.

АЛЕКСЕЙ. Мне Наиля сказала: его не трогать. Он много вещей интересных замечает, а если его задеть, будет молчать, как рыба.

ИРИНА. Ну, и вышиби его к чёртовой матери. Если тебе непременно нужны стукачи, найди таких, которые по совместительству полы нормально моют.

 

Стук в дверь.

 

Войдите.

 

Входит девушка.

 

ДЕВУШКА. Ир, я сумку оставлю?

ИРИНА (со вздохом). Оставляй.

ДЕВУШКА (сгружая сумку на пол). Спасибо большое, а то я сейчас у Варьки, мне сказали, через трое суток я должна…

ИРИНА. Ладно, иди, иди. Я занята, как последняя сволочь.

 

Девушка скрывается.

 

АЛЕКСЕЙ. Та-ак. Это всё нелегалов вещи? (Указывает на сумки.) Эта я знаю, чья, а остальные?

ИРИНА. Как я поняла, комендантша в разговоре с тобой напирала на вопрос нелегального проживания.

АЛЕКСЕЙ. Это неважно. Есть устав, по которому…

ИРИНА. Через пару недель комендантша вернётся, и ты не будешь даже замом.

АЛЕКСЕЙ. Ну-ну. Саидов по секрету сказал, что собирается её смещать. На четвёртом этаже половина психфака шмалью торгует.

ИРИНА. Никуда он её не денет, у них мусульманская солидарность.

АЛЕКСЕЙ. А если его с работы за эту солидарность выгонят? И вообще, то, что ты говоришь, это шовинизм.

ИРИНА. А то, что ты делаешь, - это идиотизм, Лёша, и ты это скоро поймёшь.

МАНСУР (горланит в коридоре песню Егора Летова).

 

В это трудно поверить,

Но надо признаться,

Что мне…

 

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (возмущённо). Опять матерщину орёте целый день! А тут, между прочим, девочки несовершеннолетние!

МАНСУР. Ха-ха! Хорошо, я без плохого слова буду эту песню петь. (Орёт.)

 

Мне… плевать на моё лицо!

Ей плевать на моё лицо!

Им плевать на моё лицо!

Все вы плевали в моё лицо!!

 

ИРИНА. Лёша, выгони его к чёрту.

АЛЕКСЕЙ (усмехаясь). Выгоню, если ты перестанешь устраивать из своей комнаты камеру хранения.

ИРИНА. Я это делаю потому, что на первом этаже камера хранения не работает.

АЛЕКСЕЙ. Ты это делаешь потому, что вещи нелегалов в камеру хранения всё равно не приняли бы.

ИРИНА. Им же неудобно бегать из комнаты в комнату со всем своим барахлом.

АЛЕКСЕЙ. Думаешь, это остроумно?

ИРИНА (захлопывая книгу). Да!

 

Пауза.

 

Лёша, это звучит странно, но я бы не хотела в ближайшее время портить с тобой отношения. Надеюсь, ты поведёшь себя, как порядочный человек.

ГОЛОС В КОРИДОРЕ. Блядь! Кто два ящика гнилого лука вынес на кухню?

АЛЕКСЕЙ (тихо). Да, эту сумку я уже видел.

 

Кабинет коменданта – одна из немногих чистых комнат в общежитии. Алексей в костюме с галстуком сидит за столом и разбирает бумаги. Рядом сидит Олег.

АЛЕКСЕЙ. Семёнов, чего у тебя рожа такая, как будто тебе морду били?

ОЛЕГ. Говорят, диплом негодный. Переписывай, мол. Перепишешь тут! Знаешь, что у меня в комнате творится? Я из-за этих нелегалов Кьеркегора возненавижу на всю оставшуюся.

АЛЕКСЕЙ (примирительно). Ничего, ничего, я Шопенгауэра тоже не люблю.

ОЛЕГ. Ты к нему больше привык. У тебя уже кандидатская, а у меня всё ещё эта фигня.

АЛЕКСЕЙ. Дверь заперта?

ОЛЕГ. Фиг её знает.

АЛЕКСЕЙ. Дверь заперта, я спросил?

ОЛЕГ. Вроде, да.

АЛЕКСЕЙ. Достань пиво из сумки. Что у тебя в комнате?

ОЛЕГ. Во-первых, Никита.

АЛЕКСЕЙ. Хороший сосед?

ОЛЕГ. Очень. Играет на гитаре. Плохо.

АЛЕКСЕЙ. Это всё? (Открывает пиво.)

ОЛЕГ. Во-вторых… Ну, ладно, всё равно рано или поздно пришлось бы сказать. Асмолова Евгения Максимовна, бывшая студентка нашего факультета. Отчислена за скандал в пьяном виде. С Наилей были отношения никуда не годные. Спортсменка: третий, что ли, дан по каратэ. Характер не нордический, не выдержанный, вообще никуда не годный. И хоть бы сидела тихо, а то с Никитой бухают every night and every day.

АЛЕКСЕЙ. Это та прелестная девочка, что говорит на смеси мата, фени и искусствоведческих терминов?

ОЛЕГ. Последнее время я слышу только феню. Или мат.

АЛЕКСЕЙ. А ты вообще феню от терминов отличаешь?

ОЛЕГ. Лёш, я понял, что ты крутой, а я дерьмо. Почему ты каждый раз пытаешься это подчеркнуть?

АЛЕКСЕЙ. У тебя комплекс неполноценности.

ОЛЕГ. Не надо мне диагнозы ставить. Я до Никиты с психологом жил, с меня хватит.

АЛЕКСЕЙ. Извини.

ОЛЕГ. К нам тут тоже один психолог ходит. Явился вчера пьяный и предлагает: «Давайте сыграем в игру. Одни повернутся к другим спиной, а другие к другим – жопой».

АЛЕКСЕЙ. Чего ты на психа стрелки переводишь?

ОЛЕГ. А тебе надо про Женю? Да ну её на фиг.

АЛЕКСЕЙ. Какого хрена она здесь живёт?

ОЛЕГ. А какого хрена Милютин живёт? Прямо у тебя под носом.

АЛЕКСЕЙ. А его отчислили? Я просто список студентов психфака ещё не смотрел.

ОЛЕГ. Да, причём зимой.

АЛЕКСЕЙ. Я с ним разберусь. А Лариса с религиоведения легально живёт?

ОЛЕГ. У неё местная прописка, просто её тут пожить прикололо. Домашняя барышня ищет острых ощущений.

АЛЕКСЕЙ. Мне Пётр Иваныч сказал, что легально.

ОЛЕГ. Щас! И половина четвёртого этажа знаешь, как живёт? У Гришки Дубровина шмаль под кроватью, у Васьки…

АЛЕКСЕЙ. Я тебя не про них спросил.

ОЛЕГ. Чего тебе от неё надо?

АЛЕКСЕЙ. Чтобы она освободила комнату.

ОЛЕГ. Освободит одну – займёт другую. Ищи её потом. У нас ещё Милютин жил, спал на полу, потом поругался с Никитой и теперь тусуется в комнате напротив тебя.

АЛЕКСЕЙ. Потрясающе.

ОЛЕГ. Когда Наиля рейд проводила, он под кровать залез, а Женька была в подсобке уборщицы.

АЛЕКСЕЙ (задумчиво). Она красивая, только взгляд у неё какой-то потусторонний.

ОЛЕГ. А-ха-ха! Очнись. Вспомни, что писал о женщинах Шопенгауэр.

АЛЕКСЕЙ. Я не помню, что, помню только, что ничего хорошего.

 

Стук в дверь. Алексей прячет в сумку пустую бутылку. Олег идёт открывать. На пороге Саидов в костюме с галстуком.

 

САИДОВ. Почему дверь заперта в рабочий день?

ОЛЕГ (в сторону). Начинается… Диалог двух культур.

САИДОВ. Молодой человек, выйдите отсюда.

АЛЕКСЕЙ (вслед Олегу). Это наш дипломник. Многообещающий студент.

САИДОВ. Вот-вот. Обещал мне в прошлом году не курить в коридоре, в этом прихожу – курит, причём дрянь.

АЛЕКСЕЙ. Хорошо, что не дурь.

САИДОВ (хмурится). Я по другому вопросу. (Просматривает бумаги.) Где список выписанных студентов?

 

Алексей смотрит на стол, быстро отворачивается и лезет в сумку. Саидов заглядывает ему через плечо.

 

Бутылку из сумки уберите, молодой человек.

АЛЕКСЕЙ (в сторону). У, сука.

САИДОВ (в сторону). Какого же ты, Наиля, посадила сюда идиота. (Покосившись на стол.) Обёртку со стола уберите и в урну бросьте.

АЛЕКСЕЙ. Урны нет. Ещё до моего возвращения её кто-то вынес.

САИДОВ. Узнайте, кто, и внесите обратно. (Хмуро глядит на протянутый Алексеем список.) Пиво лучше рыбой закусывать, молодой человек.

АЛЕКСЕЙ. Сырками тоже можно. А ещё рафинадом. У нас на рыбу денег не было.

САИДОВ. Одолжите у кого-нибудь. Рафинад – это очень плохо. За дополнительные места не заплатили девять человек.

АЛЕКСЕЙ. Да, я с ними разберусь.

САИДОВ. А на Восьмой линии не заплатил вообще никто. Безобразие! Пиво никогда не закусывайте сырками. Студенты увидят и поймут, что у вас ничего нет.

 

Осторожный стук в дверь. Просовывается голова Мансура.

 

А ты чего пришёл?!

МАНСУР. Дядя, я, это…

САИДОВ. Домой иди и не возвращайся. У меня проверка. Денег не дам.

 

Мансур исчезает.

 

Пойдёмте, посмотрим второй этаж.

 

Алексей с обречённым видом направляется к двери.

 

Комната Никиты. Вещи свалены где попало. Женя сидит на кровати и курит. Никита бренчит на гитаре и поёт:

 

Я иду по универу!

Из окна свисает хуй!

Это наш профессор Луцкий

Шлёт воздушный поцелуй!

 

ОЛЕГ (вламываясь в комнату). Сука, быстро! Хайло закрой и Женьку убери куда-нибудь! Директор студгородка идёт, злой, как собака.

НИКИТА (кладёт гитару). Никто не предупредил, что сегодня проверка.

ОЛЕГ (сардонически усмехаясь). Нурсултан Магомедович у нас всегда появляется, как Христос, - редко и не вовремя.

НИКИТА. Не богохульствуй, сука.

ЖЕНЯ. I’ll be back. (Выбегает из комнаты.)

НИКИТА. Нет, ну почему ни одна сука не предупредила?

ОЛЕГ. И ты марш отсюда, ты пьяный.

НИКИТА (укоризненно). Сука!

ГОЛОС САИДОВА (в коридоре). Почему на кухне два ящика гнилого лука? И кран течёт, а раковины забиты, и плиты от тараканов чёрные? Алексей!

ГОЛОС АЛЕКСЕЯ. Я прослежу за работой уборщиц.

ОЛЕГ. Никита, сваливай отсюда.

НИКИТА. Так он уже в нашем крыле.

ОЛЕГ. Сука, быстро сваливай. Куда угодно, чтоб он тебя здесь не видел. Придурок!

 

Никита убегает.

 

ГОЛОС САИДОВА. А это что ещё? На матраце в коридоре спит! Откуда в коридоре матрац?

ГОЛОС АЛЕКСЕЯ. Сегодня утром не было ни матраца…

ГОЛОС САИДОВА. …ни коридора. Да? Вставайте, молодой человек! Почему здесь спите?

ОЛЕГ. Никита дёшево отделался, сука.

ГОЛОС САИДОВА. А Наиля мне говорила, что привела в общежитие в полный порядок. (Стук в дверь.)

ОЛЕГ (в сторону). Принёс чёрт. (Вслух.) Войдите.

 

Входят Алексей и недовольный Саидов.

 

САИДОВ (окидывая взглядом комнату). Так, вы у нас кто?

ОЛЕГ. Семёнов Олег, пятый курс.

САИДОВ. По специальности кто?

ОЛЕГ. Философ.

САИДОВ. М-да. (Берёт книгу с тумбочки.) Что читаем, и почему такой свинарник?

ОЛЕГ. Читаю Кьеркегора, а насчёт свинарника…

САИДОВ. Это, значит, Кьеркегор, а это (берёт другую книгу) Джеймс Хэдли Чейз. М-да.

ОЛЕГ. Я на своей стороне комнаты убираю, а сторону соседа убирать не буду принципиально. Это его проблемы.

САИДОВ (иронически). Хорошо! Где сосед?

ОЛЕГ (пожимает плечами). Не знаю.

САИДОВ. Алексей, ты ему сделай выговор.

ОЛЕГ (в сторону). И правда ведь не знаю. Куда, интересно, он делся, сука?

 

Комната Ирины. Ирины нет. Женя и Никита негромко переругиваются.

 

НИКИТА. Тебе на меня плевать.

ЖЕНЯ. Как ты мне надоел со своими глупостями!

НИКИТА. Надоел – значит, плевать. Да и зачем я это говорю? (С пафосом.) Мои чувства всегда выбрасывают на помойку, письма рвут, а стихи не читают. Слушай, когда-нибудь у меня будет нормальная православная семья.

ЖЕНЯ. О господи.

НИКИТА. И я, может быть, пожалею, что создал её не с тобой. И не упоминай имя господа всуе.

ЖЕНЯ. Что ещё не делать?

НИКИТА (мрачно). Ты просто издеваешься.

ЖЕНЯ. Не моя вина, что ты не желаешь понимать элементарные вещи. Детский сад. (Задумчиво.) А ведь всего на год меня младше.

НИКИТА. Да, я по сравнению с тобой глупый мальчишка, но я тоже умею смотреть правде в глаза. Я отдаю себе отчёт в том, что ты не разделяешь мои духовные искания.

ЖЕНЯ. Знаю. Ты уже пожаловался на меня Ване, Юре и Олегу. Может, хватит об этом?

НИКИТА (мрачно). Нет. Мы живём в грехе, и если ты хочешь уехать в Москву, то так жить мы дальше не будем. Меня батюшка из-за тебя не допустил к причастию. Надо воздерживаться. Теперь я сплю на полу на матраце.

ЖЕНЯ. Хорошо хоть, не в коридоре, как пьяный Милютин. И вообще, я об этом уже слышала.

НИКИТА. Да, в прошлый раз я был неправ и отошёл от воздержания. Но это ты меня соблазнила.

ЖЕНЯ. Чем?!

НИКИТА. Зачем ты тогда надела шорты?

ЖЕНЯ (тихо). Господи, забери его. Прямо сейчас и прямо в рай. Забери его, господи, ибо он надоел мне хуже горькой редьки. (Громко.) Я рада за тебя. Но спать на полу вовсе не обязательно. Можешь продолжать спать на кровати: я буду ночью уходить в бар на Малом проспекте.

НИКИТА. Никуда ты не будешь уходить!

ЖЕНЯ. Это чтобы не соблазнять тебя одним своим видом.

НИКИТА. Ты должна вместе со мной жить в воздержании, если не собираешься выходить за меня замуж.

ЖЕНЯ. О господи!

 

Трижды повторяется тихий стук в дверь.

 

НИКИТА. Свои. (Открывает. Входит Олег.)

ОЛЕГ. Нурсултан ушёл. Женька, пиздуй в комнату, а то он ещё сюда припрётся.

НИКИТА. С кем он ходит?

ОЛЕГ. С исполняющим обязанности коменданта. Лёшкой Мельниковым.

НИКИТА. Что-о? Мельников – комендант?

ОЛЕГ. А ты думал, в сказку попал?

 

Женя выходит.

 

НИКИТА. Он же вроде ничего такого не делал, чтоб его назначили.

ОЛЕГ. А кого ты хотел, чтоб назначили? Тебя, что ли?

 

Комната Никиты.

 

АЛЕКСЕЙ (открывая окно). Философы ёбаные! Как хоть можно жить в такой грязи и таком дыму?

 

Входит Женя. Пауза. Женя хочет что-то сказать, он жестом останавливает её.

 

Садись. Я не Наиля, не надо от меня шарахаться.

ЖЕНЯ (иронически). Вижу, что не Наиля. (Садится на кровать.) Вы уже в курсе моего конфликта с начальством, Алексей… как вас по отчеству?

АЛЕКСЕЙ. Неважно. Я ненамного тебя старше.

ЖЕНЯ. Тем не менее, ко мне сорокалетние мужики обращаются на «вы», а вы ко мне как обращаетесь? Великолепное начальственное панибратство. Мы с вами, насколько я помню, на брудершафт не пили.

АЛЕКСЕЙ (усмехаясь). А кто нам мешает?

ЖЕНЯ. Если вы меня упрекнёте в том, что я нелегально проживаю, то я вас упрекну в распитии спиртных напитков в рабочее время. Согласны? Вас уже много народу видело пьяным.

АЛЕКСЕЙ. Я не пьяный. Да, я могу выпить на работе, но при этом я абсолютно адекватен в мыслях и поступках.

ЖЕНЯ. Итак, я слушаю. (Скрещивает руки на груди.). Хотя я и так заранее знаю, что вы скажете.

АЛЕКСЕЙ. А если я скажу, что у тебя глаза, как на портретах Мурильо?

ЖЕНЯ. Я вам сейчас тоже буду говорить «ты». Вы на это меня провоцируете?

АЛЕКСЕЙ. Не знаю.

ЖЕНЯ. Давайте решим вопрос о выселении – не надо про глаза и портреты. Мне, знаете ли, не восемнадцать лет.

АЛЕКСЕЙ. Я думал, восемнадцать.

ЖЕНЯ. В декабре двадцать два.

АЛЕКСЕЙ. Сейчас июнь.

ЖЕНЯ (смеётся). Ну, давайте хоть ментов вызовите, что ли. Мне скучно. Вы предсказуемы.

АЛЕКСЕЙ. Обещала говорить мне «ты».

ЖЕНЯ. Бывший президент обещал лечь на рельсы.

АЛЕКСЕЙ. Менты, кстати, ещё более предсказуемы, чем я.

ЖЕНЯ (со вздохом). Знаю. Знаю очень хорошо. Итак, мы решаем жилищный вопрос? Считаю до трёх. Раз…

АЛЕКСЕЙ. Самое главное – по-прежнему не попадаться на глаза вахтёршам, почти все они стучат. Избегай старого уборщика. Это не уборщик, это доносчик. Идеально, если бы ты съехала до возвращения Наили: она в порыве праведного гнева может действительно вызвать ментов. Она ещё более предсказуема, чем я.

ЖЕНЯ. Обиделся?

АЛЕКСЕЙ. До потери пульса. Поверь, я тебе добра желаю.

ЖЕНЯ. Не верю.

АЛЕКСЕЙ (помолчав). Женя, не воспринимай всерьёз эти мои глупости. Ты мне очень интересна как личность. Просто надо было как-то наладить контакт. Хочется понять, что вынуждает тебя остаться. Кто-то боится, что дома отец устроит скандал, кому-то нравится здесь пить. У тебя ведь другие причины, верно?

ЖЕНЯ (в сторону). Психолог ёбаный. (Вслух.) А что, теперь в приказах о выселении так пишут? «Нелегально проживал с такого-то по такое-то число по уважительной причине»?

АЛЕКСЕЙ. Я просто по-человечески хочу с тобой поговорить.

ЖЕНЯ (в сторону). На профессиональном языке донжуанов это называется «развести бабу на “ля-ля”». (Вслух.) Ну вот, а я уже настроилась на брудершафт.

АЛЕКСЕЙ. Только не здесь. Пойдём, я тебя проведу через служебный выход. (В сторону.) Грёбаный брод, Ира, если это называется «вести себя, как порядочный человек», то ты – президент Таджикистана.

 

Кабинет коменданта. На столе чайник. Алексей и Женя за столом пьют из стаканов; урны по-прежнему нет.

 

АЛЕКСЕЙ. Ладно, отец смотался, а мать у тебя кто?

ЖЕНЯ (с отвращением). Учитель математики. Математику с рождения ненавижу.

АЛЕКСЕЙ. А они почему развелись?

ЖЕНЯ. Задолбали друг друга. Общались только из-за меня. Мать сама из Тверской области, а отец из Владимира. Не могли меня поделить и таскали туда-сюда. Не детство, а сплошные экскурсии по Золотому кольцу России.

АЛЕКСЕЙ (помолчав). Нет, я не понимаю. Ты поступила в престижный вуз, так учись. Вместо этого забиваешь на учёбу и страдаешь ерундой.

ЖЕНЯ. Предыдущие два моих вуза тоже были престижными. (Пауза.)

АЛЕКСЕЙ. Есть только три по-настоящему престижных вуза, дипломы которых ценятся за границей: МГУ, наш и Бауманский. Все остальные – фуфло.

ЖЕНЯ. На хрен мне эта заграница? И на хрен мне этот диплом?

АЛЕКСЕЙ (пьёт). Поразительное легкомыслие.

ЖЕНЯ. Просто я всегда знала, что будет, если я шестнадцатилетней девчонкой приду на режиссёрский факультет ВГИКа. Меня просто не примут. Надо приходить туда с опытом, после двадцати.

АЛЕКСЕЙ. Режиссёрский факультет, говоришь? (Смеётся.)

ЖЕНЯ. Надо мной все угорают, когда я собираюсь сделать что-нибудь серьёзное. Знаешь, какая у ребят с театрального истерика была, когда я им два года назад сказала, что буду поступать в Питере? Но почему-то у меня всегда всё получается, а у тех, кто смеётся, - ни черта.

АЛЕКСЕЙ. У тебя мания величия.

ЖЕНЯ (мягко). А у тебя вообще ничего нет. Ни величия, ни мании. Только должность временно исполняющего обязанности коменданта.

АЛЕКСЕЙ. Вот, бля, оторва…

ЖЕНЯ. Временное правительство. Керенский, бля! (Смеётся.) Ой, я сейчас умру!

 

За сценой громкий стук, как будто бьют кулаком по железу.

 

ГОЛОС. Сука! Не пускаешь русского философа! Сука!

ВАХТЁРША (за сценой). Иди, иди, иди отсюда.

ГОЛОС. Часа ночи ещё нет!

ВАХТЁРША. А для тебя, Вася, уже есть час ночи!

 

Пинок в дверь.

 

Иди, иди, иди.

ЖЕНЯ. Вот ещё один с манией величия.

АЛЕКСЕЙ. Но он здесь прописан.

ЖЕНЯ. Тонкий намёк. Мне идти собирать вещи?

КАСТЕЛЯНША (за сценой). Что, Галь, опять эти поганцы буянят?

ВАХТЁРША. И не говори. Чего я за время работы не наслушалась – и блядь-то старая, и коза-то драная, а ведь я с высшим образованием.

АЛЕКСЕЙ. Можно, я тебя поцелую?

ЖЕНЯ. Ты не слышал мой вопрос?

АЛЕКСЕЙ. Слышал. Можно, я тебя поцелую?

ЖЕНЯ. Сегодня поцелуешь, а завтра выставишь за дверь, как эта вахтёрша.

АЛЕКСЕЙ. Нет, я выставлю тебя сегодня. Немедленно. А вещи оставлю себе.

 

За сценой неразборчивое бормотание.

 

ВАХТЁРША (за сценой). Не открою! Нечего проходной двор устраивать.

ГОЛОС. Рома, и тебя, что ли, не пускают?

ДРУГОЙ ГОЛОС. Не-а. Она устроила нам геноцид.

ГОЛОС. Ну, мы ей щас тоже устроим. (Запевает на мотив «Хава нагила», другой подтягивает.)

 

Сука, вахтёрша сука,

Вахтёрша сука,

Вахтёрша сука и блядь!

 

ВАХТЁРША (устало). Ох ты, господи боже мой. (Громко.) Сейчас милицию вызову и коменданта позову!

ГОЛОС. Новый комендант сам с утра пьяный.

ЖЕНЯ. Ну, вот, я же тебе говорила.

АЛЕКСЕЙ. Я с этим философом завтра… пообщаюсь.

ЖЕНЯ. Ладно, я пойду. Ты меня прикроешь, пока я иду до лестницы? (Встаёт.)

АЛЕКСЕЙ. А если не прикрою, что будет? Твои друзья стукнут Наиле, что я пил на работе?

ЖЕНЯ. Мои друзья… идут по жизни маршем. (Направляется к двери.) Не хочешь – не провожай. Главное, кастелянша с вахты уже ушла: это она, а не вахтёры, первая стукачка.

АЛЕКСЕЙ. Да, я совсем забыл. Тебя ждёт дурак Никита. Смотрю на него сегодня в универе: рожа дурацкая, штаны дурацкие и книга в руках дурацкая –«Исповедь» блаженного Августина.

ЖЕНЯ. Зато не играет со мной в кошки-мышки.

АЛЕКСЕЙ. И ему всего двадцать лет. А мне уже скоро двадцать восемь. Пора накрываться саваном и ползти на кладбище.

ЖЕНЯ. Накрывайся. Спокойной ночи.

 

Резко разворачивается и выходит. Алексей быстро выходит за ней. Пустая сцена. Шаркая ногами, входит пожилая вахтёрша.

ВАХТЁРША. Нету, что ли, никого? Ох, наказанье моё. А пылищи-то везде, пылищи! (Бросает взгляд на чайник; в сторону.) Запах какой-то странный. (Поднимает крышку чайника, нюхает и отшатывается.) Ну, точно – водка! Вот ведь паразиты, а?

 

Занавес.

 

 

ДЕЙСТВИЕ 2.

 

Кабинет коменданта. На столе отнюдь не чайник и даже не бутылка, а, как ни странно, ничего. За другим столом Алексей и сосредоточенно смотрит в экран компьютера. Рядом стоит Олег и набирает телефонный номер.

 

АЛЕКСЕЙ (задумчиво). Чего-то я в этой жизни недопонял. Ни хрена не соображаю. Олег, ты не помнишь, сколько банок с моющим средством надо выделить на одну уборщицу?

ОЛЕГ. Занято. (Кладёт трубку.) Пить надо было вчера меньше.

АЛЕКСЕЙ. Я в курсе. Нурсултан вчера выяснял про камеру хранения. Там, где она раньше была, сейчас склад. Я не могу его переоборудовать обратно в камеру хранения, потому что в таком случае склад придётся устраивать у меня на голове. (Откидывается на спинку стула.)

ОЛЕГ. Что, паршиво?

АЛЕКСЕЙ. Не злорадствуй.

ОЛЕГ. Я сочувствую.

АЛЕКСЕЙ. Тогда не сочувствуй.

ОЛЕГ. Так вот же у тебя опохмелка. (Кивает на пакет, стоящий в углу.)

АЛЕКСЕЙ. С ума сошёл, сейчас Наиля придёт.

ОЛЕГ. Тогда убери это куда-нибудь.

АЛЕКСЕЙ. Не могу. Все ящики забиты фигнёй какой-то.

ОЛЕГ. Первый же свободен.

АЛЕКСЕЙ. Чёрта с два. Там объяснительные нарушителей режим. На тебе ключ, отнеси пакет ко мне в комнату.

ОЛЕГ (беря пакет). Откуда дровишки?

АЛЕКСЕЙ. Милютин принёс, чтобы я его не трогал

ОЛЕГ. Ну, смотри. (Делает шаг по направлению к двери.)

 

Стремительно входит Наиля Сулеймановна, имя которой русскими произносится с ударением на втором слоге, а нерусскими – с ударением на третьем. На ней длинная цветастая юбка, в руке – полиэтиленовый пакет, из которого торчат бутылочные головки.

 

АЛЕКСЕЙ (приподнимаясь из-за стола). Здрасте… (В сторону.) Башка разламывается, подыхаю.

НАИЛЯ (улыбаясь) Лёша! (Пристально смотрит на него.) Хорошо выглядишь.

 

Олег недовольно смотрит на них.

 

А мне на вахте сказали, что здесь никого нет, кроме паспортистки.

АЛЕКСЕЙ. Паспортистка была, но мы её отослали вон за ненадобностью.

НАИЛЯ (смеётся). Лёша! (Заглядывает ему за плечо.) Что ты там считаешь, радость моя?

 

Олег мрачно смотрит на них.

 

АЛЕКСЕЙ. За дополнительные места не заплатили девять человек.

ОЛЕГ (в сторону). За нелегальное проживание заплатили десять человек. Водкой, шмалью и натурой.

НАИЛЯ (Алексею). Перебрал вчера?

АЛЕКСЕЙ. Извините.

НАИЛЯ. Ха-ха-ха!

 

Входит кастелянша, угловатая мужеподобная баба лет сорока пяти.

 

КАСТЕЛЯНША. Добрый день. Мы тут Милютина ловили, через заднюю дверь сбежал с рюкзаком. Кто хоть днём заднюю дверь отпирает?

ВАХТЁР (входя в кабинет). Вы хотите сказать, что я?

НАИЛЯ. Шли бы вы, Сергей Сергеич, на вахту и сидели там.

АЛЕКСЕЙ. Ага. А то знаете, сколько нелегалов может попасть в общагу, пока вы тут с дамой отношения выясняете?

НАИЛЯ (высовываясь в коридор). Вроде, нет никого. А всё же, Сергей Сергеич…

ВАХТЁР. Я ничего с этой не выясняю, я просто хочу понять: почему здесь всегда всё сваливают на меня?

АЛЕКСЕЙ. У вас мания преследования.

 

Вахтёр уходит.

 

КАСТЕЛЯНША (садится). Не дай бог, Милютин проскочил. Сколько мы с ним намучились!

НАИЛЯ (настораживаясь). Милютин – это кто?

ОЛЕГ. Это такой (задумывается) мудак, который всё время ходил в своей грязной вонючей куртке…

НАИЛЯ. А, помню. Он ещё пьяный ко мне приставал.

АЛЕКСЕЙ. На такую женщину, как вы, грех не обратить внимание, Наиля Сулеймановна.

 

Кастелянша злобно смотрит на него.

 

НАИЛЯ. Ну, не в такой же форме. (Берёт пакет.) И, главное, дверь не откроешь, чтобы проследить, кто прошёл. (Достаёт бутылку вина.) Уволю я этого старого козла, как пить дать, уволю.

АЛЕКСЕЙ (в сторону). Да! Пить! Давно пора, башке полный абзац.

ОЛЕГ. Хотите, я вместо него буду на вахте?

НАИЛЯ (смеётся). Непрестижно.

ОЛЕГ. Ради вас – не то что на вахте, а, блин, хоть у бездны на краю.

 

Кастелянша злобно смотрит на него.

 

НАИЛЯ. Я сюда ненадолго. Надо отметить приглашение меня замуж, проконтролировать твою, Лёша, работу, и – обратно. Откройте бутылку.

ОЛЕГ (в сторону). Замуж! С ума, что ли, сошла – в твоём-то возрасте?

 

По авансцене, усмехаясь, проходит Саидов.

 

НАИЛЯ. Нурсултан Магомедович звонил вчера, недовольный.

АЛЕКСЕЙ. Знаю. Я велел повесить объявление: все, не оплатившие дополнительные места до двадцатого июня, будут выселены.

НАИЛЯ. Он не только к этому придирался.

АЛЕКСЕЙ (устало). Ещё зашёл в туалет и спросил, почему студенты встают ногами на унитазы.

НАИЛЯ. Людей, встающих ногами на унитаз, я бы убивала собственными руками!

 

Коридор общежития. Саидов останавливается возле крайней комнаты.

 

САИДОВ. Так, это что за дрянь на двери? (Читает.) «Сахара нет. Денег в долг нет. Олега нет. Никита на работе. Юра в загуле. Ваня в запое. Я не принимаю». (Пауза.) Хорошо!

 

Быстрые шаги за сценой. Саидов прячется за дверью умывалки. К дверям комнаты подходит Женя и достаёт из кармана ключ.

 

САИДОВ (появляясь). Ну-ка, стой! Это ты не принимаешь? Это вы все, что ли, здесь живёте?

ЖЕНЯ (язык у неё слегка заплетается: то ли она с похмелья, то ли с утра поддавши). Меня хозяин комнаты попросил одну вещь забрать, он сам очень занят и не может.

САИДОВ. Врёшь! (Порывшись в портфеле, достаёт лист бумаги.) Я тебе сейчас скажу, кто здесь прописан: Семёнов, Бачурин и одно дополнительное место. Вы все почему здесь живёте?

ЖЕНЯ (заплетающимся языком). Понимаете, мы здесь не живём. То есть, то, что мы – это мы, только кажется. На самом деле мы все – инсталляция Никиты.

САИДОВ. Что-что? (Убирает лист бумаги в карман.)

ЖЕНЯ. Это, в общем, когда душа, точнее, сущность одного человека принимает сразу несколько форм. По объективным причинам сущность не может бытовать, являясь наполнением только одной оболочки. Правда. Об этом ещё Вернадский писал. (В сторону.) Писал ли об этом Вернадский, я не помню.

САИДОВ. Та-ак! Хорошо!

ЖЕНЯ. Нет. Плохо. Голова болит.

САИДОВ. М-да. Иди в комнату и не выходи оттуда.

 

Комната Никиты. Всё тот же бардак. Женя берёт со стола чайник и пьёт из носика. Трижды повторяется тихий стук в дверь. Женя идёт отпирать. Входит Ирина.

 

ИРИНА. Как жизнь молодая?

ЖЕНЯ. Боже, какая шаблонная, шаблонная, шаблонная фраза. (Пьёт из носика чайника.)

ИРИНА. Ну и манеры у тебя, Жень.

ЖЕНЯ. Это здесь я себя так веду. В ресторане, Ира, я веду себя несколько иначе.

ИРИНА. Тебе сейчас не о ресторанах надо думать. Я твой разговорчик с Нурсултаном из коридора слышала: ну, ты даёшь, мать.

ЖЕНЯ. Да ему по фиг! У меня чутьё на таких людей.

ИРИНА (закуривает). Ещё на каких людей у тебя чутьё?

ЖЕНЯ. На возвышенных психопатов типа Никиты. Будут, конечно, действовать тебе на нервы, зато не подставят, разве что к ним применить пытки. Они же принципиальные.

ИРИНА. Мужик всегда подставит.

ЖЕНЯ. Такой, как Никита, в чём-нибудь другом подставит. Но чтобы он побежал начальству на меня доносить – это не в его стиле. Не потому, что я ему дорога, нет. Ему дорога собственная ёбаная честь и совесть.

ИРИНА. Вот сейчас посмотрим, как Саидову дорога его честь и совесть. (Женя смеётся.) Женя, этот смех – перед слезами.

ЖЕНЯ. Я не плачу. Я не так воспитана. Я обычно пью.

ИРИНА. И с кем ты, интересно, пила прошлой ночью? Никита ходил подозрительно трезвый.

ЖЕНЯ (вздохнув). С исполняющим обязанности коменданта.

ИРИНА. Ну, я надеюсь, у вас было что сказать друг другу. (Стряхивает пепел на одеяло.)

ЖЕНЯ. Выходит, что так.

ИРИНА. Расслабься. С Лёшей спали все. Он, в принципе, нормальный человек, только руководитель из него ужасный.

ЖЕНЯ. А что, его назначили исключительно за известные услуги? Для этого же ещё стучать надо.

ИРИНА. Мы все стучали понемногу. (Стряхивает пепел на покрывало.)

ЖЕНЯ. Не обобщай.

ИРИНА. Он мало стучал, всё больше пил. Пил с одними, пил с другими; среди тех и других периодически попадались нужные люди. (Пауза.) Очень хочется сказать, что власть его испортит, но это, дорогая, такая шаблонная фраза.

ЖЕНЯ. Это не власть, а так, властишка.

ИРИНА. Тем более испортит. И я не уверена, что даже после вчерашней истории ты сможешь спокойно дожить здесь до конца месяца.

ЖЕНЯ. Ира, я понимаю, что сама виновата. Что у меня здесь родственники. Что есть несколько небедных мужиков, с которыми я могла бы жить, но какой смысл, если мужика завтра пристрелят или отправят по этапу, а тебя, как они выражаются, на хор? Я всю эту дрянь знаю изнутри, я не хочу в это лезть. Лучше здесь от коменды побегаю.

ИРИНА. А родня?

ЖЕНЯ. О, родня! Тётка пытается заставить меня посмотреть новый сериал и поступить на экономический. Однажды тронула до потери пульса, долго объясняя, как опасно одной на вокзале ждать поезда, и куда в поезде лучше прятать деньги. Я чуть не призналась ей, что объехала полстраны автостопом, но тогда она посчитала бы меня проституткой и перестала давать деньги. (Смеётся.)

ИРИНА. Ох, Женя, этот смех – перед слезами.

ЖЕНЯ (не успокаиваясь). А мой троюродный брат стесняется при мне ругаться матом!!!

ИРИНА. Никиту из-за тебя отсюда могут вышибить. Никита – хороший мальчик. Только бухает.

ЖЕНЯ (хмуро). Он говорит, что какой-то святой сказал: пейте, но не упивайтесь. Ещё у него над кроватью икона висит, так он сначала снимает икону, а потом – штаны. Неудобно ему, видите ли.

ИРИНА. У меня бывший муж знаешь, как пил? Пропил мою стипендию и свою зарплату, а потом свою стипендию и мою зарплату. Это было начало. Потом я его выгнала. Потом узнала, что ему не на что ехать к мамаше, он же всё пропил. Я взяла деньги, стоимость билета, это были мои предпоследние деньги, зашла в комнату, где он сидел, и швырнула их ему в рожу.

ЖЕНЯ. Не надо было.

ИРИНА. Ничего, билет был только до Карелии. Представляешь, если бы его мать жила во Владивостоке?

ЖЕНЯ. Ира, я тебя люблю. (Садится рядом.) Если я поступлю, мы ведь больше не увидимся.

ИРИНА. По-моему, люди, которые интересны друг другу, всегда имеют возможность встретиться ещё раз.

ЖЕНЯ. Я ведь должна поступить. Должна хотя бы дождаться ответа из этой, бля, всероссийской государственной…

ИРИНА. Никому ты ничего не должна.

ЖЕНЯ. Я себе должна.

ИРИНА. Как знаешь.

ЖЕНЯ. Ирка, сколько хуйни вокруг! Вот было бы мне тридцать лет, и всё было бы яснее и чётче, и я бы с такой лёгкостью выпутывалась из многих ситуаций!

ИРИНА. Вот мне тридцать лет, и что?

 

Громкий стук.

 

Это ко мне. Может, не стоит выходить, чтобы тебя не засвечивать?

ЖЕНЯ. Если это Мишка с дискетой, ты мне потом никогда не простишь.

ИРИНА. Прощу, прощу. Запирайся. (Быстро выходит.)

ГОЛОС КАСТЕЛЯНШИ (издалека). Ира! Ты мне так и не сдала Танину наволочку!

 

Женя берётся за щеколду, но в этот момент дверь дёргают снаружи на себя. На пороге – Наиля, вахтёр и паспортистка.

 

НАИЛЯ (орёт). Асмолова!

ЖЕНЯ (скрещивая руки на груди). Я вас слушаю.

НАИЛЯ. Ты здесь что делаешь? Ты выписалась месяц назад.

ЖЕНЯ (спокойно). Я пришла забрать оставшиеся вещи.

НАИЛЯ. Забирай и проваливай к себе домой!

ЖЕНЯ (с усмешкой). «Домой»! Где он, мой дом?

 

Появляется Никита.

 

НАИЛЯ. Откуда я знаю, где?! (Орёт.) Никита! Тебе осталось жить три дня!

НИКИТА (растерянно). Наиля Сулеймановна…

НАИЛЯ. Нечего заниматься благотворительностью! Для бомжей есть ночлежки!

ЖЕНЯ. Я, Наиля Сулеймановна, к вашему сведению, не бомж. (Достаёт из сумки паспорт.)

НАИЛЯ. Я не знаю, где ты прописана сейчас! Главное, что ты выписана отсюда.

ПАСПОРТИСТКА. Сегодня приезжал директор студгородка, тебе повезло, что не застукал.

ЖЕНЯ (с оттенком сарказма). До свидания, Наиля Сулеймановна.

 

Вскидывает сумку на плечо и идёт к выходу. Никита тащится за ней, пытается отобрать сумку, она не позволяет. На пороге возникает кастелянша.

 

КАСТЕЛЯНША (отдуваясь). Лариску по всему третьему этажу искали-искали…

ВАХТЁР. Наверняка она в семьдесят седьмой.

КАСТЕЛЯНША. Там не открывают.

НАИЛЯ. Плохо стучите. Пойдёмте в семьдесят седьмую. (Окидывает взглядом комнату.) Если у детишек что пропадёт, мы ответственности не несём.

 

Вечер. Около входа в общежитие стоит Женя. Рядом на ступеньках сидит Ваня Милютин и курит. Подходит левый, явно поддатый чувак.

 

ЧУВАК. Ребята, вы из этой общаги?

МИЛЮТИН (ухмыляясь). А то!

ЧУВАК. У вас Наиля комендантша?

МИЛЮТИН. Ну.

ЧУВАК. Ребята, я поклялся купить бутылку коньяка тому, кто выживет Наилю с заочного отделения философского. Эта стерва всех задолбала.

МИЛЮТИН (грустно). Ага.

ЖЕНЯ. Да, Наиля Сулеймановна порой чрезмерно субъективна.

 

Подходит Ирина в приличном костюме с лакированной сумкой. Чувак скрывается.

 

ИРИНА. Ну что, полный абзац?

МИЛЮТИН. Ага.

ЖЕНЯ. Теперь уже не полный. А вчера вообще ментов вызвать грозились.

ИРИНА. Чует моё сердце, не на тот этаж грозились ментов вызвать. Кто на вахте?

ЖЕНЯ. Эта, новая… зараза.

ИРИНА. Женя, пойдём. Я пойду к окошку, загорожу его и спрошу, нет ли писем, а ты беги к лестнице.

МИЛЮТИН. А я?

ИРИНА. Головка от часов «Заря».

МИЛЮТИН. Всё ясно. Боливар не выдержит двоих. (С тоской.) Какой ветер с Финского залива поганый.

ЖЕНЯ. Питер вообще поганый город. Убийственно красивый, но поганый.

МИЛЮТИН. Точно. Давит, бля, на мозги. Слушай, Женька, я… да, я пьяница и раздолбай, но я люблю свой город. Вот доживу до первого июля и смотаюсь, в гробу я этот Питер видал.

ЖЕНЯ. А сейчас ты почему не сматываешься?

МИЛЮТИН (с отчаянием в голосе). Я не могу. Я бухаю.

ИРИНА. Всё, хватит трепаться, пошли. (Уходит с Женей.)

 

Комната Алексея. Глубокая ночь. Поскольку ночь белая, кое-что всё-таки видно, например, то, что в комнате у Алексея бардак.

 

ГОЛОС МАНСУРА (в коридоре). «Тоталитаризм! Тоталитаризм! Мы все одобряем тоталитаризм!!»

АЛЕКСЕЙ (отрывая голову от подушки). Б-блядь… Что за ебань?

 

Пауза.

 

МАНСУР (начинает орать другую песню Егора Летова).

 

Я иллюзорен со всех сторон!

Я иллюзорен со всех сторон!

Я…

 

АЛЕКСЕЙ. Когда же ты сдохнешь, сволочь? (Приподнимается на кровати. В коридоре молчание. Алексей снова собирается уснуть, но раздаётся осторожный стук в дверь.) Пошли в пизду.

 

Стук повторяется.

 

(Тихо.) Ну, щас, как же. Всё брошу и побегу отпирать.

 

Стук повторяется.

 

(Кричит.) Кто?

ПЬЯНЫЙ ГОЛОС МИЛЮТИНА (тихо). Это я… Ванечка.

АЛЕКСЕЙ. Чего тебе надо?

ГОЛОС МИЛЮТИНА. Можно, я у тебя из окна в туалет схожу, а то мне до сортира лень тащиться?

АЛЕКСЕЙ. Ну, знаешь…

 

Пауза.

 

ГОЛОС МИЛЮТИНА. Открой, что скажу.

АЛЕКСЕЙ. Пока ты здесь тусуешься, мог бы десять раз дойти до сортира.

ГОЛОС МИЛЮТИНА. Это важно, Лёша. Это очень важно.

 

Алексей, матерясь, встаёт с постели, натягивает штаны и идёт открывать.

 

МИЛЮТИН (входит, хватается за косяк, чтобы не упасть). Какой у тебя пол скользкий.

АЛЕКСЕЙ (окончательно просыпаясь). Тебя же вчера выгнали.

МИЛЮТИН. Я вернулся. (С пафосом.) И не только я. Женя здесь, Лариса и ещё.

АЛЕКСЕЙ. Где?

МИЛЮТИН. Не скажу, ты настучишь.

АЛЕКСЕЙ. Да пошёл ты!

МИЛЮТИН. Не волнуйся, я скоро умру и избавлю мир от своего присутствия. Но сначала я схожу в туалет. (Делает шаг к окну, Алексей загораживает ему дорогу.)

АЛЕКСЕЙ. Позови её сюда.

МИЛЮТИН. Зачем?

АЛЕКСЕЙ. Ты… знаешь, что?! Если сейчас не позовёшь – вылетишь отсюда к чёртовой матери!

МИЛЮТИН. Не к чёртовой, а к своей. В Волгоград.

АЛЕКСЕЙ. Ты, блин!

МИЛЮТИН. Хорошо. Но сначала я схожу в туалет. (Идёт к окну, Алексей аккуратно разворачивает его за плечи и ведёт к двери. Милютин уходит. Алексей садится за стол и закуривает. Из коридора доносится песня Джима Моррисона “People are strange” в исполнении, слава богу, не Мансура, а Моррисона.)

ЖЕНЯ (проскальзывает в комнату). Какого чёрта ты меня заставляешь бегать по этажам в самое стукаческое время?

АЛЕКСЕЙ. Чёрного. С хвостом и рогами.

ЖЕНЯ. Это ты устроил в общаге глобальную чистку?

АЛЕКСЕЙ. Наиля утверждает, что глобальная чистка ещё впереди.

ЖЕНЯ. Пусть бы шпионила за наркоманами на четвёртом этаже, от них вреда гораздо больше, чем от меня. Дай сигарету.

АЛЕКСЕЙ. А по роже вам всем не дать? Тебе, Милютину и так далее. Пользуетесь моей добротой и садитесь на шею.

ЖЕНЯ. А твой драгоценный Олег ничьей добротой не пользуется?

АЛЕКСЕЙ. В смысле?

ЖЕНЯ. Я слышала историю, что его выгоняли и долго не хотели восстанавливать, но после отчисления он целый год жил в общаге. Угадай, почему.

АЛЕКСЕЙ. Его отношения с Наилей – это его личное дело.

ЖЕНЯ (вытаскивает сигарету из пачки, лежащей на столе). Какой бред. Я не имею права здесь жить не потому, что меня отчислили, а потому, что не торгую наркотиками и не сплю с комендантшей. Почему она не лесбиянка?

АЛЕКСЕЙ. Мне неинтересно об этом слушать.

ЖЕНЯ. А что тебе интересно? И зачем ты меня позвал? Позови лучше Надю из восемьдесят первой комнаты.

АЛЕКСЕЙ. Дура.

ЖЕНЯ. Я не дура. Я хемингуэевская кошка под дождём, только не найдётся хозяина гостиницы, который отнёс бы меня в тёплую комнату. (Алексей обнимает её.) Почему тебе не нравится Надя? У неё такие замечательные крашеные волосы! Такая толстая задница! А как она пялится на тебя, когда ты проходишь мимо!

ГОЛОС МАНСУРА (в коридоре). Перехожу я, короче, мост через эту реку. Доски шаткие, по бокам – ни хрена!

ЖЕНЯ. Слышишь, как он шаги замедляет у каждой двери? Увидит в щёлку, где свет горит, и…

ДЕВИЧИЙ ГОЛОС (в коридоре). А-ах-ме-ед!

ГОЛОС МАНСУРА. Не трожь Ахмеда, он со мной.

 

Около двери шаги замедляются. Женя и Алексей несколько секунд молчат. Удаляющиеся шаги.

 

ЖЕНЯ (с издёвкой). Стукачонок растёт.

АЛЕКСЕЙ. Плевать на него, ты скажи лучше, как сюда попала.

ЖЕНЯ. Добрые люди прикрыли. А сумку я у входа оставила, один чувак её постерёг, потом другой подошёл, запихнул её в пустую клеёнчатую и пронёс. Ещё сумки на второй-третий этаж на верёвках поднимали. Только ребята собрались Ларисину сумку быстренько втащить, как на крыльцо выходишь ты, уже хорошо поддатый, задираешь башку и орёшь: «Эй! Все бабы, к кому на верёвке мужики лазают, - всех выгоню!»

АЛЕКСЕЙ. Как говорил мой дед, таких, как ты, раньше – на лавку, и вожжами.

ЖЕНЯ. Раньше – вожжи, а теперь – права человека.

АЛЕКСЕЙ. У человека, кроме прав, должны быть обязанности.

ЖЕНЯ. А точнее, только обязанности и никаких прав. Так тебя понимать?

АЛЕКСЕЙ. Как хочешь. Но вы с Милютиным меня подведёте под монастырь. (Закуривает.)

ЖЕНЯ. Лёшка, это ведь несправедливо. (Пауза.) Когда мне было девятнадцать, меня взяли в мой второй университет только на заочку, и только потому, что у меня не было медали, денег и блата, хотя я набрала баллы. Студенты-заочники раньше могли жить в общаге, а потом один корпус перестроили под Дом отдыха, а другой отдали вьетнамским торгашам. И я несколько дней жила на вокзале и звонила оттуда по автомату в агентство недвижимости, мне давали адреса квартирных хозяев, но почти все хаты уже были сданы, и я возвращалась на вокзал. Там за пять рублей можно было переночевать в зале ожидания, а потом у меня не оказалось лишних пяти рублей, и я пошла спать на лестницу с бомжами. К счастью, это было для меня далеко не впервые, и были тогда две вещи, которые меня радовали: первая – есть на что положить голову, на сумку; вторая – волосы у меня тогда были покрашены, а я знала, что вши на крашеных волосах не заводятся. Классно, да?

АЛЕКСЕЙ. Женя, может, ты заткнёшься?

ЖЕНЯ. Однажды ко мне привязался кавказец с намерением стать моим сутенёром и обещал предоставить жильё. Я его послала, как обычно делают в подобных случаях. Я тогда не ела уже очень давно, и мне было жаль, что сумка у меня тряпичная, а не кожаная: кожу можно разварить и съесть.

АЛЕКСЕЙ. Ты замолчишь или нет?

ЖЕНЯ. А потом пришлось вспомнить, что я умею воровать. Меня давно, ещё в школе научили, и это было лучшее, чему меня научили в школе. Что ты так волнуешься? Сейчас зажигалку уронишь.

АЛЕКСЕЙ. Я спать хочу, Жень.

ЖЕНЯ. И всё это время я думала: вокруг столько зданий, и в них столько места, где можно поселить столько людей. (Встаёт.) Спи, я пойду.

АЛЕКСЕЙ. Знаешь, что мне не нравится? Люди вроде тебя считают, что им после всего пережитого должны подавать все права и хрен на блюде, и каждый под ними должен прогибаться, независимо от возраста и служебного положения, а они – принимать это, как должное. Я тоже могу себя так вести, аргументируя тем, что в армии служил.

ЖЕНЯ. Отстань от меня со своей армией. Я же тебе не рассказываю про аборты без наркоза.

АЛЕКСЕЙ. Мне про это неинтересно. Мне интересно, что скажет Наиля, если до неё дойдут слухи о вашем здесь проживании. У меня нет денег ей на взятку.

ЖЕНЯ (в сторону). У тебя есть кое-что другое ей на взятку.

АЛЕКСЕЙ. Что-что?

ЖЕНЯ. Ты где служил, если не секрет?

АЛЕКСЕЙ. В Балашихе.

ЖЕНЯ. Тишайшее местечко. Тебя мало в детстве били, если ты считаешь, что в Балашихе было трудно.

АЛЕКСЕЙ (встаёт). Ну, всё, Жень. Посмотри на это небо… видишь это всё в последний раз.

ЖЕНЯ. Мне у Розенбаума нравится другая фраза: «Плевать, я хуже знал времена».

АЛЕКСЕЙ (садится). Дура, ты мне должна пятьдесят раз спасибо сказать.

ЖЕНЯ. Спасибо. А повторять я не люблю.

 

На протяжении разговора в комнате постепенно становится светлее. Теперь уже очень хорошо видно, какой здесь бардак.

 

МАНСУР (в коридоре орёт песню Егора Летова).

 

Такие они, негативные мы,

Такие, такие дела!

Такие они, негативные мы,

Такие, такие дела!

 

А хороший автобус уехал без нас,

Хороший автобус уехал прочь!

 

Занавес.

 

ДЕЙСТВИЕ 3.

 

Комната Никиты, в которой за прошедшие несколько дней чище не стало. Олег роется в шкафу. Входит Никита с рюкзаком. Рожа у него усталая, а штаны действительно дурацкие.

 

ОЛЕГ. Сука, я найду в этой комнате хлеб?

НИКИТА (сгружая рюкзак). Не строй из себя хозяина в доме.

ОЛЕГ. Я тебя старше, моральный урод.

НИКИТА. Зато я работаю, а ты нет.

ОЛЕГ (снисходительно). Я уже своё отработал, сука. Сохрани тебя господь от такой работы.

НИКИТА (со вздохом). Пути господни неисповедимы. (Крестится на икону, которая на фоне бардака смотрится малоадекватно.)

ОЛЕГ. Не надо мне про пути господни. Лучше скажи, почему ты расшвырял по всей комнате свои грязные, вонючие вещи? Мне почему-то не в кайф на них смотреть.

НИКИТА. Блин, ты можешь понять, что у меня утром экзамен, а к двенадцати я уже должен разгружать машину?

ОЛЕГ. В марте ты ничего не разгружал, но в комнате было то же самое.

НИКИТА. Сука, отвяжись от меня.

 

Входит Женя с мокрыми волосами.

 

ЖЕНЯ. Мужики, есть что пожрать? Я голодная, как сорок тысяч братьев.

НИКИТА. Мне на работе кастрюлю супа дали. И пирожные, у них только позавчера срок годности вышел.

ОЛЕГ. Это, видимо, как в прошлый раз, когда ты торт принёс. Большой такой, и сверху крем зелёный. А поверх крема – такой тонкий слой зелёной плесени.

НИКИТА (обиженно). Не нравится – не ешь.

 

В дверь стучат. Никита выходит. Женя садится на кровать и вытирает волосы полотенцем.

 

ГОЛОС МИЛЮТИНА (за дверью). Никит, дай денег в долг. Хотя бы двадцатку.

ГОЛОС НИКИТЫ. Денег нет. Если ты голодный, есть пирожные, у них только позавчера срок годности вышел.

ГОЛОС МИЛЮТИНА (грустно). Я не голодный. Я похмельный.

ОЛЕГ. Жень, ты можешь мне сказать одну вещь?

ЖЕНЯ (отбрасывая полотенце). Ну?

ОЛЕГ. Что у вас за хуйня с Мельниковым? Вся общага уже в курсе.

ЖЕНЯ. Вся общага – это ты?

ОЛЕГ. Это вся общага.

ЖЕНЯ. Ну-ну.

ОЛЕГ. Теперь, значит, ты до первого июля здесь будешь стабильно?

ЖЕНЯ. Посмотрим.

ОЛЕГ. Влюбился он в тебя, что ли?

ЖЕНЯ. Мне плевать, влюбился или нет, главное, чтобы не действовал на нервы.

ОЛЕГ. Хорошо ты устроилась, да?

ЖЕНЯ. Тебе лучше знать, ты постоянно с ним тусуешься.

ОЛЕГ. С чего ты взяла?

ЖЕНЯ (ехидно). Вся общага в курсе.

 

Входит Никита.

 

НИКИТА. Ребята, ничего, если Милютин опять у нас поживёт? За ним на третьем этаже Мансур шпионит.

ОЛЕГ. Идиотизм.

ЖЕНЯ. При условии, что он окурки будет класть в пепельницу, а не на кровать.

ОЛЕГ. Здесь и так палата номер шесть.

НИКИТА. В общем, я сейчас приду. У него пожрать есть, консервы, у них срок годности если и вышел, то буквально на днях. (Уходит.)

ОЛЕГ. А всё-таки ничего себе подстраховка, да? С одной стороны – Никита, с другой – Мельников, и живи себе, как сыр в масле.

ЖЕНЯ. Ты что, ревнуешь? Ты ведь так трепетно к нему относишься. Готов заложить кого угодно, чтобы лишний раз выпить с ним водки.

ОЛЕГ. Выбирай выражения.

ЖЕНЯ. Ах, да, я забыла. Дело тут не в любви. Дело в карьере. Передо мной будущий зам коменданта или, боже сохрани, проректор по хозяйственной части. Желаю удачи, милый.

ОЛЕГ. Ты достала. Хочешь, я ему скажу, что ты в баре у пьяных деньги таскаешь? А то ведь на Никитину зарплату особо не побухаешь, детка.

ЖЕНЯ. Если ты, шоха позорная, ещё раз назовёшь меня деткой, я тебя просто отравлю.

ОЛЕГ (устало). Не скажу, не скажу. Я пошутил. Только на хрен тебе он сдался?

ЖЕНЯ (пожимает плечами). Надо же с кем-то спать. А то у Никиты как поехала крыша на почве православия, так и…

 

Входят Никита и Милютин с бутылкой пива. Милютин кидает в угол свой грязный рюкзак.

 

ОЛЕГ (Милютину). Слушай, сука, мне надо с тобой поговорить.

МИЛЮТИН (с выражением глубокой тоски). Чего тебе надо? Я займу денег и куплю вам с Лёхой водки.

ОЛЕГ. Ты обещал мне бутылку сегодня, а сейчас приходишь и клянчишь деньги у моего соседа.

НИКИТА. Сука, оставь человека в покое.

 

Олег решительно распахивает дверь и выходит с Милютиным. Никита садится за стол и смотрит в окно. Пауза.

 

ЖЕНЯ (пытаясь спрятать ехидную улыбку). Никита, чем смотреть в это долбаное окно, ты бы лучше его вымыл.

НИКИТА. Я не об этом сейчас думаю. Не об окне.

ЖЕНЯ. Я понимаю. Об откровениях блаженного Августина. Кстати, он тоже не мыл окна, потому что жил задолго до изобретения стекла и, к тому же, в Африке.

НИКИТА. Мне далеко до него. Блаженный Августин не подпускал к себе женщин, а я решил пересмотреть своё отношение… к нашим отношениям.

ЖЕНЯ (в сторону). Очень вовремя!

НИКИТА. Всё равно ты скоро уезжаешь. А потом можно покаяться.

ЖЕНЯ (в сторону). Блядь! Кретин! Дебил! (Вслух.) Ты предлагаешь мне возобновить нашу аморальную связь?

НИКИТА. Ну, если тебе удобна такая формулировка…

ЖЕНЯ. Я тоже решила кое-что пересмотреть в своей жизни. Ты помог мне в этом, и я тебе благодарна. Возможно, я скоро вернусь к православию, так что пока не намерена возобновлять аморальную связь.

НИКИТА. Ты уверена?

ЖЕНЯ (со вздохом). Святая Ксения Петербуржская, овдовев, не подпускала к себе мужчин.

НИКИТА (с трагическим лицом). Я знал, что ты вернёшься к православию. Иначе и быть не могло: господь сводит разные пути ради какой-то определённой цели.

ЖЕНЯ (в сторону). Я сейчас брошусь в окно!! (Подумав.) Нет, в такое грязное окно я, пожалуй, бросаться не буду.

 

Входит Олег.

 

ОЛЕГ. Сука пошёл занимать деньги у Ларисы. Без бутылки я его сюда впущу только через мой труп.

ЖЕНЯ. Хороший бизнес.

ОЛЕГ (Никите). Пойдём покурим.

 

Лестничная площадка.

 

ОЛЕГ. Ты в курсе, где Женька ночует?

НИКИТА. У Иры.

ОЛЕГ. O, sancta simplicitas!

НИКИТА. Сука, не греби мозги латынью. Ты опять будешь на неё наговаривать?

ОЛЕГ. На кого – на латынь?

НИКИТА. Очень смешно. Она сказала, что собирается вернуться к православию, и вообще. Оставь её в покое. Я знаю, что ты к ней раньше приставал, и она тебя послала, вот ты и психуешь.

ОЛЕГ. Психовать сейчас будешь ты. Наш, типа, комендант уже давно пользуется особым расположением нелегально проживающих лиц. Одни с ним пьют, другие…

НИКИТА. Иди к дьяволу, сука.

ОЛЕГ. Мельникову очень удобен такой расклад. Правда, племянник Нурсултана собирает на него компромат, и если Наиля в один прекрасный день за Лёшку не заступится, его не то что снимут с поста, а просто выгонят отсюда.

НИКИТА. А Нурсултан её послушает?

ОЛЕГ. Она ему отстёгивает проценты с процентов, которые ей платят нелегалы, торгующие наркотой. И он смотрит на её выкидоны сквозь пальцы. Лёшка говорит ему: «Нурсултан Магомедович, может, и правда выселить часть наркоманов?» А он отвечает: «Мне семью надо кормить, молодой человек».

НИКИТА. Как будто им от этой торговли уйма бабла перепадает!

ОЛЕГ. Ну, не миллионы, но копейка рубль бережёт. Они же восточные люди, это мы деньгами швыряемся. Вон Милютин занял вчера сто рублей – где они?

НИКИТА. Я тебе, сука, не верю.

ОЛЕГ. Пойми, Женя – подлая, блядская натура. Она только прикидывается прямой, как телеграфный столб. Если хочешь узнать подробности, сходи к Мельникову.

НИКИТА. Мне делать больше нечего. Ты видел, какую он табличку на дверь кабинета присобачил? «Студент! Стучи тихо, говори мало, уходи быстро!»

ОЛЕГ. Испугался?

НИКИТА. Кто? Я? Плевал я на него. Тоже мне, начальство.

ОЛЕГ. Слабо тебе сходить к нему, у тебя это на роже написано. Тем более ты сам виноват, нечего было святого из себя строить. Лицемерие всё это, ханжество и фарисейство.

НИКИТА. И что я ему скажу? «Зачем ты, козёл, увёл мою девушку?» Во-первых, я сам, как ты сказал, виноват. Во-вторых, он может меня временно выселить якобы за аморальное поведение, а у меня сессия. Что ты дурака из меня делаешь?

ОЛЕГ. Я же не предлагаю ему морду бить. Скажи ему: «Лёша, давай возьмём водки и поговорим, как мужчина с мужчиной. Что у тебя за хуйня с моей девушкой?»

НИКИТА. Да пошёл ты!

ОЛЕГ. Сука, тебе слабо, ты смелый только ящики с пивом грузить. Баб боишься, ментов боишься, Лёшку Мельникова боишься, как чёрт ладана. Тоже, нашёл кого бояться – Лёшку!

 

Пауза.

 

НИКИТА. Хорошо, я схожу.

ОЛЕГ. Дело твоё.

НИКИТА. Я схожу.

ОЛЕГ (примирительно). Языком там поменьше трепли, сука.

НИКИТА (бросает бычок в урну). Когда-нибудь, лет через двадцать, мы ещё встретимся. В каком-нибудь отдалённом монастыре. И называть друг друга будем немного иначе: отец Олег и отец Никита.

ОЛЕГ. Пошла шиза!

 

Никита уходит.

 

(В сторону.) Слава богу! Хоть бы они там поскандалили! Хоть бы оставшуюся неделю пожить спокойно, без нелегалов! Конечно, Лёшка мудак, но если его довести, головы полетят так, что мама не горюй! (Уходит.)

 

Комната Алексея. Чисто до такой степени, что хочется повесить табличку: «Предметы мебели руками не трогать». Женя сидит на кровати. Алексей с сигаретой ходит из угла в угол.

 

АЛЕКСЕЙ. Я из-за тебя ушёл из кабинета на час раньше, хотя начальство может нагрянуть в любой момент. Вы все мне осточертели, Жень. Ты не представляешь, как осточертели.

ЖЕНЯ. Тогда почему не отказываешься от работы? Не проще сидеть дома и мирно писать диссертацию?

АЛЕКСЕЙ. Не проще. Я в свою тмутаракань возвращаться не собираюсь. Мне мои земляки осточертели ещё больше, чем вы.

ЖЕНЯ. Похвальное человеколюбие.

АЛЕКСЕЙ (раздражённо). Будь я менее человеколюбив, моя дорогая, я уже разогнал бы пол-общаги.

ЖЕНЯ. Ты не из-за этого их не разгоняешь.

АЛЕКСЕЙ. Почему – «их»? Вас! Только не надо заводить старую песню о главном в стиле «я сейчас уйду». Я зря, что ли, всё бросил и вызвал тебя?

ЖЕНЯ. Да тебе просто надоело в кабинете сидеть за компьютером.

АЛЕКСЕЙ. Мне всё надоело, Женя. Вообще всё. Эти общажные сплетни, интрижки, стукачество и перманентно пьяные рожи. Включая свою.

 

Стук в дверь. Женя прячется за шторой. Алексей открывает, в комнату просовывается Мансур.

 

МАНСУР. Там, в комендатуре, Олег на компьютере в «троллей» играет.

АЛЕКСЕЙ. Скажи, чтоб не играл. А комендатура не здесь, а в Москве на Лубянке.

МАНСУР (недоумённо). А здесь тогда чего?

АЛЕКСЕЙ. Кабинет коменданта. Дядя твой когда собирается в гости?

МАНСУР. Не знаю. Говорит, вы все ему надоели. Но он говорит, говорит, а сам как приедет!

АЛЕКСЕЙ. Ладно, иди. И ори, пожалуйста, в коридоре потише.

МАНСУР. Хорошо. (Уходит, за сценой орёт: «Этот поезд в огне, и нам не на что больше жрать!»

АЛЕКСЕЙ. Только бы Наиля завтра не притащила свою задницу. До чего поганая баба!.. Так вот, приходит ко мне твой дурак Никита, соответственно, пьяный, и начинает гнать пургу. Видите ли, я тебя соблазнил и нанёс ему тем самым моральный ущерб стоимостью в ящик водки. Требует, чтобы я оставил тебя в покое, и тогда ты сможешь беспрепятственно проживать на его жилплощади. В противном случае ты должна проживать на моей жилплощади. Я прогнал его в шею.

ЖЕНЯ. Зашибись.

АЛЕКСЕЙ. А что я должен был сделать? Вмазать ему, что ли? Ещё я буду о каждого сопляка руки марать. Я даже не опущусь до того, чтобы объявить ему выговор.

ЖЕНЯ. Разумеется. Боишься, что он на тебя Наиле настучит.

 

Пауза.

 

АЛЕКСЕЙ. Жень… И за каким хреном ты сюда приехала? Ведь никому от этого лучше не стало – ни тебе, ни другим.

ЖЕНЯ. Знаешь, мне с детства светили три перспективы: первая – инвалидность из-за травмы спины, но это ерунда, сейчас всё нормально; вторая – стать школьной училкой и старой девой, так как в нашем городишке абсолютно не за кого выйти замуж; и третья – жить в частном доме и копать огород. А почему я здесь жила эти два месяца, я тебе сто раз объясняла: я работала в студии, потому что надо же было что-то отправить на конкурс.

АЛЕКСЕЙ. Да какой из тебя режиссёр? Ты просто смазливая девчонка. Я бы понял, если бы ты рвалась замуж по расчёту, но ты забиваешь себе башку ерундой. Типичная завышенная самооценка.

ЖЕНЯ. Вы все мазохисты. Вы не можете понять, как это человек спокойно и просто, без выпендрёжа, себя уважает. Конечно, всегда легче ярлык навесить, особенно из зависти. Как же, у меня, такого замечательного, комплексы, я такой кошмар таскаю в душе, а тут чёрт знает кто мнит из себя чёрт знает что.

АЛЕКСЕЙ. У тебя самой куча комплексов.

ЖЕНЯ. Ну, может, парочка осталась, но когда я окажусь в свой среде, я от них быстро избавлюсь. Мне так называемый внутренний ад не нужен. Я давно уже выполнила норматив по внутреннему аду.

АЛЕКСЕЙ. По-моему, у каждого человека должен быть внутренний ад.

ЖЕНЯ. У человека должна быть внутренняя свобода.

АЛЕКСЕЙ. В чём выражается твоя свобода? В отсутствии самокритики? Лучше бы ты была сейчас деревенской училкой, получающей зарплату раз в три месяца, зато у тебя была бы нормальная человеческая мораль, а не такая, как сейчас, - полублатная, полубогемная.

ЖЕНЯ. Какой ты правильный, Лёша, даже противно. Многие пьющие люди – правильные. Наверно, именно потому и пьют, что жизнь не соотносится с их правильными представлениями. А некоторым просто спьяну мерещится, что они умнее всех, вот и начинают всем читать нотации. Ты из какой категории?

АЛЕКСЕЙ. Из обеих, бля! Кто ты такая, чтобы людей делить на категории?

ЖЕНЯ. Как говорит Ира, головка от часов «Заря».

АЛЕКСЕЙ. Нахваталась чепухи всякой. Нет, понимаешь, бля, нет никаких категорий. Каждый человек – личность и относится к своей единичной категории.

ЖЕНЯ. Конечно. Каждый человек – личность. Все люди равны, потому что с каждого можно потребовать взятку. Неважно, чем.

АЛЕКСЕЙ. Надо же хамить с таким апломбом!

ЖЕНЯ. Я всего лишь отвечаю хамством на хамство. Или я, по-твоему, должна есть твоё хамство большой ложкой только из-за того, что ты комендант?

АЛЕКСЕЙ. Вот, вы все говорите: Наиля стерва, но её понимаешь и жалеешь, потому что она – несчастная женщина. А тут такая уверенность и наглость, что хочется, извини, дать в морду.

 

Пауза.

 

ЖЕНЯ. Лёша, ты можешь попрекать меня тем, что я нахалка, воровка, скандалистка. Но попрекать меня тем, что я не хочу быть несчастной, - это знаешь, уже перебор.

АЛЕКСЕЙ. Твоё нежелание быть несчастной сводится к тому, что ты садишься людям на шею. Я вынужден, повторяю, вынужден настаивать на твоём выселении.

ЖЕНЯ (встаёт). Я поеду за обходным.

АЛЕКСЕЙ. Я обязан проследить, а то ты сейчас пойдёшь в комнату якобы за сумкой, да так там и останешься.

ЖЕНЯ. У тебя плебейские представления о роли начальника. Начальник обычно посылает конвоиров, а сам сидит в кабинете.

АЛЕКСЕЙ. Я не поддамся на твои провокации.

ЖЕНЯ. Тем лучше. Я хоть немного буду тебя уважать. (Делает вид, что задумывается.) Впрочем, нет. Не буду.

АЛЕКСЕЙ. Может, Мансура позвать, чтобы он тебя проводил?

ЖЕНЯ. Тогда иди ты. Лучше Лубянка, чем твой Мансур.

 

Идут к двери.

 

АЛЕКСЕЙ. Ты ведь могла бы опять сюда поступить. Или не устраивать в апреле этот скандал.

ЖЕНЯ. Какой скандал? (Открывает дверь.)

АЛЕКСЕЙ. Тебе лучше знать.

ЖЕНЯ. Господи, какой скандал? Что ты несёшь?

 

Выходят. Некоторое время звучит ненавязчивая музыка типа love metal.

 

Комната Ирины. Ирина пишет, периодически заглядывая в очередной талмуд. Алексей, сидя на кровати, пьёт из банки дешёвый коктейль.

 

АЛЕКСЕЙ. Да. Поехала за обходным листом. А что я могу поделать?

ИРИНА. Ты бы ещё ментов вызвал.

АЛЕКСЕЙ. Надо будет – вызову.

ИРИНА. Вот я поднимаюсь вчера на третий этаж, гляжу, а на лестнице аккуратно сложены шприцы с контролем. Ты бы нашёл, кто их положил туда, и действительно вызвал бы милицию.

АЛЕКСЕЙ. Речь не об этом.

ИРИНА. Об этом, об этом, Лёша. Женя – очень чистый, искренний и, невзирая на её мелкоуголовные наклонности, порядочный человек. Но тебе, конечно, приятнее общаться со стукачами.

АЛЕКСЕЙ. Она – порядочный человек?

ИРИНА. Дело, дорогой мой, не в количестве сексуальных связей. Твои приятели-стукачи…

АЛЕКСЕЙ. Ира, выбирала бы ты выражения.

ИРИНА. Твои приятели-стукачи могут быть монахами в миру и при этом – непорядочнейшими людьми в мире. К тому же, если на место Жени поставить какую-нибудь приличную питерскую девочку, из числа тех, на которых граждане вроде тебя женятся ради прописки…

АЛЕКСЕЙ. Ира, а Ира…

ИРИНА. …я бы посмотрела, как бы она стала себя вести. Ты дурак, Лёша. Почему ты такой дурак?

АЛЕКСЕЙ. Видимо, потому, что учусь в аспирантуре.

ИРИНА. Глупая и абсолютно детская отговорка. Хотя ты по-своему прав: наша аспирантура из любого умного человека способна сделать дурака.

АЛЕКСЕЙ. Ты себя, что ли, имеешь в виду?

ИРИНА. Пока что тебя. Обо мне мы поговорим в другом контексте.

АЛЕКСЕЙ. Она же актриса, Ир. Она тебе разыграет такую трагедию дель арте, что хоть святых выноси. Такие, как она, не пропадают, не беспокойся. Не пропадают даже на зоне. Вот куда ей, кстати, надо – на зону, а не во ВГИК.

ИРИНА. Почему вы все такие дураки?

АЛЕКСЕЙ. То же самое мне хочется сказать тем, кто слушает Женины разглагольствования. Если у неё и есть талант, то это талант использовать людей. Она далеко пойдёт, Ира. Если всё сложится удачно – до самой Колымы.

ИРИНА. Лучше, по-твоему, брать в долг и не возвращать? Сказать: я отдам. Обязательно. Клянусь здоровьем мамы. Конечно, не отдать, зато соблюсти хоть какую-то видимость порядочности.

АЛЕКСЕЙ. Напоминать о старых долгах – это тоже не верх порядочности.

ИРИНА. Да мне по фиг на твои долги. Ты только скажи мне, Лёша, почему ты такой дурак? Своё мнение по этому вопросу у меня есть, но мне хотелось бы послушать твоё.

ГОЛОС МАНСУРА (в коридоре).

 

У малиновой девочки взгляд откровенный, как сталь клинка!

Непрерывный суицид у меня!

Непрерывный суицид!!

У меня!!

Непрерывный…

 

ГОЛОС НАИЛИ. Заткнись, кретин!

АЛЕКСЕЙ (со стуком ставит банку с отравой на пол). Чёрт… Наиля! Ира, быстро, придумай что-нибудь.

ИРИНА. Придумай сам, ты же у нас высокое начальство.

АЛЕКСЕЙ. Грядёт начальство ещё более высокое. Блядь, блядь, блядь.

 

Вламывается Наиля в ещё более цветастой юбке, чем во втором действии, и ещё менее трезвая.

 

НАИЛЯ. В комендатуре что за фигня творится? Этот, гондон надутый, на компьютере играет в «Звёздные войны», сломает аппаратуру, а я потом деньги плати, да?

АЛЕКСЕЙ. Не знаю. Мне сказали, что он играет в «троллей».

НАИЛЯ (развязно). Один хрен!

АЛЕКСЕЙ. Я сейчас спущусь.

НАИЛЯ. Да, эта заходила, Асмолова. Подписать ей обходной. Я отказалась наотрез из принципа!

ИРИНА. Почему?

НАИЛЯ. А она мне не импонирует как личность!

АЛЕКСЕЙ. И что она теперь будет делать?

НАИЛЯ. Что хочет. Да, тут до меня слушок дошёл, у тебя, Лёша, с ней что-то было.

АЛЕКСЕЙ. Все эти домыслы пусть остаются на совести тех, кто распускает сплетни.

НАИЛЯ. Вот пусть она и делает, что хочет!

МАНСУР (из коридора). Точно! Не фиг жить нелегально! Нелегально кто живёт – тот подохнет и помрёт!

НАИЛЯ (ласково). Вали отсюда, пьяная скотина.

ИРИНА. Наиля…

НАИЛЯ (не слушая). Лёша, я тебя жду пять минут, а потом не жду ни секунды. (Уходит, хлопнув дверью.)

ИРИНА. Вот если бы какая-нибудь студентка в таком виде попалась на глаза начальству, её бы – девяносто процентов – выселили за аморальное поведение.

АЛЕКСЕЙ. Или отчислили. Как Женю.

ИРИНА. Да ты хоть знаешь, что там было на самом деле?

АЛЕКСЕЙ. Пьяный дебош с последующим оскорблением сотрудников университета.

ИРИНА. Одного Жениного знакомого подставили местные наркоманы, когда кто-то донёс на них ментам. Его собрались отчислять, Женя пошла в деканат заступаться, об этом, конечно, сообщили Наиле, и та ничтоже сумняшеся накатала выговоры Жене и всем, кто накануне инцидента общался с этим парнем. Наверно, испугалась, что в результате разборки менты выйдут на неё, и решила святее всех святых показаться. Наиля наркоманов покрывает со дня своего назначения.

АЛЕКСЕЙ. Нет, я всё понимаю, но чтобы в тридцать лет быть такой махровой идеалисткой?

ИРИНА. Почему ты не родился в сталинское время, Лёша? Ты был бы замечательным комсомольским секретарём.

 

Комната Никиты. На полу бутылка из-под водки. Поддатые Никита и Олег ругаются.

 

ОЛЕГ. Хорошо, Юра домой уехал, а Милютин здесь что делает?

НИКИТА. Милютина здесь нет.

ОЛЕГ. Ага, нет! Его где-нибудь увидят, узнают, что он здесь жил, а я отвечай.

НИКИТА. Сука, ты боишься за свою шкуру?

ОЛЕГ. А ты, сука, за свою совесть? Зачем? Зачем бояться за то, чего нет?

НИКИТА. У меня нет совести?

ОЛЕГ. Нет. Одно название, что совесть. Дунь – и рассыплется.

НИКИТА (недоброжелательно). Не гони, сука.

ОЛЕГ. А кто у нас такой глубоко православный пил на украденные Женей деньги?

НИКИТА (с пафосом). Этот грех ей отпустится.

ОЛЕГ. Ты мне, сука, тут достоевщину не разводи.

 

Дверь неслышно приоткрывается. На пороге появляется Женя. Она не то что поддатая, а несколько хуже.

 

ЖЕНЯ. Я вам сейчас устрою достоевщину.

 

С шумом захлопывает дверь.

 

ОЛЕГ. Блядь, здесь Наиля. Ты хочешь, чтобы меня из-за тебя вышибли перед защитой диплома?

ЖЕНЯ. Каждый день, бля, шалман устраиваешь, а потом виноватых назначаешь. Я ещё буду каждой шестёрке жопу лизать.

ОЛЕГ. Рот закрой.

ЖЕНЯ. Чего – «рот закрой»? Это тебе надо лечь на шконку и не выёживаться! И чтобы все знали, кто здесь стукач! Будь тут нормальные мужики, тебя бы давно размазали по стенке. Только здесь не общага, а болото. Стукача по стенке размазать некому.

НИКИТА. Вы задолбали орать, там внизу Наиля!

ЖЕНЯ. Мне плевать, кто где! Не хер шестерить, тогда не будете слушать подобные тексты.

ОЛЕГ (встаёт). Я не буду слушать, Жень. Я даже не буду тебя бить. Я просто сейчас спущусь и позвоню в милицию.

НИКИТА. Ты офигел?

ОЛЕГ. Или скажу Наиле.

ЖЕНЯ. Говори! Наиля хотела пьяный дебош? Она получит пьяный дебош.

 

Хлопает дверью. Олег выбегает за ней, но через несколько секунд влетает обратно, держась за челюсть.

 

НИКИТА. Вы что, совсем осатанели? (Встаёт.)

ОЛЕГ. Каратистка ёбаная! Всё, пусть теперь с ней разбираются менты.

ЖЕНЯ (орёт в коридоре). Все пидарасы, я никого не боюсь!

 

Долгая пауза. Потом Олег и Никита, решив, что их сидение здесь на данный момент не совсем уместно, быстро покидают комнату, на ходу ругая друг друга матом. Звук поворачивающегося в замке ключа.

 

Чисто прибранный кабинет директора студгородка. Саидов сидит за столом и разговаривает по телефону на нерусском языке, рядом сидит его заместитель и в промежутках вставляет фразы на том же языке. На стене вентилятор.

Осторожный стук в дверь. Входит Женя с сумкой через плечо и листом бумаги в руке.

 

САИДОВ (прикрывая ладонью трубку). Да… В чём дело?

ЖЕНЯ. Магомед Нурсултанович…

САИДОВ. Нурсултан Магомедович. В чём дело? (Пристально вглядывается, постепенно узнаёт, вешает трубку.)

ЖЕНЯ (протягивает листок). Я жила в общежитии философского факультета, мне комендант не подписывает обходной ввиду субъективных заключений.

САИДОВ. Остальные подписи есть?

ЖЕНЯ. Есть.

САИДОВ (набирает номер, снимает трубку). Наиля?! Ты чего девушку обижаешь?

 

Долгая пауза.

 

Ты брось это дело, Наиля. (Вешает трубку; Жене.) Иди и ничего не бойся.

ЖЕНЯ (слегка смущённо). Да я и так.

САИДОВ. Почему обходной лист такой мятый?

ЖЕНЯ (радостно). А у меня в сумке всё мятое! А паспорт у меня такой, будто его корова жевала, жевала и выплюнула.

САИДОВ (качает головой). Хорошо!

ЖЕНЯ. До свидания, Магомед Нурсултанович. (Уходит. За сценой отдалённый грохот: это рабочие в коридоре уронили стремянку.)

САИДОВ (в сторону). Русские! Всё наперекосяк!

 

Стучат. Входит Алексей с чёрной кожаной папкой.

 

(Вслух.) Ну, наконец-то. (Отбирает папку.) Так, что у нас тут? Из платных студентов семеро не заплатили за июнь.

АЛЕКСЕЙ. Зато за дополнительные места заплатили ещё пять бюджетников.

САИДОВ. Я вас не спрашиваю про дополнительные места. Вон, общежитие истфака переделывают в бизнес-центр. Половину истфака придётся поселять к вам, и не будет вам никакой платы за дополнительные места. Если вообще останетесь на месте. Вы пиво чем попало закусываете, это признак халатности и разгильдяйства.

АЛЕКСЕЙ (в сторону). Хач!

САИДОВ (в сторону). Идиот!

АЛЕКСЕЙ (в сторону). Плодотворно будем сотрудничать!

 

В коридоре с грохотом падает стремянка.

 

Арка у входа в здание, где располагается кабинет директора студгородка, главного бухгалтера и тому подобных людей. Под аркой на свёрнутом спальнике сидит девушка, которая в начале первого действия заходила к Ирине. Вид у неё измученный. Подходит Женя.

 

ДЕВУШКА (оживившись). Тоже обходной?

ЖЕНЯ. Ага. (Садится рядом на корточки.) Как ты?

ДЕВУШКА. Полный абзац. В комнате есть чёрный хлеб, соль и немного сахара. Денег в долг ни у кого нет, а я всё на билет потратила. А поезд только через три дня. (Пауза.) Ещё чай есть. Соседский.

ЖЕНЯ. Так это же классно. Сахар высыпь в чай, а соль насыпь на хлеб. Наоборот лучше не надо.

ДЕВУШКА. Смеёшься?

ЖЕНЯ. Несколько лет назад в моей первой общаге было хоть шаром покати плюс эпидемия гриппа. Я не ела ничего дня четыре. Захожу к подруге, у неё две луковицы и соль. И всё. Я лук вообще не переношу, а тогда мы в один момент сожрали эту гадость.

ДЕВУШКА. Извини.

ЖЕНЯ. Ничего. У меня есть двадцать рублей, возьми. (Роется в сумке.)

ДЕВУШКА (неуверенно). Может, не надо? Тебе же самой билет покупать.

ЖЕНЯ. Какой билет? Мне, главное, выйти на трассу.

 

За сценой шаги. Женя привстаёт и заглядывает за арку.

 

Мельников. Только не хватало.

ДЕВУШКА. Забей.

ЖЕНЯ (в сторону). Тебе хорошо рассуждать, ты с ним не спала.

ДЕВУШКА. Знаешь, какая мне сейчас фишка пришла в голову? (Женя оборачивается к ней.) Нужно настолько оторваться от всей этой грязи, чтобы никогда больше не услышать в коридорах своей души приближающиеся шаги коменданта. И тогда всё будет тихо, ясно и красиво, и никому не надо будет ничего доказывать.

 

Женя усмехается.

 

Потому что это хуже, чем шаги командора. Там ещё присутствует какое-то величие и возвышенность. А здесь – только претензии на фоне отвратительной бытовухи.

 

Подходит Алексей.

 

АЛЕКСЕЙ (он слегка выпивши). Веденеева!

ДЕВУШКА. Что?

АЛЕКСЕЙ. Документы забираешь?

ДЕВУШКА. Забираю.

АЛЕКСЕЙ. Ну, забирай, забирай.

ДЕВУШКА (Жене). Большое спасибо. Я…

ЖЕНЯ (тихо). Уматывай отсюда.

 

Девушка исчезает.

 

АЛЕКСЕЙ. Привет.

ЖЕНЯ (тихо). Привет. (Встаёт, перебрасывает сумку через плечо.)

АЛЕКСЕЙ (язвительно). Наш падишах подписал бумажку? Снизошёл! Сейчас небось кайфует от собственного благородства и толерантности.

ЖЕНЯ (вымотанно). Лёша, прекрати.

АЛЕКСЕЙ. Ты меня ненавидишь?

ЖЕНЯ. Нет. Я вообще последнее время не испытываю ненависти к людям или состояниям, кроме состояния клинической смерти. Знаешь, что это такое? Когда всякий бред начинает мерещиться, ты понимаешь, что это сон, и можешь заставить себя проснуться. Когда в жизни начинается бред, ты можешь заставить себя выйти в другую систему ценностей или подохнуть, а тут ты ничего не понимаешь и ничего не можешь.

АЛЕКСЕЙ. Я думал, ты мне плюнешь в лицо.

ЖЕНЯ. Нет. Я просто буду надеяться, что это лицо больше не увижу. (Медленно идут к авансцене.)

АЛЕКСЕЙ. Дура, ты хоть понимаешь, куда поступаешь? Все эти актёры, режиссёры – это же осиное гнездо. Думаешь, тебя там с распростёртыми объятиями встретят?

ЖЕНЯ. Я не думаю. Я понимаю, куда поступаю.

АЛЕКСЕЙ. Хочешь, провожу тебя на вокзал?

ЖЕНЯ. Какой вокзал?.. И у тебя ещё хватает наглости…

 

Уходят; разговор становится не слышен. Звучит негромкая музыка; эти аккорды постепенно стихают, сменяясь другими, взятыми гораздо менее профессионально.

 

НИКИТА (в коридоре общежития бренчит на гитаре и поёт).

 

Я иду по универу!

Из окна свисает хуй!

Это наш профессор Луцкий

Шлёт воздушный поцелуй!

 

Я кричу ему: «Нахал!»

Он мне хуем помаха-ал!

 

АЛЕКСЕЙ (останавливается возле него). Никита, где Олег?

НИКИТА. Сука смотался куда-то с вещами. После Женькиного скандала его никто нигде не видел. Но он вернётся, потому что часть его грязных, вонючих вещей осталась в комнате. И он знает, что я убью его, если он их не заберёт.

ВАХТЁРША (тяжело дыша, поднимается по лестнице и подходит к Алексею). Лёша, Лёша! Асмолова съехала?

НИКИТА (в сторону). Всё, сдам сессию и уйду в буддисты. (Скрывается за дверью.)

АЛЕКСЕЙ. А что?

ВАХТЁРША. Ей письмо из Москвы, из ВГИКа. Может, переслать?

АЛЕКСЕЙ. Мне больше делать нечего, кроме как пересылать всяким дурам идиотские письма.

 

Берёт конверт, разрывает, достаёт письмо. Пауза. Сзади подкрадывается Милютин и заглядывает через плечо. Вахтёрша оттаскивает его за рукав.

 

МИЛЮТИН (с видом оскорблённого достоинства). Не трогайте меня.

ВАХТЁРША (с аналогичным видом). Тоже мне, музейный экспонат. По морде веником тебе не ёбнуть?

АЛЕКСЕЙ (оборачивается). Ваня, ты почему ещё не съехал?

МИЛЮТИН (с плохо скрытым отчаянием). Я не могу. Я бухаю.

НИКИТА (высовываясь в коридор). Если ты бухаешь с сукой, я с тобой не разговариваю.

МИЛЮТИН. Я не с сукой. Я вообще.

ВАХТЁРША. Безобразие какое-то. (Уходит, шаркая ногами.)

АЛЕКСЕЙ. Пойдём, Ваня, выпьем. Вообще.

 

Идут к лестничной площадке.

 

МИЛЮТИН. Я этого режиссёра знаю, который Женьке личное письмо написал. Крутой режиссёр.

АЛЕКСЕЙ. Ей просто повезло. Ты когда уезжаешь, Вань? А то меня и правда могут не назначить, если вы все через неделю не съедете. Ей просто повезло.

МИЛЮТИН. Я уеду, Лёш. Честное слово, уеду. Но сейчас я не могу, я бухаю.

 

Уходят. Пустая сцена.

 

Занавес.

 

2002 – 22. 07. 2003.



проголосовавшие

Упырь Лихой
Упырь
Зырянов
Зырянов

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

комментарии к тексту:

Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - koffesigaretoff

Перлятина (пост был в гесте, но все же...)
Гибель Богов
Пра любоффь; Арифметика (и другие короткие тексты)

День автора - Анна Саке

*Моим билетом в пантеон богов...*
Черное Солнце
*...когда я только затянулась сигаретой...*
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.033536 секунд