Литература

Спринтерский бег времени сминает настоящее в разрозненные клочки старых газет. То, что было совсем недавно, как будто бы позавчера, сейчас уже лишь подтверждение твоей зрелости.

Осень того года совсем ничем не отличалась от обычной осени всех последующих лет, даже той, в октябре которой я пишу эти строки. Осень всегда гнетёт воспоминаниями. Они как жёлтые, уже совсем последние из оставшихся на кронах, листья придомовых ясеней. Слякотная грязь на тротуарах, острые хлестанья ветра, извилистые потёки небес на оконных стёклах - сегодняшняя декорация давно прошедшего спектакля…

В самом конце второго курса она перевилась на мой факультет из какого-то провинциального института. Мы вроде бы как даже успели тогда познакомиться, хотя и учились в разных группах. Запомнилось то, что еще до знакомства она, проходя мимо, всегда приветливо улыбалась, смотря прямо в глаза. На такую улыбку способны только девушки из глубинки, не испорченные прагматичностью и столичной озлобленностью к окружающим. В её улыбке было что-то детское, совсем невинное и в то же время откровенное… Простая её обаятельность меня и захватила, но времени на развитие романа уже не оставалось – начались каникулы.

Помню в то лето я подработал на стройке, заработал денег для поездки на море, попытался кардинально сменить имидж – обесцветил шевелюру гидроперидом (хотел белоснежности, а получилась пшеничная желтоватость), вставил серьгу в бровь. Вспоминается всё это хорошо потому, что фотография в новом паспорте хорошо запечатлела такую резкую модификацию внешности и каждый раз при прохождении пограничного контроля напоминает о себе. С моря я вернулся в самом начале сентября и сразу же пошёл в институт, третий курс обещал быть насыщенным как учебным планом, так и событиями личной жизни. Естественно первым, что меня заинтересовало, было не расписание лекций и появление в нём новых предметов, а эта девушка, улыбка которой не выходила из головы всё лето. Какие-то организационные вопросы задержали меня в деканате и в лекционный зал я вошёл уже когда смысловую нить лектора уловить было сложно. На первую лекцию, как всегда, набилась туча студентов, даже тех, которых я не видел на лекциях месяцами. Начало нового учебного года, как ни как. Всегда почему-то в это время неимоверно хочется учиться, думаешь, что будешь посещать все лекции без пропусков, усиленно корпеть над записями и готовить домашнее задание. Проходит месяц и осенняя тоска, постепенно овладевая тобой, наполняет твоё тело ленью и апатией. Мысли об учёбе исчезают так же быстро, как и нахлынули.

В тот первый день третьего учебного года я нашёл её спину на нижних рядах лекционного зала, наблюдал за движениями её рук, конспектирующих мысли педагога, восхищался её осанке и неподдельным интересом к сухим материям гражданского права. После лекций я подошёл к ней, она всё также сражающее улыбалась. Поделились впечатлениями о проведенном лете, и я предложил провести её до метро. Так началось наше более плотное знакомство, на почве моей симпатии и её интереса. В свободное время мы гуляли по Москве, я водил её по своим любимым местам. Помню, однажды назначил ей свидание на Лефортовском кладбище, красота и тишина которого меня всегда притягивали. Мы бродили, шурша палой листвой, по узким проходикам между аккуратных надгробий, совсем не свойственных русской кладбищенской культуре, пугающей своей безвкусицей и неуклюжей монументальностью. Я давал ей читать поразившие меня книги, гуляя по московским улочкам, обсуждали описанное в них и сравнивали впечатления. Она постепенно проникалась мной и, в конце концов, между нами возникло, что-то большее, чем просто юношеская влюблённость. Мне уже не приходилось её провожать, поскольку всегда после лекций или прогулок по городу ехали к ней, в маленькую съёмную квартирку, готовили вместе ужин, занимались сексом, читали или смотрели телевизор, а потом засыпали. Так проходила осень.

Осень в кровати, потому что только там было тепло, а батареи грели плохо и сквозь щели в окне поддувало. Вот и в этот раз мы лежали в постели после выкуренной на двоих папиросы марихуаны и измождающего секса, который был одним из средств согревания, но которым всё же приходилось заниматься в шерстяных носках - её ступни постоянно мёрзли. Наверное, со стороны это выглядело бы забавно: два обнаженных тела, единственной одеждой на которых были грубые шерстяные носки. Помню тогда я заварил чай и принёс его в ложе. Не вылезая из-под одеяла, прихлебывали согревающий чай, ублажая язык терпкостью малинового варенья. Молча смотрели в потолок. В тишине комнаты было даже слышно, как капли дождя скользят по стеклу окна.

Эту старую квартиру в пятиэтажной хрущёвке, вернее даже одну комнату из двух, она снимала на окраине Москвы. Одна комната была закрыта на ключ и не сдавалась, так как была заставлена всяким бытовым хламом и имуществом прежней хозяйки - старой мебелью, книгами, гардеробом, кухонной утварью и прочей не нужной ерундой, которая вроде бы и просится уже на помойку, но русскому человеку жаль выбросить. Раньше в квартире жила одна старушка и когда она умерла, дети стали сдавать её квартиру. Каким образом умерла старушка мы не знали, но по неадекватному поведению соседей догадывались, что не своей смертью или, по крайней мере, не просто от старости. В общем, квартирка была какой-то «нехорошей» и это отчётливо здесь ощущалось. Её стены сжимали тебя влажной печалью. И вроде бы уютная, но влюблённым всегда уютно там, где они вместе. Одни.

Кровать, на которой мы сейчас лежали, была приставлена к стене, смежной с закрытой комнатой. Умиротворенные и расслабленные мы продолжали наслаждаться спокойствием и тишиной, но эта тишина в тот момент была какой-то звенящей, похожей на дрожание замороженного хрусталя. А чуть позже из всей этой пустой тишины выплыл лёгкий такой шорох, и не шорох даже, а какой-то стрекочущий звук за стеной. Постепенно шорох приобрёл явные очертания и стало понятно, что это звук работающей швейной машинки, мелкодробящий такой звук. Он явно исходил из-за стены, скорее всего сквозь отверстия электрической розетки. В тот момент я просто подумал, что возможно этот эффект обострённости звукового восприятия является следствием курения большого количеств канабиса, но её вопрос «Ты слышишь это?», резко выдернул меня из состояния покоя. Я посмотрел на неё и увидел испуганные глаза, прижатые к груди руки - так обычно выглядят перепуганные дети. Зачастившее биение сердца превратило тревогу в панический страх. Звуки продолжались. Казалось, что за стеной кто-то работает на швейной машинке…

Как заснули мы в ту ночь я не помню, идти и смотреть, что там в соседней комнате в ту ночь я так и не решился. Позже сама история эта совсем забылась… Списали на глюк, но через некоторое время всё повторилось. При тех же обстоятельствах. На утро я осмелился и, поковырявшись проволокой в замочной скважине, открыл таки эту комнату и первым что увидел – была именно старинная швейная машинка «Зингер», произведенная не позже начала прошлого века. Не было сомнения, что она принадлежала почившей в бозе старушке, любившей вышивать при жизни разномастные одёжки. Я внимательно осмотрел машинку, вроде бы ничего особенного сразу не приметил. За исключением одного. В игольное ушко были вдеты чёрные нитки, а на самом полотне машинки, под этой иглой лежало старое, проеденное молью свадебное платье. Смотрю на него и вижу старые, уже побледневшие от времени, пятна крови в районе воротничка...

В той квартире мы больше не жили, я забрал свою подругу к себе, хотя уже была внесена предоплата за месяц вперед.

Прошло лет семь. С девушкой этой я расстался спустя примерно полтора года после тех событий, и так сложилось, что мы перестали общаться вовсе. Я не знал, чем она живёт в настоящее время и, по большому счёту, мне это было до определённых пор даже не интересно. Но иногда, сами знаете, нахлынут воспоминания, и хочется узнать о человеке, с которым у тебя что-то было связано в этой жизни. По тем координатам, которые у меня были, найти её не получилось. В старой записной книжке я нашёл телефонный номер её подруги…

- Ты её уже не найдёшь. Никогда.

- В смысле.

- Её уже нет на этом свете, года три как.

Подруга рассказала, что как раз года три назад она вышла замуж. Свадьба была пышной, загородный ресторан, много гостей, фейерверки и хорошо продуманная программа вечера. На ней было надето потрясающе красивое свадебное платье, ставшее предметом доброй зависти, присутствующих на торжестве дам. Церемония предусматривала символический выпуск двух белых голубей из рук молодоженов. Голубь, выпушенный ею, не взмылся в небо, а по какому-то злому року не успев набрать высоты, словно камнем, влетел в витраж ресторанного окна. Кинжально острый осколок разбитого витража вонзился в её горло, перерезав сонную артерию. Она скончалась моментально…

Бабашка умела вышивать…