Литература

1

Есть у меня одна история, которая вам как раз подойдет. Родители решили переехать в поселок к бабушке – там типа безопаснее. Пересидеть бурю, так сказать. Мне это решение показалось довольно сомнительным. Дитем я часто гостевал у бабки все лето напролет, то есть проводил в селе на порядок больше времени, чем родители. Вот потому я и относился к идее окопаться в селе, по меньшей мере, скептически. Нужно сказать, что у нас были разные приоритеты относительно понятия безопасности.

Родителей пугал дух времени. Нищие милионеры, когда на купюре нулей больше, чем сушек, которых за эти деньги можно купить; МММ, пирамиды-рабы-фараоны; «белое братство», как коллектор массового психоза на стыке эпох; бордовые пиджачки для самых матерых знатоков; отлов школьников на иномарках во внешкольное время; маньяки-как-голые-эрегированные-грибы-после-дождя и прочий адский пиздец. А я этот дух не то чтобы не замечал, но воспринимал как данность – ничего странного или необычного, а потому и ничего страшного. Ну раздеребанили всю страну, ну воюют братки с ментами/братками под окнами, ну замочили Листьева, ну пропало несколько девочек из младших классов – жизнь бурлит, хуле.

Меня больше беспокоила школа. Незнакомые прыщавые рожи, агрессивный переходной период и все такое. Я типа панковал, но в городе у меня хотя бы свой круг общения был, стремная компашка. А здесь, если кто и слушал какой-нибудь «Сектор Газа», то в последнюю очередь из соображений протестной, так сказать, философии. Боялся, что меня насильственно постригут, отберут все булавки и на первой же «линейке» раздадут ученикам – от сглаза. Но история моя, на самом-то деле, не об этом.

Вы слыхали про «Русский прорыв»? Про концерты в рамках этого прорыва? Вот про один такой эталонный концерт я и хочу рассказать. Было это осеню, я полгода как тусил в селе, достаточно успешно – по крайней мере, меня не убили и не покалечили. Доебывались, конечно. Но мне даже удалось организовать небольшой круг по интересам. Узкий – три тела – но все же! Леша и Костя – два сельских одноклассника, которых я подсадил на «ГрОб». Не просто накатить самогонки и волать «Все идет по плану» на школьном стадионе, но проникнуться, прочувствовать вот это все. Хотя булавки и рванье носить они ссали. Помню, как-то Леша мне проспорил, и я на месяц ему ирокез выстриг – так он весь май в шапке ходил, даже на уроках в ней сидел, а в полночь с тридцать первого мая на первое июня побрился налысо.

!

Намечался концерт «Гражданки», который я не мог проебать. Собственно, ни один подобный концерт в Киеве я не мог пропустить, а этот – тем более. Прошвырнуться городом, развеяться со старыми друганами, угостить их сельским самогоном, потусить и оторваться, короче. Родаки волновались, не хотели, чтоб я в город ездил. Пришлось пообещать, что вернусь на ночь домой. А это ваще не просто сделать – в те времена последний автобус с города в поселок шел в девять вечера. В лучшем (то есть, нереальном) случае, это всего лишь половина концерта.

Я не очень хотел, скажем так, знакомить своих сельских пацанов с городской тусней. На концертах, тем более таких, они никогда не бывали, и нянчиться с ними мне ваще не улыбалось. Но Леша и Костя знали, как ночью добраться домой так, чтобы это не было похоже на гребаное-хуй-знает-сколько-часовое паломничество. То есть знали тропу напрямик, через горы-леса-реки-поля.

Пришлось пересмотреть свои планы на концерт. Я решил не стусовываться со старой компанией – хуй с ними, все равно там одни упыри – созвонился только с Веталем. Самый мой махровый кореш, у него можно было повисеть до концерта и заночевать после, хотя ночевать я и не собирался. Договорились, что я с новыми друганами подтянусь где-то за три-два часа до выступления. Билеты он купил… Это может показаться странным, но я и Веталь билеты всегда покупали, чтоб наверняка обеспечить себя стопроцентной проходимостью на концерт-любимой-группы.

Мероприятие намечалось в субботу, следовательно, в пятницу мы с Костей и Лешей занялись интенсивной подготовкой. Бухали и на гитаре ебашили песни «Гражданки» почти до утра, нагнетали боевой дух. Субботний день выдался тяжким, не удивительно, что к Веталю мы завалились менее чем за час до концерта. Времени в притык, но и на шабаш в полном адеквате лететь не комильфо. Если мы-трое могли пивком шлифонуться, то Веталю явно надо было че-то поинтенсивней принять в себя. Само собой, мы взяли водки.

Сначала я пил над унитазом, боялся что вырвет. Это сейчас водка чищеная, фильтрованная, выдержанная, настоянная чуть ли не на материнском молоке и плевах монастырских девственниц, а тогда эта жидкость больше смахивала на топливо для зомби-киборгов совдеповского производства. Да и похмеляться в те года я не особо умел еще. Бухал, как не в себя, а вот нормально похмелиться… Короче, меня не вырвало, мы нормально так душевно посидели, Веталь побренчал на гитаре «Мою оборону» и все такое. Когда раздуплились, зачем мы собственно собрались, то концерт уже полчаса, как начался. Но это в теории. Мы с Веталем опытные, даже не паниковали.

- Пора, наверное.

- Все выжрали?

- На дне…

- Надо будет вина по дороге намутить.

- Гитару брать?

- Думаешь, пригодится?

- А хуй его знает, всякое может быть.

- Да забей! Концерт, кстати, электричество?

- Вроде.

- А где? Давай билеты!

- В «Ленине».

!

Мы потратили около тридцати минут на дорогу. Костя и Леша почти все время молчали, они явно нервничали – первый раз все-таки. Это вам не сельский клуб, хотя и сельский клуб, это вам не ужин при свечах, мягко говоря. Короче, там была своя атмосфера, а здесь своя. Оказалось, что приехали рано. Точнее не рано – праздник был в разгаре, но концерт еще не начался, не запускали. Привычное дело, недаром же мы вино брали. По ходу, еще даже Летова – толи в «Ленине», толи в этом измерении – не было. Кинотеатр со всех сторон облеплен панками и прочими упырями разной масти, давка, штурмуют каждую щель, дерутся на стены. На ступеньках у парадного входа шаманы-в-тельняшках издеваются над искалеченными гитарами, последний нерв рвется, обнажая деки темную глотку, туда сблевывают и ссут до краев, разогревают жижу на телах падших бойцов, помешивая флейтой кифозного позвоночника, добавляют портвейн-по-вкусу и выбитые о парапет и руки-булавы охранников зубы малолетних юродивых. Аборигены мокрых-капающих подвалов пляшут свой невменяемый макабр, с их волос сыплются плесень и споры, а ошейники-браслеты дребезжат, как сопли расстроенного киборга. Споры вместе с испарениями потертых косух, сквозь кожу которых прорастают терновые шипы, и утробнымиазмами поднимаются в пропитанный городом океан над копошащейся, оголтелой толпой, проникают в ноздри вечно охуевающего Ленина – отворяй, отворяй нам свои чресла, папаша, чхни и отвори! Мы здесь извиваемся, как стадо одичавших чертей, возомнившее себя стаей. Наши конечности висят на тонких ниточках твоей слюны – сколько можно измываться над молодыми телами-организмами, они ведь перегорают и лопаются, как твои знаменитые лампочки от стыда в кухонных пещерах с похотливым орнаментом на стенах. Качаются раскаленные висельники без плафонов, которыми положено прикрывать стыд-и-срам вокруг. А на лобках на наших выбриты серп и молот, и звезда. Ах, как это трогательно, когда тащат бездыханное тело через изгородь, и на ней остаются висеть вырванные волоски, они развеваются на ветру. Вождь, еб-твою-мать, открывай и впусти нас, иначе мы будем бить стекло о твои скулы, пока оно не перетрется в песок для нашего прибоя. Декоративный водопад мочи на ступеньках смывает осколки растоптанных бутылок. Варево исходит паром, и потные-растрепанные аборигены подставляют рваные кеды, шаман чувствует под собой теплую мокроту и резко встает, опрокидывая дека. Волна кишечного прибоя расползается под ногами бешеных прихожан. Они ревут и танцуют, как паралитики, с которых вот-вот вылупятся демоны, и радостные брызги летят из-под ботинок, будто кусочки взорвавшейся плоти. Бутон оргии распускается – Ленин, блядь, возьми, наконец, этот букет в себя – лепестки извиваются-извергаются, трутся друг о друга возбужденными заклепками, соединяют детородные органы булавками, прикалывают соски к крайней плоти, зажимают цепями яички и сонные артерии, кожа трещит по швам, облога-кольцо сцепленных булавками юродивых пульсирует, спазмы-спазмы-спазмы. Кожа трещит по швам, спецотряд разрезает толпу, рвет лепестки и топчет нектар. Ленин, пидор, что же ты делаешь? Кто последний в бобик, тот лох, хрипит вождь. Связь в колонии рвется-рушится, сотни булавок пружинят и подпрыгивают ввысь, как отполированная саранча, как рыбешки на батуте. Органы порабощения отбиваются дубинками и прикладами мушкетов, поправляют каски и цилиндры, в такой давке расчехлить шпаги даже тяжелее, чем сообразить, что делать в сложившейся непредвиденной ситуации. Черные волосачи в тельняшках ныряют в бобик, как в бассейн, спецотряд уже не отбивается, а лишь трамбует упырей прикладами. Места больше нет, больше никак, мы прыгаем в бобик, но оказываемся на асфальте. Нужна подмога, вы слышите меня, вызывайте ебучую подмогу! Нас поднимают с ног, отковыривают, как растоптанную жвачку. Упырей вытаскивают с кабины за ноги и бросают сохнуть на изгородь, менты рубят наотмашь, с трудом упаковываются в кабину и пытаются ехать. Ленин толи пердит, толи чихает, толпа оборачивается, нужно возобновлять штурм помещения, иначе оно окоченеет. Спецотряд отбывает, шакалы в фуражках ошиваются на окраине празднества, держат безопасную дистанцию. Храбрецы мясного ряда дерутся на козырек над парадным входом, чтобы закрепить флаг, красный с белым зрачком, вместо свастики, там серп и молот, как на лобке у каждого из нас. Майка-стяг пропитан потом и слюнями, он не реет на прокисшем ветру. Пока мы стаей дуем на неповоротливый флаг, храбрецы мочатся вниз и воют от радости, а самый отважный спускает свои кожаные-трико-не-по-размеру и начинает испражняться. Одного из ссущих храбрецов сбивает бутылка, он летит вниз оставляя за собой шлейф мочи, толпа ловит его и на поднятых руках передает далее, он покорно плывет, не прекращая мочиться себе на живот. В храбрецов летят бутылки и ботинки, они волают – ветер-зовет-пуля-манит-пой-революция!!! Им подпевают, песня гремит – разнобой куплетов и низвергающий, величественный унисон припева. Стяг-майка содрогается, как эпилептик, с его краев сочится пена. Ленин, отворяй чресла, злоебучий ты гондон! Нас дома ждут родители, а многих даже и не ждут. Мы уже пахнем намного ярче, чем революционеры-партизаны под пытками, мы готовы жрать дерьмо за твое здоровье. Летов! Летов! Летов! Летов! Летов! Уже не осталось бутылок, мы бьем очки наших начитанных собратьев, такие же толстые, как у Летова. Леша и Костя хотят нам с Веталем что-то сказать. Выходит, как в анекдоте.

- Слыш, нам бы поссать.

- Так что мне сделать, подержать?

- Мы отойдем…

- Куда!?

- В место… поукромней.

- Поукромней? Блядь, вы же у себя деревне – где стал, там и расчехлил!

- Скоро будут запускать. Внутри в парашу сходите – иначе, мы потом хуй найдемся.

- Нас уже пиздец как поджало, мы быро.

- Ебать, да ссыте тут!

- Не, мы лучше отойдем. Да и запускать еще никто не собирается…

- Я уже терплю-терплю, скоро из ушей польется.

- Давайте кабанчиком только.

Вот так и знал, что с ними будут одни проблемы. Прошло не больше трех минут, как все успокоились и сосредоточено посунулись вперед-на-вход – вот он, момент, а этих лопухов конечно же нет. Ждать мы их при таких обстоятельствах никак не можем – и без того почти последними зайдем. Потихоньку сунем-напираем.

!

Кинотеатр этот, скорее всего, ждал своей очереди на снос или переоборудование какое-нибудь. Подобные мероприятия редкогда проходили в одном и том же помещении дважды. Даже если сносить здание не особо торопились. Думаю, дело не столько в феерическом разгроме окрестностей, выпотрошенных залах и прочем материальном ущербе, сколько в морально-этическом послевкусии. Потому, даже закаленный в самых бурных вихрях революции Ленин не решался повторно принять в себя этот кочующий притон античеловечности-кощунства-святотатства-надругательства-осквернения(продолжите синонимический ряд самостоятельно)-__________ -__________-__________-__________-__________-__________-__________-__________. Организаторам-энтузиастам приходилось постоянно выискивать новые обреченные на «нечего терять» площадки. Опять-и-опять выяснялось, что терять-таки есть что. Да лучше я репетиционную базу для террористов открою, чем этим малолетним выблядкам концерты устраивать!!!

Помню, в одном таком «Ленине» мы выкорчевали кресельный ряд и каким-то чудом его вынесли, погрузились с ним в трамвай. Мы даже билетики купили в честь такого пиздеца. Отнесли кресла в сквот на Большой Житомирской – а сначала хотели разделить трофей на всех, но потом жалко стало ломать, они хоть и облезлые, но все же кресла. И как охуенно, что тогда этих бетонных струпьев на теле города – я про заброшенные строения, – было достаточно много, чтобы весьма обильно обеспечивать молодежь культурным времяпрепровождением.

- Чет твоя сельская братва, как на ссальную экспедицию выдвинулась.

- Билеты я им вручил – зайдут сами. Нам здесь торчать не вариант – ваще в самой жопе стоять будем.

- Может они заблудились?

- Ага, в потерях разве что… Да они, скорее всего, сюда уже не протолкнутся.

- Говорилось, блядь, вот-вот запускать будут!

- Посмотрим, может, в холе еще немного подождем…

- Да они какие-то, блядь, заторможенные.

- Ладно тебе, ты бы тоже в их клубе себя ну ваще не заебись чухал.

- Я бы туда и не совался. Да и похуй, просто, когда говорится, что запускают уже, то нахуй уебывать?

- Ты так нервничаешь, вроде они с тобой…

- Блядь, и со мной тоже!

- Доставай билет и не ссы, все будет заебись.

- Это я то ссу..?

Наконец мы пробрались в этот злоебучий «Ленин» – с меня все бухло в давке перед входом выжали – еще концерт не начинался, а уже сушняки. В сторонке, недалеко от входа, какие-то упыри передают по кругу трехлитровую банку чернил. Мы с Веталем подошли к ним, здесь и посвободней, попросили горло промочить. Упырь в балахоне с принтом Exploited сделал вид, что нас не замечает, но девка с выбритыми висками возле него отпила и подала нам банку. Мы с Веталем радостно ебнули этой самопальной бадяги – полегчало.

- Благодарим!

- Заебись-че.

Наконец я и Веталь узрели знакомые-удрученные рожи Кости и Леши – и анекдот продолжился.

- Блядь, мы из-за вас нихуя не увидим, нихуя не услышим!

- Про пого я ваще молчу!

- Где можно столько шляться?

- Нас менты приняли.

- Чего?

- Менты…

- Вы что, блядь, на приколе?

- За кой, блядь, хуй вас приняли?

- А ты как думаешь? За ссущий…

- За ссание в неположеном месте.

- Ебать-колотить, цирк!

- Они нас в кустах выследили…

- Выследили, говоришь?

- И что, вы уже отсидели, судя по тому, сколько вас ждать пришлось?

- Смешно, оборжаться просто!

- Мы терли с ними…

- Эти пидоры все деньги отобрали.

- Много?

- Та не особо…

- И вы отдали?

- А что делать?

- Орать, блядь, – менты убивают!

!

В зале нам удалось более-менее протолкаться и занять позицию сцену-видно-заебись. Только вот на сцене ни единого Егора, периодически кто-то выбегал, чего-то дергал-поправлял-переставлял, но концертом пока и не пахло. Это уже начинало заебывать. Леша спрашивает:

- Это всегда так?

- Тяжело сказать…

Зал начитает волать:

- Егор! Егор! Егор! Егор! Егор! Егор! Егор! Егор!

На сцену как-то неуверенно выходят музыканты – барабанщик, гитаристы. Веталь острит:

- Может Летов тоже поссать в кустики пошел? Не пересекались часом?

Музыканты периодически с надеждой поглядывают за кулисы, они становятся в круг и о чем-то совещаются. Барабанщик подходит к микрофону, задерживает дыхание и… обламываясь-выдыхает:

- Блядь, так а что говорить-то?

Гитарист ему подсказывает. Барабанщик снова у микрофона:

- Группа «Гражданская Оборона» и движение «Русский Прорыв» приветствуют вас в городе-герое Киеве!

- Че-то он фальшивит – где, блядь, Летов?

Они начинают играть какую-то тему – «Нечего терять», как выяснится чуть позже, – ясное дело, вступление затягивается, ведь солиста по-прежнему нет. И вот оно, явление Летова публике – его вытаскивают под руки какие-то молодцы и устанавливают возле микрофона – как будто карточный домик строят, боясь отпустить, чтобы тот не завалился, не рассыпался. Летов хватается за микрофон, это ему помогает удерживаться на ногах, начинает петь. Группа, немного запнувшись, подстраивается под солиста. Кто-то там ближе к сцене умудряется преобразовать некоторые звуки в слова, угадывает песню и начинает подпевать – зал поддерживает. Тут и музыканты заиграли чуть бодрее-увереннее, и даже Летов попытался подпрыгнуть… И это было зря – он моментально распластался на краю сцены. Играть не прекращают, как и петь, Егор уползает за кулисы под аккомпанемент своей песни.

Понеслось вступление следующей композиции. Летов выходит к микрофону самостоятельно-без-монтажников, похоже, его чуть отряхнули. Но уже на втором куплете он внезапно прекращает петь и вновь медленно удаляется со сцены, на сей раз, не изменяя относительно вертикальному положению. Зал – допел.

По окончании второй песни барабанщик встал и ушел за сцену, вскоре возвратился, следом за ним выплыл Егор. Но третью песню он так и не осилил, сколько зал ее не угадывал, все вертел головой, типа «не то» или «не могу», а потом опустился на четвереньки и направился в сторону кулис. Но не пропадать же песне! Выбежал какой-то незнакомый мне хмырь и начал петь, жестикулируя залу, мол: подпевайте – концерт в ваших руках. Заебись-че! Ну хоть электричество. И зал пел – хмырь только вступал, давая понять, какая песня.

Костя и Леша чуть подохуели – мешали мне отрываться своими дурацкими вопросами. Что с ним? Кто это? Что происходит? А он еще выйдет? И тому подобное. В какой-то момент, песне так на седьмой-восьмой, толи музыканты засмущались, толи хмырь почувствовал себя не в своей тарелке, но концерт оборвался. Они снова начали советоваться. И вот хмырь подошел к микрофону, еще тот капитан:

- К сожалению, товарищ Летов не в состоянии продолжить концерт. Группа «Гражданская Оборона» приносит вам свои извинения и просит с пониманием отнестись…

Блядь, пиздец ваще, че за эпический долбоеб, откуда он взялся, кто такой, понятия не имею. Концерт нам сорвал, вместо того чтобы играть, он чушь пиздит, какую-то бессмысленную речь толкает, говноед ебучий. В общем, на этом музыкальная часть закончилась, всех попросили расходиться. Публика скандировала «Летов! Летов! Летов!», но постепенно рассасывалась, на выходе перегруппировываясь на когорты-по-песням. «Оптимизм» оккупировали автобусную остановку, когорта «Все идет по плану» подалась в продмаг, «Про дурачка» - в направлении трамвайных путей, «Последняя песенка моя» - во дворы, ну и так далее. Мы сначала примкнули к «Дурачкам», доорали до ближайшей остановки, а там погрузились в трамвай, который никак не мог нормально проехать – когорта его упрямо игнорировала, не уступала дорогу. Когда мы миновали «Про дурачка», Веталь высунулся в окно и заорал: «Панки, хоЙ! хОЙ! ХОЙ!»

- Ну как вам концерт?

- Эм, коротковатый…

- Есть такое… хотя по времени, так ваще не рано.

- Он, ну Летов, всегда в говно?

- Честно говоря, обычно он подольше на сцене держится.

- Иногда даже пляшет!

- Ага, как паралитик.

- По ходу, это нам с Костей так не подфартило.

- Чего это не подфартило? Заебись дебют!

- Если бы еще не этот пиздюк бородатый…

- Так он же петь помогал.

- А нехуй концерт было срывать! Начал – ебашь до конца!

- Он, наверное, подумал, что самое время закругляться…

- Мыслитель ебаный!

Веталь заорал мне в лицо «Пластмассовый мир победил, макет оказался сильней…», я быстро подхватил. На удивление, Леша и Костя, хоть и как-то застенчиво, но тоже начали подпевать. На куплет к нам присоединилось еще несколько упырей в другом конце вагона.

А в горле сопят комья воспоминаний!

О-о! Моя оборона!

Солнечный зайчик незрячего глаза!

О-о! Моя оборона!

Траурный мячик нелепого мира!

!

Я бы с удовольствием остался покутить с одной из поющих когорт, но нужно было, пока на подрыве, как-то и домой возвращаться – пообещал все-таки, к тому же, был в состоянии сдержать слово. На Троещине мы оказались в начале первого, решили немного прогуляться по трамвайным рельсам.

- Может, вы все-таки у меня заночуете? Старики на даче…

- Предложение заебись, но мне надо домой.

- Это ж пиздец сколько хуярить!

- Приключения, хуле.

- Это вы как – сначала до ТЭЦ, а потом через лес?

- Там не так через лес, как вдоль… Сначала по полю срежем – там грунтовка есть прямо к ТЭЦ, – а потом срежем вдоль леса, по заброшенной колее. За полтора часа должны добраться.

- Вссычный у тебя акцент – только щас заметил.

- Че-то мне приспичило – вы идите, а я догоню.

- Давай тогда прощаться – я домой!

!

Справляя нужду, я чуть замешкался, а тут еще киоск работающий подвернулся – у меня как раз на пиво денег оставалось. Леша мне до концерта рассказал, где приблизительно нужно сворачивать и куда идти, но все же я надеялся, что меня подождут. Короче, вы поняли, что я так никого и не догнал.

Не догнал, но перегнал. Леша и Костя меня действительно ждали возле нужного поворота, но я каким-то непонятным-нетрезвым образом их обошел. Как потом выяснилось, они даже разделились – один остался ждать, а второй пошел меня искать. Проторчали там почти два часа, пока совсем не отчаялись, и только тогда пошли домой. А я – идиот.

2

Справа от меня стоянка, а за стоянкой, судя по всему, поле. Я видел красные сигнальные огни на ТЭЦевской трубе и прикинул, что где-то вот сейчас нужно сворачивать и пиздячить напрямик к этой трубе. Вот и тропа-коридор между стоянкой и чем-то вроде ангаров имеется. Меня ждал мрак – унылые звезды и луна где-то ваще проебалась. Стоянка обнесена сеткой, больше похожа на техногенное кладбище, и вдруг на эту сетку прыгает гигантский волкодав-московская-сторожевая-адское-отродье-собака-баскервилей. Я натурально чуть не убился об стену ангара! Облился пивом – но не выронил. Это чудовище выскочило на меня из-под земли, долбанный гипертрофированный сурок-мутант, убийца панкующих подростков. Пес бился об сетку и ревел, будто умалишенный лось, я подождал, пока отпустит очко, и дал деру.

Вышел в поле и наткнулся на грунтовую дорогу – направо и налево, но никак не в сторону ТЭЦ. Я глотнул пива и пошел налево, мне показалось, что направо я окажусь на другом конце Троещины. Просто напрямик я пойти не решался – хрен его знает, может там болото, трясина или сыпучие пески, или змеи, или пехотные мины. А вот и поворот на ТЭЦ.

!

Ворота среди поля. Железные и высокие – метра четыре. По ту сторону светил фонарь, и складывалось такое впечатление, будто над вратами этими нимб. Бетонный забор я идентифицировал только, когда подошел впритык. Ворота одновременно казались неприступными и перекошенными. Что примечательно, под ними легко можно было пролезть. Неприступная брама, под которой можно проползти – именно так. Наверное, какой-то склад, подумал я и решил попробовать обойти это сооружение.

Постепенно я погрузился в заросли сухой травы – толи тростник, толи камыши – и ваще потерял ориентацию. Допивая пиво, я увидел несколько унылых звезд-над-головой и подумал – пора бы уже сосредоточится. Я подпрыгнул, чтобы узнать в каком направлении труба ТЭЦ. Продолжил потихоньку пробираться. Вскоре учуял неприятный запах – что-то среднее между испражнениями и дохлятиной. Я подпрыгнул – направление вроде верное. Вонь усиливалась, вдруг я непонятным образом не нашел земли под ногой и соскользнул вниз – тростник был настолько густым, что шаг мой устремлялся дальше чем взгляд. Короче, я не рассмотрел впереди себя канавы-рва и, чуть было, не нырнул туда, но успел схватиться за тростник. Именно от этой канавы и разило нечистотами. Я выбрался назад в заросли, задыхаясь от смрада.

Вдоль канавы идти не улыбалось, ни против, ни по течению, тем более что течения там особо то и не было. Содержимое скорее ползло, как говно по желобу. Я решил возвращаться назад к воротам.

!

Я упал на живот, чтобы проползти под воротами, и в лучших традициях жанра зацепился за какую-то бессмысленно-торчащую-херню. Пока я возился, пытаясь освободится и не порвать – что довольно странно, учитывая мое тогдашнее мировоззрение – свою любимую курточку, к воротам подъехала тачка. Я на минуту замер, а потом резко дернулся назад и поднялся на ноги. Разодрал курточку – беда.

- Дмитрий, ты че там, опять нажрался – а кто резать будет?

- Слыш, да это не Дмитрий! Ты кто такой!?

- Блядь, хватай этого пидора!

!

Мне запечатали пасть скотчем, надели мешок на голову, связали по рукам-и-ногам, и швырнули на заднее сидение. И тут начался гребанный-тарантино-отечественной-выделки.

- Прикол-да – сам пришел!

- Как он вообще здесь в два часа ночи оказался! Эй, пацан, ты откуда нарисовался?

- А может он наоборот, удрать хотел?

- Если так – то Дмитрию люлей выпишем! Что за херня – у нас и так производительность падает!

- Я вот только не припомню, что бы мы таких лоботрясов привозили последнее время.

- По ходу дела разберемся, короче. Ты лучше ответь на вопрос.

- Напомни, – этот малый все попутал – о чем мы там терли?

- О том, изменится ли жизнь, когда примут Конституцию.

- Точно! И что ты хотел спросить?

- Вот, когда утвердят, то придется с этим-всем завязывать, согласен?

- Ну да.

- Ведь это-все так, несерьезно – халтура, можно сказать. Нужно будет чем-то посерьезней заняться, согласен?

- Ну согласен, согласен.

- И вот в условиях, скажем так, нового общества, а, следовательно, и новых политико-экономических отношений, нужно будет быстро реагировать, ловить момент.

- Думаешь, что-то изменится?

- Ясен пень, что изменится – это же Конституция! Нахуя тогда ее принимать, если ничего не изменится!

- Ну… у всех же есть – вот и у нас будет.

- Не, ты не прав – трансформации будут…

- Ты мультиков пересмотрел?

- Дослушай. Очевидно, что трансформации эти никого ждать не станут – кто окажется шустрее, тот и будет на коне. Вот. И я подозреваю, что Конституция будет – еще тот фолиант.

- Ебать ты профессор – трансформации, фолиант… Та че там можно писать в той Конституции!

- Ну как? Их же там, в Верховной Раде, целый полк, вот и подумай, если каждый захочет от себя слово вставить! А каждый – захочет! И далеко не одно слово.

- Ха, это точно! Ну ты даешь!

- Возникает вопрос – как считаешь, чтобы заняться новым, серьезным делом в новой благополучной среде, Конституцию нужно будет прочитать?

- Ты меня спрашиваешь, нужно ли читать Конституцию?

- Меня интересует твое мнение.

- Хм. Ну прочти, думаю хуже не будет.

- Ты не понял. Я же говорю – реагировать надо быстро, а Конституция большая… длинная… долгая… То есть, пока я ее буду читать – поезд может уйти.

- Значит, не читай.

- А не прочитав – я не буду иметь внутреннего права вступить в новое общество полноценным его субъектом. Дилемма, понимаешь?

- Ебонуться – ты долго над этим думал?

- Но есть выход!

- Какой?

- Партнерство – разделить сферы ответственности. Скажем, я читаю первый раздел (или на что там та Конституция делится), ты – второй, Дмитрий – третий, и так далее, ну ты понял.

- Возможно… Только тут такое дело – требует железо-бетонного доверия.

- Не понял, ты мне что, не доверяешь?

- Тебе доверяю, а вот Дмитрию…

!

- Дмитрий, ты опять бухал в рабочее время?

- Не бухал я, с чего ты взял?

- Что вот этот клиент делал под воротами?

С меня сорвали мешок и начали больно дергать за волосы.

- Кто это?

- Вот Альберт думает, что это ты проебал…

- Я не говорил… Я просто предположил…

- Не, чуваки, я никого и ничего не проебывал. Сегодня – так точно. У меня все пациенты на месте, могу экскурсию устроить.

Длинные волосы Дмитрия собраны в хвост, а одет он в клеенчатый дождевик – это первое, что бросилось в глаза. Меня продолжали больно таскать за волосы при каждой фразе.

- Ты хочешь сказать, что он сам сюда пришел?

- Откуда мне знать! Может это шпион какой! Где вы его взяли?

- Говорю же – под воротами. Шпион? И что ему здесь нужно?

- Наша, блядь, прогрессивная технология! Володя, ну откуда мне знать – спроси у него!

Этот Володя-ебучий-трансформер распечатал мне рот – выдрал весь пушок под носом, кретин, у меня аж слеза покатилась.

- Пацан, последний раз тебя спрашиваю – что ты здесь делаешь?

- Только не надо реветь!

И опять теребит меня за волосы.

- Да ты заебал за волосы дергать – больно же!

- Я смотрю ты борзый!

И как зарядил мне в солнечное сплетение.

- Думаешь, мы шутки шутим?!

- Дурак, ты что делаешь!

- Учу пацана вежливости.

- Куда ты бьешь! Повредишь же товар! Неужели так тяжело по ебальнику дать!?

- А как он в школу завтра пойдет с фингалом?

- Очень смешно, Альберт, тебе прям нужно свое шоу снимать!

- Дима, успокойся, ты какой-то нервный сегодня…

- Это потому, что трезвый!

- А ты перестань прикалываться. У нас тут серьезное дело – мы, может быть, шпиона поймали. Понимаешь, что это значит?

- Нас посадят?

- Нет! Конкуренция!

Я, наконец-то, отдышался.

- Да не шпион я.

Я вкратце рассказал, что возвращаюсь с концерта домой, про обещание родакам и, кажется, убедил этих Володь-Альбертов-Дмитриев, что банально заблудился в поле посреди ночи.

- Ты знаешь, Альберт, а я пацану верю. А то с этим шпионом совсем какой-то бред…

- Ну, тогда оставляем его Димону и пошли писать письмо благодарности родителям…

Они все вместе заржали.

- Куда его, на кушетку?

- Пока что на стул.

- Что вы со мной собираетесь делать?

- Пацан, придумай вопрос пооригинальней – ты же неформал.

!

Поначалу общение с Дмитрием напоминало медкомиссию в военкомате. Он рассматривал и расспрашивал меня относительно состояния здоровья – на что жалуюсь, где болит, как часто болею, откати-закати, нагнись-покашляй, что-на-картинке, закрой-правый-глаз, закрой-левый-лаз, следи-за-молотком, скажи-ааааа и так далее. Даже карточку мне завел, все туда записывал.

- Что это за место?

- Все вопросы – потом.

Я уже понял, что крепко встрял, старался быть вежливым, не злить доктора-в-дождевике, надеялся, что все-таки пронесет. Он-невозмутимый продолжал свою диагностику – кровь у меня с пальца взял и заставил поссать в баночку, что было очень кстати, пиво как раз подошло к концу.

- Это что, на анализы? Я пил!

- Ничего страшного – это наполовину формальность.

Он мне развязал всего лишь одну руку, к тому же баночка была слишком мелкокалиберной – естественно, я немного обмочился, делая это в сидячем положении – сами попробуйте! Но Дмитрий как-то ваще спокойно к этому отнесся, аккуратно вытер баночку, закрыл-подписал-поставил-на-полку. Мой кал его почему-то не заинтересовал.

- С какого это ты концерта возвращался, если не секрет?

- Гражданка… Вы и это записываете?

- Нет. Это – нет.

Он закрыл мою медицинскую карточку и посмотрел мне в глаза. Я попробовал разрядить напряженную атмосферу.

- Годен?

- Это что, вчера Гражданская Оборона выступала?

- Да…

- Твою мать, как это я так проебал! Хотел же сходить – тряхнуть стариной. Тяжелая неделя была, заработался…

- Вы так не переживайте, все равно концерт неудачный получился.

- Чего это?

- Летов совсем невменяемый был – ни одной песни не исполнил.

- Жир! Чувак, ты меня с каждым словом все больше огорчаешь! Это же какое шоу было! Колизей отдыхает!

- Да не особо…

- Не спорь! Ты еще сопляк, а я на Гражданку еще в Перестройку ходил, и знаю – где особо, а где нет. Усек?

- Да, извините.

- Блин, и как я провтыкал! Давно от Летова фанатеешь? Как тебя зовут, кстати?

- Нельсон.

- Это кликуха такая?

- Не, имя.

- У тебя что, отец моряк?

- Он в Речном Порту работает.

- Крутое имя! А меня, как ты уже наверное понял, зовут Дмитрий. Ну так что, долго ты на Гражданке висишь?

- Года три.

- Такое. Вот где-то годика так через два начнешь реально вкуривать о чем это ваще. Если думаешь, что ты уже все постиг, то, чувак, ты глубоко ошибаешься. Гражданка – это ваще откровение, можно сказать… Я, кстати, против слепого фанатизма, поклонения идолам – это все поверхностно. Разумный человек никогда не назовет себя чьим-либо фанатом – ведь это же преступление против собственного индивида. Понимаешь меня?

- Да… приблизительно…

- Ты же не фанат Гражданки?

- Нет, конечно!

- Правильно! Нужно всегда оставлять пространство для своего собственного мнения, а не присасываться к кумиру… Ты думаешь, Летов бы стал такой знатной фигурой, если бы фанател от кого-то? Да никогда в жизни! Так что, чувак, всегда старайся копать глубже – искать, постоянно искать свою точку зрения. Все, что находит тебя само – это не твое…

Тут он неожиданно запнулся и начал смеяться.

- Слушай, а ведь прикольно получается – ты же нас сам нашел… Есть над чем задуматься.

- Выходит, я не ваш?

- Не, чувак, нельзя делать таких поспешных выводов. Теория – это хорошо, но на практике зачастую все иначе получается. Хотя ты мне нравишься – настроение хоть поднял. А то эти все визжат, ревут, брыкаются – пока карточку оформишь, то сума сойти можно. Как тут не бухать! Стресс как-то снимать нужно же. Я, блядь, – доктор, а не нянька или воспитательница в детском садике…

- Что это за место?

- Хоть ты не начинай! Ну ладно, я обещал… Слышал про трансплантацию органов? Вот, если коротко, то мы занимаемся заготовкой сырья. Я не знаю, откуда здесь эти гаражи среди поля нарисовались, но Володя и Альберт их выкупили. Мы с Вовой одногруппники – он тоже хирург по образованию, но че-то у него не пошло (Вован, если честно, был далеко не отличником), и он связался со мной. Альберт – это его школьный кореш. У меня с ним напряженные отношения – не то чтобы совсем не ладим, но его постоянные шуточки иногда пиздец как напрягают. Когда всю ночь в этих гаражах мечешься, ишачишь, как проклятый, то часто ваще не до смеха, понимаешь. Что-то я тебе прям все так выкладываю… Вот что значит – дефицит общения. Расскажи и ты что-то!

- Вы меня отпустите?

- Чувак, не зли меня!

- Я не специально… А что рассказать?

- Ну вот хотя бы про концерт подробнее расскажи.

!

Не просто, скажу я вам, повествовать, когда понимаешь, что по окончанию тебе, скорее всего, вспорют живот, чтобы извлечь оттудова требуха-по-спросу. Но всегда остается последняя надежда – и потому ты рассказываешь, да еще и стараешься делать это поувлекательней. Дмитрий исходил ностальгией, как слизью, она сочилась из его пор и пропитывала одежду под дождевиком. Он даже лег на кушетку, чтобы удобней было слушать, и чтобы мечтательно смотреть в потолок при этом. Я видел, как слизь капала на пол, вязкие неповоротливые потеки, и в ней плавали дохлые искорки.

Левая рука у меня оставалась свободной, и я долго думал, что с ней делать, а точнее, я никак не решался ее использовать. А потом просто забил, решив, что какие-либо попытки освободиться – бессмысленны. Вместо этого я, как уже говорилось, сосредоточился на своем рассказе – пускай себе треплется волосок на изгороди. Странная она, эта последняя надежда. Мне кажется, что именно тогда я подсознательно выбрал в себе писателя. Быть может, писателями так и становятся – от внутренней безысходности – ведь Дмитрий пялился в потолок, и рука моя была свободной.

После окончания рассказа воцарилась тишина, пока слизь, пропитавшая одежду Дмитрия, не остыла полностью. Он медленно встал с кушетки.

- Мне нужно переодеться.

Дмитрий вышел из помещения. Какого хуя! Какого хуя этот долбоеб не привязал мне руку! Гондон безмозглый! Вот тут я по-настоящему начал паниковать и нервничать – казалось, что отмазок, почему я не должен попытаться себя освободить, просто нет. Он даже дверь не запер, долбоеб! Судя по всему, их тут только трое и все они еще беспечнее, чем те школьники, которых они отлавливают. Это полный пиздец! Ебаный ты лось! Меня это взбесило просто, захотелось уничтожить этот стул-под-собой, я начал истерически дергаться-прыгать всем телом и, в результате, ебнулся на спину. В помещение зашел Альберт.

- Ты че, опять сбежать надумал?

- Я не сбегал!

- Пацан, ты пыл свой остуди – думай, с кем говоришь и где находишься, а то еще и от меня отгребешь.

Он поднял меня и привязал руку.

- Дмитрий попросил присмотреть за тобой… Что это за херня под кушеткой?

- Слизь.

Он присел и осторожно мокнул палец, поднес к лицу.

- Я вижу, что слизь! Откуда она… а красивая, блядь!

- Дмитрий разлил.

- Это что, какая-то хирургическая смазка? А на хера блестки?

- Откуда мне знать.

- И кушетку всю засрал.

!

- Дмитрий, что это за херня?

- Я все уберу. Спасибо, что покараулил, можешь идти.

- Радужная слизь какая-то…

- Это лубрикант.

- Чего?

- Альберт, не мешай работать.

!

Дмитрий вернулся каким-то угрюмым, о чем-то думал, перебирая инструменты, и молчал. Некоторое время тишину нарушал только шелест дождевика. Дмитрий толи сердился, толи не знал, что ему делать.

- Что-то случилось?

Он крепко так посмотрел на меня, вздохнул и промолвил.

- Задел ты меня, чувак, прям за живое взял. Не знаю даже, что теперь с тобой делать…

- Отпустить..?

Он опять уставился на меня своим сверлящим взглядом.

- Просто отпустить? Это неуважение к фортуне, выходит. Да и Володя, подозреваю, не заценит такой жест.

- Я буду молчать, клянусь!

- Да это как-то похуй – не совсем, конечно, но... Мда, Володя точно будет не в восторге – последнее время дела ваще туго идут…

- И что, ты мне почку теперь вырежешь?

- Вот над этим я и думаю. Хороший ты малый, можешь далеко пойти. Но вот вряд ли выживешь, если я тебе почку удалю – не та у нас здесь обстановка. С внутренностями еще я могу отмазаться, но отрезать что-нибудь все равно придется. Предлагаю сойтись на руке – что скажешь?

- Отрезать руку? Зачем вам моя рука?

- Пригодится. Не переживай, я все аккуратно сделаю, гангрены не будет.

- Вся рука?

- По локоть, думаю, достаточно будет…

- Думаешь?

- Ну, мы еще с конечностями дел не имели… Чувак, я те одолжение делаю, а ты охуевать начинаешь – перебираешь тут! Ты правша? Вот и рубанем тебе левую руку – будешь жить сто лет.

- Хоть под наркозом?

- Если остался... Шучу! Местный наркоз я тебе сделаю.

- И вы меня отпустите?

- Я могу даже попросить Вову, чтобы подвез тебя к ТЭЦ, если хочешь.

- Может мне в больницу лучше будет?

- Да я все заебись сделаю – до свадьбы заживет. На хер тебе та больница, ты что, не знаешь какие сейчас врачи? Я бы попросил, чтоб домой тебя подбросили, но это уже чересчур нагло и как-то ваще беспечно будет. От ТЭЦа уже дойдешь как-нибудь.

- А что я родителям скажу?

- До рассвета справимся, не переживай.

- Я о том, что без руки домой приду.

- Я не знаю, придумай что-то – скажи, что под трамвай попал, или еще чего… Но лучше уже утром.

- Блядь, пиздец! Просто охуеть!

- Что случилось?

- А ты как думаешь?