На кухне завелись мыши. Отец собирался на работу. Мать была в душе. Я лежал с температурой в своей комнате и прислушивался к шороху. Мыши бегали по полу, подоконнику и столу. Они даже в закрытую хлебницу забрались. Отец открыл дверь и зашел в комнату. Я претворился спящим. Он спросил: - Сколько ты еще будешь болеть? Я знаю, что ты не спишь, пойди сделай себе горячий чай с малиной. Он постоял еще минуту, а я не подавал признаков жизни. - Ладно, на работу опаздываю. Он спустился вниз, начал одевать ботинки и куртку. Я сдернул одеяло и вышел из комнаты. - Папа, - сказал я. Он не отвечал. - Папа! – крикнул я громче. Он захлопнул дверь. Из душевой наверх подымался жаркий пар. Мать что-то там себе бубнила под нос. У неё есть дурацкая привычка: встанет утром и повторяет одно и тоже слово. Распевает его. Растягивает. Меняет ударения. Это собственная игра. Например: - ЯичницАААА, ЯиИиИиИчницааааааа, Йичница! И так до бесконечности, пока на работу не уходит. Из кухни снова донёсся шум. Мышиный топот. Будто они там скачки устроили, затем шуршание кулька, стук коготков по мраморной столешнице. Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Три мыши сидели на хлебнице. Еще две возились с сахарницей возле плиты. И штук пять бегало по полу без какой-либо цели. Может хвастались друг перед другом. Или так у них происходит брачный сезон. Противные шкурки цвета грязи, и цвета ржавчины, и цвета серой бестолковой осени. Мать начала подыматься по лестнице и жевала одно и тоже слово. Сегодня это было – ключица. Она распевала его как могла. На все лады. От тошнотворного писка до будоражащего густого баса. Я забежал в комнату и накрылся одеялом. Она зашла. Постояла минуту, как отец. - КлЮчица! – внезапно заорала она. Я вздрогнул. Она заметила это и начала хохотать. - КлючицА! – и снова она застала меня врасплох. Подошла и села на кровать. Я выглянул из щелочки между подушкой и одеялом. Она была абсолютно голой и мокрой. - КлЮ-Ю! Ю! Чи-Чи-ЧицААААААААААА! – проорала она и ушла на кухню готовить завтрак. Я подошёл к кухонной двери и прислушался: громко работал телевизор, на сковороде шипела яичница, мать пела… но шорох мышей, их мелкие движения не прекращались.
Вечером я забыл про температуру и мышей. Сегодня у меня день рождения. Пришли бабушка с дедушкой. Отец сидел веселый и немного пьяный. Я давно не видел его таким веселым. Обычно, он не любит, когда приходят старики. Он говорит матери: - От твоего папаши мочой воняет. Скажи ему. Она: - Не буду я ему ничего говорить. Он: - А мамаша твоя… такое впечатление вроде её из гроба достали. Сухая, белая, напудренная... крыса, вот она кто! Она (начинает петь): - СухА-а-а-А-яяяяяяяяяя БелААаАааАААЯЯЯЯЯяя… Сегодня всё по-другому: отец одет в наглаженную красную рубашку, открыл шампанское, рассказывает анекдоты, много улыбается. Мать возле плиты. Готовит картофель, салаты разные, а из духовки по всему дому разносится аппетитный запах мяса. - Где же наш именинник? – спрашивает дедушка. - Он боится заходить на кухню, - отвечает мать. - Почему? – спрашивает бабушка. - Он думает, что у нас мыши! – отвечает отец. - У вас есть мыши? – спрашивает дедушка. - Нет, - говорит отец, - у нас уже лет десять мышей не было. Правда, Оксана? - Да, - говорит мать. – Когда мы только в дом вселились, была одна мышь. Помнишь, мам, я тебе рассказывала. Мы ночью спали, мышь забралась к нам под одеяло и укусила меня за губу, а Валера её руками убил. Задушил просто. Отец поднимает руки и трясёт ими: - Вот этими вот настоящими руками! - Вся кровать была в крови, - продолжает мать. – Откуда у такой маленькой мышки столько крови? Мы простыни и пододеяльник постирали, а кровь всё равно осталась. Пойдёмте, покажу. Мы впятером идём в спальню. Мать снимает покрывало с кровати и показывает на одеяле бледные розовые пятна. - Вот, видите? - Почему не выкинули? – спрашивает дедушка. - А мы что, миллионеры что ли! – отвечает отец. Бабушка гладит меня сухой меловой рукой по голове. - У кого сегодня день рождения? У Игорька сегодня день рождения. Мы возвращаемся на кухню. Я стою в дверях и смотрю на стол, ломящийся от еды. Шуба, селедка, оливье, две бутылки водки, лимонад дюшес, картофель и много чего еще. - Заходи, не бойся, - дедушка говорит. – Нет здесь мышей. Я ни одной еще не видел. Заходи, Игорек, садись. Дедушка выдвигает стул. Я неуверенно на носках захожу в кухню и сажусь возле дедушки на краешек стула. - Вот видишь, - мать говорит. – Не так уж и страшно. - Что пристали к ребенку? – отец разливает водку по рюмкам. – Может он слон… - Как это слон? – спрашивает бабушка и накладывает салат. - Ну слон, слоны же боятся мышей. Вы не знали? Представь, Игорек, слон огромный такой, а мышей боится. Вот и тебе уже десять лет, а ты трус такой. Ты не слон, Игорёк? - Нет, - отвечаю. - Какой же он слон? – спрашивает бабушка. - У него же хобота нет. - Чтобы быть слоном необязательно иметь хобот, - отвечает отец. Они выпивают по первой, потом второй и третьей. - Знаете, почему слоны мышей боятся? – спрашивает отец. Из хлебницы на подоконнике высовывается мордочка. Блестящие красные глазки и длинные усики. Я вскакиваю со стула и бегу в коридор. - Игорек! – зовет меня дедушка. – Что такое? - Там мышь! – говорю. - Где? – спрашивают все. - В хлебнице. Отец идет за мной и насильно тянет за руку. - Мать, открывай хлебницу. А ты смотри, Игорек, пора уже взрослеть. Мать берет хлебницу, и как фокусник, медленно открывает её, словно магический ящик. Там лежит вчерашний черный нарезанный хлеб. - Что за ребенок такой, а? Ну и где твоя мышь? Я снова сажусь за стол. Ем салат с картофелем. - Мясо готово! – говорит мать, подходит к духовке и достаёт противень. - А пахнет-то как вкусно ммм, - говорит бабушка. – Что это за мясо? Мать загадочно улыбается. - Это секрет. Одна подружка рецепт дала. Там и сыр, и овощи, и лучёк. Мать берет тарелки и накладывает мясо. По полу возле раковины пробегает ржавого цвета мышь с длиннющим хвостом. Я поджимаю ноги и терплю. - Так знаете, почему слоны мышей боятся? – повторяет отец. - Почему? – спрашивает бабушка и кусает мясо. – Вкуснотища-то какая, Оксан! - Потому что мыши прогрызают им ступни и путешествуют по телу. До самого сердца доходят, как иголка. Внезапно дверь шкафчика над столешницей раскрывается и оттуда выпадает перечница и пакетики со специями. Дверца закрывается и внутри слышен шорох и писк. Отец быстро встаёт со стола. - Где пульт? – кричит он и приходит в ярость. - Где пульт, Оксана?! Сколько раз тебе можно говорить – клади пульт на место, клади пульт на место! Отец находит пульт на столешнице возле чайника и громко включает телевизор. - Посмотрим хоть, что в мире творится. Бабушка с дедушкой удивленно переглядываются. Мать подымает перец со специями и перекладывает их в другой шкафчик.
Через час на кухне тушат свет. Все уходят в коридор и оставляют меня одного. По столу, полу и стенам дико мечутся мыши. Одна из них касается влажной шкуркой моего локтя. Я вскрикиваю и в этот момент заходит мать. В руках у неё торт со свечами. Сзади неё отец, бабушка и дедушка поют: С днём рождения тебя, с днём рождения тебя, дорогой Игорёк! Я дую на торт, лишь бы только свет быстрей включили. Две свечи никак не тухнут. Дую еще раз, всё равно не тухнут. - Дуй сильней! – советует бабушка. По ноге карабкается мышь, я чувствую её колючие коготки под брюками. - Включите свет! – кричу я. Мышь добирается до колен. Я стряхиваю её наотмашь рукой. Она бьётся о холодильник и убегает. В прыгающем свете двух свечей, я вижу блестящие глазки и острые зубы мышей. Они сидят на столешнице возле посуды и смотрят на меня, не шевелятся. - Убейте мышей! – кричу я. - Дуй сильней! – отвечают мне. Я дую изо всех сил и тушу свечи. Отец клацает выключателем. Свет не загорается. - Что такое? – спрашивает дедушка. - Может лампочка перегорела, - говорит мать. - Валера, что там? - Сейчас попробую в комнате включить… нет, свет пропал. У нас это часто бывает. - Сейчас найду свечи, - говорит мать и вслепую открывает шкафчики. Я чувствую, как во тьме шевелятся мыши. Много мышей. - Будем при свечах сидеть, - говорит бабушка и что-то жуёт. - Раньше вообще электричества не было, так что… Мыши пытаются взобраться по моим ногам. Я скидываю их и дрыгаю ногами. Мерзкие жирные шкурки. Щекотные усики и острые коготки. - Мыши! Мыши! – кричу я. - Да заткнись ты! – говорит мать. – Надоел уже. Нет никаких мышей. Где-то опрокидывается стеклянная посуда и разбивается. Раздается писк. Громкий писк. - Это я, случайно, - успокаивает всех мать. – А вот и свечи, сейчас зажгу. Писк нарастает. Усиливается. - У вас что, действительно мыши, Валера? – спрашивает дедушка. - Да нет у нас никаких мышей, - отвечает отец. – Что вы слушаете этого слона… Игорёк. Ты зачем бабушку с дедушкой обманываешь, они уже старенькие, некрасиво так. Может, спать пойдёшь уже? Я сижу с поджатыми ногами и боюсь пошевелиться, мыши прыгают на задних лапках у моего стула и пищат. Чтобы перебить писк мать начинает громко петь: - ИииигОооор (и пронзительно кричит в конце слова) ЁК! ИиииИИИИ (замолкает) ор ЁК! Наконец мать зажигает свечу, мыши бегут врассыпную. После полуночи бабушка с дедушкой собрались уходить. Я хотел было затащить дедушку в комнату, чтоб поговорить с ним наедине, но отец не позволил. - Дедушка уже спать хочет, нужно было раньше говорить. Бабушка наклонилась и поцеловала меня в щёку. - Ложись спать, слоник, мы завтра еще зайдём. Родители пошли их провожать и забрали ключи, оставив меня наедине с мышами. Я стоял в прихожей при свете свечи в стакане и боялся пошевелиться. Наверху творилось бог знает, что: такой топот, будто это кони там бегают. Бьётся стекло, хлопают дверцы шкафчиков и всё это сопровождает беспрерывный писк, который сдавливает голову, как тиски.
Затем появился свет. Я взял швабру под вешалкой и начал медленно подниматься по лестнице. На одной из ступенек сидела жирная мышь и что-то держала в передних лапках. Она зло посмотрела на меня и отвернулась. Я размахнулся и влепил ей шваброй прямо по спине. Брызнула кровь, серая шкурка порвалась и оттуда вывалились чёрные вонючие внутренности. В коридоре меня поджидали целых пять мышей. Они держали в лапках еду со стола и жадно вгрызались в неё. Я начал бить их шваброй и убил трёх. Две убежали вниз по лестнице. На кухне горел свет. Через мутное стекло двери просматривались мыши, бегающие по столу. Я медленно открыл дверь и, размахивая шваброй, начал бить прямо по столу, и полу, и стенам. Когда уцелевшие мыши разбежались, на полу и столе валялись трупики их соплеменников. Собрав все трупики, я выкинул их через окно. Раскручивал тельце за хвост и швырял за забор к соседям. Штук двадцать выкинул.
В замочной скважине два раза провернулся ключ. Я забежал к себе в комнату и залез под одеяло. Родители весело переговаривались в прихожей. Мыли руки. Потом мать долго мыла посуду, а отец смотрел бокс по спортивному каналу. - Валера! – испуганно крикнула мать. Шаги отца. - Что такое? - Я не могу найти наших… (из-за плеска воды в раковине не могу разобрать слова) - Что?! Ты хорошо искала?! – удивленный голос отца. - Да-да, хорошо, что думаешь, я совсем уже дура? - Ладно, давай вместе еще раз поищем. - А где Кропотун? - И Морчика нету?! - Белик, Белик, ты где?! Они хлопают шкафчиками, двигают кухонную мебель, шепчутся. Швабру я засунул под кровать. Через минут пять в комнате зажегся свет. Мать и отец стояли и смотрели на меня. Лица бледные, глаза пустые, рты перекошенные злобой, кулаки сжатые. - Что ты с ними сделал? – спросил отец. - С кем? - Ты знаешь с кем, - за спиной мать прятала ремень. - Говори по-хорошему, - пригрозил отец. - Я их спрятал. - Куда? – спросили они в один голос. - Они вот здесь. Из-под одеяла я достал большой кусок сыра и швырнул его в угол. Родители мгновение заворожено смотрели на сыр, а затем кинулись на него, стали на четвереньки и порвали его на куски. Быстро достав швабру, я начал бить их по спинам со всей дури, бил их и бил. А они продолжали терзать сыр и злобно зыркали на меня. Шипели и пищали. Рубашка на спине отца порвалась и оттуда полезли чёрные жидкие внутренности. Завоняло протухшей селедкой и мусоркой. Я влепил матери по голове и снёс ей пол черепа. Она перестала жевать сыр и вмиг обмякла. Её тонкие руки дергались в конвульсиях. Отец жалобно посмотрел на меня и я нанес свой последний удар. Чтобы убедиться, что всё закончилось, я подергал их за хвосты. Они поджали под себя лапки и свернулись в позу эмбрионов. Безжизненный когтистый кулак отца раскрылся и из него выкатился оставшийся окровавленный кусок сыра. |
проголосовавшие
Неоновый варщик Нео | Иоанна фон Ингельхайм |
комментарии к тексту: