Литература

Единственный и его собственность

— Давай, чурочка, оближи мне яйца. — Сережа пригнул голову Тахира.

Тахир знал, что нужно делать, хотя не понимал речи любимого. Он выучил только отдельные слова, которые Сережа повторял чаще всего. Для парня из Средней Азии этого было достаточно.

— Давай, мой мальчик. Молодец. Умница, — стонал Сережа. — Давай, мое солнышко, я так тебя люблю.

Тахир продолжал лизать, елозя вставшим членом по гладким ногам Сережи.

— Ты самый умный, самый чудесный мальчик в мире, — говорил Сережа. — У тебя самый нежный в мире язык. Мне охуенно повезло, что ты у меня есть.

Тахир тоже считал, что ему повезло: он жил в красивом, просторном доме, ел до отвала и принадлежал самому доброму, самому чудесному человеку в мире.

— Ну хватит, поцелуй папочку, — Сергей притянул Тахира за ошейник средним пальцем.

Ошейник со стальными шипами был неудобным, но Тахир с радостью носил этот символ рабства и никогда не пытался снять.

Тахир целовал Сережины веки, щеки и шею, зарывался носом в мягкие Сережины волосы и вдыхал запах его тела. От Сережи пахло бренди, мятой, гелем для душа, табачным дымом и неведомым Тахиру парфюмом аква ди джио от Армани. Под слоем домашних запахов еще теплился дух офиса — штемпельной краски, кофе, бумаги, порошка для принтера. Сережин естественный запах едва пробивался сквозь все остальные, но Тахир чувствовал «сердце» Сережи и всегда мог отличить его от других.

— Давай, мальчик, засади папочке, — Сергей раздвинул ноги.

Тахир пытался затолкнуть набухший член в очко, уже расширенное и смазанное гелем. У него не получалось. Сергей поднял ноги повыше, Тахир понял это неправильно и отполз назад.

— Не бойся, дурачок, — Сергей перевернулся на живот. — Давай, трахни папочку.

Тахир уперся в поясницу Сергея и снова пытался затолкнуть ему в дырку. Ничего не получалось. Сергей протянул руку назад и помог ему. Тахир почувствовал, что входит. Звериный восторг овладел Тахиром, он обнимал любимого и засаживал глубже и глубже, так, что дырка любимого хлюпала и рефлекторно сжималась.

— Молодец, мальчик, — смеялся Сергей. — Давай, мой красавец. Так, так, хорошо.

Тахир кончил и прижался к прохладному телу своего любимого. Сердце билось так сильно, что любимый ощущал его удары мокрой спиной. Тахир задыхался от благодарности человеку, который впустил его в свою жизнь, в свой дом и в себя самого.

— Подвинься, — Сергей дернулся под ним. — Слезь с меня, дурак. Слезь, кому говорят! Мне жарко.

Сергей спихнул Тахира с кровати, выдавил шмат смазки в ладонь и начал дрочить. Тахир следил за его рукой и вдыхал сердце его аромата, которое становилось крепче и отчетливей. Любимый напрягся, его пот отдавал молочной сывороткой, человеческим салом и еще чем-то острым и терпким. Для Тахира это был самый прекрасный запах в мире. Сперма любимого пахла желтыми цветками барбариса, Тахир облизывал и нежно прикусывал его пальцы.

Сергей допил бутылку и пошел отмываться. Тахир тоже втиснулся в душевую кабинку.

— Ну что ты за мной бегаешь, дурак, — ворчал Сергей. — Вот щас как оболью.

Тахир жмурил узкие глаза под струями воды.

— Вот делать мне нехуй кроме как тебя, дурака, намывать. Все, иди отсюда. — Сергей похлопал Тахира по спине и выставил из ванной. Тахир сбросил влажное полотенце и побежал на кухню.

— Кушай, узкоглазенький, — Сережа совал Тахиру кусочки мяса и овощей со своей тарелки. Тахир попросил банан и еще раз поцеловал своего любимого.

— Отвали, у тебя из пасти воняет, — Сергей потрепал его по шее и заставил лечь на пол. Тахир жался к его ногам, пока любимый доедал свой ужин.

— Иди на место, — приказал любимый.

Тахир сделал вид, что не слышит.

— Чего ты хочешь? Йогурта? Колбасы? Учти, я не буду ночью вскакивать, если ты пожрать решил.

Тахир ничего не хотел, ему было и так хорошо.

Когда любимый наелся и выключил в кухне свет, Тахир побежал в спальню и забрался под одеяло.

— Иди на место, чурка! — Сергей спихнул его с кровати вместе с одеялом, простыней и айпадом.

От того, что упала любимая игрушка, Сережа пришел в бешенство. Он хлестал Тахира тапками и свернутой в жгут простыней. Тахир только уворачивался, дать сдачи любимому он не мог.

— Если он не работает, я тебя убью, тварь, — пообещал Сережа и включил айпад. Игрушка работала — как, впрочем, и всегда. Он не покупал китайского барахла, у которого мог потечь экран.

Тахир снова лег на кровать, уже из вредности.

— Какого хуя! — Сергей пытался подцепить Тахира за ошейник. Тахир не давался.

— Ах ты, ублюдок! Я что, не буду спать из-за тебя? Пошел на место, мразь!

Сергей вырвал ремень из джинсов, лежащих у кровати. Накинул петлю на шею Тахира и потащил его из спальни.

Тахир лег на пол. Любимый все туже затягивал петлю на шее, но не мог сдвинуть его с места.

— Ну прости меня, — Сергей опустился на колени и обнял Тахира. — Я тебя очень люблю, но твое место не здесь. Ты можешь привыкнуть и обнаглеть.

Тахир уткнулся мокрым носом в ложбинку под его ключицей. Он не мог злиться на любимого, который выгнал его из постельки. Для них это было обычным вечерним ритуалом.

— Тахирчик, иди к себе. Будь хорошим мальчиком.

— Нет, — сказал Тахир. — Я тебя люблю и хочу спать с тобой.

Любимый все понял, но его желания были главнее хотелок Тахира. Сергей взял притихшего азиата за ошейник и вывел во двор. Тахир высвободился и сам побежал в бытовку, где его ждал мягкий пружинный матрас.

— Оставить тебе свет? — спросил хозяин. — Не надо? Ну, спи.

Тахир проснулся с первыми лучами солнца. Он долго ломился в стальную дверь. Сергей с опухшим лицом выскочил на улицу и сшиб Тахира с высокого крыльца. Тахир громко взвизгнул и растянулся на траве.

— Ты охуел, сука? Не смей меня будить! — орал Сергей.

Увидев, что Тахир не встает, он сбежал с крыльца и начал приводить в чувство своего дорогого мальчика. Тахир лежал неподвижно, закатив глаза и высунув язык.

— Тахирчик, кончай притворяться, — Сергей тормошил азиата и легонько пинал его босыми ногами. Просунул ладонь под теплый бок Тахира и потянул за ошейник.

Тахир поцеловал Сергея и сказал:

— Я тебя все равно люблю.

Из недостроенного дома справа выглянула женщина в махровом халате. Голый Сережа прикрылся Тахиром.

— Ладно, пойдем жрать. Хоть ты меня и поднял в пять утра.

Тахир уселся на диван и чинно наблюдал, как любимый достает продукты из холодильника. Сережа никуда не торопился, стеклянный стол был уставлен как таджикский достархан. Любимый знал, что Тахир прихотлив, и предлагал все самое вкусное. Сам Сережа сидел на диетке: ему был нужен мальчик повыше классом. Но отказаться от ритуала покупки никак не мог. Каждый день по дороге с работы он заезжал в гипермаркет и думал, чем бы угостить малыша. Тахир охотно доедал блюда итальянской кухни и суши, которые любимый привозил из офиса. Тахир был в восторге от сыра с плесенью и ел его пачками, хотя потом сильно тошнило и болел живот.

Все самое вкусное, что было в кулинарии, любимый тоже покупал ему. Конечно, сам Сережа пробовал из каждого контейнера, но потом все поступало в распоряжение Тахира.

— Лучше это, чем элитка, — объяснял любимый, как бы извиняясь за пролетарские привычки. — Элитка долго лежит и тухнет. А я не хочу, чтобы мы с тобой отравились.

Тахир лениво ел. Он старался растянуть удовольствие.

— Я сегодня приеду с другом, — сказалСергей. — Ты его не обижай, он хороший. Ну что ты за блядь, у меня теперь башка болит. И на что я, спрашивается, буду годен? А ты веди себя хорошо. Не позорь меня, понял?

Сергей долго рассказывал про какой-то митинг, на который он сегодня пойдет с этим другом, потому что друг не может молчать. Но Тахиру это было не интересно.

Пока любимый мылся и собирался, Тахир притаился на втором этаже. Сережа звал его во дворе, и Тахир посмеивался про себя. Лязгнула дверь, завелась машина.

— Пошел вон! — орала Айдан, тыча Тахира под зад трубой пылесоса. — Пошел, дармоед!

Тахир долго ругался, но все же слез с хозяйской кровати.

Айдан принесла миску вчерашнего плова. Рис успел завонять в тепле. Тахир укоризненно взглянул на злую бабу и не притронулся к еде. Он тосковал по любимому, который снова не взял его с собой.

— Кушай, кушай, — приговаривала Айдан, сидя рядом на складном табурете. — Такие как ты на улице живут, из мусорных баков объедки добывают. Что тебе не нравится? Вагончик большой, уютный, а матрас какой мягкий! Четыре человека могут лечь на такой матрас, а ты нос воротишь. Всем матрасам матрас. Сама бы на таком спала.

— Хочу спать в кровати, — отвечал Тахир. — Хочу кушать на кухне за столом, как нормальный человек.

— А в дом тебе нельзя, — учила Айдан. — Лезет и лезет, шайтан проклятый. Везде наследил.

После обеда Тахир отправился гулять. Он обошел все улицы коттеджного поселка, побегал в лесу за шоссе и выкупался в озерце с мутно-зеленой водой. Сережа ужасно орал, когда Тахир это делал. Он называл Тахира говнюком, неряхой и рассадником заразы. В озерце водились пиявки и большие черные улитки. Жирные утки рылись клювами в тине. Сережа объяснял Тахиру, что в этих утках живут скрытые инфекции. От них запросто можно подхватить микоплазмоз. Любимый строго-настрого запретил Тахиру лезть в это болото. Купание было маленькой местью любимому за то, что не взял с собой.

Мокрый Тахир катался по лугу, собирая на себя травинки и сладкую пыльцу. Он подставлял солнцу белый живот и щурил узкие монгольские глаза, где-то рядом стрекотал кузнечик, а в густо-синем небе шли на посадку самолеты.

Никто не мешал Тахиру, только соседские мальчишки вдвоем прикатили на мотороллере, а за ними прибежал третий. Они полезли в озерцо, не снимая маек, будто стеснялись наготы друг друга.

Тахир им всегда нравился, но не удостаивал ребят своим вниманием. Самый мелкий приставал к азиату, толкал, пытался сесть на спину. Старший брат ругал малявку. Он знал, что няшный Тахирчик может обидеть.

Тахир проводил их до дома и вернулся к себе. Было слышно, как мать выговаривает младшему:

— Он только с виду спокойный! А может кинуться и всё!

Малыша не сильно пугало таинственное «всё».

— Он убил человека, — добавил старший брат, делая большие глаза. — Вор забрался к гастерам в вагончик, а Тахирчик прыгнул сзади и…

— Заткнись, — громко сказала мать. — Никого он не убил. Только вены на руках порвал. Всю бытовку кровищей замазал. А будешь к нему лезть — и тебя порвет.

Тахир не собирался никого рвать, он скучал по любимому. До позднего вечера он сидел на крыльце, глядя на дорогу. Уже темнело, и самолеты поблескивали огнями в лиловом небе, лесная мошкара роями вилась у забора и забивалась Тахиру в ноздри. Машины проезжали все реже, грохоча на «лежачем полицейском». Тахир очень жалел, что не съел вчерашний плов. Машины совсем перестали проезжать. В животе у Тахира урчало и болело, словно там дрались злые кошки. Женщина на соседнем участке заставила мальчишек натянуть свитера и сама надела махровый халат. Тахир лег на остывший бетон и закрыл глаза.

Он вспоминал свой первый раз с любимым. Это было два года назад, когда Хуршеджон привез его из горного края, где днем пустые улицы и всегда жарко. Невысокий белый человек отсчитал Хуршеду бумажки, а Хуршед отдал ему паспорт Тахира со всеми остальными документами. Русский спросил, не поживет ли Хуршед у него некоторое время, чтобы мальчик привык к новому дому. Кстати, рабочих не хватает.

Хуршед заторопился:

— Мальчик смирный, сам все поймет.

Тахир долго ехал с новым хозяином на микроавтобусе, сзади лежали рулоны утеплителя и мешки штукатурки. Тогда большой дом еще не был обставлен, а в бытовке во дворе жили несколько таджиков. Было жарко. Новый хозяин разделся и поставил Тахира на поддон, завешенный полиэтиленом. Он поливал Тахира из душа, намыливал широкую спину, ласкал поджарый живот. Тахиру стало хорошо. Конечно, его трогали и раньше. Племянники Хуршеда хватали Тахира маленькими грязными ручонками, но их прикосновения его не волновали. Он едва терпел мелюзгу. Но у русского были самые нежные, самые надежные руки в мире. И добрые, немного виноватые глаза. Тахир понял, что готов ради него на все.

— Не знал, что у тебя такой большой. — Русский рассмеялся, вышел в пустой дверной проем и задернул занавески.

Он встал на колени перед поддоном и начал делать Тахиру левой рукой, а правой себе. Тахир не боялся, только пятился назад, если хозяин сжимал руку слишком сильно. Так приятно ему еще не делал ни один человек. Он вылез из поддона и попытался овладеть новым хозяином, вода хлынула на пол. Они лежали в луже на полу, еще без плитки. Недавно застывший бетон царапал голый хребет Сергея. Тахир неловко тыкался в его промежность, ведь он был еще подросток, несведущий в любовных играх белых людей.

Тогда у Тахира в паспорте было другое, длинное и неудобное имя. Любимый открыл плоскую серебристую штуку и читал значения мусульманских имен.

— Тахир по-персидски — «птица». В арабском — «чистый, целомудренный», — объяснял Сережа. — Ты ведь чистый?

Тахир ходил за ним везде, как маленький ребенок за матерью, и тосковал всякий раз, когда любимый уезжал — сначала на микроавтобусе, потом на новом джипе. Когда таджики закончили работу, а в дом привезли мебель, Тахир был выселен в бытовку вместе с матрасом, на котором столько раз любил хозяина. Зачем Сережа это сделал, Тахир не знал.

Иногда любимый привозил парней, от которых пахло спиртным. Торопливо погладив Тахира, он совал ему в рот что попало и гнал во двор. Утром помятые парни уезжали и больше не возвращались. В обычные дни любимый возвращался пораньше, надевал кроссовки, брал мячик и шел с Тахиром на огромное поле позади поселка.

Тахир понимал, что сейчас никакого футбола не будет. Уже совсем стемнело, в желудке ныла пустота.

Сосед слева жарил шашлыки. Рядом на застеленном клеенкой пне стояла миска со свининой в гранатовом соке. По участку соседа шатались двое мужиков среднего возраста, в камуфляжных костюмах и тельняшках, еле налезающих на пивное пузо. Один из них взял кусок мяса и поманил Тахира.

— Не старайся, — крикнул сосед. — Чужого не берет.

Далеко-далеко в лесу рычал знакомый двигатель. Свет фар залил шоссе, створки ворот поехали в стороны. Тахир кинулся любимому на шею и начал исступленно целовать.

— Уйди, дурак, — Сережа вытер лицо. — Опять весь в дерьме.

Тахир не имел возможности принять душ и действительно вонял болотцем.

— Какой горячий парень, — фальшиво сказал чужой.

— Он же азиат, — объяснил Сергей.

— А он узбек или таджик? — спросил гость.

— Думаю, все-таки узбек. Смотри, какой узкоглазый.

— Пошел вон, — сказал Тахир.

— По-моему, я ему не нравлюсь, — сказал гость.

— Его никто не спрашивает, — Сережа отпер входную дверь и пропустил чужого. Тахир сунулся следом.

— Нельзя! — прикрикнул Сергей. — Пошел на место!

— Он нам не помешает, — уговаривал гость. — Мне даже приятно, что такой красавчик будет сидеть и смотреть.

— Не будет он смотреть.

Тахир влетел в спальню и приземлился на кровати.

Гость начал раздеваться. Он делал это по-хозяйски небрежно, швыряя скомканную одежду по углам.

— Его зовут Ваня, — говорил Сергей. — Видишь, у него синяк на лице? Это его забрали в автозак, а я за ним ездил в отделение. И не смей на него рычать. Теперь он твой второй папа.

— Можно его погладить? — спросил Иван. — Он не укусит?

— А хер его знает. — Сергей подобрал трусы чужака и легонько хлестнул Тахира по морде. — Нюхай, свои.

— Пошел на хуй! — ответил Тахир.

— Не смей рычать, я сказал! — Сергей ухватил Тахира за ошейник и заставил лечь перед Иваном, больно прижав к полу. — Он твой новый хозяин. Он главнее тебя. Служи, тварь.

— Не кричи на собаку, — вмешался Иван. — Иди ко мне, пусечка.

Тахир тяпнул протянутую руку. Не сильно. Его зубы могли разгрызать кости и деревяшки.

— Ебаная тварь! — Сергей вцепился ошейник, царапая ладони шипами. Он перекрутил ошейник, и у Тахира потемнело в глазах, а пасть наполнилась сладкой слюной.

Сергей вместе с Иваном вышвырнул ослабевшую собаку из дому, доволок до сарая и пристегнул к ошейнику цепь.

— Хочу домой! — плакал Тахир. — Хочу в постельку! Выгони чужого!

Соседка в махровом халате крикнула:

— Что вы делаете с собакой?! Вы ее бьете?!

— Заткнись, — сказал Сергей то ли соседке, то ли собаке.

Он лежал на ногах Ивана и был совершенно трезв. Новый парень мог нравиться без алкоголя. Волосы на затылке Сергея взмокли, а кожа стала липкой и соленой, как будто они вернулись с пляжа.

Это было его первое слово за два часа. Разговаривать с Ваней пока было не о чем, да и кто говорит с полным ртом?

— Хочу домой! — надрывался Тахир. — Хочу домой! Хочу домой!

Ваня понюхал свои подмышки. Идти в душ не было сил.

— Бедная собачка, — сказал Ваня. — Может, он погавкает и привыкнет? Надо только объяснить, что я ему не враг. Я вообще собак люблю. Он кавказец, да?

— Алабай. Среднеазиатская овчарка. Надо было уши и хвост ему купировать, я чо-та пожалел.

Сергей рассматривал поцарапанные шипами пальцы. Левая рука Ивана покраснела на месте укуса. Он уже несколько раз поливал ее виски, но градуса не хватало, чтобы уничтожить собачьи микробы.

В полночь Тахир зарыдал. Его низкий вой пугал весь поселок.

— Заткните вашу чертову собаку! — бесился сосед справа. — Детям в школу вставать!

Его доберман решил повыть за компанию, а потом и остальные собаки заголосили хором.

Сергей в одних трусах выбежал из дому. Пес замолчал, выжидая.

— Уймись, тварь, — рычал хозяин, — хули ты меня на всю деревню позоришь, охуел, блядь, я тебя нахуй усыплю!

Тахир положил морду на лапы и смотрел, как хозяин машет руками.

— Ты и меня укусишь, блядь такая? — Сергей тыкал его в нос кулаком. — На, скотина, кусай!

Тахир отворачивался и скулил.

— Тахирчик, маленький, я же тебя люблю! — Сергей присел рядом на матрас и обнял пса. Тахир продолжал скулить. Собаки этой породы умны и злопамятны, как объяснил Хуршеджон.

— Тахирчик, не надо так ужасно выть, ты меня ставишь в неловкое положение, — объяснял Сережа. — Хотя ты нахуй ничего не понимаешь, ты же ебаная собака. Это я с тобой как с человеком, а у тебя мозги совсем по-другому устроены. У тебя весь мир черно-белый. А надо быть гибче, Тахирчик.

— Не, нихуя не черно-белый, — поправил Иван за его спиной.

Сергей вздрогнул.

Тахир напрягся, хозяин ощутил, как отвердели мышцы под мягкой шерстью.

— Они путают только красный и оранжевый. Зато различают сколько-то там оттенков серого. Я не помню без интернета.

— Лежать, — Сергей схватился за ошейник и пригнул голову собаки.

— Тахирчик, давай дружить, — Иван протянул Тахиру укушенную руку. На ладони лежал кусок колбасы.

Тахир зажмурился и отполз в угол сарая, насколько позволяла цепь. Он знал, что кусать чужака нельзя, но и терпеть его ласки тоже не мог. Иван сунулся за ним. Пес натянул цепь и выставил для защиты лапу, как будто хотел поздороваться. Чужак потряс эту большую лапу и сказал, что Тахир хороший мальчик. От рук чужака пахло алкоголем, смазкой, латексом, слюной, спермой и дерьмом.

Тахир пытался объяснить чужаку, что они никогда не будут друзьями, что Сергей — его любимый мужчина, и что Тахир будет охранять его насколько хватит сил. А сил в собачьем теле хватало.

— Ну что ты морду воротишь? — Иван трепал его холку. — Такой няша и такой злой. Такой пушистый мальчик, такой красавчик, я же тебя люблю.

Иван прижался потными волосами к его носу, Тахир чихнул от омерзения. Он чувствовал запах страха, этот щуплый мудак вонял как течная сука. На самом деле Иван, конечно, не любил Тахира, он подлизывался, чтобы получить место в стае.

— Видишь, он уже принял меня за своего, — радовался Иван. — К собакам нужен подход. Какой у тебя мягкий матрасик, это папочка подарил? Хороший мальчик.

Тахир опрокинул Ивана на мягкий матрасик.

— Показывает, кто здесь главный, — хихикал Иван. — Тише, дурачок, мне щекотно.

— Все, блядь, пошли отсюда! — гавкнул Сергей. Он вытолкал Ивана из сарая. Тахир залаял им вслед.

Всю ночь в поселке не смолкал собачий вой. Хозяева коттеджей ругались в открытые окна, швыряли в своих любимцев тапки, плескали водой. Тахир солировал басом, остальные собаки подвывали, словно сочувствовали его положению.

— Да пусти ты его в дом, — уговаривал Иван. — Он сразу заткнется. Тебя бы посадили на цепь — ты бы тоже плакал.

— Он служебная собака. С ними надо жестко, — объяснял Сергей. — А то будет считать себя главным и на шею тебе сядет.

— Хочу в дом, хочу в постельку! — выл Тахир. — Чужой, убирайся вон!

Несъеденный кусок колбасы валялся на матрасе. Колбаса была опоганена, и матрас тоже. Тахир ненавидел матрас.

Утром, когда заспанный хозяин заглянул в сарай, он увидел клочья ткани и поролона, вывернутые пружины и собаку, спящую на голых досках.

— Ебаная тварь, — устало сказал Сергей. Все его тело болело, суставы хрустели, саднила натертая задница.

Пес фыркнул.

Сергей поставил на пол миску с сухим кормом. Тахир вопросительно поднял морду.

— Из лужи попьешь, пидорас.

Тахир вяло дернул пушистым хвостом.

— Я так и знал, что тебя нельзя пускать в дом, — Сережа пнул убитый матрас. — Ты что наделал, скотина? Ты что натворил, я спрашиваю? Ты хоть знаешь, сколько он стоил? Я эти деньги на помойке нашел?

Днем Айдан нашла четыре использованных презерватива — один в душе, другой в спальне под кроватью, и еще два — на кухонном столе. Хозяин не стыдился того, что он гей. Айдан за три года успела узнать, это не болезнь, а вариант нормы.

Тахир гремел цепью в бытовке и грыз дверной косяк. Корм остался нетронутым до вечера.

Хозяин и его любовник вернулись ночью. Иван принес на тарелке мясное ассорти — парень провел в супермаркете не один час, чтобы угодить капризной собаке.

— Кушай, Тахирчик, — Иван чесал его жирными пальцами. — Я тут подумал: куплю баранью колбаску. Ты же узбек? Кушай, узкоглазенький. Папочка тебя любит. Такой красивый мальчик должен хорошо кушать, чтобы глазки хорошо видели, чтобы шерстка блестела.

Тахир понимал, что захватчика кусать нельзя. Он терпел Ванины ласки и навязчивый запах дезодоранта.

— Он зажрался! — сказал Сергей. — Унеси колбасу, пусть голодный сидит.

Предки Тахира спали в холодных горах и питались чем придется. У Тахира, к тому же, имелся небольшой жирок. Акция протеста затянулась на неделю. Пес выл по ночам, кидался на домработницу и вообще выражал несогласие с правящим режимом.

Сергей не общался с соседями и не знал всех ласковых слов, какими его называли. В воскресенье пришла делегация. Соседка в махровом халате заявила, что она мать. Сосед из дома слева обещал отравить паскудного пса, если он не уймется.

Сергей оскорбился тем фактом, что незнакомые люди нарушили его прайвеси, и велел убраться с частной территории. Соседи не уходили.

Тетка в махровом халате пыталась объяснить Сергею, что он хам, и что не все в нашей стране продается и покупается. Что есть честный суд, и она добьется справедливости. Что собака вредит режиму дня, а значит, и здоровью ее детей.

Сергей с усмешкой слушал махровую дешевку. Его участок был втрое больше, а дом — выше. Он мог купить халупы и справа, и слева. Срыть и сделать пристройку.

Иван вывел Тахира из бытовки. Пес немного похудел, но казался бодрым.

— Вы не имеете права спускать собак, — тетка юркнула за ограду.

Остальные тоже поторопились выйти.

— Он кусается, — Ваня показал забинтованную руку.

— Морите собаку голодом? — съязвила хозяйка дома в конце улицы.

— Хотите покормить? — неприятным тоном ответил Ваня.

— Уведи его, — Сергей заслонил спиной калитку.

— Собака страдает от того, что сидит на цепи. С ним надо гулять.

Тахир будто понял Ивана и выдернул цепь из его рук. Пес встал на задние лапы и вдруг стал выше хозяина. Сергей упал.

Соседи остолбенели. Тахир вышел, огромный и опасный, как белый медведь. Свободный конец цепи волочился по асфальту, восточные глаза презрительно смотрели на людишек. Пес медленно и с достоинством переставлял толстые лапы, как будто владел не только хозяйским домом, но и всем поселком.

— Тахир, домой! — визжал Сергей. — Домой, тварь!

Люди расходились, стараясь не делать резких движений. Ведь всем известно, что собака может броситься на бегущего человека. Одна из женщин свалилась в канаву, когда пес прошел слишком близко.

Вопрос с соседями был решен. Иван уговаривал любовника не сажать собаку на цепь и вообще давать Тахирчику бегать по поселку, чтобы общался и играл с другими собаками.

Когда Тахиру надоело гулять, он прошествовал в дом и водрузил зад на хозяйскую кровать.

— Ну вот, наш мальчик не воет и не рычит, — тормошил его Иван. — Наш мальчик умница, наш мальчик красавец, Тахирчик не будет расстраивать папочку.

— Отстань от меня, — сказал Тахир.

— Нельзя рычать, — сюсюкал Иван. — Если будешь рычать, папочка обидится и посадит в сарайчик.

— Отстань, — повторил Тахир.

Иван ухватил его обеими руками за ошейник и начал целовать в морду. Пес жмурился. Казалось, он плачет.

— Умница, Тахирчик. — Иван тискал его, мял его уши и лапал шею. Тахир не знал, куда спрятаться.

Голый Сережа вышел из ванной. Ваня отпустил собаку и обнял бойфренда.

— Тахир, вон отсюда, — скомандовал Сергей.

— Да пусть смотрит, — вмешался Иван. — Нам все интересно, правда, малыш?

Тахир сидел тихо, пока они целовались. Потом Сергей опустился на колени, а Иван громко дышал и стонал. Вдруг чужак швырнул хозяина на кровать и влез сверху. Такого Тахир стерпеть не мог!

Туша весом восемьдесят килограммов влетела на кровать, сбила чужака и рухнула на любимого. Пес проклинал хозяина за цепь, за предательство и за то, что лег под слабака.

Сергей пытался придушить его ошейником, но пес щелкал зубами и вертел мордой. Вонючая слюна капала Сергею в глаза.

— Мочи его, блядь, что ты пялишься! — хрипел Сергей.

— Чеееем? — орал Иван. В дизайнерском интерьере не нашлось ничего лишнего. Ни торшера, ни табуретки, ни вазы, чтобы ударить собаку.

Тахир учуял запах страха. Его единственный тоже вонял как течная сука. Хозяин был его богом, но трясся как обычный щенок. Тахиру стало жаль его. Пес лизнул его щеку и замахал хвостом. Ноги Сергея дернулись от щекотки. Иван вскрикнул.

Тахир очнулся, спрыгнул с кровати и пошел куда глаза глядят.

— Я думал, он тебя сожрет, — рыдал Ваня. — Я боюсь спать с этим зверем в одном доме.

— Я же говорил, — Сережа гладил его влажные волосы. Иван так обильно вспотел, что намокла даже простыня под ним. — Завтра мы усыпим эту сволочь.

— Не надо, — икал Ваня. — Он живое существо. Нужен собачий психолог.

Весь вечер и всю ночь Тахир носился по поселку. Тахир летал огромной белой птицей, Тахир хлестал цепью низкие заборы. Тахир подчинял слабых русских собак прямо в будках. Он не вставлял, а только имитировал коитус. Слабые собаки склонялись перед могучим Тахиром, орлом среди ворон. Только глупый шарпей начал возникать и был укушен в толстые складки кожи на шее. Недаром Тахир был туркменский волкодав.

Родители запретили детям играть на улице, женщины боялись идти в магазин, сосед слева набрал в поисковике «купить изониазид». Все знали, что злая собака искусала хозяев и считали, что так им и надо. Если не можешь воспитать такую огромную собаку — не берись.

Утром Иван и Сергей боязливо как воры пробежали по двору, запрыгнули в машину и едва не вышибли ворота, которые открывались слишком медленно.

Тахир сидел на дороге, белый, величественный и прекрасный. Его все боялись. Тахир презирал течных сук. Сергей отъехал на сто метров назад и втопил педаль газа. Тахир соскочил с шоссе и залаял громким басом.

Сосед раскидал вокруг дома отравленную колбасу. Ее сожрала чья-то кошка: Тахир был избалован и не хватал что попало. Сергей читал инструкцию к пневматическому пистолету. Иван снова и снова уговаривал его не губить собаку.

В полночь пошел дождь. Сперва Тахир не чувствовал его, но вскоре холодные капли просочились сквозь густой подшерсток. В спальне любимого горел свет. Тахир встал на задние лапы и положил подбородок на карниз. Его гнев остыл, Тахиру больше не хотелось подчинять и наказывать. В сущности, он был добрым домашним мальчиком, попавшим в сложную ситуацию.

Любимый лежал в постели с чужаком и смотрел свою светящуюся штуку. Они о чем-то разговаривали, любимый плакал, а чужак обнимал его. Когти заскользили по карнизу, любимый уронил айпад на простыню.

Тахир пытался все исправить. Он ушел спать в сарай. Будь у него руки, а не лапы, он сам посадил бы себя на цепь. Утром Тахир вилял мокрым хвостом, ластился к хозяину и даже к ненавистному сопернику. Он клал измазанные лапы на плечи любимого и целовал испуганное лицо. Ивану тоже досталась порция глины и собачьих ласк.

— И все-таки на передержку, — смущенно сказал Сергей.

Тахир не верил своему счастью, когда перед ним распахнули заднюю дверь джипа. Наконец-то любимый взял его с собой! Тахир высунул морду в окно и жмурился, а теплый ветер трепал его длинные уши.

Джип подъехал к недостроенной многоэтажке.

— Хуршеджон! — заорал Сергей.

Из бытовки вышел статный таджик с длинной палкой. На конце палки был прикручен крюк.

Пока Тахир соображал, что к чему, его прицепили к палке и потащили за ограду. Тахир услышал знакомый шум двигателя и понял, что его снова предали.

Строители гордились псом, который нагнал страху на русского. Они говорили, что Тахир умница, красавец и настоящий мужик. Щенков от такой собаки надо продавать тыще долларов.

Тахиру несли все самое лучшее, и он ел. Вежливый азиатский парень не станет отказываться, если угощают от чистого сердца. Он давал себя погладить, лизал руки новых хозяев и вообще прекрасно себя вел. Стыдно было держать на цепи такую умную и послушную собаку.

Хуршед не знал, что нашло на Тахира. Это был самый спокойный, умный и ласковый щенок из всего помета, даже в самолете не пискнул и всю дорогу лежал в сумке как плюшевая игрушка. И сейчас Тахир не показывал никаких признаков душевного расстройства. Даже когда ему случайно наступали на лапу или хвост, пес только поскуливал и перебирался на другое место. Братья Тахира на родине побеждали в собачьих боях, они приносили хозяевам деньги, их белые шкуры побурели от крови. Только Тахир был не боец, а комнатный песик, пусть и очень большой.

Спал пес в бытовке, под топчаном Хуршеда. Тахиру снился большой красивый дом, снились трусливые русские собаки и Сергей. Они с любимым бежали за мячиком по лугу, ярко светило солнце, пахло цветами и компостом с местной птицефабрики. Потом Тахир петлял между деревьями, подбирал сухую ветку и возвращался к любимому. Сергей снова бросал ветку и исчезал.

Тахир проявил себя отличным сторожем. Он подружился с охраной и гавкал на незнакомых людей. Впрочем, делал он это степенно, как швейцар дорогого отеля. Жители окрестных домов, которые раньше приходили набрать песка, теперь покупали катсан в зоомагазине.

Когда на стройку залез местный алкаш, Тахир повалил нарушителя и громким лаем позвал хозяев. Таджики посмотрели вниз. Там, в грязи, лежала серая уродливая пьянь.

— Молодец, мальчик! — крикнул Хуршед. — Гони его на хуй!

Тахир не понимал, что делать с добычей. Таджики не спешили к нему. Отпускать нарушителя было бы глупо. Кусать людей было нельзя — любимый запретил. Тахир включил собачью логику: кусать людей, конечно, нельзя, а собак — можно. То, что лежало на земле, было скорее животным: оно мычало и смердело густым звериным духом. Но формально это оставалось человеком. Тахир выбрал экзекуцию, годную и для людей, и для собак.

Он зубами стащил с бомжа штаны и пристроился сзади.

От чужака воняло кислятиной, мочевиной, прогорклым кожным салом, спиртом и дерьмом. Тахир презирал его и наказывал. Чужак не смел ступать на землю Тахира.

Вор силился перевернуться и столкнуть со своего хилого тела невесть откуда взявшуюся тяжесть.

— Хорош, мужики, — мычал он. — Я ща уйду. Дайте на дорогу.

Ханыга не сразу сообразил, что в него тычется мохнатый собачий член.

Тахир тряс бомжа, валял его по земле и кусал за ворот куртки.

— Отвалите, чурки, блять! — выкрикнул ханыга.

— Хорошая собака, любить тебя будет, — скалились таджики. Почти все сняли эту сцену на мобильные, а видео повесили на своих страницах в контакте.

Сергей увидел ролик в ноябре — сотрудница повесила на своей страничке в социальной сети. К счастью, он сам не выложил в интернет фотографии собаки. Бабы долго спорили, по-настоящему вставляет собака или только понарошку. Одна из них увеличила изображение и доказала всем, что не вставляет.

Тахир все реже видел во сне большой красивый дом и прежнего хозяина. Теперь ему снились худые смуглые парни в спецовках, он выучил таджикские слова и полюбил баранину. Тахира уважали. Хуршед не раз повторял, что Тахир умен как человек, недаром ему дали человеческое имя.

Однажды Хуршеджон сказал:

— Будем тебя лечить.

Он отвез Тахира в тесную квартирку с запахом курительных палочек и неадекватной хозяйкой. Навстречу Тахиру вывели злобную суку той же породы. Оба были в намордниках, их заперли в малюсенькой гостиной с затхлым ковром.

Так Тахир стал папой. Хуршед в другой комнате занимался тем же самым и получил три с половиной тысячи.

Бывший приехал за собакой через полгода. Тахир валялся в снегу цвета собственной шкуры. Сергею показалось, что на него налетел огромный сугроб.

Хуршед сдержанно улыбался. Тахир обнюхивал любимого и пытался различить его старый запах среди множества новых. Он вынюхивал чужака, но запах Ивана давно выветрился из Сережиных волос.

— Слезь, дурак, — ворчал Сергей. — Опять меня всего испачкал.

Он отряхивал пальто, а Тахир так буйно скакал вокруг, что мог повалить его снова. Уши алабая стелились по ветру как два белых флажка, он забыл все плохое и делал круги, словно отматывал время, проведенное без любимого.

— Что ты бесишься, дурак! — Хуршед с трудом поймал Тахира и заставил сесть.

— Ну, рассказывай, — Сергей трепал пушистый загривок Тахира. — Небось, жрал тут всякую дрянь? Купим тебе глистогонное?

Это было оскорблением для таджиков. Они кормили собаку со своего стола.

— Глистов точно нет, — сказал Хуршед. — А на СПИД не проверяли.

Сергею сильно хотелось врезать по наглой харе Хуршеда. Но формально повода не было, а пес мог снова полезть в драку.

Хозяин затолкал собаку на заднее сиденье, застеленное полиэтиленом, и отсчитал Хуршеду несколько тысяч.

Тахир лежал на заднем сидении и разглядывал заснеженные поля. Стекло запотело от жаркого собачьего дыхания.

— Ах ты сучка, — выговаривал Сергей. — Я думал, у нас все взаимно. А для тебя это простой жест доминирования над более слабым членом стаи.

Азиат не понимал таких сложных слов, он просто слушал знакомый голос и радовался, что они снова вместе. Любимый не забыл, любимый вернулся за своим Тахиром.

— Скотина ты, скотина. Ебешь все, что движется. А как же собачья верность? Хуйня твоя собачья верность, вот что я тебе скажу.

Тахир чихнул в ответ.

— Кстати, насчет Ваньки ты был прав. Ты его раскусил, а я, дурак не понял.

Смеркалось рано, в соседних домах уже зажегся свет и редкие фонари мигали фиолетовыми огоньками. Сергей в легком пальто выскочил из машины и словно проснулся от холода. Он сам не мог поверить, что вернул эту жуткую собаку. Тахир сперва побежал за ним, но встал посреди двора. Хозяину стало не по себе.

В сарае был приготовлен новый матрас, уже не такой большой как предыдущий. Там же с утра стоял обогреватель. Хозяин рассудил, что жестоко заставлять собачку мерзнуть, хоть у нее и густая шерсть.

— Ну давай, ты же умный мальчик, — Сергей распахнул дверь бытовки. Он заискивал перед собакой, и пес это понимал.

— Хочу в дом. — сказал Тахир. — Я тебя люблю и хочу быть с тобой.

Сергей ухватил Тахира за гладкий антиблошиный ошейник и потащил в бытовку. Тахир весил восемьдесят килограммов, а Сергей — шестьдесят. Ошейник порвался, и Тахир потрусил к дому.

— Хер с тобой, — сказал Сергей. — Но в спальню не пущу. Ты меня сожрешь, пока я сплю.

Тахир стоял под душем, а любимый намыливал его собачьим шампунем.

— Отрастил меха, — ругался любимый. — На тебя десять банок не хватит. И не вздумай трясти шерстями, пока не вытру.

Тахир был отмыт до светлой воды, как рис для таджикского плова.

— А смотри, что у нас есть, — Сергей подмигнул Тахиру и пошлепал босыми ногами в гостиную. — Называется спа-бассейн.

Пес обнюхал блестящую лесенку, которая вела вниз. Огромная лужа в полу не внушала доверия, но Тахир плюхнулся в нее и подплыл к хозяину.

— Дурак, ты меня утопишь, — смеялся любимый, — ну ничего, щас ты отсюда вылетишь.

Но пес и не думал вылезать, гидромассаж пробивал до подшерстка и нравился Тахиру даже больше, чем душ. Сергей лежал, ухватившись за края странной лужи, а Тахир плавал вокруг, брызгал на мраморный пол, в банку с оливками и на бутылку мартини.

— Вот тебя ебет, сколько у меня денег? — Сергей жестикулировал бокалом. — А его ебет. При том, что сам нихуя не заработал. Студентишка, блядь. И он говорит мне — мне! Что я ничем не лучше этих, из едра. Да он говна их не стоит. Все время дай, дай, дай. Все время «ты должен». Что я тебе должен, пиздюк? Кто ты, блядь, такой?

Тахир залез языком в Сережин бокал. Напиток был сладким — Сергей по старой пролетарской привычке сухого не брал.

— Понимаешь, я мог бы купить. — Сергей налил мартини в ладошку и подставил ее Тахиру. — Но мне такие не нужны. А с теми, кто хавает больше, я сам не смогу.

Язык Тахира приятно скользил по ладони. Сергей все подливал и подливал. Тахир чувствовал, как тепло разливается по всему телу и ударяет в пах. Он обнимал хозяина лапами, клал голову ему на грудь и слушал его жалобы.

Два гея допили бутылку и с большим трудом вылезли из воды.

Целый час пьяный хозяин расчесывал Тахира и сушил его шкуру феном. Он заготовил колтунорез, но шерсть любимца оказалась на удивление гладкой — Хуршед чесал пса каждый вечер, даже если щетка от усталости валилась из рук.

Сергей накормил Тахира его любимой едой — бананами, креветками и холодными фетучини с сыром романо. Искать чистые вилки не было сил — Сергей жрал лапшу по-собачьи, прямо из контейнера, и смеялся. Он дочиста вылизал контейнер и кинул мимо ведра. Пес толкнул его носом.

— Не смей! — прикрикнул любимый. — Хуй ты тут будешь командовать. И если я приведу мужика, не смей ревновать. Иначе — чемодан, вокзал, Таджикистан.

— Я тебя люблю, — сказал Тахир.

Сергея передернуло, когда собачья морда прижалась к его яйцам. Он вспоминал обглоданное лицо Изабель Динуа, укушенную руку бывшего и бесчисленные статьи о нападениях собак, которые читал все эти месяцы. Собачий психолог раз сто сказала, что все попытки неподобающего поведения нужно пресекать.

Тахир снова чуял запах течной суки, хозяин боялся, но не отталкивал азиата. Тахир облизывал его вялый член, яйца и сжатое от испуга очко. Сергей для удобства лег на паркет и задрал ноги, придерживая себя под коленями. Из дома слева было прекрасно видно это непотребство, и сосед клялся снова купить изониазид. Сергей заметил пузатый силуэт в окне и показал ему средний палец.

— Мой мальчик, мой мальчик, — Сергей запустил руки в ароматную шерсть и перебирал мягчайший плюшевый подшерсток. — Хуй я на них ложил. На всех я клал, понятно? Это моя земля, мой дом, а ты — моя собака. Буду делать с тобой что хочу. Их всех, нахуй, вообще не существует. Этот мир мне дан в ощущениях. Я его не вижу, не слышу, не осязаю таким, какой он есть на самом деле. Может, ты на самом деле не белый, а эти сраные людишки — моя галлюцинация. То есть весь мир — это просто химия в моем мозгу. Понимаешь? Есть только мы с тобой.

Тахир лизал пахнущие барбарисом руки, такие любимые и такие слабые. Тахир просил больше никогда его не предавать.

— Тахирчик, прости меня, — Сережа плакал, уткнувшись в меховой бок. — Прости меня, я дурак и говно. Ты лучший в мире мальчик. Только ты меня понимаешь. Все пидорасы не стоят одной твоей шерстинки.

Тахир не понимал, что с хозяином. Он слизывал соленую воду с его лица и думал, что снова провинился.

— Тахирчик, он такой мудак! — всхлипывал Сережа. — Загрызи его нахуй. Меня оправдают, а тебя усыпят.

Весной бытовку выставили за забор, а на ее месте начали делать бассейн. Многие в бригаде знали Тахира и немного завидовали ему. Тахиржон ступал по участку важно как персидский шах. Он был невыразимо прекрасен, каждая шерстинка его снежной шкуры сияла гламуром и достатком.

Тахир великолепный спал в хозяйской постели. Только в самые душные вечера, когда отключалось электричество по всему поселку, Сережа уговаривал его лечь на пол.

Рабочие толкали локтями молоденького Зофара и шутили, что красивый таджик может добиться всего. В один из жарких вечеров в конце мая Зофарчик решился попробовать спа-массаж. Он познал гнев великого Тахира — владетеля дома у дороги, победителя людей и собак. Спа-бассейн бурлил розовой пеной, Сергей врал таджикам, что пес принял парнишку за вора. Те вежливо улыбались: он мог ничего не объяснять.

Кровь из прокушенной вены обратилась в зеленые бумажки и утекла к маме Зофара через вестерн юнион. Зофарчик рассудил, что лучше так, чем стать «дырявым». Возможно, сам Аллах послал белого алабая, чтобы не допустить греха.

Тахир простил Зофарчика и каждый вечер играл с таджиками в футбол. Конечно, он стоял в воротах и редко пропускал голы. Хозяин в их игры не лез, он был слишком слаб, чтобы тягаться с бригадой. Таджики орали, сухая земля рассыпалась под кроссовками, помятая трава давала сок. Тахир чувствовал себя нужным всем этим людям и был совершенно счастлив. Укушенный Зофар возился с Тахиром больше всех и гладил его роскошную шерсть. Сережа говорил, что у парня стокгольмский синдром.

Иногда любимый возвращался с запахом других мужчин на коже и спермой в волосах. Тахир прощал измены: чего не видно, то не случилось. Он стерег супружеское ложе, но не самого супруга.

Вдоль забора соседей вырос земляной вал. Сережа считал неэстетичной гору земли перед собственным забором, а скифский курган на участке ему и вовсе не был нужен. Земля пестрела разноцветными мешками: мусор вывозили редко, а ели таджики много.

Сосед масляной краской написал на Сережиных воротах: СОБАКОЁБ.

Он знал, что жаловаться — бесполезно.

Вскоре таджики слили под его окнами биотуалет. Сергей валялся в шезлонге с айпадом и наблюдал за ними. Тахир возлежал рядом на английском газоне.

— Уйми своих бабуинов! — заходился сосед. — Собачий пидор, мразь!

— Он никто, — сказал Сережа Тахиру. — И мы его не слышим.

Каким-то ветром из города занесло некрасивого мужика за шестьдесят, невысокого, в давно не стиранных джинсах, старой рубашке и серой жилетке с множеством карманов.

— Сергей, я тебя уничтожу! — орал мужик у ворот. — Выходи, мразь! Я у Господа грех отмолю! А тебе мой род поганить не позволю!

— Взять! — скомандовал Сергей.

Больше отец его не беспокоил. Отец тоже был никто. Сережа не признавал отношений, построенных на биологическом родстве. Это были вынужденные, мучительные для него связи.

Хозяин торопил с окончанием работ, соседи страдали от ночного шума, но жаловаться не смели. В доме у дороги обитал белый дьявол, а хозяин его был сам сатана, презревший законы божьи и человеческие.

Дьяволы могли быстро установить готовый бассейн. Но такой у шайтанов уже был и не мог отмыть их срам.

В августе бытовка поехала на новый объект, и на месте ссылки опального Тахира водрузили прозрачный раздвижной купол. Он был спроектирован лично хозяином для бассейна неправильной формы.

Тахир часами стоял на краю бассейна и наблюдал, как вода заливает широкие, специально для него сделанные ступени. Сергей злился, что бассейн наполняется и греется так медленно.

Таджики получили и пересчитали зарплату, рядом с забором лежали разноцветные сумки, набитые так, что трещали «молнии».

Русский вынес зеркалку с длинным толстым объективом и несколько раз щелкнул шедевр своей инженерной мысли в открытом и закрытом виде. Он расставил у бассейна самых красивых парней и велел им держаться естественно, потому что фото для сайта. Был сайт или нет, они не знали. Наверное, был. Другие русские увидят фото и тоже захотят огромную теплицу с водой.

Непьющие мусульмане открыли пиво. Атеист разделся. Никто никуда не торопился. Хозяин предлагал окунуться, парни откровенно ржали над ним и врали, что вода слишком холодная. Они смотрели на белого алабая и чего-то ждали, словно гости на свадьбе.

— Чего уставились, овцеебы? — добродушно спросил хозяин.

Таджики прятали глаза и продолжали хихикать: русский сказал то, о чем не говорят. Он стоял перед ними абсолютно голый и бесстыдный.

— Точно никто не хочет? — хозяин бережно уложил зеркалку на белый столик. — А то давайте.

В этом «давайте» заключалась бездна смысла, в таджикских головах не укладывалось, как можно давать и оставаться сверху. Русский поистине был сосудом беззаконий и мог принять в себя любую мерзость. Грехи, как видно, шли ему на пользу, даже собачья сперма, побыв в его теле, превращалась в чистый позитив.

— Хули вы мандитесь, все свои, — улыбался Сергей. — Тахир не против. Только отмойтесь для начала.

«Мы-то отмоемся, — читалось на лицах таджиков, — а ты как был пидорасом, так и останешься».

Солнце пекло вовсю, но рабочие помнили прокушенную вену Зофара. Они понимали, чей это бассейн и чем придется платить. Тахир наблюдал за ними, свесив язык из жаркой пасти.

— Ну, на счастье, — любимый подтолкнул Тахира.

Восточный красавец упирался. Любимый взял его за ошейник, и они вошли в воду по широким римским ступеням.

— Совет да любовь! — сплюнул Хуршед.

Тахир встал на задние лапы и поцеловал Сережу.

— Горько! Горько! — хохотали таджики.

— Ебитесь в рот! — жених обнял невесту и поцеловал в пасть.

Эпиграф

Если мы дадим права геям, то потом нам придется давать права проституткам и тем, кто спит с сенбернарами, и другим психам.

Анита Брайант