Литература

Карякину приснился рыбий хвост. Он норовил его поймать, но тот постоянно выскальзывал из его непослушных рук.

Последнее время Карякина одолевали кошмары. Намедни привиделись поистине ужасающие вещи: покойница-жена, стонущая в оргазме. Жену он никогда не любил, да и при жизни она ему не снилась. Снилась соседка по коммуналке — студентка-третьекурсница Лизочка в фильдеперсовых чулочках и с красным бантом в белокурых волосах. Больше на прелестнице, как правило, ничего не было.

Сны эти ничего хорошего не сулили. Так и вышло. Уже в мае следователь по особо важным делам Карякин был направлен в глухое село Петрилово, подле Рязани, для расследования громкого убийства.

В деревушке было две достопримечательности: гей Платон и безрукая баба Лукерья. Девятого мая в светлый праздник Лукерью нашли мёртвой со следами насильственной смерти на теле. Под подозрение пали пьянчуга Никанор и его корова Пенелопа.

Надо отметить, что следователь был довольно жестоким человеком. Выуживая раскалёнными щипцами признания у нарушителей закона, Карякин, почему-то, частенько повторял заезженную фразу: «Да, слово не воробей!»

Видимо, сказывались душевные травмы, нанесённые ему ещё в далёком детстве. Будущего блюстителя закона наказывали поркой за ночные чтения под одеялом "Майн Кампфа" и Эдички Лимонова.

— Закусите удила. — Приговаривал Карякин, обдавая Никанора в карцере ледяной струёй воды. Карцером служил хлев подозреваемого. Бедная Пенелопа била себя хвостом и закатывала глаза, не в силах вынести мук хозяина. Никанор же был стойким малым.

Следователь отрабатывал разные версии. А также некую Майю Х. — местную библиотекаршу.

Майя всячески оказывала помощь следователю. Без толку. Следствие стояло, как конец Карякина в подсобке у сердобольной хранительницы книг.

Майя — женщина с богатым внутренним миром, мечтавшая о славе Ф.Саган и А.Ахматовой, эдакий самородок из глуши, никем не признанный гений — нашла в Карякине отдушину. Приняв на грудь пару бокалов хереса, она восседала на подоконник и начинала самозабвенно читать Карякину свои незамысловатые стихи:

"Я коротаю дни, растягиваю ночи,

На брудершафт с агностиками пью.

Наркоша блеет, аутист бормочет,

Пока мой мачо на Мадонну дрочит,

А я его жюльенами блюю".

Стихи Карякину совершенно не нравились, но вслух этого он не произносил. С наигранным придыханием и пиететом смотрел он на женщину, а думал о банальном коитусе…

Неожиданным фигурантом в деле оказался Платон. Тут-то Карякин понял, где собака зарыта. Платоша, как выяснилось, любил халву и маленьких мальчиков. "Голыми руками его не возьмёшь". — Размышлял следователь, глядя на пьяное пидарское лицо юноши. Халвой водку Платон закусывать не умел. И тут вспомнил Карякин свои сны. И шевельнулось что-то в груди.

Ровно через двадцать дней в погребке у юноши следователь нашёл платок бабы Лукерьи и заточку. А пятнадцатилетнего внука старухи, сожителя и сообщника убийцы — на чердаке.

— Старая ты кляча. К тому же бездарность. — В сердцах бросил Карякин отвергнутой Майе, собирая шмотки.

Ненавидел он в этот момент себя люто. Расследование пошло коту под хвост. Карякин утонул в бездонных голубых глазах Платона. Так, в расцвете лет, следователь с ужасом и трепетом осознал, что он латентный пидарас. Уволившись со службы, бывший следователь перебрался в Петрилово.

Ровно год продлилась идиллия. Через год Платон повесился от неразделённой любви к залётному трактористу. А Карякин от безысходности занялся разведением кроликов. Больше рыбьи хвосты ему не снились.