Литература

1. От автора

Я точно знаю первый вопрос, который возникает у каждого при встрече со мной. Собственно, поэтому меня так забавляют новые знакомства. Часто я нарочно веду себя отталкивающе, иногда даже отвратительно, чтобы проверить, насколько силен интерес того или иного собеседника. Чтобы понаблюдать, как он будет изощряться в этаких экстремальных условиях. Как собирается достичь момента, который, по его мнению, окажется идеальным для ключевого вопроса. Я веду себя так, будто вся моя жизнь была жестоким и таким же грубым, как я теперь, испытанием. Ведь человек, переживший столько! всего, не может оставаться вежливым, радостным и добродушным, не правда ли? Но это не всегда – под настроение.

Люди изо всех сил стараются скрыть, замаскировать свое первобытное любопытство, делая вид, что это совсем не единственное, что их во мне интересует. Не единственное, ради чего они затеяли со мной беседу. Стараются убедить больше самих себя, что вся эта их напускная дружелюбность и доброжелательность – на самом деле естественная. Занятно наблюдать, как они постоянно удерживают взгляд, точно настырную шавку на поводке, чтобы тот никоим образом не остановился на моей культе. Это ведь, наверное, неприлично – пялиться на калеку. Редко кто осмеливается сразу же, в одной из первых фраз задать этот вопрос. Большинство вынашивают его в себе, как плод, или настаивают, как вино. Минимум – до конца первой встречи. Чтобы потом, типа так, между прочим, невзначай, будто случайно подметил, но все же спросить. У этого вопроса могут быть разные вариации, но суть одна – где и как я потерял руку?

Лично я, на самом-то деле, жду этого момента. Всегда в предвкушении. У меня нет никаких комплексов, и я люблю рассказывать свою историю. Вновь и вновь, в разных жанрах и стилях, иногда даже экспериментируя с подтекстом, но всегда искренне и вдохновленно. Один малый как-то спросил – надо сказать, я тогда был в ударе – не писатель ли я? Нет, конечно, я просто унылый инвалид, который цепляется к прохожим в поисках сострадания, пошутил я. Но этот малый заставил меня задуматься, не запечатлеть ли свою историю на бумаге. Ведь так в перспективе с ней ознакомится намного больше человек.

!

Оставалось только выбрать, какая из уже существующих вариаций самая достойная. Быть может скомпилировать или изложить принципиально новую версию – специальное издание, только для чтения, так сказать. Собственно, этим я последнее время и занимался – выбором. Как известно – это дело непростое. Конечно, можно долго рассуждать, что никакого выбора не существует, что это все иллюзия, что мир – это супермаркет с бесконечными полками, забитыми однотипными продуктами в разных упаковках. Но лично я не поклонник подобных упадочнических теорий, и к проблеме выбора подхожу тщательно и ответственно.

А почему бы не скомбинировать все варианты в такой своеобразный сборник, спросите вы. Я думал об этом, но решил, что если собрать все в кучу под одной упаковкой, то получится полная неразбериха и сплошной маразм. Будет совсем непонятно, чему верить. Будет смотреться так, точно автор ни про что другое рассказать-то и не может, а следовательно погряз и утонул в трясине самоповторов. Значит, и к истории, ради которой это все затевалось, утратится какой-либо интерес. Уж лучше я напишу один яркий и непосредственный рассказ, чем создам бригаду клонов в разных шапках с претензией на крупноформатную полноценность или глубинную концептуальность. В конце концов, в школе учат преимущественно только одно произведение определенного автора. Шучу, но все же…

!

Жена – у нас гражданский брак – можно сказать, обрадовалась моей затее попробовать себя в литературе. Правда, у нее довольно своеобразное понимание этого дела. Может, хоть к людям перестанешь цепляться со своею безрукой историей, говорит она и ухмыляется. Она почему-то постоянно пытается меня поддеть, будто я навязываюсь. Никогда не понимал, чего она таким образом добивается, но и никогда не принимал близко к сердцу и не злился. Думаю, это такое свойство женского характера – намеренно искажать происходящее на свой манер, чтобы лучше в нем, этом происходящем, ориентироваться и разбираться. Я-то знаю, что ей всегда нравилось и нравится меня слушать. Укоряет меня в том, что я постоянно набиваюсь, а сама каждый раз просто-таки внемлет моему рассказу. Я эту женщину насквозь вижу. Никогда и никому я не набивался!

Но, не смотря ни на что, хочу поблагодарить свою жену за поддержку и помощь. Без нее рассказ никогда бы не вышел полноценным, таким сочным и многогранным. Спасибо тебе огромное, Клавдия.

!

У многих может возникнуть закономерный вопрос, почему я не использую залихватский армейский фольклор? Дело в том, что фольклор этот основывается на грубых матерных конструкциях и гадком туалетном юморе. И если в устной речи я еще могу позволить себе некоторые характерные выражения, то на бумаге это будет смотреться совсем неуместно, как мне кажется. В той же устной речи, я контактирую с собеседником непосредственно, потому могу подобрать тот стиль изложения, который наиболее подходит в данном конкретном случае. Когда я вижу – а я очень хорошо разбираюсь в людях – что мой оппонент не воспримет пошлых шуточек, и они только испортят впечатление от рассказа, то, само собой, стараюсь избегать подобных.

Здесь же, когда я излагаю свою историю в письменном виде, и отпускаю ее в вольное плавание, то непременно теряю над ней контроль. Самый разный читатель сможет спокойно ознакомиться и адаптировать историю под себя – самостоятельно, без моей помощи. Очевидно, что рассказ должен быть максимально универсальным для восприятия – то есть, ориентироваться на культурную и образованную прослойку населения. Так называемый средний класс. К тому же, если активно использовать армейский фольклор, то образуется соответственная атмосфера выгребной ямы. А я хочу, чтобы текст резонировал с моим тогдашним мироощущением – а лично я себя чувствовал не то чтобы комфортно, но светло и созерцательно. И если посмотреть с этой стороны, то рассказ ничуть не теряет в правдоподобности – вместо достоверного описания происходящего снаружи, я как бы подаю уже отфильтрованное посредством собственного восприятия. То есть, я повествую с точки зрения моей личностной, внутренней правдоподобности.

!

Еще одна проблема, которая возникла при написании рассказа – это название. Дело в том, что своим устным вариациям я никогда не давал названия – ведь в таком формате заголовок не имеет никакого значения. Но вот литературное произведение – совсем другое дело. Здесь название играет чрезвычайно важную роль. Если придумал удачное название – ты уже на полпути к пониманию и успеху. На интуитивном уровне я, конечно, понимал, каким оно должно быть, но только воплотить эту интуицию в нужное словосочетание никак не получалось. Сказывалась неопытность в этом деле. Название не просто должно отражать основную идею, но также иметь широкий ассоциативный спектр и афористическое звучание. Оно должно просто въедаться в память.

К счастью, моя жена – букинист, она торгует старыми книгами на Петровке. Через ее руки прошло тысячи книг с самыми разнообразными названиями, самых разных авторов. Она знает, какие люди и чем интересуются, что чаще спрашивают, ищут и так далее. Она и убедила меня, что ретро сейчас в моде, и нужно придумать что-нибудь такое с намеком на начало или средину ХХ века. К тому же, как она считает, именно тогда зародилась современная литература, которая не теряет ни своего шарма, ни актуальности по сей час. Именно посредством названия нужно выстроить эту тоненькую, но крепкую, как паутинка, связь – как бы подчеркнуть, что данное произведение есть ничем иным, как наследием тех времен. Лично я не был против, потому как других вариантов не имел, а теория жены звучала довольно убедительно. Я решил выслушать все ее варианты, но выбрать самостоятельно. Это оказалось не такой простой задачей. Вот самые удачные из них.

Увечье в кредит

Скотный плац

Взвод из одуванчиков

Лысая десница

Культя. Рука, преобразившаяся в рассказ

Одна неделя Нельсона Ткаченко

Плоды армии

История, которая всегда со мной

Между пахом и рукой

Фальшивосолдатики

В поисках утраченной конечности

Привет, оружие!

Солдатик, когда ты начнешь дро…

Взрывное облако в штанах

Блуд, который лопнул

Рука – в бисер

По направлению к травме

Над просфорой во ржи

Так закалялся плац

Голый ужин

Моя дорогая рука

Они сражались за стрельбище

О дивная армейская служба

Мамаша Армия и ее дети

Торжество стрельбища

В ожидании службы

Тропик руки

!

Немного подумав, я откинул варианты, в которых есть упоминание руки. Я не питаю никаких комплексов по этому поводу и не хочу выглядеть зацикленным на травме. К тому же, имеющиеся варианты не совсем соответствуют настроению и смыслу рассказа, и выбирать один из них только ради «руки» – вовсе нелепо. Также я откинул варианты, разоблачающие кульминацию произведения – на то она и кульминация, чтобы возникать внезапно, без какой-либо подготовки и намеков.

Дальше уже нужно было хорошенько подумать и выбрать окончательно. Тут снова на помощь пришла жена – она посоветовала мне отталкиваться не от происходящего непосредственно в рассказе, но наоборот выйти за его рамки и акцентировать внимание на внешней питательной среде, на предпосылках созревания и в жизнедеятельности рассказа в общем. Мне эта идея действовать от противного пришлась по душе. Действительно, это же не просто автобиографическая история – это, прежде всего, переломная точка моей жизни. Не пик, но пункт перерождения – катарсис, если хотите. Амулет или талисман, который я не снимаю ни в душе, ни в постели.

2. История, которая всегда со мной

Пусть берцы мои глотают песок в перебежках меж плацами, но зато ноги не трут. Страстно обношенные еще со времен гражданской войны подвальных повстанцев с народами средних этажей. Этими сапогами я обезвреживал бутылочные мины на лестничных площадках – надежные, покореженные осколками, протекторы. С тех же пор осталась шнуровка – по ней различались воюющие стороны – я не стал ее менять, потому-как здесь вряд ли кто-нибудь поймет значение. Мы называли ее «дворовая вязь». Берцы были больше чем просто обувь – каждый солдат имел свой уникальный узор подошвы, по которому, кроме всего прочего, распознавали убитых. С погибших срезали одну подошву, а второй сапог оставляли целым – так и хоронили. Если достаточно глубоко покопаться на детских площадках нашего района, то можно найти не одну общаковую могилу и целую коллекцию левых сапог. Хоронили тогда по принципу равенства и братства – причем с обеих сторон. Где сейчас эти штабеля срезанных подошв – понятия не имею.

Но вернемся к армейской службе. Поскольку, даже после долгосрочного простаивания под диваном, сапоги сохранили преданность моим ногам, то свой внушительный запас пластыря я раздал товарищам. Наслышаны историй о мучительных нарывах, все как один отвергли казенные берцы. Каждый решил подобрать себе обувь самостоятельно – зеркало души и темперамента – но, судя по всему, это ни капли не помогло. Мало того, придало ложной самоуверенности – почти никто не взял пластырь.

На территории военной части пластырь, как оказывается, запрещенное к продаже вещество. Но на использование, а также хранение – закрывают глаза. Поставляется он контрабандным путем – когда служащих посещают родственники или знакомые. Чаще всего, заворачивается в обертки от конфет.

Будь ты хоть четырежды служивым стилистом и трижды орденоносным мастером шопинга и подбора одежды, а новые сапоги есть новые сапоги. Особенно, когда целый день гарцуешь по плацу, да и просто ходить не снимая. Ноги сразу же покрываются волдырями, точно послештормовой морской берег медузами. А если еще портянки небрежно намотать… Правда, уже на второй день нам дали добро на носки. Большинству точно просто ходить разрешили.

Пузыри растут также на ушах, но по другой причине – от солнцепека. Тут пластырь тоже оказался не лишним. Лично я в строю незаметно поворачиваю кепку козырьком к солнцу. Пару раз на меня орали, но, по крайней мере, не хожу с заклеенными ушами, точно какой-нибудь обрезанный эльф или гоблин. Кстати, странно, что эту практику не пресекают. Может потому, что пластырь телесного цвета – тоже как бы камуфляж.

Пластырь в армии надо экономить и беречь – снимать на ночь и прятать. Служащие даже подписывают на случай кражи. У нас до такого не доходило, но многие научились, скажем так, освежать клеящие свойства. Нужно разлить на тумбочке что-то сладкое – варенье, сгущенку или даже сахарный сироп – дать подсохнуть немного, а потом макать туда использованный пластырь. Как всегда, гениально просто.

!

Лично я брился тут всего дважды. На войне был сторонником партизанского стиля – особенно во внешности. То беспощадное время приучило меня не бриться месяцами. Отпечаток настолько неизгладимый, что даже сейчас моя щетина редкая и медлительная, точно живность за полярным кругом.

Хоть пребывание в армии очень отдаленно напоминает войну, но все же я считаю этот опыт весьма актуальным. Даже не смотря многочасовые процедуры синхронной утрамбовки разнообразных плацев и запредельных воплей приветствия старшим по званию, армейская служба далась мне довольно легко. Тем более, что подошел я к этому делу не то чтобы с рвением, но с азартом. Лично мне кажется, что война войной, а в армии побывать необходимо.

Единственное, с чем я так и не ужился – это прием пищи на скорость. Постоянно выхожу последним из столовки, меня то и дело грозятся наказать мойкой казарменного толчка. Но покамест находятся добровольцы, готовые подписаться на сказочные поступки, только бы профилонить хоть ломтик строевой подготовки. А как по мне, то лучше маршировать, раз уж тут оказался – толчек, при желании, где угодно можно драить.

Само собой, всех интересует вопрос, добавляют ли в чай бром. Первые дни, на утреннем построении все то и дело активно делились впечатлениями. Стояка действительно не наблюдалось. Отставить разговоры в строю! Только у особо темпераментных парней член подавал признаки жизни – немного набухал и зудел в начале дня, точно жалуясь или даже обреченно моля о помощи. Всего за несколько дней наши пенисы превратились в жалкие пиписки. Правда, как следует оценить силу воздействия брома тяжело, поскольку в армии с сексуальными раздражителями та еще напряженка. Я кому сказал, отставить!

!

Во время строевой подготовки на нас то и дело пялятся призывники. С насмешкой на устах, ну или со злобой в глазах. А некоторые встречают, точно карнавальную процессию, со свистом и даже аплодисментами. Обычно майор ставит их на место, но бывает и наоборот, посмеивается над их дурацкими шутками и даже развивает тему. Собственно, он любит над нами поприкалываться, но старается держать себя в руках и не переходить уж совсем на издевки. И вообще, не часто позволяет себе обращаться с нами, как с обычными солдатами. Лично мне кажется, он боится упасть перед нами лицом в грязь, слыть бескультурным и невоспитанным.

По уровню показной экспрессии в сторону нашего взвода можно приблизительно оценить, как долго тем или иным солдатам осталось служить. Понятно, что наиболее развязные и громкие образцы – вот-вот уйдут на дембель. Иногда, на перекуре, они пытаются приставать к нам. Но кроме как стрелять сигареты со сверхнадменным выражением лица и пренебрежительной интонацией в голосе, на большее соображаловки им пока, явно, не достает. Лично я не обращаю внимания на нелепые понты этих неудачников. По приезду сюда нам уже оставалось служить меньше, чем кому-либо из них.

!

Обучение на военной кафедре предполагает неделю пребывания в армии со всеми ее прелестями. Лично для себя я сразу же интерпретировал это как активный отдых, что-то типа похода. Но некоторые бойцы уже день так на четвертый не то что приуныли, но на полном серьезе начали прорабатывать план побега. Даже не знаю, уместно ли в нашем случае называть это дезертирством. А в последний день на вечернем построении троих не досчитались. Еще тот кипешь поднялся! Хорошо, что эта троица вовремя образумилась и вернулась к одиннадцати. Тоже мне, студенты национального университета, а ума еще меньше, чем у тех несчастных призывников.

Экономический факультет – весь четвертый курс – на финишной прямой своего официального закоса от полноценной армейской службы. Неделя в настоящей! армии по окончанию двухлетних занятий – в большинстве своем нелепых и бессмысленных – на военной кафедре. Это что-то вроде вакцинации – когда в организм вводят небольшую дозу ослабленного вируса, чтобы иммунитет без особых трудностей смог его одолеть, соответственно, выработать необходимые антитела и в дальнейшем застраховаться от более серьезных атак данной заразы. Очередная прививка, из-за которой у меня и возникли осложнения.

!

Лично я всегда считал себя пацифистом и никогда не разделял страсть, которую многие испытывают к огнестрельному оружию. Да и к холодному тоже, но в нем хотя бы есть что-то от поэзии. Дабы палить из автомата или базуки – особого ума или навыков не требуется, это я по себе знаю. А убить человека на расстоянии по ощущениям, как котенка утопить, вообще ничего не стоит. Прицелился и нажал – вот и вся романтика, это даже не стильно. Не понимаю я этого, хоть и ношу камуфляж не снимая.

Что касается войны, то у меня не было выбора – раз уж затеяли, то нужно расхлебывать. Лично я не из тех, кто дает задних. Война – это, конечно, о смерти, но убивать там не такая уж необходимость. Можно выбрать занятия и побескровнее – главное вовремя сориентироваться. Разминировать подъезд или заминировать, вырыть могилу, вынести из дому пожрать, поиграть на гитаре накануне и после сражения, покараулить или на шухере постоять, разведать чего-нибудь ну и тому подобное. Оружие, конечно, я носил с собой постоянно, только пользовался им крайне редко – сомневаюсь, что мог кого-либо подстрелить. Если и палил, то не целясь, ради прикрытия союзников и отпугивания врага. Во время боевого затишья расстреливал тучи, когда на посту, чтобы случайные прохожие, приезжие там всякие, понимали, что тут может быть опасно, и держались подальше от места военных действий. Собственно, это мне даже нравилось – предостерегать чужаков и непричастных – чем не доказательство моего пацифизма.

!

В день похода на стрельбище драить параши не вызвался никто.

Лично я не думал, что еще когда-либо возьму в руки автомат. Даже в рамках такого безобидного мероприятия, как пальба по мишеням. Я почему-то нервничал, и это не было приятным волнением, как у других. Я воспринял поход, как очередное и довольно хитрое испытание для моего пацифизма. Правда, я так и не смог сформулировать суть испытания, но на подсознательном уровне чувствовал, что нужно быть начеку. Мне захотелось пальнуть в воздух, чтобы другие тоже поняли – надо быть осторожнее и не воспринимать этот поход, как праздничную процессию.

Я по старой привычке положил автомат на плече, и тут же был громко и бранно выруган прапорщиком за нарушение правил техники безопасности. Без разницы – заряжен он или нет! Сразу видно, что этот увалень к войне и близко не подходил, иначе бы понимал, что психологический прессинг противника чрезвычайно важен. Поза, движения, взгляд и то, как ты носишь форму, должны символизировать твою легкость, бесстрашность и глубоко наплевательское отношение к опасности и ужасам, которые тебя окружают. Чтобы ни один ночной мотылек в тебе не шевельнулся – и пусть летучие мыши подохнут с голоду.

Я посмотрел ему в глаза, ухмыльнулся и молча опустил автомат – придет время, и этот орущий кусок мяса еще узнает что почем. А пытаться сейчас ему что-то доказать – себе дороже. Будь мы немного в другой обстановке, я бы ему поведал о наших рейдах психологического прессинга. Популярно растолковал об их стратегическом значении и тактических особенностях – хотя я не уверен, что этот боров в кепке до конца понимает разницу между стратегией и тактикой. Он, наверное, каждый пункт этих своих дегенератских правил по году зубрил.

!

Разведка доносит, что на такой-то детской площадке забавляется детвора, в таком-то количестве, такой-то возрастной категории. Чем больше и младше, тем лучше. Мы покидаем боевые позиции – предварительно разрядив обоймы и приняв по сто грамм на брата для развязности – и выходим к лавочкам, что возле той площадки. В полном боевом обмундировании, само собой разумеется. Мы знаем, что враг не спит, и за нами следят, можно сказать, держат на мушке.

Мы быстро захватываем одну или даже несколько лавочек. Это временная оккупация – как стратегический пункт скамейки нас не интересуют, лишь для осуществления временных тактических маневров. Заняв позицию, мы начинаем дурачиться самым наглым и беспечным образом, вплоть до чехарды. Нахальные, вызывающие позы, жесты и движения, громкий смех, задорные возгласы – мы нагнетаем моральный прессинг, дразним врага. Да так, чтобы тот не заподозрил о преднамеренности наших действий.

Пока рядом играются дети, атаковать нас никто не посмеет – собственно, автоматы наши не заряжены по той же причине. Осторожно, дети! Кстати, вот вам и пример уместной нормы безопасности – не то что нелепые причитания этого кретина прапорщика. Враг не может знать о содержимом обоймы, зато он видит наше обмундирование и должен понимать, что это мы так ведем себя в военное-то время. Таким вот деморализующим водевилем мы безнаказанно прессинговали врага почти всю войну. Думаю, не стоит лишний раз напоминать, кто победил.

!

Пока мы шагаем на стрельбище, все радостно перешептываются, ощупывают свои автоматы, точно новогодние подарки. А мне тревожно, не по себе как-то, эти бестолковые правила безопасности, разве могут они застраховать от врожденного идиотизма. Целый взвод разбалованных студентов, для которых всему есть своя цена, но исключительно в денежном эквиваленте. Чего от таких людей можно ожидать? Будущие экономисты, они считают, что им все дозволено, что будущее уже в их руках. Нахальные, пресыщенные и безответственные. Я-то на экономический факультет случайно попал, от безысходности. Посмотреть только на эти слащавые лица – разве можно таким оружие давать! Калькулятор – вот их удел.

Я всматривался в эти радостные рожи и мне становилось даже страшно. Любой из них, просто так, для прикола может пальнуть тебе в спину. Ради новых ощущений – интересно же. Они все делают ради новых ощущений, так что рано или поздно начинаешь сомневаться, ощущают ли они вообще что-то. Их просто распирает от счастья – сынкам выдали орудия бесстрастного уничтожения себе подобных. Их гонят, как скот, чтобы научить истреблять. Что может быть ужаснее за скот, способный убивать?

!

Еще нам выдали саперные лопатки, каски и сумочки какие-то дерматиновые, чтобы все правдоподобно было, не иначе. Стреляем по десять человек за подход. Лично я, пока жду своей очереди, стараюсь держаться так, чтобы за спиной никого не было – особенно уже отстрелявшихся бойцов. Автоматы наши небоеспособны, разбирать их не разрешают, чуть не под тем углом дуло направишь – орут, точно ерша рожают. Вообще не понятно, зачем их вручили. Для разборки есть специальный стол – чтобы попрактиковаться нужно в очереди стоять, точно на аттракцион. Я даже спросил у майора, зачем вся эта показуха, мы же не на параде? Для службы надо, говорит. Признаться, я не совсем понял, что он имеет ввиду, но решил не доставать и без того нервного майора. Как я его понимаю.

Так вот, рабочие автоматы ждут нас непосредственно на месте стрельбы, патроны выдают уже в обойме, прапорщик собственноручно отсчитывает и заряжает каждому по двадцать. К месту нужно бежать в каске, которая разве только на пластилиновой голове и будет держаться, с лопатой и магазином в руке, но без автомата – правдоподобнее некуда. После того, как отстрелялся, все гильзы необходимо собрать и сдать на пересчет помощникам прапора. Но я все равно начеку – кто не воевал, тому не понять.

Прыщавые обезьяны в камуфляжной форме и считать то, наверное, толком не умеют. А нашего брата экономиста я за четыре курса хорошо выучил – эти умеют махинации прокручивать. Автоматы, которые выдали, может и нерабочие, но раз в году и палка стреляет, были бы патроны. Короче, всегда лучше перестраховаться и никого себе за спину не подпускать. Вот это я называю настоящими правилами безопасности.

!

Я на исходной, жду пока боец соберет гильзы, держу обойму, точно свечу – перед собой, чтобы прапорщику видно было. Чего он там так долго копошится? Уже и майор подошел – о чем-то переговариваются. Майор почти срывается на крик, а тот на четвереньках так и стоит, жалостно посматривает на майора и скулит, точно пес смердящий. Ищи! Ну что за неудачник – таких-вот и надо опасаться. Майор отходит, и я вижу, как тот тайком и нехотя достает гильзу из отворота штанов. Клоун - тоже мне, нашел сувенир.

Этот неудачник еще и как-то странно поправляется в области паха – тяжелый случай, тут бром бессилен. Мне теперь на его место ложиться как-то даже неуютно, точно в чужую неостывшую постель.

Вот мы бежим, каска тарабанит по голове, кто-то орет – ура, за родину, за Сталина! И таких кретинов тоже надо опасаться. Падаю навзничь и вставляю обойму, передергиваю затвор и, уже было, целюсь, но вовремя вспоминаю, что нужно ждать команды. Смотрю по сторонам, а эти неудачники еще с обоймами мудохаются, вот же ж сплошная беда. Одному даже майор помогает – и как таких не опасаться? Но, кстати, волнение прошло – теперь не терпится пульнуть, тряхнуть стариной.

!

В общем, как и ожидалось, отстрелял я лучше всех, двадцать семь балов набил. Первый после меня – очкарик усатый – двадцать одно, подфартило. Все остальные – не больше пятнадцати. Стрельба по облакам все же дала свое.

А теперь бегом марш на службу, опаздываем!

На какую?

На вечернюю! Взвод стройся!

!

А говорил, опаздываем – уже полчаса, как без дела на плацу торчим. Хорошо, что вечер, и солнце не так жарит. Кушать охота, а нам же еще снаряжение сдавать – о чем они вообще думают, чего мы ждем?

Но вот майор опять командует построиться и надеть каски – смирно, орет. На плац выкачивается военный грузовик, почему-то сдает задом, выворачивает будку на нас. С выхлопной трубы валит черный дым – лично я бы эту тучу точно расстрелял. Грузовик останавливается метрах в десяти от нас и глохнет, отхаркивая последние выхлопные комки. Мы продолжаем стоять стройно, что-то мне подсказывает – это надолго, желудок недовольно рявкает. Майор делает обход – проверяет, как стоим, правильно ли держим автоматы, лопаты, сумки. Немного поорав на нас для проформы, он возвращается к грузовику.

Тем временем возле грузовика – лично я только сейчас обратил внимание – возникает какой-то черный силуэт, точно воплотившийся выхлопной дым. Не то чтобы я попа раньше не видел, но как-то он уж совсем неожиданно, немного нелепо даже, тут нарисовался. А я хотел его расстрелять – ну не конкретно его, конечно, а дым, но все равно совестно теперь за подобные мысли. Я постепенно начинаю понимать, о какой службе намекал майор – и одновременно с этим вообще теряюсь, что тут в принципе происходит.

!

Майор интересуется, все ли готово? Батюшка вдруг подхватывается – чуть не забыл – возвращается в кабину и достает из бардачка золотой крест на золотой цепи, одевает. Майор командует курсантам, считавшим гильзы, помочь батюшке распаковать будку. Они открывают тяжелые дверцы и опускают стальной трап – так перед взводом расцветает иконостас, за которым, надо понимать, располагается алтарь. Батюшка поднимается по трапу к пестику престола, зовет одного курсанта с собой, а второму повелевает взобраться на будку. Общими усилиями они вытаскивают позолоченный купол сквозь отверстие в потолке. Батюшка с курсантом выходят из алтаря – у курсанта в руках разводной ключ. Он тоже взбирается на будку, вдвоем они крепят купол. Батюшка тревожно мечется внизу, постоянно повторяя, чтобы те поосторожнее там, ничего не поцарапали, не погнули, не сломали. Наконец, курсанты слезают и отдают батюшке ключ. Тот заносит его назад в алтарь и возвращается к престолу, осматривается, все ли на месте. Кажись, можно начинать.

!

Лично меня в церковь, так чтоб на службу, бабка водила пару раз. Я тогда совсем маленький был, лет восемь-девять. Что особо запомнилось – это долго и очень изнурительно. Может майор погорячился насчет службы, и батюшка просто нас освятит – пройдется туда-сюда перед строем, помашет кадилом, оросит святой водой и готово. У меня под домом так ларьки вдоль аллеи святили, я с балкона наблюдал, очень даже быстро и результативно – покамест ни один не разгромили. Но, кажется, батюшка настроен серьезно – точно мы завтра с рассветом в крестовый поход выдвигаемся. Тараторит свои псалмы и не думает останавливаться. Я в Бога, конечно, верю, но и голод не тетка – да и что за служение такое на плацу. Конечно, я не особо разбираюсь в подобных ритуалах, но выглядит все это как-то странно, даже несуразно.

Судя по всему, майора тоже начало смущать происходящее – он нервно смотрит то на взвод, то на часы, то на батюшку. Наконец решается подняться к священнослужителю и прервать его речь. О чем-то перешептываются, батюшка кивает. Майор разворачивается к нам и орет – вольно! Ну хоть что-то. Опять перешептываются. Майор уходит, батюшка продолжает проповедовать, к нему подходят курсанты – они тоже явно измучены – батюшка, не прекращая тараторить, ведет их за собой в будку.

Курсанты выносят два картонных ящика с православной символикой, а священник появляется теперь уже с кадилом и святой водой. Вот это ближе к делу, как я и заказывал, – он бряцает кадилом и обрызгивает нас, приговаривая какую-то отсебятину про долг, родину, семью и священные войны. Слышу, как святая вода тарабанит по каскам. Наконец батюшка иссякает – аминь! – и возвращается к престолу, на котором уже стоит одна из коробок, распакованная. Теперь он велит подходить по одному – неужели причастие!?

!

Сдуваю с носа капли воды и целую крест – батюшка вручает мне просфору, возвращаюсь в строй. Жду остальных.

!

Выдав просфоры всему взводу, батюшка начинает инструктаж. Говорит, что это не обычные просфоры, как для мирских прихожан, но специального назначения – для служащих в армии будущих защитников отечества. Разработаны с целью повышения уровня преданности, самоотверженности и общей морально-духовной результативности службы. Так называемые просфоры модифицированные противоблудными механизмами. Говорит, что нижняя часть, та что символизирует хлеб земной, съедобная – ее можно прям сейчас и скушать. Но сначала надо отломать «шляпку», символизирующую хлеб небесный, и положить на дно правого кармана, ибо левый – от лукавого. Эта «шляпка» предотвратит соблазн плотский и убережет от грехопадения на посту богоугодном.

!

Кто-то орет – так а где вино? Вот идиот! Но батюшка спокойно отвечает – в армии не положено.

Не особо вникнув, что к чему, я просто-таки проглотил нижнюю часть, а верхнюю положил в карман, в точности, как и велел батюшка. Через несколько минут мы выдвинулись в столовку, оставив батюшку собирать свою кочевую церковь при помощи тех же несчастных курсантов. На ужин была жареная рыба с перловкой.

!

Механизм оказался не чем иным, как противоблудной миной. Я про эту «шляпку» совсем забыл. Подорвался уже дома, когда сразу же по приезду, даже не переодевшись, включил компьютер и зашел на свой любимый www.dojki.com.