Карякину приснился рыбий хвост. Он норовил его поймать, но тот постоянно выскальзывал из его непослушных рук.
Последнее время Карякина одолевали кошмары. Намедни привиделись поистине ужасающие вещи: покойница-жена, стонущая в оргазме. Жену он никогда не любил, да и при жизни она ему не снилась. Снилась соседка по коммуналке — студентка-третьекурсница Лизочка в фильдеперсовых чулочках и с красным бантом в белокурых волосах. Больше на прелестнице, как правило, ничего не было.
Сны эти ничего хорошего не сулили. Так и вышло. Уже в мае следователь по особо важным делам Карякин был направлен в глухое село Петрилово, подле Рязани, для расследования громкого убийства.
В деревушке было две достопримечательности: гей Платон и безрукая баба Лукерья. Девятого мая в светлый праздник Лукерью нашли мёртвой со следами насильственной смерти на теле. Под подозрение пали пьянчуга Никанор и его корова Пенелопа.
Надо отметить, что следователь был довольно жестоким человеком. Выуживая раскалёнными щипцами признания у нарушителей закона, Карякин, почему-то, частенько повторял заезженную фразу: «Да, слово не воробей!»
Видимо, сказывались душевные травмы, нанесённые ему ещё в далёком детстве. Будущего блюстителя закона наказывали поркой за ночные чтения под одеялом "Майн Кампфа" и Эдички Лимонова.
— Закусите удила. — Приговаривал Карякин, обдавая Никанора в карцере ледяной струёй воды. Карцером служил хлев подозреваемого. Бедная Пенелопа била себя хвостом и закатывала глаза, не в силах вынести мук хозяина. Никанор же был стойким малым.
Следователь отрабатывал разные версии. А также некую Майю Х. — местную библиотекаршу. Майя всячески оказывала помощь следователю. Без толку. Следствие стояло, как конец Карякина в подсобке у сердобольной хранительницы книг.
Майя — женщина с богатым внутренним миром, мечтавшая о славе Ф.Саган и А.Ахматовой, эдакий самородок из глуши, никем не признанный гений — нашла в Карякине отдушину. Приняв на грудь пару бокалов хереса, она восседала на подоконник и начинала самозабвенно читать Карякину свои незамысловатые стихи:
"Я коротаю дни, растягиваю ночи, На брудершафт с агностиками пью. Наркоша блеет, аутист бормочет, Пока мой мачо на Мадонну дрочит, А я его жюльенами блюю".
Стихи Карякину совершенно не нравились, но вслух этого он не произносил. С наигранным придыханием и пиететом смотрел он на женщину, а думал о банальном коитусе…
Неожиданным фигурантом в деле оказался Платон. Тут-то Карякин понял, где собака зарыта. Платоша, как выяснилось, любил халву и маленьких мальчиков. "Голыми руками его не возьмёшь". — Размышлял следователь, глядя на пьяное пидарское лицо юноши. Халвой водку Платон закусывать не умел. И тут вспомнил Карякин свои сны. И шевельнулось что-то в груди.
Ровно через двадцать дней в погребке у юноши следователь нашёл платок бабы Лукерьи и заточку. А пятнадцатилетнего внука старухи, сожителя и сообщника убийцы — на чердаке.
— Старая ты кляча. К тому же бездарность. — В сердцах бросил Карякин отвергнутой Майе, собирая шмотки.
Ненавидел он в этот момент себя люто. Расследование пошло коту под хвост. Карякин утонул в бездонных голубых глазах Платона. Так, в расцвете лет, следователь с ужасом и трепетом осознал, что он латентный пидарас. Уволившись со службы, бывший следователь перебрался в Петрилово. Ровно год продлилась идиллия. Через год Платон повесился от неразделённой любви к залётному трактористу. А Карякин от безысходности занялся разведением кроликов. Больше рыбьи хвосты ему не снились. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: