Сергей уличил минуту и начал читать. Это была книга профессоров философии В. Клеменко и И.Акимова "О природе таланта", труд явно неординарный и интересный, если не сказать больше. Сергею он был интересен вдвойне. Родник его творческих сил если не иссяк, то находился в бедственном положении. Ему, как солнечные лучи молодым росткам, как канифоль смычку музыканта нужны были резервы энергии, дополнительные силы для того, чтобы снова поверить в себя и возродиться в своем творчестве. Юноша писал стихи. Впервые он взялся за перо года два назад и больше не расставался с ним ни на миг. Его постоянными спутниками стали блокнот и пара карандашей. Все тетради, включая служебные, были исписаны мелким почерком, романтическими четверостишиями и не очень, словами теплыми, и сказанными в приступе злости. Хорошими ли были его стихи? Он не знал. Его увлекал не столько конечный результат, сколько процесс. Почему-то возникали чувства, под их напором в голове рождались светлые мысли, которые выливались на белый лист неровными строчками стихов… Удивительно. Сергей остался в кабинете один и никто не мог нарушить его благословенное единение, диалог с истиной, одинокое путешествие неразгаданным миром высокого творчества. Все дела, которые казались насущными и актуальными на сегодня были позади, жена дома уже привыкла к длительным вечерним ожиданиям, поэтому у него оставалось тридцать – сорок минут уделить внимания себе и своим духовным потребностям. Строчки стекали с небес каплями и питали разум, словно молодой дождь заскорузлую почву. Живая сила наполняла сознание с каждой осмысленной фразой, отчего душа подымалась все выше и выше, в благословенное лоно Великого Источника... "... В случае с Икаром задача очевидна: он погибает от столкновения свободы с дисциплиной, причем дисциплине явно отдается предпочтение. Но так ведь не может быть! Ведь свобода превыше всего! И если дисциплина оказывается все-таки выше, возникает резонный вопрос (формулируем задачу): что же такое дисциплина? Ответ: дисциплина - это свобода действующая..." Сергей остановился и попытался осмыслить прочитанное. Чувствовал ли он что-то подобное? В сущности, все, что написано одним человеком, в любом случае живет в душе другого. Просто зачастую эти стороны всегда остаются в тени по их кажущейся ненадобности. А что такое дисциплина, старший лейтенант пограничных войск знал хорошо-о-о. Как раз главное, что его всегда поражало в армейском укладе и доводило до отчаяния – это ненадобность и даже вредность в армии творческих личностей. Армии люди мыслящие – НЕ НУЖНЫ! Армии нужны люди покорные. А что же тогда "свобода действующая", выведенная профессором? Как понимал ее Сергей – это самодисциплина на пути к достижению цели. Отсекать все не нужное, впитывать только то, что способствует росту, не отвлекаясь по мелочам, искать и с настырностью овладевать новым, расти и не останавливаться ни перед чем... "...Следовательно, это совсем не антипод свободы, это она сама, но если просто свобода - это некая абстракция, то дисциплина сгущает ее для конкретного действия. Значит, дисциплина - это концентрированная, устремленная к цели свобода. Вы привыкли к иному представлению о дисциплине. До сего дня для вас она означала послушание. Условие порядка. Норм общественного поведения. " И как апофеоз этого: "шаг влево, шаг вправо - стреляем-" Это дисциплина раба. В ней нет даже духа свободы…» В это время в дверь не смело постучали. " Да!" – с неохотой оторвался от книги Сергей. В дверь просунулась голова дежурного по заставе сержанта Еременко. - Товарищ старший лейтенант, - начальник штаба на линии. "Не отвлекаться по мелочам..." – подумал Сергей. - Скажи, я на участке. - Но... - А ты не видел, я вышел, пока ты ходил в туалет. Понял? - Так точно, - залихватски отрапортовал солдат и закрыл за собой дверь. Сергей снова окунулся в мир теории творчества. "...Потому что при этом человек - средство достижения чьих-то целей. Причем он этого может и не осознавать; не понимать, что какой-то кукольник дергает его за ниточки. Для родины, для коллектива, для семьи, для Дела он вжимается в свою тесную ячейку - и еще гордится своей ролью. Гордится тем, что он винтик!.. У винтика не может быть цели - он только исполняет функцию. Цель создает человек сам. Потому что цель - это и есть он сам, этот человек, только на новом, более высоком уровне, на который он поднимается (к себе) решая задачи. А то, что в его воображении цель материализована в каком-то деянии, надеемся, вас не смущает: ведь деяние - это всего лишь зеркало, в котором человек пытается себя разглядеть..." На это раз зазвонил телефон. - Товарищ старший лейтенант, - не унимался добросовестный дежурный, - начальник штаба приказал вас срочно найти и передать, что он ждет вашего звонка. "Не спиться ему..." – подумал начальник заставы, посмотрев на часы. Через пятнадцать минут будет десять вечера. Не слишком поздно, но ведь на улице 28 декабря! Уже полноценная ночь, к тому же канун Нового Года... - Куда перезвонить? - Не знаю... – замешкался дежурный. - И где вас, таких умных, только берут. Ладно, скажи, что ищешь... - А если спросит, как? - Скажи, позвонил на пост и вызвал старшину. Он выедет за ним на своем мотоцикле. Соображай по обстановке. Не маленький уже... Сергей положил трубку. В конце концов, что могло быть? Нарушитель? Нет. Ценная служебная информация? Тоже нет. Любая ценная информация на неупреждаемом участке границы в период снегопадов теряет свою ценность прямо пропорционально высоте снежного покрова. Люди тоже все живы, с личным составом у Сергея порядок. Было только одно объяснение – Новый Год на носу и наверняка подвыпившему полковнику в десять часов вечера захотелось лишний раз напомнить молодому начальнику о подарках для себя. "Не быть винтиком для достижения чьих-то целей..." – заучивал Сергей только что прочитанные истины... "Да пошел он..." – выругался парень, и от этого проблема начальника штаба отпала как-то сама по себе. «… Значит, дисциплина-послушание – это всего лишь кургузый обрубок (после казни на прокрустовом ложе) дисциплины истиной, потому что дисциплина – это свобода быть самим собой… …Чем опасна чужая тропа? Тем, что она не твоя. Как бы ни была она близка твоей душе, она – чужая… … Чем опасны чужие крылья? Тем, что они чужие. Свои крылья (своя идея; возьмем мельче – свой технический прием) не подведут никогда. Их возможности соответствуют нашим сегодняшним силам…» В дверь опят постучали. - Товарищ старший лейтенант, – не дождался дежурный разрешения войти, - начальник штаба на участке! Сергей вскочил, как ошпаренный. Штабной на границе! На ЕГО участке?! А он здесь, в кабинете!!! Это могло означать только одно: как говорят в армии «писец подкрался незаметно». Неприятностей не избежать. - Откуда знаешь? – уточнил он у дежурного. - Наряд Петренко только что доложил. Говорит, прилетел с соседней, «спалить» хотел… - Ну и… не тяни, Еременко, не тяни. - Не получилось ничего. Вы же с Петренко молодого послали, а с таким кадром не расслабишься… Сергей мысленно представил "молодого" - абстрагированное от внешнего мира современное создание, которое к тому же в два раза легче за автомат, и ему на душе стало спокойнее. В конце концов, этому убогому можно было даже позавидовать. Такому незачем углубляться в проблемы мира ниже обычного потребительства, а после общения с ним у штабного на Сергея ни сил, ни нервов уже не хватит. - Где он сейчас? - Не знаю, товарищ старший лейтенант, ушел в сторону заставы… Сергей задумался. Действительно ли произошло что-то из ряда вон? Нет. Ну, приехал, пошел на границу, а там мороз, снега по колена плюс еще сверху сыплет и наряд не спит. Зря? Конечно зря. Но кто ему виноват? Если бы начальника заставы (т.е. Сергея) предупредили – тогда другое дело. А так, откуда знать ему, скромному старшему лейтенанту, что у полковника в башке? Его мысли – его проблемы… - Что делать, товарищ старшлейтнт? – невнятно проговорил сержант. - Ремень подтяни и… Знаешь что, сделай мне чая. - Есть – удивился солдат и закрыл дверь. Ему явно была не понятна реакция начальника заставы. С другой стороны – игнорировать старшего командира, или по-военному - "забить" на начальника – признак силы, а значит «вагон и маленькая тележка» нового уважения со стороны личного состава заставы Сергей себе заработал. Книга звала и манила открытыми страницами, словно женщина. Приковывала взгляд, отбирала чувства, захватывала в сети непознанного. Почему так? Наверное, потому что с чтением Сергей открывал для себя новый – свой мир, который был на много ближе и ценнее того, в котором ему на самом деле приходилось жить. "...Мы привыкли к своей обыкновенности, может быть даже смирились с нею. Но где-то на донышке сердца все-таки живет мечта о жизни другой - более поэтичной, более осмысленной. Освещенной талантом. Как бы ни давила нас жизнь, как бы ни ломала, как бы ни внушала нам представление о нашей обыкновенности - мы все-таки знаем, знаем, знаем! что есть и в нас этот святой огонь, просто его живые искорки спрятаны очень глубоко, и никто нас не научил, как до него добраться, как дать ему простор, чтоб он запылал свободно - и озарил нашу жизнь, и наполнил ее новым смыслом. А сколько горечи, сколько боли, сколько душевных терзаний выпадает на нашу долю, когда мы видим чужое деяние - механизм, приспособление, статью, роль, - и узнаем в нем то, что хотели сделать сами. Могли! и ведь лучше бы получилось! - но что-то помешало, где-то нас не хватило, чаще всего - энергии (а мы говорим - характера), и вот остается рубец на всю жизнь. Рубец на душе. Годы пройдут, но каждый раз, когда его коснется память, он будет вспыхивать острой болью, словно только вчера нанесен этот удар..." И снова зазвонил телефон. - Да, - раздраженно ответил Сергей. - Ты чего кричишь? – обозвалась с того конца провода жена – долго мне еще ждать? Сергей притормозил. - Не знаю, у меня штабной на участке. Накрой на всякий случай стол, я распоряжусь, и сейчас поднесут кое-что из закуски. - Опять до утра армейскую чушь нести будете... Боже, как мне все надоело. А что ты сейчас делаешь? – резко изменила тон жена. Когда Сергею задавали такие вопросы, ему всегда хотелось выть воем от какой-то всепоглощающей тоски и безысходности. Словно эта фраза, как магическая дверь, таила за собой несметное количество этой самой тоски и безысходности и кто-то, забыв о предосторожности, эту дверь открыл нараспашку. Словно ему лишний раз напоминали, что он в данный момент ничего не делает, а в сущности – в этой жизни он абсолютно ничего не делает... - Чай пью, - как можно спокойнее ответил Сергей. - А что, дома чая нет? Ты специально меня избегаешь на... Сергей не дослушал душераздирающий монолог, который уже проелся ему до чертиков, и положил трубку. А как все было прекрасно раньше... Вечерние прогулки, романтика первого поцелуя, заигрывания и безответность, веселость и беспечность молодости... А что осталось? Обыденность, пошлость и супружеский долг. А раньше мечталось совсем по-другому, чтобы все вместе, как одно целое на всю жизнь, и в горе и в радости, и дома и на любимой работе... Видать, так только в сказках бывает. Именно в сказках, потому что в жизни человека, у которого и дома и на работе все было бы нормально – не существует! "...Сколько людей живут мечтами! Не маниловскими - мечтами о реальных, полезных, интересных, совершенно новых делах. (А это уже признак таланта: ведь определена задача. Другие не видели, проходили мимо, а он первым заметил этот вопросительный знак.) Сколько людей наслаждаются мечтами, утешаются ими, оправдывают ими свое существование. Мечтают, мечтают - но! Ненаписанные романы - не существуют! Несозданные - в металле, пластмассе и резине - машины - не существуют! несмастеренная вещь, неповторимую линию которой вы увидали однажды, вдруг, в своем воображении - и этот образ жил в вашей душе, утверждал вас и поддерживал в тяжкие минуты, - и ее тоже не существует!.. Их нет! Их нет, потому что вы их не сделали..." В этот момент в коридоре возник какой-то шум, голоса людей, шарканье ног и скрип досок. Дверь распахнулась, и на пороге горой восстал начальник штаба. Весь он был притрушен снегом, щеки румяные, глаза горят нездоровым огнем, тулуп нараспашку... ни дать, ни взять – Чапай в рассвете сил накануне грандиозного сражения. - Так значит, на участке, да? – вступила в бой пехота. - Найти его не могут! - атаковала конница. - Служить, старлей, надоело!? – пошла в ход тяжелая артиллерия. - Никак нет, товарищ полковник, - поднялся за столом начальник заставы, успев таки отложить книгу в сторону. Все обвинения отскакивали от него, словно горох от стены. - Ты мне военных песен не пой! Да я, будучи старшим лейтенантом... Далее Сергей в n-ый раз прослушал душещипательную, затасканную, словно проститутка с окружной, историю о нелегком профессиональном становлении офицера. Во всем этом был только один позитив - штабной выговориться, и его отпустит. Тогда тело с большими звездами плюхнется на стул, закатит глаза, словно девица, и попросит пить. А дальше все пойдет по давно отработанной схеме: ужин, баня, парилка, ужин-2... - ...понял, старлей? – закончил полковник оду, тяжело опустившись на стул. - Попить хоть есть что-нибудь? – продолжил он, вытирая со лба пот. Сергей скучно вздохнул и набрал номер своей квартиры. Не дав сказать жене и двух слов, коротко, словно поставил приказ, сказал: - Готовься, мы сейчас будем..., - и положил трубку. А полковника успокоил: - Есть, только на заставе вода плохая. Идемте ко мне домой, жена уже все приготовила...
Когда офицеры выходили из кабинета, а дежурный предусмотрительно открыл входные двери, в комнату незаметно проник сквозняк. Он подергал занавесками, раскрыл сиротливо лежащую на углу стола книгу и выпрыгнул в окно, закрыв за собой форточку. Все было проделано тихо и четко, будто в этом и состояло его предназначение. На открытой странице, словно свежие рубцы на теле, выступали слова, заканчивая недочитанную Сергеем мысль: "...Значит, жить только в мечтах? Выходит – так... Вот отчего и оглянуться не на что..." |
проголосовавшие
комментарии к тексту: