Интересуется: соляные копи, говоришь? Сплевывает. Цедит: ну я тоже когда-то искал в волосах золото. К сожалению, больше везло на мышьяк и героин. Но я не отчаивался никогда - я стриг.
Что ты знаешь о том, как забирать части тела? Когда твоя дочь твои ногти в булочке съела? Или когда твой сын перепутал баночки и вместо сока все утро пил твои анализы?
Нет, извини, так это не работает. Ты долго точишь лезвия, постоянно прерываемый детским топотом. Так нужно, никогда не проси их говорить шепотом.
Голоса, стук подошв укрепляют корни. Я потом тебе покажу фото: волос, такой крепкий, что мы на нем чуть соседа не вздернули.
Тут опасное место, дружок, это тебе не сушеная аральская благодать: как ты тело положишь, так и будет оно сотню лет там лежать. Тут ты не должен быть где-либо сразу - разбросай себя во все стороны, здесь бесполезно бежать, все здесь решают волосы.
Так здесь узнают своих: от автовокзала до дома из карманов тянутся густые черные полосы. Я не стал тебе говорить, ты и сам понимаешь, что это - …
Хищно улыбнулся, схватил мою ладонь: всё равно, пусть твоя подруга странногубая и разноглазая. Притворись хотя бы, что завел себе кусок войлока, напичканный биостразами.
Волосы - это не зубы, это, скорее, галлюцинации. Из волос можно сплести сердце и оставить его на станции. Это не больно, можно сделать много сердец: Бонн Нувель, Камбронн, или даже Барбес.
Волосяные пальцы, приборы, столовая утварь - глухо стонет истерзанная кухня, заткнутая волосяным кляпом. Понимаешь, это нежность, такая резкая, прямо со старта.
Когда тебе подарят шанс убирать с сонного лица пряди. Запомни, ты не для того тут, чтобы их гладить. Чтобы немного темноты подволосной постичь, ты должен все эти пряди спокойно остричь.
|
проголосовавшие
Иоанна фон Ингельхайм |
комментарии к тексту: