Литература

Виталик сидел на диване и рассматривал чью-то печень. Она была коричнево-красного цвета с облезлой прозрачной пленкой на жестком морщинистом слое эпидермиса. Рядом на диване, где несколько минут назад происходила оргия, мирно спала Ната. Университет молчал, только иногда кое-где слышались быстрые шаги каких-то людей, бегующих туда сюда по этажам, да периодически возникающие крики каких-то женщин или девушек...

"Все!" - произнес Виталик, разорвав печень попалам, так что правая ее половина повисла на жилке левой... С этими словами проснулась Ната, она встала, поцеловала Виталика и вышла из комнаты. Виталик приподнялся и пошел следом. Они вышли в коридор. Наташа вдруг произнесла:

- Я должна идти. Встретися позже.

- Ок, иди, - ответил Виталик, хлопнув ее по плечу.

Наташа ушла. Виталик еще немного постоял в задумчивости, произнес свое коронное "108" и направился вниз по коридору.

В коридоре было прохладно и пахло дымом. Университет горел - это был один из пунктов, который давно мечтал воплотить в жизнь Толстяк Коля. После всех своих сексуальных проделок, он облил тело преподовательницы керосином, припасенным сторожем Михаилом Александровичом, который говаривал пока был живым, что припас его "на случай, если Чубайс умудрится выключить свет и в Москве", и облив им тело молоденькой женщины с разорванным горлом, кинул в нее заженную зажигалку...

Виталик все шел и шел по коридору. Проходя мимо деканата Факультета Иностранной Литературы, он вдруг услышал слабое похлипывание из за двери. Виталик приоткрыл дверь и вошел в комнату. На кровати, где обычно сидели преподователи и мирно читали свой "Москоу Таймс" в луже какойто ебанной белесой жидкости лежала беременная Маша Колбышкина.

Виталик знал эту суку. Ее знал весь университет. Она была вечно беременной, и все время казалось больной. За ее бледный вид и непонятные выходки явно больного человека, пацаны прозвали ее Маша Трясорукова-Опаздай, на манер автора замечательного произведения всех времен и народов "Серая Шейка" - Мамина-Сибиряка.

Виталик подошел к Маше и спросил:

- "Что случилось?"

Маша открыла глаза, и увидев Виталика, в ужасе ответила:

- "Ты кто... А это ты, Виталик... Ты жив. А! Слава Богу, я не одна. Кто-то устроил погром в универе... Ты видел... АА! Я спряталась деся, потому как А-А-А! у меня начались схватки..." - она стонала и кричала от боли, так как вероятно это был уже именно девятый месяц ее беременности, ведь Виталик точно помнил, что прошло уже очень много времени с тех пор как у нее появился очередной живот.

- "Я не могла убежать!! АА! Он вот вот родится... Что делать, Виталик? А! АА!"

Виталик пожал плечами, но это был лишь внешний жест, на самом деле в голове Виталик, уже ясно проработал план своих дальнейших действий. Он прошел к буфету стоящему напротив дивана, и достав какойто кекс в коробке, снял с него веревку. Также он достал штопор для открывания вина, которое очень любили распивать преподователи в день первокурсника.

Подойдя к стонущей Марии, Виталик резко схватил ее руки, заломил их, так что та закричала от резкой боли и притянув к батарее, привязал к ней крепким узлом.

_ "Виталик!!! Не надо!!! Что ты собираешся делать!!! Он идет, идет!!!" - билась в неистовстве Маша.

Виталик молча продолжал свое дело. Он уже привязал ее широко раскинутые ноги к подлокотникам дивана, оголив пизду. Терь он уже ясно видел ее длинный неестественно выпуклый клитор, и уже начавший раслаиваться низ живота, - было ясно, что ребенок вот вот должен родится. Маша неумолкала орать, она кричала так сильно, что у Виталика отдавало в зубах, но он лишь приборматовал свое "108, 108, 108" и продолжал начатое дело. Он перехватил взятый штопор в правую руку, замахнулся и резко опустил руку в районе расслаивания. Маша вскрикнула, но тутже потеряв сознание, замолчала. Виталик вспорол живот до пупка, и увидел барахтующего ребенка. Это был ее третий ребенок. Он лежал в неестественной позе, головкой вперед, и при других обстоятельствах Марии пришлось бы делать Кесарево сечение, но сей час это уже не являлось такой необходимостью.

"Вот ты родимый!" - произнес первые за долгое молчание слова Виталик.

Он залез в живот левой рукой и приподнял головку малыша над разорванным животом матери. Ребенок плакал, глаза его еще не успели открыться и сам он был весь в той самой жидкости которая была на диване. Виталик смотрел на мальчика, коего в нем выдавал небольшой кусочек плоти внизу живота, и на неподовавшее признаков жизни тело матери минуты три. Затем придерживая голову малыша с одной стороны, начал медленно вращательными движениями вкручивать ему в лоб штопор. Череп ребенка был настолько хрупок, что Виталику не удалось долго прокручивать инструмент, - он раскололся на несколько частей почти сразу, на седьмом или восьмом повороте. Ребенок сразу замолчал, хотя руки и ноги его еще долго передергивались, пока Виталик старательно вытаскивая каждый осколок его черепа, складывал их на тумбочку возле дивана...