Литература

ДЕНЬ I "ХЕР". ЛЁХА СКОТ. ЖИТИЕ.

Соседка пропалила; за дровами пришлось идти на "Березку". Путь на заброшенный пионерский лагерь лежал через Огонь.

"Огнем" местные называли, лежащий на отшибе поселка, Мемориал Павшим Воинам. Монумент подковой охватывал почти половину круглой площади, с газовой горелкой в виде пятиконечной звезды по центру. Своим масштабом мегалит явно не соответствовал статусу поселка. Все дышало величием, грамадьем (не реализованных предками) замыслов.

Теперь же, комплекс с уютным сквером, на относительном удалении от жилья человека, стал естественной средой обитания сельских маргиналов. Газовый обод звезды зашкварился салом, покоптился бичёвскими кругалями. Придав композиции обжитой, законченный вид, чьи-то заботливые руки расставили вкруг урны и лавочки.

Сквер, (в теплое время года служащий пиздобратии ночлегом) разбегаясь тремя аллеями, вторил очертаниям монумента. Левая аллея выводила к новострою церкви с колокольней, в обнесенном стеной, дворе. Центральная переходила в известковый карьер. Правая же, имела в своей природе - просеку между лесом и кладбищем. Лес тянулся до-самого Щёкино. А за погостом, после редкого перелеска, располагался лагерь "Березка". "Там по-любасу должны быть дрова" - рассуждая подобным образом, Лёха добрел до церкви.

Стиль культового сооружения он определил как - "Поповское Барокко". Лёха не знал как выглядит барроко светское, но, как начинающий литератор и интеллектуал, любил меткое слово. "Не раз выхватывал пиздюлей за любовь к жирным эпитетам" - как отозвался однажды о нем в эссе "О современной литературе" Эдик Мнацаканов - его однокурсник и очень талантливый поэт.

"Безусловно!.." - считал Лёха: "...позволить себе роскошь занятия литературой, может, только образованный, имеющий на то, достаточный гуманитарный багаж, человек ". Очень смешили обрубки-графоманы, типа безумного ары которого привел Эдик. Видимо не в силах отказать соплеменнику, он смущаясь спросил:

- Пока мутим, можно, этот, покопается у тебя в книжках-документах?

- А че там он потерял? - неожиданная просьба для недоучившегося петеушника...

- Я книгу пишу... - окончательно добил ара: ...может, материалец какой.

Глядя на этого орка, с трудом верилось, что он может читать.

- Про, что книга-то?

- Про Камо.

"Ну ясн болт, о ком тебе еще писать, рожа ты бандитская..." - молча усмехнулся Лёха, добавив:

- Какой базар, братуха! Мой дом - твой дом, только не переворачивай ничего!

Лёха перепрыгивая лужи, повернул за угол. "Камо... хм, неплохой, кстати персонаж...". Он обошел белую Ниву. "Романтическая героика это то, чего не достает современной литературе..." - нашептывал неугомонный бес: "...Образ не персонажа, но Героя. Литература обязана быть актуальной. Она обязана отражать жизнь современника такой, как она есть. Это должен быть Герой Нашего Времени. Рыцарь. Ланцелот, сверкающий в доспехах современности...."

Прозвучавшее неожиданно:

- Скотов! - спугнуло беса, сподобив уехать кросовком в грязь. - Как-там-тебя... Алёша!

"АЛЁША?" - опешил Скотов. На него смотрел незнакомый бородатый поп.

- Здрасьте, Ва... - что-то взывало назвать его: "Ваше Преосвященство" - но почувствовав перебор, Лёха, вовремя поправился: ...тюшка.

"Ватюшка" был большой. Большой как дом. Затертая бархатная шапка венчала гриву седых, переходящих в не менее косматую бороду, волос. Перехваченная широким этно-хиповским ремнем, ряса была заляпана посещением строительного рынка. Под ней, как в засаде, сидели армейские ботинки. Во всем облике попа было нечто нордическое. Он мог бы казаться Тором. Или разогревать публику перед концертом группы Манавар. Если бы не толстые линзы очков на нелепой картошке носа. А так, Лёхе вспомнились только придурки-толкиенисты.

- Что у Нас делаешь? - его, усиленный призмой очков, взгляд пробирал до-яиц.

- Да ничего так, приехал вот - промямлил Лёха. Батюшка хлопнув Нивой, в богатырском движении взвалил на спину огромный мешок, за воротом рясы мелькнул тельник "от дяди Васи".

- Ишь ты. Приехал он... Бабку вашу пять лет как схоронили... Отец-то жив? - продолжал сверлить отверстиями поп. Лёха пожал плечами. Батюшка укоризненно помёл бородой.

- Прячешься чтоль, от-кого? Проблемы-какие? Наркотики?

"Кашпировский, блять" - промолчал Леха.

- Слабости телеснЫя, нЕдуги душЕвныя - пропел он понимающе. - Ладно, пустое. Приходи вечером в Храм, поговорим.

- Батюшка, так я это... Буддист.

- Дурак ты, Прости Господи! - И, уже в след, добавил: От наркОв местных - дальше будь. Огнь обходи.

ДЕНЬ I "ХЕР". ЛЁХА СКОТ. ОГНЬ.

"Огнь, блять...". В принципе, он так и собирался. На Березку необязательно было пилить через постамент. Но в сквере, помимо семьи из четырех бичей, сидела обычная для этого времени и места компания, и Скот решил подойти-поздороваться. На лавке Вовка Нормальный Ход терзал гитару в блатном переборе. Сестры Шалавины (Света и Натаха) зевали, морщась от его музицирования. "Шансонированиа" - добавил Лёха от себя...

...Сидящий в нем с детства бес сочинительства, разукрашивал действительность, не жалея палитры. Он красил мир, размазывая образы сочными эпитетами по картине бытия. Со временем, бес полностью узурпировав литпроцесс, внушил ему, что Лёха, и есть тот Герой. И это его (Лёху) неумолимо ведет по жизни перо мудрого, всезнающего на-перед, художника. Свято веря в его благосклонность, все свои злоключения Лёха воспринимал как дань сюжету. Который обязательно вырулит ослепительным финалом, что нибудь типа - "А его душа улыбнулась, сделав на прощание мертвую петлю над серым, мрачно проклятым городом, устремилась во всепоглощающую синь, влекомая переливами, божественного перезвона, призывно резонирующих бубенцов Золотого Катманду... Песнь!" В знак уважения Автору, всю чепуху звучащую из своих уст Лёха привык считать отсебятиной.

"Шансонизма!" - добавил от себя Лёха. Действительно, псевдо-цыганская манера исполнения и суетливые шварканья по инструменту, отдавали извращением.

Немного в стороне, грустно опустив клюв, стояла худая и угловатая Лена Инсулинка. Еще две жертвы шансона, в одинаковых "адиках", гремя миской, хрипло переругивались в кустах.

- Здорово Москва! - Вовка Нормальный Ход, года на три старше деревенский долбоеб, приветливо улыбался.

- Здаров Вован, как дела? - из кустов ударил будоражащий смрад ангедрида.

- Нармальный-ход! - Вовка смотрел по-идиотски восторженно.

- Девушки... - раскланялся Леха.

Шалавины одинаково по-блядски заулыбались, Инсулинка не среагировала. На-ход, отложив гитару, неприятно оживился:

- Москва! Раскажи девкам... - он повернулся к Шалавиным: ...слушайте-кобылы. Кого ты на Извёхе, вперворЯдь знаешь?

" Бляя, опять затянул свое, достал, страдалец...". Скот прогнусавил голосом Володарского:

- Давным-давно, когда галактики воевали между собой, я познакомился с одним сказочным звездодуем... Вова, блять... - он перешел на-человеческий: ...мне семь лет было, не помню нихуя. Отъебись, богаради...

Восторг выполз из глаз На-хода брезгливой гримасой. Инсулинка зажмурилась, так если бы, он сейчас взорвался. Светка с Натахой загоготали.

- Че Батюшка хотел-то? - Вовка бы ушел, но его явно мучил этот вопрос.

- Да ничего. В гости звал... Вечером.

- Но...рмальный-ход, в гости... Вечером! - он, припадая хромою ногой, дАлся в церковь.

- Ревность! - прыснули тёлки. Светка щербато сплюнув, запулила бычок.

- Что вы имеете в виду? Теряюсь в догадках... - включил столичное обаяние Скот.

Явно кокетничая, Натаха пустилась в объяснения:

- Этот дурак жеж, хату попалил по-синьке, год уж. Да, Лен? Год уж?

Инсулинку, судя по всему кумарило, ей было не до-пустяков.

- Борис-батюшка пустил! Ещё стен не было, в бытовку пустил, а щас вона...

Шалавина кивнула на пристройку у ворот: ...в сторожке живет.

- Работает?

- Ну так, на-подпёзде, принеси-подай, погорелец хуев...ы ы ы ы звездодуй.

- А ты кудыль чешишь-то? - спросила Натаха, в жирно обведенных губищах - сигарета с ободком. Впрочем, её тумбочко-образное тело, было не лишено выдающихся элементов.

- На "Березку". Надо. По-делам. Лет-пятнадцать не был, не помню уж - ответил ведомый Бесом Импровизации Лёха: Прогуляемся?

Старшая хмыкнула, Инсулинка с интересом посмотрела на подругу.

- Пошли! - Шалавина, отряхиваясь от чипсов, затрясла третьим номером.

Когда Натаха узнала причину экспедиции, никуда идти не пришлось. Через полчаса, она, блестя стразами стрингов в необъятной заднице, суетилась у жаркой, послушно-гудящей пламенем, печки. Влага, капая с её форм, испарялась, шипя в унисон сковородке. По хате распространялся запах жаренной картошки. Грибов. Сметаны. Уюта. Женщины.

Взгляд деда объективно смягчился. Бабка, всем видом показывала, что отвернулась бы.

Ламповый Маяк, видимо подавшись шалавинскому обаянию, поймал КОЛБАСУ FM. Натаха подобно четырех-рукой Шиве успевала готовить, убирать и курить одновременно. Маяк подмахивал ненавязчивым хауском, жизнь определенно налаживалась.

- Натах.

- Аюшки?

- Планца, можно взять-где?

Натаха характерным жестом дала понять, что все решаемо. Деньги пока были.

[далее: не заслуживающие высокохудожественного отражения, поход за анашой и сцены откровенно порнографического характера. Soundtrack by Sky Sunlight Saxon Universal Stars Peace Band. Masters Of Psychedelia. Firebreak]

Лёха рассматривал карту лунных кратеров на потолке. Печь уютно потрескивая, отправляла буратин к их друидским богам. Натаха, иногда срываясь на храп, сопела рядом.

"Я ГЛЯДЕЛ В НЕБЕСА, ЛЕЖА В МЕШКЕ СПАЛЬНОМ. ДУМАТЬ ХОТЕЛОСЬ, О ЧЁМ ТО ГЛОБАЛЬНОМ" - всплыл в памяти подходящий размышлениям саундтрек - "...Даа, только романтический Герой, новый Дон-Кихот, способен сокрушить мельницы ложных ценностей и самолюбования. Литература, сегодня, утратила одну из своих главных компонент - нравственную...".

"Как йа ибалъ Сведку" - привел пример Лёха.

"Я сказал: ЛИТЕРАТУРА! Сетевое КГ/АМ словомудие, не обсуждаем - пер дефиниционем. Какую воспитательную функцию может нести быдлопись, хотя бы того же, бомбиста-армяшки?...ага, пешы исчо!".

ДЕНЬ I "ХЕР". ЛЁХА СКОТ. ПОЛОЖЕНЕЦ.

В сенях хлопнула дверь.

- Хто там? - выдохнула Натаха.

- Скот! Скот, твою деревню...

Лёха поморшился: "Бля. Абу. Че, ему опять?"

- Сейчас Макс, подожди! - предупреждающе крикнул он.

Но, Абу уже растоптал весь интим ботинками с улицы.

- Здорова Шалавина!

- Здоровей видали.

Он тактично вернулся в сени - Лёх, выходь!

Абу - виртуозный щипач. Длинные руки всегда на-стрёме, согнуты. Локти прижаты. Казалось, жившие своей жизнью, кисти, вечно шурудили что-то, шарили изучая длинными пальцами полки и шкафчики. На-силу выдрав у клептомана бабушкины очки, Скот вопросительно кивнул:

- Че?

- Тут расклад такой - Бига откинулся! За тебя спрашивает! Пойдем! - руки хватали уже все подряд, глаза, независимо вращаясь шныряли по-полкам, заглядывали в баночки, копаясь в пуговицах.

- Знать-не знаю никакую Бигу - отрезал Скот, ударив примата по-рукам.

- Ты чо бля? - опешил он . - Бигимот! Положенец! Пойдем! - Абу принялся теребить молнию на Лёхиной олимпийке. "Бегемот, блять..." - почти сдался Скотов. - А что ему надо-то?

- Давай-давай - торопил Абу. - Пойдём-пойдём. Жди Шалавина!

- Пошел ты, Максимка...

Макс Абу - единственный известковец не из детства. Познакомились года-полтора назад на больничке.

В семнашке, охочие до болтовни пациенты, развлекая друг друга небылицами, кучкавались в курилке. Избрав однажды выдумывание историй своей профессией, Скот убеждал даже реальных урок в своей принадлежности к преступному миру. Когда очередную байку - "...а мы с пацанами в масках, у каждого по плётке" - прервала медсестра - "Скотов на уколы!" - один из слушателей вздрогнул, пристально посмотрев ему в глаза, вдруг благоговейно прошептал: "Скот...!"

"Ни хуя себе, сын Скота!" - Абу, как всегда в минуты возбуждения, приседал, хлопая себя по коленям. Бегая по отделению достал врачей и нариков: "Зёма! Зёму встретил! Это Скот - Зе-ме-ля-мой!". В Изестковом "земеля" был одно лето в детстве. Бабку Фиму не любил. Любил маму. Фима маму не любила. То, что Фима умерла, узнал от Абу.

Леха не поспевал за, стремительно прыгающей, макакой.

- Абу бля-бу, не гони. Куда бежим?

- На Огонь.

"Мог бы, сука, и не спрашивать"

- Оп-па! - Макс утянул Лёху с дороги: мимо на патрульной скорости проплыл оседланный азером-милиционером, видавший виды Урал.

- Фу, сука, не заметил? Урфин Джус - пояснил Абу. - Мусорила участковый. Ну его нахуй.

- Ща, постой здесь - метнулся Абу, оставив Лёху на обочине.

Со стороны карьера, бухой-вдрынь пастух, погнал пестрое стадо. Он был копченый, жилистый как штопор, в тельнике почти до колен и в, перемазанных говном и глиной, кирзачах. Пастух остановился, по недоброму посмотрел, как в раздумье не отрывая взгляда, вдруг улыбнулся и: - ЙАХ!- щелкнув кнутом, растворился в облаке пыли.

"...И это обще-культурологический процесс..." - затянул свое внутренний шепот: "...а литература только часть культуры, а культура - отражение процессов происходящих в обществе, и если литература..." - "Хвать, падла!" - запутавшись в мыслях, обрубил Лёха.

Когда пыль осела, вдоль дороги фланировали, какие-то, пока незнакомые телки. "Тепло, на солнышке..." - щурился Скот. "...Может ли, культура, явить обществу Героя, когда литературу в качестве героев, наводнили персонажи? Героика настоящего сосредоточенна в сегодняшнем провинциальном блядстве. Реализм накладывает ряд заведомых ограничений, как во временной, так и в пространственной ткани произведения, то есть, наш Герой - герой не только времени, но и места. Социум только тогда примет Героя, когда он будет плоть от плоти его. Кем бы он мог быть?" - шелестел мусором легкий ветерок. Тревожная мысль: "ПОЛОЖЕНЕЦ!" - выдернула Лёху из праздных размышлений. Стало неспокойно.

Он огляделся. На углу церкви, стоял поп Борис. Ловко орудуя тесаком, он заострял внушительных размеров палку, изредка поверяя её пальцем, и на-глаз. "Поздняк - заметил" - не успел спрятаться Лёха.

- Что, Скотов, восхотел красоты скоро-мимо-проходящей? - грозно спросил он.

"В смысле?" - недоуменно выкатил глаза Лёха.

- Говори, был у неё? - батюшка начинал пугать. - Не тупи, человеце... у Серафимы, бабки твоея. Был на могилке-то? - на его запястье мелькнула аббревиатура "ВДВ".

- Да, батюшка...

(Мимо, зло посмотрев, проскрипел На-ход.)

- ...да, батюшка сейчас. Идем уже. - Скот кивнул на, кстати вернувшегося, Абу.

- Погодь, Буддист - окликнул батюшка. - Шаляфиной скажи: не бегает пусть, видит бо, яко младии умирают.

"Бо яко младии" - нечего не понял Лёха: "Что это было? Угроза, или...?"

- Пойдем-пойдем, быстрей давай - бубнил Макс, нервно толкая в спину, ошалевшего Скотова.

"Аудиенция, бля..."