Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Для лохов



Упырь Лихой

Россия возродись полная версия (для печати )

Как я сдавал Ягу

 

 

Превед, меня зовут Почепа Станеслав, и я вам сиводне расскажу, как быстро и без особава напряга сдать Ягу. Нет, камраде, Яга — это не то, что продается в черных банках со следами кошачьей лапы и воняет кошачьими сцаками. Яга — это единый государственный экзамен. Он так назван в честь неибацца древнего фольклорного персонажа.

Слухи про Ягу ходили в нашем 19 квартале давно, но ни один пацан ее ни разу не сдавал. Тетя Вера с тетей Леной объяснили на обществознании, что это лицемерные заигрывания режима с населением, в целях прикрыть его антинародную политику. Яга создает у народа иллюзию равных образовательных возможностей для всех граждан, а на самом деле ее придумали, чтобы такие пацаны как я не поступили в институт. Ну типа как унитазы в бесплатных туалетах приделывают к стене на уровне твоего пупка, чтобы ты типа не вставал на них ногами, а на самом деле их просто некому мыть, потому что мэрия пиздит себе зарплаты уборщиц. Поэтому приходится срать в кустах и учиться на Общинных Педагогических Курсах.

Что такое ОПК? Объясняю для ботаников и лахоф, которые учатся в государственных школах. ОПК — это пиздатая вещь, которую когда-то давно создали родители, считающие, что в государственных школах преподают хуйню. В государственных отстойниках детям все время врут. Например, что поляков в Катыни расстрелял Сталин, что Ельцин был отцом русской демократии, а Сибирская провинция исторически все равно принадлежала Китаю. Сначала родители отказались доплачивать за предметы, которые минобразования не включило в Базовый Комплект, а потом совсем отказались от БК. Специально для лахоф: они сами отказались, их никто не выгонял из-за того, что они типа такие бедные.

Тетя Вера говорила, что когда появились первые ОПК, по домам стали шароебиться социальные работники. Они отбирали детей и увозили их в детдома, потому что родители типа ущемляли их право на образование. Потом первые общинники взорвали несколько собесов и обнесли свои кварталы заборами с колючей проволокой. Специально для лахоф: это мы поставили заборы, а не мэрия. Очень надо мэрии ставить какой-то там забор.

Что-то я отвлекся. Итак, что взять с собой, чтобы сдавать Ягу?

 

Шокер. Желательно хороший, китайский, для крупного рогатого скота. Дальность импульса — десять метров. Белорусский не берите.

 

Слезоточивый газ. Желательно «Байерсдорф», а не белорусскую «черемуху». Поясняю: от «черемухи» перхают все, а молекулы «байера» липнут непосредственно к слизистой противника.

Резинострел «Ариец» Тульского оружейного завода. Пробивает объект на расстоянии ста шагов.

 

Кондомы. Желательно китайские, потому что они проверены электроникой.

 

Финский нож. Желательно из китайской стали, но и белорусский сойдет.

 

Ручку, карандаш, стирательную резинку.

 

Хлоргексидин.

 

Многие спросят: нахуйа резинострел, если есть шокер, и кому нужен слезоточивый газ? Вапрос сам по себе глупый: нормальный пацан должен носить с собой полный боекомплект, когда выходит за границы своей общины. Ахтунгу, канешна, хватает кондомов, смазки и газового баллончика.

Еще у чоткого пацана должен быть при себе автошокер, чтобы ни одна гнида не разбила его джип, пока он занимается пацанскими делами. Есть, канешна, вариант «цветочный горшок с балкона», но около домов мы тачки не ставим. Вопщем, теперь вы полностью экипированы для сдачи Яги.

Да, совсем забыл! Шины на вашем джипе должны быть всесезонные самозатягивающиеся или пористые, иначе ни до какой Яги вы не доедете, и вас выебут по дороге местные пацаны.

 

Вопщем, я собрался еще до рассвета, проверил заряды, наточил карандаш, сжевал краюху хлеба из общинной булочной, завел свой «Черри» и пошел будить общинного охранника дядю Коляна. Он по ночам всегда дрыхнет, забор все равно под напряжением. Электричества у нас дохуища, потому что на острове всегда сильный ветер. Опять же, лохам для справки: нас никто не «отключал за неуплату», просто кагбе мы не такие идиоты, чтобы платить за ваш жиденький ток по четыре тыра с носа.

Дядя Колян протер глаза, накинул камуфляжный пуховик и поперся сразу ворота отпирать, я его еле оттащил. За забором валяются, кстати, живописные трупики сусликов, голубей, крыс, собак, оленей и прочего бродячего говна, которое лезет на сетку. Попадаются и бомжи, им адин хуй помирать.

Вопщем, дяде Коляну надо с общинным самогоном завязывать. Ладно, я сам рубильник повернул, вывел «Черри» и поехал навстречу своему лучезарному будущему.

Еду по Черной дороге мимо заброшенной школы и путяги, мимо кадетского корпуса МГЕР, мимо памятника корюшке, которая спасала население от голода в 2020 году.

В Старом городе выбежали на дорогу трое местных с копьями, метили в покрышки. Я даже резинострел доставать не стал, одно слово — школота. Так, прижал одного бампером к забору, чтобы понятия выучил. Этот гандон смешно дергался и орал, а мне чо, бампер-то резиновый.

Еду дальше, мимо дома быта, где китайцы своей электроникой торгуют. Там все культурно, под полом точечные шокеры, оружие можно при входе сдавать. И охраняемая стоянка. Это я пишу специально для тех лахоф, которые думают, что на нашем острове одни дикари живут. У нас за Хвостохранилищем даже китайский автосалон есть. Я уж не говорю о китайском контейнерном терминале и дополнительном терминале на намывной территории у дамбы.

Еду дальше — девочка на дороге лежит. Тоже проходили, это местная гопота для лахов трехмерные обманки кладет. Попадаются и реальные девочки — проститутки там всякие или просто самогона перепили. Эти обманки еще и кричат как резаные, когда ты уже проехал, вопщем, хуй проссышь, где реальная блядь, а где нет. Объезжать все равно себе дороже.

Вот у нас ОБЖ вел дядя Толян, поэтому наши пацаны умеют делать обманку «ведутся дорожные работы». Правда, знаков мы больше не ставим, потому что эти самые работы давно уже не ведутся. Просто рисуем трехмерную яму и полосатый заборчик.

Короче, оно и видно: наша Община — лучшая в городе. У нас образование самое престижное. К нам даже из других общин пацаны просятся, но у нас очень строгий отбор.

 

Я без эксцессов проехал по набережной и вырулил на берег, чтобы попасть на Прорыв Блокады. Ваще-та, из квартала раньше можно было выезжать сразу на Прорыв, но узкоглазые купили наш кусок Прорыва и берут бабло за въезд, типо скоростная магистраль.

Скоро они и здесь берег перекопают, чтобы нельзя было на внедорожнике проехать, но меня в РФ к тому времени уже не будет. Еду на первой скорости, под колесами шуршит галька и плещется вода. Впереди еще несколько таких же «Черри», тоже кто-то по делам едет в такую рань. Правильно, это тебе не самопальное пиво хлестать до утра, а потом бегать с копьями. Образование — очень важная вещь, оно делает вас Небыдлом. Небыдло — это надежда нашей славянской нации, так нам объяснил дядя Толян. Антинародные СМИ всячески пытаются внушить нам, что «чистокровных русских» не существует, да и вообще, нет такого народа, а есть какая-то «этническая группа». Специально для лахов: русские существуют, и я — один из них!

Короче, я там задумался о судьбе славян и нечаянно въехал в тростники. Давлю на газ — нихуя. Вылез, чтобы позвать кого-нибудь, и начал проваливаться в коричневую жижу. Забыл, что там болото. Сверху сухой тростник лежит, как будто там земля, но если надавить, из-под него вода сочится. А времени в обрез, и следующая Яга только через год! Вопщем, если хотите как следует сдать Ягу, не пожалейте несколько юаней на автобан. Слава Будде, какой-то китаец мимо на амфибии проезжал, они тоже суки экономные. Кинул мне трос и вытянул. Глазенки щурит и ржет: мол, на «Черри» только русские лохи гоняют, а умные китайцы покупают амфибии «Грейт Волл». Ниче, сдам Ягу — поржешь у меня, гепатит.

Въехал на Прорыв — слева солнце встает, справа волны плещутся, и воздух тут особенный, такого больше нигде нет. Даже уезжать отсюда никуда не хочется, все-таки это моя Родина, и я должен ее любить несмотря ни на что. Опять задумался, чуть этот самый прорыв не пропустил. Дядя Толян рассказывал, что раньше тут была кольцевая, потом случилось какое-то наводнение, или они там ничего не ремонтировали, или с самого начала плохо построили. Короче, кусок кольцевой размыло к чертям собачьим.

Бибикаю этим впереди: типа войдите в положение, я на экзамен опаздываю. Паромщик меня заметил, покрутил пальцем у виска. Погрузил одну машину и поплыл к тому берегу. Эти из своих джипов повылезали, меня обступили: пацан, ты че, рамсы попутал? Ты че, типа самый умный, да? Тебе за это нужно место уступать? Мы церковно-приходскую школу кончали и всего в жизни добились, а тут какая-то шелупонь из 19 квартала права качает.

Чо делать, выхватил шокер из-за пояса и хуяк, хуяк! Эти в собственных сцаках валяются, а джипы-то все равно на дороге стоят! Во я дебил! Сбоку-то парому негде пристать, там гранитные валуны лежат. Вопщем, пока паромщик ту тачку на другой берег возил, мне пришлось у этих уебанов в обоссанных карманах рыться, вынимать ключи и отгонять их колымаги назад. А тачилу говнюка, который больше всех выступал, я вообще с дамбы столкнул, типа если всего в жизни добился, то сможет и до хаты добраться пешедралом.

Паромщик перестремался, и я тоже. Ему ведь ничего не стоит на середину уплыть. Слава Будде, тупой попался, кричит: «Я тебя довезу, только этой своей хуевиной меня не бей!» Понятное дело, в РПЦШ логике не учат.

Дальше я ехал почти без эксцессов — разве что стреляли пару раз из-за деревьев. Сверился с навигатором. Вот она, ограда с колючей проволокой, а за ней — корпуса ОПУМ. И транспарант: «Добро пожаловать в Объединенный Петербургский Университет им. Д. А. Медведева!»

Перед самыми воротами — огромная яма и знак: «Ведутся дорожные работы». Во студиозусы тупые, до сих пор детсадовским гоп-стопом балуются. Я даже скорость сбавлять не стал. Блядь! Только что видел эти самые корпуса, и тут сверху земля сыпется. «Черри», конечно, не пострадал, по нему хоть перфоратором колоти, ничего не будет. Китайцы лучшие тачки в мире делают. Зато я грудью врезался в руль, думал, так на месте и сдохну, даже дышать не мог целую минуту. Помедитировал, оклемался немного. Голову из ямы высунул.

Блядь! Мне пизда! Прямо на меня едет огромный танк, шум как от вертолета, гусеницы в рыжей глине. Какой я дебил! Нет никакой Яги, это они нарочно заманивают таких пацанов как я, чтобы убивать! Не помню, как выбрался из ямы. Танк вдруг остановился, люк открылся, и оттуда вылез пацан моих лет.

Одет он был как-то странно: в черную шляпу с такой высокой хуйней наверху, в черное пальто с низкой талией и черные штаны. А по обеим сторонам морды у него свисали длинные черные локоны, как у Пушкина, только намного длиннее.

Пацанчег помахал танку и приказал:

— Ждите меня здесь, и вот это гепатитное ведро достаньте.

Я, конечно, обиделся за свой «Черри», но виду не подал. Мои родители, паходу, не олигархи, чтобы сыну на день рожденья танки дарить, но это не повод оскорблять гордость китайского автопрома.

Этот поклонился, шаркнул ножкой и говорит:

— Здравствуйте, меня зовут Давид Койн. Не будете ли вы так любезны показать, где принимают единый государственный экзамен?

Я тоже шаркнул берцами, сделал реверанс и отвечаю:

— Здравствуйте, меня зовут Стасег. К сожалению, я сам не в курсе, где принимают этот экзамен. Боюсь, что нам предстоит выяснить это вместе.

Давид поправил на груди автомат, и мы пошли навстречу своему будущему.

 

Кругом ни души, в окнах стекла выбиты, бетон крошится, арматура торчит и шелудивый олень щиплет траву на газоне. Я еще спросил Давида: «Ты уверен, что здесь люди учатся?»

Идем дальше — на поваленном дереве сидит абориген с копьем. То есть не абориген, а таджик. Сидит себе, думает о чем-то, вдруг хуяк — бросает копье. Мы еле пригнуться успели. Давид сразу за автомат схватился, таджик орет: «Не ситриляйте!» Оборачиваюсь — тот самый олень. Наверное, чурка шашлык решил изжарить, пока суд да дело.

Этих белохвостых оленей расплодилось до чертовой бабушки, даже полярных волков разводить пришлось — не помогает. Я уже эту оленину видеть не могу, меня бабушка закормила оленьими котлетками.

Таджик вытащил копье из тушки, достал мачете и начал шкуру сдирать. Во дебил, скоро Яга начнется, а ему жрать приспичило. Давид его дулом в жопу ткнул, чтоб дурью не маялся.

Муслим ноет:

— Никуда ваша шайтан-контрольная не денется, а мой олен студенты спиздят! Я там уже был, там нет никого. Я щас быстро сделаю шащлик, и вас дотуда доведу.

Давид морду скривил:

— Доведет он, Йехошуа бин Нун, ёбаный в рот.

 

Короче, плюнули и пошли дальше. Видим — площадь, здоровенная клумба с красными тюльпанами, и в середине торчит памятник лысому вождю. Тетя Вера нам рассказывала на истории, что это премьер-министр, которого в 2020 году застрелил уральский химик-анархист.

У клумбы стоит пацанчик и гладит полярного волка, а волк к нему ластится и мордой трется о штанину. Пацан как пацан. Мало ли на улице парней с волками? Но я заметил что-то такое в изгибе его спины. Нормальные пацаны так не стоят. И футболка на нем короткая, а штаны без ремня, и виден крестец с тремя ямочками.

Я на всякий случай достал «арийца» и как бы в шутку на пацанчика направил. Этот засмеялся и жопу прикрыл.

Потом к нам вместе со своим волком подруливает:

— А вы тоже пришли сдавать госэкзааамен?

Я отвечаю:

— Что значит «пришли»? Мы приехали! Я не такой идиот, чтобы пешком ходить.

— А я как раз пешком хожу, — говорит пацанчик. — Это для здоровья полезно.

Давид на него посмотрел с жалостью и сказал, что он либо совсем непуганый отморозок, либо святой.

Мальчик с волком начал втирать что-то про графа Толстого и непротивление злу насилием, как вдруг раздались противные звуки, как будто коту прищемили яйца. И еще такое: «Тук-тук, тук-тук, тук тук тук тук тук тук тук!» Пыль столбом, топает отряд мгеровцев. Все в трехцветных майках и шортах, а на головах красные шапочки, похожие на женскую пелотку, только не с волосами, а с фигуркой медведя.

У двух мгеровцев на шее висят такие круглые банки, по которым они колотят палочками, а еще у одного — длинная блестящая хуйня, из которой вылетают эти пердячие звуки.

Пиздоголовые остановились перед памятником и покидали на газон цветы, хотя там и так тюльпанов навалом, живых, а не срезанных. Потом встали на колени у пьедестала и начали его целовать, а какой-то мгеровский ахтунг об него еще и ширинкой тереться начал — наверное, на счастье.

Мы с Давидом и с парнишкой тоже подошли и потерлись, только с другой стороны. Мало ли, может, это у местных ритуал такой.

Тут подлетает бородатый мужик в черном платье до пят и орет:

— Как вы смеете оскорблять Великомученика Владимира?

Я:

— А кто его оскорбляет? Мы же не ссать к нему пришли, а просто выразить типа свое уважение.

Этот посветлел лицом:

— Ааа, тогда ладно. Только подходить нужно спереди, а не сзади. Чему вас только в РПЦШ учили…

Смотрю — мгеровцы к дядьке в платье на коленях поползли и правую руку ему целуют. Мы с Давидом на всякий случай за ними повторять не стали, а парнишка с волком тоже на колени встал и руку дядькину чмокнул. Дядька в платье ущипнул его за щечку и спрашивает:

— А ты почему не в форме, зайчик?

— А меня из МГЕРа выгнали за то, что у меня два папы.

Дядька мигом помрачнел, взмахнул рукавами и зашагал прочь.

А я говорю:

— Так-так… Два папы, значит? Так ты пидорас! После Яги напомни, чтоб я тебе на клычару навалил.

Этот реснички опустил, жмется к своему волку, и у волка тоже вид такой, будто молофьи объелся. Че с них взять, с ахтунгов…

Похлопал пацанчика по ямочкам и говорю:

— Не ссы, пидорас, мне с таким как ты даже базарить западло, а не то что в хавальник совать. Я лучше матрас выебу, чем такого как ты.

Этот кивает, типа согласен.

 

Мгеровцы уже заходят в здание с трехцветным флагом, за ними — чурка с оленем на плечах, ахтунг с волком, Давид с автоматом и какая-то пизда в телогрейке, длинной ситцевой юбке и платочке с розочками. Я замешкался немного, тоже захожу. Там Давид и чурка спорят с охранником, типа в здание можно заносить только травматическое оружие, а у них боевое. Запомните, камрады, либо вы бегаете с копьем как тупые дикари, либо сдаете Ягу! Волка велели привязать в гардеробе, а оленя повесили на крючок и выдали чурке номер.

Пока охранник с этими тремя разбирался, я спокойненько потопал за пиздоголовыми и оказался в большущем зале. В дальнем конце стоял какой-то странный высокий столик с кривой столешницей. Не знаю, что они на него ставят, оно же все скатывается и падает вниз. За столиком на стенке висит статуя — мертвый человек с дыркой в боку и с гвоздями в руках и ногах. И в самом зале много-много столов и стульев.

Тут пиздоголовые женского пола вытаскивают откуда-то красные и синие помпоны, начинают ими трясти, прыгать и орать:

 

Эй-эй,

Учи английский веселей!

Развивай скорей в НИИ

Нанотехнологии!

 

Потом одна вскочила на парту, сделала сальто и свалилась в проход. Я к ней сразу подбежал, думал, она себе голову разбила. Не, нихуя, только шапку-пизду помяла. Она так странно на меня посмотрела, как будто ни разу парней вроде меня не видела. И отползает, отползает на локтях. Я пожал плечами и отошел. Больно надо кому-то помогать, когда на тебя такая реакция.

 

Эти снова запрыгали и заорали:

 

Эй, эй,

Учи швейцарский веселей,

Едем мы в Швейцарию

К адронному коллайдеру!

 

Может, я чо-та недопонял, когда иностранные языки учил? Правда, у меня нормальных учебников не было, только иностранные фильмы с такими словами внизу, называются «субтитры». И в начале каждого фильма какой-то дяденька пугает: «Релиз сайта три дабл ю гейфильмов точка нет. У нас гейфильмы есть». Типа не надейся, мелкий, что посмотришь и забудешь, у нас этих фильмов еще триста тысяч, и все с субтитрами. Я когда маленький был, мне тетя Таня говорила, что если я буду плохо учиться, этот дяденька придет во сне и схватит за жопу руками-ножницами. Я когда двойки получал, целую неделю спать боялся.

Еще ходят легенды, что эти субтитры писал тот самый Химик, но я думаю, его на самом деле вообще не было, как Шекспира, а министра завалила его собственная охрана. Потому что Химика никто и никогда не видел.

Фильмы, кстати, были совсем не интересные, типа про то, как один ахтунг полюбил другого ахтунга, и стали они жить да поживать и долбоебов рожать типа этого, с полярным волком. Я хоть и плевался, что это ацтой пидарский, но каждый фильм смотрел раза по четыре. Должен же я знать языки!

 

Вдруг все стихло, пиздоголовые расселись за столами и появился тот самый бородатый, в черном платье и черной шляпке типа перевернутого ведра. Кстати, я заметил, что у него на шее болтается золотая статуэтка такого же мертвого человека. Не знаю, может, он БДСМщик какой-нибудь, но я таких наворотов не одобряю. Мало того, что бедного дяденьку к дыбе прибили, так еще и дырку сделали в боку, чтоб туда вставлять. Это ж какими надо быть извергами! Правильно говорила тетя Вера: у нашего правительства политика антинародная. Жил себе парень, никого не трогал, а потом вот такие мужики в платьях его заловили и пиздец, и им за это ничего не было.

А если меня так же приколотят? Или мальчика с волком? Где на них управу найти?

 

Мужик в платье откашлялся и сказал басом:

— Оглашенные, живо подняли жопы и сели на заднюю парту!

Я спрашиваю:

— Кто такие оглашенные?

Тут меня сзади кто-то за футболку дернул. Смотрю — это ахтунг. Тащит меня куда сказали. Посадил рядом с Давидом, сам третий стул цапнул и пристроился с другого боку.

Этот, который БДСМщик, начал раздавать пиздоголовым тоненькие тетрадочки, и чурке такую же дал. А нам не дал. Сидим, ждем. Тут он порылся под своим косым столиком и достает такую пухлую папку. Типа, это для нас троих.

Я говорю:

— А как же равные образовательные возможности? Почему вы им такие говнючки дали, а нам такой талмуд?

Мужик в платье схватил папку и начал у меня из рук ее выдирать, мол, если что-то не нравится, валите отсюда.

Еле отобрал.

 

Открываю — там все предметы перемешаны, и еще какие-то дурацкие вопросы вроде: «Что дал людям Иисус? Варианты ответов: жизнь вечную, рыбы и хлеба, демократию». Ну, я, вроде, хорошо знаю, кто такой Иисус. Это первый анархист, который велел своим сторонникам разрушить храм, где сидели всякие мракобесы и вертухаи правящего режима. Его за это, по-моему, скормили львам или к забору гвоздями прибили. Но никакую вечную жизнь он никому не давал, это я точно помню, такое только в научной фантастике бывает.

Ну, чо делать. Поделил все на три стопки, мы достали карандаши и приступили. Ахтунг жмется к моему плечу и шепчет:

— Кто написал «Капитализм» — Карл Маркс, Фридрих Энгельс или Олег Лукошин?

— Лукошин. Отвали.

Справа Давид щекочет локоном:

— Слышь, что Гайдар проводил, модернизацию, приватизацию или ассенизацию?

Я прямо запарился им помогать. Потом мне попадается какая-то странная хуйня: эс восемь плюс о два и стрелочка. Показываю ахтунгу: чо такое?

— Дурак, это химия.

Чиркнул что-то у меня на листочке, тоже какие-то буковки и циферки. Хули я дурак? Я химию хорошо знаю, и там нет никаких буковок и циферок. Я даже первитин знаю как делать, это тебе не листочки карандашиком говнять.

Давид снова шепчет:

— Слышь, от кого у них произошли люди, от Адама и Евы, от Ноя и его сыновей или от обезьяны, которую осенила Божья благодать?

Ахтунг кладет руку мне на ширинку:

— Сколько хромосом в половых клетках мухи-дрозофилы, если в ее соматических клетках содержится восемь хромосом?

Ну совсем заебали, честное слово!

Вдруг ахтунг встает и говорит:

— Мне в туалет надо.

Я ему:

— Хуясе, мы вдвоем будем за тебя отдуваться, а ты — в сортире сидеть?

— Сам же потом «спасибо» скажешь. — И убежал.

 

Пиздоголовые тоже вскочили с мест и орут:

 

Эй, эй,

Учи геномы веселей!

Мы за инновацию

И модернизацию!

 

И эта снова сальто сделала и со стола упала, ну невозможно что-то делать в таком бардаке!

Сели, заткнулись, дальше пишут. Давид шепчет:

— Кто «Кошек» написал, Вебер, Кунин или Татьяна Толстая?

Ахтунга долго не было, где-то минут пятнадцать. Я за это время на пятьдесят вопросов ответить успел, и своих, и его. Он плюхается рядом и застегивает сумочку, и пахнет от него какой-то мятной хуйней, а на штанах мокрые пятна.

Пиздоголовые в четвертый раз завели свою шарманку, тут у меня нервы не выдержали:

— Вы сюда на парад приперлись или экзамены сдавать?!

Мужик в черном платье мне замечание сделал, типа, на экзаменах нельзя отвлекать других абитуриентов.

 

Потом я вижу, пизда в платочке семенит к нему и отдает тетрадку, а за ней и другие тетрадки сдают. Дядька в платье берет ведомость и начинает ставить пятерки.

Я кричу:

— Чо за нахуй, вы же их проверить должны, а потом оценки выставлять?

Он бурчит:

— Не мешай, мальчик.

Потом расправляет рукава и орет басом:

— Поздравляю вас, новая смена Великой России! Вы приняты в Объединенный Петербургский Университет! Искренне надеюсь, что вы сделаете правильный выбор и пойдете на факультет Богословия и философии!

Пиздоголовые кинули зигу и рявкнули:

— Служу Великой России!

Побросали помпоны и убежали бухать. Остались только чурка, пизда в платочке и мы трое.

Мужик в платье бродит по залу, смотрит на свои «картье» и зевает. Чурка сопит над своей тетрадочкой, мы трое ставим галки в ураганном темпе. Пизда в платочке спрашивает:

— Батюшка, когда мы, наконец, домой поедем?

Этот теребит статуэтку на груди:

— Не знаю, Людмилушка, видишь, тут нехристи пытаются пролезть в университет. Но мы их не пропустим.

— Не потерпим, — поддакивает пизда.

Ахтунг поставил последнюю галку и чмокнул меня в счоку. Что за дела? Ну, я понимаю, когда пидорас у тебя сосет, это нормально, а лизаться-то зачем?

Показал ему шокер: мол, не балуй.

 

Мужик в платье подплывает, сгребает наши листочки и сует в мусорное ведро.

У меня аж челюсть отвисла:

— Слышь, брателло, хули ты делаешь, мы старались, на вопросы эти сраные отвечали!

Он отвечает:

— Да никого это не ебет. Все, брысь отсюда.

И пизда в платочке принимается хихикать, это типа так весело, когда трех нормальных пацанов шлет на хуй борода в бабском платье.

У ахтунга слезы катятся по щекам. Я его утешаю:

— Не ссы, пацан, там с самого начала было понятно, что нас никуда не примут. У них же вся политика антинародная, это ж вертухайский режим, который все равно утонет в тине черной, а сверху китайцы построят один большой небоскреб.

— Бляяя, хочу в Китаааай! — рыдает педрила. — Там культууура!..

 

Чурка отклеил взопревшую жопу от стула:

— Пажалиста, запольни скольки мог!

Мужик в платье читает:

— Неплохо. Только сейчас две тысячи сороковой год, а не тысяча четыреста шестьдесят первый. В общем, поздравляю, иди дальше своему Аллаху молиться.

— Таки я поступиль или нет? — спрашивает чурка.

— Конечно, конечно, — кивает мужик в платье. — Ты куда хочешь?

— На восточни фокултет, форси учить.

 

Во дебил, он же и так фарси знает. Ясное дело, он там ничего учить не будет, только траву курить.

 

И всё.

 

Хотя нет, это еще не конец. Я же вам рассказываю, как быстро и без напряга сдать эту самую Ягу.

Вопщем, так. Я думал, батюшка в платье сразу поедет домой со своей дефективной дочкой. Ни хера подобного. Они принялись бумажки мгеровцев собирать в бачок типа мусорного, с амбарным замком. Уж не знаю, зачем.

Чурка куда-то слился, Давид наши листочки из ведра достал и говорит:

— Моя мама на вас в суд подаст. Она глава Федерального агентства культуры и толерантности.

— Да хоть премьер-министр, — хихикает пизда в платочке. — Мы светским судам не подчиняемся.

А батюшка ей:

— Не трать времени на быдло.

Это стало последней каплей типа народнава гнева. Я вручил Давиду пистолет, а пидару — баллончик с газом.

Батюшка почуял неладное, метнулся к двери. Я ему показываю финку: типа еще шаг, и я в тебя эту хуевину метну. На самом деле это, канешна, блеф, я не таджик какой-то, чтоб ножи метать. Но бородатый поверил. Застыл у входа как статуя Вождя.

Я спокойненько подошел, поигрываю ножичком. Платье его на ленточки порезал и к стулу этого гондона привязал. У него под платьем оказалась белая рубашка с кружавчиками и фиолетовые лосины, смотреть противно.

Пизда тоже пыталась улизнуть, типа такая деловая, но Давид пальнул ей в жопу. Как она орала! Вообще, могла бы и не орать, у нее там такой слой сала, что его слоновьим патроном не прошибешь, не то что резиновой пулей.

Принес бородатому ведомость:

— Ну, батюшка, распишись.

Этот:

— Не буду я ничего подписывать, я лучше мучеником стану за Православную Веру.

— Ладно. Валяй, Давид, впиндюрь этой дуре.

Давид снова морду кривит:

— Не могу. Мне моя религия не позволяет шиксу ебать.

Вот в этот момент, камраде, я понял, что придется реально поработать. И достал из широких штанин свой палавой хуй.

Эта начала отмазы лепить, типа спидом и сифилисом болеет. Это им в журнале «Космополитен» такие глупости пишут. Еще там пишут, что при виде насильника нужно орать «Вася!», или «Дима!», или там «Насрулло!» Типа чтобы насильник решил, что ее бойфренд глотает самогонку где-то поблизости и щас надает ему по еблету.

Я говорю:

— Не страшно, у меня есть современное противозачаточное средство. — И достаю кондом, а потом разрезаю на пизде панталоны.

Как оттуда завоняло — ыыыыы! Я уже сто раз пожалел, что в это дело ввязался. Конец висит, резинка не надевается, эта пизда сидит и бубнит, что ее хранит от варваров ее всемилостивый Господь. Я уже даже представил, как они это рассказывают своим бородатым корешам в платьях и смеются.

Командую ахтунгу:

— Помогай!

Он не сообразил и в морду ей из баллончика пшикнул. Эта скривилась, перхает, сопли текут.

— Да не так, дубина.

Он только ресницами хлопает. Дурной какой-то ахтунг попался.

Я совсем из себя вышел:

— Тебя что, твои два папы не учили, как один мальчик делает другому мальчику приятно?

Ахтунг весь зарделся, закивал и снова этой дуре брызнул в морду. Ну что тут прикажешь делать!

Уже и Давид ему объяснил, что надо просто взять его в рот и двигать головой туда-сюда. И даже пизда вызвалась отсосать, хотя у нее от зубов разило кошачьим говном. По-моему, она была совсем не против, только стеснялась этого, бородатого.

Запомните, камраде, никогда не пытайтесь выебать дочку священника! Они такие циничные мрази, что носят на груди статуэтку убитого человека с дыркой в боку, их парой палок не испугаешь. У меня мелькнула мысль эту девицу к стенке прибить и тоже такую дырку проделать, но я прикинул, что гвозди не выдержат, да и вообще, я не такой выродок, как они.

И тогда, камраде, я просто поставил шокер на самую малую мощность и поднес его к яйцам экзаменатора. После первого разряда он передумал становиться мучеником, попросил отвязать правую руку и расписался в ведомости. Вот так, быстро и без напряга, надо сдавать Ягу!

Охраннику мы дали триста юаней, дочку служителя культа послали с ведомостью в ректорат, а самого служителя культа усадили к Давиду в танк, типа пригласили в гости к Давидовой маме, важной государственной чиновнице.

Да, совсем забыл, пока мы заполняли всякие ненужные бумажки, полярный волк разгрыз поводок, встал на задние лапы и наполовину обглодал тушку оленя. Чурка там тусовался до самого нашего прихода и крикнул моему ахтунгу:

— Слишь, пидорас, твой собака мой олен ел, жопа подставляй!

У меня уже зла на него не хватило, так, хуякнул шокером пару раз. Будет еще всякий гепатит оскорблять славянского мальчика!

 

Солнце клонится к закату, мой «черри» стоит на обочине шоссе и сверкает — его охранники Давида полировали все это время. Цветущие сливы роняют свои лепестки, и легкий ветерок вздымает их, чтобы унести далеко-далеко, в страну Высокой Культуры.

— Пиздато как в Китае, — говорю я ахтунгу. — Отучимся год на Восточном, осилим язык и рванем туда. И станем сильней, и вернемся, и осушим эти болота, и достроим КАД, и будем делать пиздатые ЭВМ, и машины, и танки. И Великая Россия риальне поднимется с колен. Вопщем, когда закончишь, позвони своим двум папам и скажи, что две мои мамы пригласили тебя в гости.

 

Миша потом часто повторял: «Стасег, ты такой смелый!» А я ему скромно отвечал, что на моем месте это сделал бы любой российский абитуриент… Да, я ведь так и не объяснил, для чего реальному пацану нужен хлоргексидин. Этот вапрос я оставлю вам для самостоятельного изучения.

Съедобный лес

 

Превед, меня зовут Почепа Станеслав, и во первых строках маиво креатива я шлю на хуй всех, кто не любит сиквелы. Кто не любит сиквелы, тот может смотреть кено про ахтунг и переться от того, какое он небыдло. Ну и давать в сракотан, это уже само собой.

В прошлом году я вам рассказывал, как быстро и без напряга нужно сдавать ягу, а сиводне расскажу, как без особого напряга стать молодым предпринимателем России. С этим мануалом вы мигом получите кредит на пять миллионов от банка «Уралчжунгуо» и станете успешным пацаном и гордостью вашего квартала.

На самом деле все было неожиданно, предпринимательство это вообще лотерея. Первого июля мы с Мишей приехали сдавать последний экзамен в наш Объединенный Петербургский университет имени Медведева и увидели во дворе толпу пиздоголовых с рюкзаками и котелками. Я не обратил на них внимания, потому что повторял китайские глаголы. Меня отвлек только шум вертолета на площади у ректората. Это был здоровенный грузовой вертолет вроде тех, на которых перевозят пендосских десантников, только раскрашенный в российский триколор. Пиздоголовые по команде начали туда прыгать, и шум пропеллера заглушил звуки государственного гимна.

Я им кричу:

— А кто экзамен будет сдавать?

Кто-то хлопает меня по жопе и орет:

— В лагере сдадим!

Миша рыдает:

— Я знал, я чувствовал: вся эта учеба — хуйня и подстава. Мы теперь пропадем в лагерях! Может, даже ебаться запретят. — Достал мобилку и звонит своим двум папам, типо прощается. Я тоже маме позвонил, но они с тетей Леной в это время еще спят, у нас в квартале коммунизм, никто никого не будит со сранья.

На площади садятся еще два вертолета, поднимается такой ветер, что цветы на газоне у памятника Вождю гнутся к земле, а с пиздоголовых слетают пилотки. Толпа становится уже не такой плотной, ее как будто проредила кровавая гэбня. Пиздоголовые дерутся за места в вертолетах, выкидывая друг друга. Можно подумать, их не в лагеря, а на курорт везут.

— Обними меня! — икает Миша. — Может, мы с тобой больше не увидимся.

Вот еще нахуй — при всех обниматься. Но Миша на мне все равно повис, потому что он типо «открытый гей» и борец за всякие права. Я долго выискивал глазами Давида, у которого мать народный депутат, но его там почему-то не было.

Спросил у старосты, куда он делся.

Этот лыбится:

— Жиденок уже сдал. Автоматом.

Господи… Царствие тебе Небесное, Давид. Лучше б ты свалил в Израиль, чем гнить в проклятой Рашке. Лучше бы тебя убил араб в поединке за Святую Землю, чем вот так, ни за что …

Мне в этот момент совсем расхотелось жить и слезы навернулись на глаза, и триколоры скривились и поплыли, и дрогнула статуя Вождя. Он-то всегда был толерантным, при нем не разрешали убивать евреев и таджиков.

Я высморкался и удалил номер Давида из записной книжки, чтоб не травить себе душу. Мне в этот момент было уже все равно, куда меня везут. Вертолеты прилетали и улетали, мгеровцы пели свои дурацкие песенки про синие ночи, которые взвиваются кострами. Правильно, врагов народа удобнее сжигать ночью, когда население не видит.

Пиздоголовых на площади почти не осталось, только несколько преподов курили за памятником. Я сказал Мише:

— Может, ну его на хуй, это высшее образование? Давай, пока не поздно, уе…

Мимо проехал эвакуатор с моим «Черри», и я понял, что отступать некуда. У ворот стоял отряд ФСО, а у меня в сумке лежал заебатый боевой набор:

Ручка шариковая – 1 шт.

Блокнотик – 1 шт.

Карандаш с резинкой на конце – 1 шт.

Презервативы – 20 шт.

Твердый дезодорант «Меннен спидстик альпийская свежесть» — 1 шт.

Спрей для рта с лимонный вкусом — 2 шт.

Планшетный комп фирмы «Ровер» — 1 шт.

 

Суки, не предупредили, я бы хоть шокер взял или чистые трусы. Прилетел последний грузовой вертолет, а за ним — маленькая красная хуевина, называется «автожир». Я думал, это для нас с Мишей, мы же отщепенцы, хули нас на нормальный вертолет сажать, но оказалось, что там два Мишиных папы и Бобик, полярный волк.

Тот папа, который пассивный, сказал:

— Мишенька, это тебе пригодится в лагере, — и протянул ему плотно набитый рюкзак. Потом отряд ФСО загнал обоих пап обратно в автожир, и они улетели под прицелом, а нас проводили к грузовому вертолету.

Препод Закона Божия заметил нас, кашлянул в бороду и спросил:

— Ну что, содомиты, рады, что вас взяли в лагерь? Нормальных православных ребят из области не взяли, хотя они три раза подавали заявки. А этих как силком тащат.

Препод философии скорчил кислую рожу и вякнул:

— Не силком, а за отсос.

Я говорю:

— Ебал я ваш лагерь! Я даже в МГЕР не состою.

Батюшка гудит:

— Не страшно, у нас по плану обращение атеистов и анархистов.

Рюкзак федералы обшарили металлоискателем, развязали и вытряхнули все на землю.

И вот что там оказалось:

Махровое полотенце с жопастым парнем, несколько плавок, анальный гель, маникюрный набор, зубная щетка, зубная паста, тридцать пачек презервативов, гель для душа, гель для волос, молочко для тела, шампунь, бальзам, темные очки, дезодорант, двадцать банок крема от загара и флакон духов «Шанель». Именно то, чего парню не хватает на зоне!

Все это нас заставили подбирать, и мы подбирали, потому что лучше с кремом для загара и жопастым полотенцем, чем вообще без всего. На этот крем у девчонок можно выменять бутылку самогона или пачку сигарет.

Преподы, подбирая рясы, полезли в салон вертолета, запихнули нас и захлопнули дверь.

 

Полярный волк положил морду мне на колени и заскулил жалобно, как человек. Застрекотали пропеллеры, и нас понесло в неизвестность, глушь и мрак антинародного режима.

Вопщем, запомните, молодые бойцы: на сессию нужно собираться как на войну, чтобы тебя не застали врасплох. Я за этот год утратил бдительность, расслабился в объятьях красивого мальчика, и вот результат — ни оружия, ни еды, ни питья. Пользуясь образовательными услугами Кровавого Режима, я начал доверять ему. А этого делать нельзя. Никогда.

Миша долго шарил в рюкзаке, чтобы найти там хоть завалящий газовый баллончик, и выудил из кармашка открытку: «Дорогой Мишаня! Желаем тебе как следует отдохнуть и потрахаться с ребятами. Целуем, обнимаем, папа Саша и папа Сергей».

У меня сердце упало:

— С какими еще ребятами?

Эта блядюга притворилась, что не слышит. Только потом я узнал, что он про меня так и не рассказал своим папашам, типо я «ужасный гомофоб», и ему стыдно такого знакомить с приличными людьми.

Полярный волк снова заскулил, и я в тон ему затянул балладу одного анархиста, которой меня научила тетя Лена:

 

Только Родина, Господь и беда,

только облачко бежит себе вдаль,

 

только сердце - как кусок льда,

вечно тающий кусок льда.

 

Говорят, он писал такие чудные стихи, что его однажды растерзала толпа голодных феминисток. Они разбили лиру о его голову, и там, где падали капли его крови, вырастал цветок, который жалит любого, кто к нему прикоснется. Цветок этот зовется в народе «месть анархиста» и растет по обочинам дорог.

Правда, дядя Толян, который вел у нас ОБЖ, признался по секрету, что этого анархиста никто не трогал — привлекали пару раз по статье «педофилия» и отпустили за отсутствием улик.

Мне было так грустно, что я даже не смотрел на Мишу, видел только зеленые лоскуты полей и лесов и думал: может, прыгнуть туда и дело с концом? По крайней мере, я умру свободным, а не пленником Кровавого Режима. Не видать мне теперь Китая, цивилизации, жизни в нормальном гражданском обществе.

Пока я об этом размышлял, внизу показалась то ли очень широкая река, то ли цепочка озер в форме анального стимулятора из спаянных шариков.

Батюшка похлопал меня по шее и сказал:

— Это Селигер, сынок.

 

Мы приземлились на поле у самой воды, и везде, куда ни глянь, копошились пиздоголовые, которые вбивали в землю шесты и колышки для брезентовых палаток. Берег был весь в пятнах цвета хаки, как будто на него насрала с небес огромная корова. Ваще-та, палатки уже лет сорок выпускают из полиэстра на каркасе, но у этих, наверное, все по старинке или они приворовывают армейское снаряжение, я точно не знаю.

Пиздоголовых там было не меньше тысячи, а может, и больше. Я на всякий случай спросил батюшку, надолго ли это. Он отвечает:

— Две недели, на большее не надейся. Сотни, тысячи студентов по всей стране мечтают сюда попасть, чтобы показать научные проекты, поговорить о Боге и представить свои бизнес-планы. Здесь три смены — для теологов, бизнесменов и ученых. Жаль, теологи уехали, придется тут торчать с вами, дебилами.

Я хотел возразить, что дебил — это тот, кто поклоняется деревянной доске с картинками, но промолчал. Решил не оскорблять чувства верующих, они от этого совсем ненормальные бывают. Вообще я на них насмотрелся за этот год. То на лекции вскочат и начнут «Отче наш» читать, то мяса целый месяц не едят, то ходят по улицам с флагом на швабре, называется «хоругвь». Особо умные на экзамене падают на пол, пускают пену и ссут под себя, а потом врут, что видели Иисуса. Я бы на его месте дал таким хорошего пинка, но ему все равно, у него дыра в боку и гвозди в руках и ногах.

Батюшка подвел нас с Мишей к большому шатру, где нам выдали восьмиместную палатку, два поролоновых коврика и кусок хозяйственного мыла. Парень, который раздавал это барахло, сказал:

— Только найдите еще шесть ребят. Снаряжения мало, в этом году денег нет, всего писят миллионов дали.

 

Мы с Мишей отошли поближе к пляжу, расстелили брезент и легли загорать — пусть эти ребята сами нас ищут. Я даже уснул, потом чувствую — кто-то меня целует и пытается расстегнуть ремень. Причем даже не Миша, кто-то потяжелее. Я его отпихнул не глядя, открываю глаза — дьякон молодой в сером подряснике. Рядом стоит Миша и еще пятеро парней, все ржут.

Запомните, молодые бойцы, нельзя вот так спать в стане врага, особенно если ты не можешь доверять партнеру.

Я вскочил и начал дьякона ругать: как вам не стыдно, вы же духовное лицо. Они еще больше ржут. Тогда я пнул Мишин рюкзак и высказал все, что думаю.

Миша отвечает:

— Да тут все со всеми ебутся. Тут даже мои два папы поженились. Чо ты как неандерталец?

Я ему на это ничего не сказал и пошел к воде. Было, кстати, очень жарко, градусов тридцать пять, но никто не купался, человек двести стояли на песке и ждали неизвестно чего. Мало ли, вода холодная.

Я быстренько снял с себя все, включая трусы, потому что риальне похуй и других у меня все равно нет. Попробовал воду — теплая, прозрачная, метров на пять вперед видно дно. И песок на нем ребристый, как стиральная доска, и виляют туда-сюда маленькие рыбки.

Эти смотрят. Я же без трусов, а они тут, паходу, все ахтунги, хоть и православные. Пусть смотрят. Разбежался и нырнул, отплыл на несколько метров. Выныриваю — бля! Брызги летят, вода из-под рук веерами, человек тридцать плывет ко мне. Зачем? Развернулся в воде, рванул к середине озера, за спиной кто-то дышит, плюется и сопит, цапает за ногу скользкой холодной рукой, вторая рука хватает за жопу и царапает ногтями, я вырываюсь и ухожу под воду, глотаю, вижу миллионы пузырьков и тела над собой, пытаюсь вынырнуть, кто-то хватает меня за шею и тянет обратно. Думал, выебать хотят — нет, пятками бьют по лицу, по плечам, по спине.

Тогда я перестал дрыгаться, ручки сложил и закрыл глаза, как будто сознание потерял. Эти меня помусолили и отпустили. Я всплыл мордой вверх, типа все, хана. Пловцы обратно к берегу гребут, потом и другие осмелели, плещутся, ржут, кто-то в мячик играет. Миша, между прочим, тоже купаться пошел, и его какой-то едрос на руки взял и кружил в воде, а потом завалил на отмели.

Лежу и слушаю звон в ушах. Мне даже на секунду пригрезились феи-китаянки в звенящих золотых браслетах и подвесках — наверное, начал засыпать.

Потом чувствую — ткнули под ребро. Два пузатых дядьки подгребли на резиновой лодке, цепляют за пятку багром, а в синем небе кружат пятнистые чайки. Плыву на буксире, качаюсь на мелких волнах, руки в стороны раскинул, как утопший Иисус. Эти вытаскивают меня на песок. Первый говорит:

— Откачивать, конечно, не будем?

Второй:

— Не будем, плохая примета.

Оказывается, в лохматом две тыщи десятом году на Селигере утонул какой-то пацан, и эта смена была на редкость удачной, многим участникам дали прорву бабла и даже Президент прилетал на вертолете. С тех пор тут никто из партийцев не купается первым. Все ждут левого пацана вроде меня, который не знает про их навороты. Его типо приносят в жертву Духу Воды или Духу Вождя или еще кому-то, я толком не разобрался.

Надо мной нависают Батюшка, препод китайского и наш куратор.

Куратор говорит:

— Так ему, сученышу, и надо. Не лазий со свиным рылом в калашный ряд.

А я лежу, чо мне остается. Может, я встану, а они меня совсем утопят? И так еще целый час лежал, а рядом мелькали чьи-то ступни, на меня летели брызги и песчинки, шелестела листва берез, припекало солнышко и злое облачко бежало куда-то вдаль. Какой-то мудлан даже сблевал мне на ногу водкой с огурцами.

Когда солнце клонилось к закату, подошли два крепких пацана и попытались меня перевернуть.

Один говорит:

— Он еще тёплый.

Второй:

— Несцы, просто на солнце нагрелся. — И ложится на меня.

Я ору:

— Вы совсем охуели — мертвого ебать?

Мне, конечно, в челюсть с ноги, и по ребрам, и еще много куда. Я, когда воскрес, всему Селигеру кайф поломал. Все ходят с мрачными рожами, как будто у целого поколения жизнь не задалась. Плюют в мою сторону. Даже отдельную палатку дали, потому что спать со мной им было западло. Кстати, я очень просто решил проблему чистого белья — спер у кого-то с веревки шорты, трусы и футболку с медведом. Потом еще шарился по палаткам, пока эти на семинарах, и пиздил все, что плохо лежит. Ко мне никто не совался, типо у меня заразная болезнь или я приношу одни несчастья. Они даже огородили место вокруг моей палатки полосатыми ленточками и объявили, что это табу. Ну и заябись. Я дня три купался, загорал, жрал ворованный хавчик и спал сколько хотел. Нашел свой комп и мобилу, брякнул маме и рассказал, что у меня все хорошо.

Мама и ее герлфренд тетя Лена песдели, что для анархиста это позор, что я безвольный соглашатель и вообще лохан, а я ответил, что мне все равно: оружия нету, джип угнали, лучший друг убит, любимый предал и бросил.

Кстати, я почти не скучал по Мишане, который трахался с ребятами направо и налево. Только на четвертый день он пробежал мимо и кинул горсть песка в мой котелок. С ним был здоровенный едрос-блондин в синих плавках, еще выше меня.

На пятый день подошли Батюшка и куратор.

Куратор говорит:

— Почепа, чё на семинары не ходишь? Мы тебя записали в секцию «молодой предприниматель России». По малому бизнесу. Большой тебе все равно не осилить.

А Батюшка:

— Надо участвовать в общественной работе. Программа «толерантность» — слышал о такой?

Я говорю:

— Не надо вашей толерантности, дайте до конца смены дожить. Я даже выебываться не буду, просто притворюсь, что меня здесь нет.

Батюшка лыбится в бороду:

— У тебя, Станислав, предвзятое отношение к Партии. Мы заботимся о благе граждан нашей страны. Чтобы все жили как одна большая дружная семья.

Я:

— Не надо вашей дружной семьи, меня мамы не для того рожали, чтоб над моим телом надругалась толпа содомитов.

Батюшка просиял:

— Тем более, надо жениться!

Взяли меня под руки и потащили на середину лагеря, где стоял огромный белый шатер и играли марш Мендельсона. У них на этот день, оказывается, была запланирована групповая свадьба. Я даже не понял, на ком меня женили, потому что рядом стояло целых пять девок.

Тянут к столу: расписывайся!

Я расписался.

Куратор спрашивает:

— Будешь брать фамилию мужа?

— Спасибо, не надо.

Откуда-то слева выныривает пьяный Миша с пластиковым стаканчиком, это он, пока суд да дело, бегал шампанское наливать. Спрашивает:

— Что, уже?

Нас обвязали радужной лентой, обсыпали рисом и проводили до палатки. Мишаня был уже такой косой, что чуть не отдался по дороге очередному едросу — я не стал мешать и ленточку развязал, чтобы он не споткнулся. Типо совет им да любовь.

Когда мы остались одни, я сказал:

— Ебись с кем хочешь, только ко мне не лезь.

Мишаня уткнулся мордой в спальник и ответил:

— В жопу не дам, натерли. — Допил шампанское и захрапел. Даже Бобик с ним рядом не лег, потому что пьяных не любит.

Снаружи групповуха — ебутся пидоры и натуралы, и чья-то фата висит на березе. Один я сижу нетолерантный и трезвый. До меня докопались две девахи, но узнали в лицо и смылись.

Обнял Бобика, прижался щекой к меховому загривку и думал, но не о судьбе своей Родины, а о собственной жизни и о том, в какое говно она превратилась.

Запомни, молодой боец, личные привязанности могут заглушить в тебе чувство патриотизма и направить твои мысли по ложному пути. Этому учат великие китайские мыслители, и это я проверил на собственном опыте. Наложник может полировать твой член, но не должен полировать твои мозги.

 

Утром лагерь как после бомбежки, пахнет рвотой и спиртом, у всех болит голова. Мишаня стонет в палатке, просит цитрамона. Где я его возьму?

Потом начинаются предъявы: бедного мальчика выдали за какое-то ЧМО, которое даже не член Партии. У ЧМА нет никаких перспектив и вообще это гопник со спальнава раёна, который ни на что ни годен: денег нет, машины приличной нет, даже хуй — и тот короткий.

Иду набрать воды для Миши — меня ловит Батюшка с облеванной бородой и тащит в кусты. Там расселись в тенечке тридцать важных поцев — кто в очочках, кто с кейсом на коленях, кто вообще при галстуке. В середине постелена скатерка, на ней — бутылочки с водой и стаканчики. И табличка: «Молодые предприниматели России».

Семинар ведет сморщенная кошелка со стрижкой «каре». Вылупилась на меня исподлобья и пищит:

— Почему на занятия не ходите? Думаете, вы не такой как все?

Я ответил, что да, не такой.

— Вы что, не хотите быть предпринимателем? — допытывается кошелка.

Я объясняю:

— Только два занятия достойны мужчины — охота и защита своего клана. Охотник и воин не должен быть торгашом. Он стреляет в оленей, гопников и федералов, но не может наебывать ближнего своего, впаривая фуфло. Даже свой джип я добыл в честном бою, а не за презренные бумажки. И все свое оружие я снял с поверженных врагов.

Очкастые хихикают, типо у нас в общинах каменный век, а я — редкий вид дикаря.

Кошелка говорит:

— Хватит на него время тратить. Давайте расскажем о наших проектах.

И они рассказали. Один — как делать туристам-китайцам тайский массаж. Другой — как модернизировать работу стриптиз-бара. Третий — как заставить теток похудеть за две недели.

Кошелка их похвалила: все это существенно увеличит наш ВВП.

Я говорю:

— Это, канешна, все интересно, только вы же ничего не производите. Вы, паходу, путаете услуги и продукт.

Эти сразу на дыбы:

— Сам предлагай, если такой умный.

Ну, я и предложил: построить сталелитейный завод в районе Курской магнитной аномалии и продавать сталь китайцам. На вырученные бабки построить автозавод. А потом, к примеру, строить корабли и самолеты.

Эти ржут: типо, гигантомания погубила СССР, а Россия двадцатых пала из-за непомерных имперских амбиций. Бизнес должен быть малым, потому что только малый бизнес эффективен в нашей стране. Господь наказал русских за гордыню и наказывает до сих пор. Глупые русские возомнили, будто могут подняться с колен, и забыли, что на эти колени поставил их сам Всемилостивый Господь. И Господь покарал олигархов, а многострадальный народ вернулся к идеалам Киевской Руси. Территория уменьшилась, зато не стало вредных выбросов, улучшилась экология. В леса вернулись олени, медведи и волки, в реках заплескались осетры, ожил выхухоль. Только полный идиот не может оценить всю эту благодать, и этот идиот — я.

Конечно, я разозлился, у меня даже морда от гнева покраснела.

— Идиоты, — говорю, — это те, кто разворовал и продал нашу великую страну, кто сделал ее сырьевым придатком Китая, жополизом ЕС и рабом Пендостана! Я ненавижу этих бездарных ублюдков и готов нассать на их могилы!

Кошелка сует мне бутылку «святого источника» и пищит:

— Попей водички, мальчик. Главный принцип нашей экономики — «лучше меньше, да лучше». Он нас никогда не подводил. Мы уже догнали по объему ВВП Грецию и Польшу, а ты все еще мыслишь устаревшими категориями.

Они еще долго базарили про малый бизнес, но я уже не слушал.

 

После обеда прилетела китайская делегация — одни мужики. Бабы в Китае вообще — исчезающий вид. Попиздел с гепатитами и выяснил, что они все однополые партнеры, на свадьбу с женщиной не накопили. Просили познакомить с русскими девушками, но я отказался. Для нас очень важно — сохранять славянский генофонд, даже если не хочется.

Деффки пытались прорваться к гепатитам, но парни из ФСО ненавязчиво взяли их за шорты, увели подальше и насовали сами. Мишаня тоже строил гепатитам глазки, но на него не обратили внимания. Кому там нужен русский пидор, когда своих — двадцать три миллиона?

Так и улетели, не похавав пелоток.

 

Вечер, в лагере кончилось бухло, пиздоголовые тянутся гуськом в соседний монастырь за самогонкой. Звон колокольный плывет над водой, лягушки квакают в камышах, где-то кричит выпь, и стадо белохвостых оленей роется мордами в куче мусора. А над всем этим — алый закат, вот такая патриархальная картина.

Батюшка в полосатых трусах стоит по колено в воде, поет и крестится — видно, что у человека радостно на душе. И правда, во всем такое умиротворение, будто не двадцать первый век, а десятый. Сижу на берегу, зажав в зубах сладкий стебель осоки, и мне, вроде, уже хорошо, я к этому Селигеру привык. В конце концов, не такое это поганое место, и заборов под напряжением тут нет, и колючей проволоки. Может, мы и правда одичали в своей общине, обороняясь от государства, которое считали враждебным? Может, и во всей России такая же тихая, благостная, неторопливая жизнь?

Миша вернулся с бутылкой самогона, сам уже еле держится на ногах. Целоваться полез. Я его голову пригнул, только чтобы не нюхать, как у него изо рта воняет. Батюшка смотрит неодобрительно, но улыбается. Против программы не попрешь.

Всю ночь снова пьянка, парни с девками полезли голыми купаться в озере, а мы с Бобиком пошли на охоту и принесли здоровенного оленя. То есть охотился в основном Бобик, а я так, добивал и помогал ему нести. Утром изжарил Мишане отбивные на решетке, уже собрался его будить — чувствую, кто-то за спиной стоит.

А там целая толпа преподов. Одних батюшек штук десять. Куратор спрашивает:

— Тебе известно, что тут заповедная зона?

— Нет, я не в курсе.

Вопщем, как оказалось, все эти олени — собственность короля, то есть президента. И только он с его свитой имеет право на них охотиться. Я думал, меня сразу повесят, но нет, велели кровью искупить вину. То есть по-быстрому составить бизнес-план и реализовать до конца смены. А у меня десять юаней в кармане.

Я говорю:

— Лучше сразу вешайте, потому что я ниибу, как в этой стране делать деньги из ничего. Тут всё уже китайские фирмы скупили.

Батюшки начали мозговой штурм. Один предложил открыть мастерскую художественной чеканки, второй — плести лапти и продавать китайцам, третий — вырезать из липы сувениры «мужик и медведь». Я покивал головой для вида и сказал, что пойду плести лапти. И Мишу с собой возьму, типа мы семейный подряд.

Куратор говорит:

— Вот и чудненько.

Через полчаса на поляну садится вертолет, прибегает отряд ФСО, сажает в него нас с Мишей, а Бобик сам прыгает в открытую дверь.

Я спрашиваю:

— Куда на этот раз?

Федерал отвечает:

— Лапти плести.

Высадили в чистом поле и велели лыко драть, а сами улетели.

Из снаряжения у нас — два топора и Мишин крем. Гели и гондоны он давно поюзал, а этой дрисни еще осталось банок двенадцать. Намазался и начал на меня орать. Как обычно: хуй короткий, в Партии не состою.

Я уши зажал, прикинул направление по солнцу и пошел на северо-запад. Мишаня тащится следом, Бобик носится по полю кругами, пугая перепелок.

Местность красивая: невысокие холмы, трава по пояс, ни дорог, ни тропинок, и на горизонте поле сливается с небом. Одно плохо: тени нет. Слава Будде, нашел какие-то кусты метра два высотой. Сверху зонтик с мелкими белыми цветками, дальше крепкий такой, толстый стебель и листья как у лопухов. Отдохнул в тени, сорвал один лопух и голову прикрыл, чтоб не напекло. Миша назвал меня деревенщиной и сказал, что рядом со мной ему сидеть западло. Намазался своим кремом и демонстративно сел на солнцепеке.

Я достал свой комп, чтобы узнать про лыко. Думал, это такое растение. Может, это, с зонтиками, лыко и есть. Оказалось, «Борщевик Сосновского», ценная силосная культура. Типа, его можно есть. Еще древние русичи говорили: «Был бы борщевик да сныть — и без хлеба будем сыты». Срубил один на пробу, почистил, откусил — похоже на морковку. И листья пожевал, там было написано, что их можно хавать как салат. Читаю дальше: помогает от фригидности. То есть, его можно давать и Мише. Не растение, а клад. Я бы хоть сейчас зарегил ООО «Борщевик», жаль только, до лицензионной палаты не добраться. Читаю дальше. Оказывается, этот ценный борщевик начал сажать великий Сталин, а вывели его искусственным путем. Им собирались кормить скотину, а пыльцу должны были собирать пчелы, потому что борщевик — отличный медонос. Правда, коровам он не понравился, так на то они и коровы. Сажать борщевик перестали, но растение оказалось не тупым и переселилось в дикую природу. Сначала борщевик жил как настоящий подпольщик: прятался в канавах и за кустами. Потом, в начале эры Медведева, борщевик вылез на поля, и ему объявили войну. Борщевик вышел на борьбу с властями и победил, вытеснив с территории остальные культуры, а заодно и людей. Потому что его листья обладают фотохимическим эффектом.

Короче, не растение, а настоящий анархист. Я его прямо зауважал: он же типа борец с угнетателями и кровавым режимом.

Потом лоб зачесался и засвербел. Потом руки, и ноги, и спина. Как будто целый день лежал на пляже. Я, канешна, сперва терпел. Нарвал еще лопухов и прикрылся. На руках появились волдыри, как от крапивы, только намного больнее. Боль такая, будто китайцы пытали в кипящем масле или сдирали кожу. Орать не стал, чтоб не позориться перед Мишей. Иду себе вперед, он сзади плетется и стонет, типа жарко ему, пить охота.

Борщевиков по пути все больше, сами они выше, по два метра, по три. Растут они все гуще, впереди уже не поле, а лес этих белых зонтиков.

Миша ноет:

— Стасег, я кушать хочу.

Я не выдержал, огрызнулся:

— Чё ты раньше молчал? Сам себе наруби.

Миша ручками всплеснул:

— Ты что, это ипритка. Месть анархиста!

Бобик воет, ему соком этих растений набрызгало на нос.

Мишаня сразу:

— Бедная собачка. — Намазал волку нос своим кремом, и все прошло. Мне, ясен хуй, не намазал, я ему никто.

Потом говорит:

— Я дальше не пойду. Это растение ядовитое, вызывает фотохимические ожоги.

И я начал рубить борщевик. Иду по просеке, солнце палит, руки зудят, из-под лезвия брызжет сок, я себя чувствую героем Толстого и Некрасова: раззудись плечо, размахнись топор. Стебли падают направо и налево, солнце в зените, такая, блять, жатва, страда.

Миша сзади торопит:

— Быстрее руби, а то до вечера не выйдем. Мне жарко, я в душ хочу.

И я рубил, и стебли падали и краснели, и небо краснело, и все вокруг, и руки прилипли к топорищу, и пот с меня лился ручьями. Когда я пришел в себя, было уже темно, я лежал в конце просеки, у канавы с водой, и слева проносились автомобили, слепя дальним светом.

Миша сидел рядом на корточках и мазал кремом мое лицо. Оно все равно болело, но уже не так сильно. То ли от шока, то ли реально крем помог. Даже волдыри как будто стали проходить, хороший крем делают китайцы. Питает, увлажняет, регенерирует и еще что-то там. Я перевернулся на другой бок, и Миша спросил:

— Ну что, можно ехать?

Я ответил:

— Поезжай. Не хочу ломать твою прекрасную жизнь. Будь счастлив, ебись с мудаками.

Он заплакал и начал сочинять, как меня любит, как хотел помочь и как был сломан проклятой Системой. И как боялся ко мне подойти и из страха ублажал мгеровскую шваль. Он без меня никуда не поедет, потому что не может бросить любимого в чистом поле.

Оно и понятно, что не может. Ссыт, блядина. Ему до дому ехать через всю страну.

Растолкал меня ни свет ни заря, типа ехать пора. Небо серенькое, тучами заволокло, самое то для уборки. И я пошел вязать снопы. Миша орет, дубасит меня по спине: хуй короткий, в партии не состоишь, хочу жрать, хочу пить, хочу в душ.

Навязал целую гору снопов, закусил молодыми побегами, думаю. Надо их на базар везти. Стволы кушать, из листьев сока надавить и делать крем для загара: намажься местью анархиста и сэкономь на туре в Египет. Еще можно ввести моду на борщевик, типа это русская спаржа, и подавать в ресторанах за большие деньги. Можно устроить сафари «убей анархиста». Многие едросы будут рады.

Миша весь извелся: когда поедем, когда? Потом глазки опустил и говорит:

— Могу поймать машину и отсосать у дальнобоя.

 

Я взял топор, и Миша отпрянул. Я размахнулся и срубил молодое деревцо. Очистил ствол от веток, снял кору и заострил конец. Вышел на проезжую часть.

Миша кричит:

— Идиот! Это не измена! Нам же надо как-то ехать!

Стою и молчу. Как молчали мои предки-славяне перед боем с ляхами, французами и татарвой.

Вдали за холмами показался грузовик, он то пропадал, то исчезал из виду, потому что дорога шла то в гору, то под уклон. Шел он пустой, за кабиной не было контейнера.

— Уйди с дороги, сука! — визжал Миша. — Ты меня сюда затащил, ты и спасай!

Но я стоял на дороге и ждал. Когда-то мы с пацанами из квартала рисовали трехмерные ямы и ловили всяких лохов на авто. Теперь у меня под руками не было красок и шокеров, одно копье, как у древнего русича. И вся эта поездка была как бы обрядом инициации: меня безоружного бросили в Лес, чтобы я обрел свой Путь. Путь Воина. Путь Патриота.

Грузовик остановился, и водила вышел поссать.

 

Ткнул его копьем между лопаток:

— Твою колымагу мы реквизируем. Для нужд России молодой. Поможешь — получишь сто юаней. Не поможешь — отсосешь навсегда.

Водила бровью не ведет:

— Иди ты на хуй, пацик.

Долбанул его как следует, он рухнул в собственные сцаки.

Говорю:

— Слы, гондон, хуле тормозишь отечественный бизнес! Встал, бля, по-бырому, взял и погрузил!

Водила морду утирает грязным кулаком:

— Ну все, хуила, тебе пиздец! — Сунулся в кабину за стволом, а там Бобик. Бобик ваще тихий, его воспитали в толерантной семье, он к людям так привык, что даже парню засадить может. Если попросят, конечно. Ну, там, ветчинкой угостят или батончиком «марс». Тогда засадит.

Но тут Бобик кагбе осознал, что настоящий предприниматель должен быть злым. И пока водила грузил снопы, Бобик ходил за ним по пятам и скалил зубы, как вертухайская собака.

 

Доехали за двое суток, почти без эксцессов. Ссали в бутылки и кидали на полном ходу в поцев, которые пытались спиздить наш борщевик. Позади, канешна, вопли, осколки стекла. Ну пральна, пока это вдоль дороги растет, всем похуй, а теперь это новый, неизвестный товар. Шли бы и нарубили, так нет, чужое всегда нужнее. Пока ехал, продумывал стратегию: регим ООО, выгоняем лахоф на борьбу с сорняками. Выпускаем линию «Кропоткинъ» — свежий, замороженный и сушеный борщевик, русская спаржа, пища гурманов и ретроградов. Экологически чистый продукт. «Кропоткинъ» — в лучших деревенских традициях. К каждому пакетику лепим глянцевую брошюрку о том, как его хавали древние русичи и здоровели на глазах. Продаем за дорого, чтобы все поняли, какой он ценный и редкий. На вырученные деньги покупаем косметическую фабрику, снимаем загорелую девку и запускаем рекламный ролик: «Хочешь быть красивой? А знаешь, что ультрафиолет вызывает рак? (В этом месте показываем другую деваху с голыми сиськами и мадагаскарским тараканом на животе.) Попробуй «Секрет анархистки»! Ты за секунду получишь загар, о котором всегда мечтала. Больше не придется тратить огромные деньги на салоны красоты и скучать на пляже. «Секрет анархистки» — ты этого достойна!»

Миша мой план раскритиковал. Во-первых, в ролике нужна жопа прекрасного юноши, потому что девка покупательниц не интересует. Во-вторых, во фразе «ты этого достойна» нет концепции. Лучше так: «Секрет анархистки — будь свободной, чтобы быть собой». Еще мы долго спорили по поводу отдушки. Я считаю, там должен быть естественный запах борщевика, а Миша хочет «Зеленый кристалл» от Версаче, иначе ребята не поймут.

 

Вся община выбежала встречать, от радости ток на ограде отключить забыли, чуть не убились все. Подводу с сеном разгрузили, водиле налили сто граммов и дали двести юаней, типа гуляй, рванина.

Мама с тетей Леной, канешна, ругают: нельзя мутить бизнес в угоду правящему режиму, это не дело настоящего анархиста. Но это так, чтоб не зазнался. Зарегили фирму, сунули какой-то бабе тыщу юаней и получили патент на борщевик по всей территории РФ. Теперь ни одна собака не посмеет задрать лапку на борщевик без моего согласия.

Первую партию продали китайцам, им понравилось. У них он ваще не растет, слишком жарко. Наловили таджиков и отправили в Красное Село, там борщевик самый нажористый. К концу недели я получил прибыль триста тысяч юаней, и мой хуй снова стал длинным.

 

Прошла неделя, другая. Борщевиком заинтересовались шведы — они же варварски истребили его в конце двадцатого века. Очень просили продать семена — я отказался. Пусть покупают готовый продукт. Россия вообще единственное место в мире, где сохранился борщевик, и то потому, что всем похуй. Теперь он стоит дороже черной икры. Кстати, об икре: Давид начал разводить осетров, а на Селигер не поехал, потому что не хотел мыть морду в луже. Его мама позвонила в деканат, и там поставили «отлично». Это и называлось «сдать автоматом».

В ОПУМ я больше не ездил, мне до лампочки: сдал, не сдал. Теперь я сам себе хозяин, даже Китая не надо. Миша снова стал милым и скромным и блюдет себя. Здесь, в здоровой атмосфере общины, ему противен вертухайский разврат.

Да, я же не сказал о главном. Запомни, молодой боец, даже если ты замутил бизнес, ты в этой стране — никто. Я думал, наша община хорошо защищена от врагов — нихуя, второго августа у бывшей «Пятерочки» приземлились два вертолета с ребятами из ФСО. Общинникам надавали дубинками, меня скрутили, в рыло насовали, глаза завязали. Я даже рыпаться не стал, потому что бесполезно.

Привезли, развязали, приложили лед, синяки замазали тональником. Нарядили в синюю пилотку и футболку с медведем. Сфоткали с Ректором, Батюшкой и Деканом. Куратор рядом бегает, заискивает, хочет попасть в кадр. Инструкции дает:

— Как только приземлится президентский вертолет, встань на колени и отдай честь.

На колени так на колени. Главное — не раком.

Привели Мишу с плохо скрытым фингалом, тоже нарядили и сфоткали со мной. Потом ждали до десяти вечера рядом с накрытыми столами. Какой-то пацан хватанул булочку, его чуть не пристрелили на месте.

Потом, конечно, Президент, чек на пять миллионов от банка «Уралчжунгуо» и медаль «За вклад в развитие бизнеса РФ». Даже мой джип вернули, сильно покоцанный.

 

Короче, молодые бойцы, я вам рассказал, как сделать из говна юань и получить пять лимонов, которые не надо возвращать. В России еще много говна и есть чем заняться, но лучше быть Охотником и Воином, бедным, но независимым от социальных институтов. И в один судьбоносный день я накоплю достаточно бабла, чтобы поднять над этой страной гордое знамя Анархии.

Гордое знамя Анархии

 

Превед, меня все еще зовут Почепа Станеслав, потому что в прошлом году я не стал брать фамилию мужа. В двух предыдущих мануалах я рассказывал, как получить образование и добыть бабла. Теперь я расскажу, как накрыть страну гордым знаменем анархо-коммунизма и стать знаменитым как Кропоткин, Че Гевара, Усама бен Ладен и Гарри Поттер. Я расскажу о моей борьбе с Кровавым Режимом. Отринь сомненья, камрад, это легко и просто. Нужно только верить в себя, иметь друзей и использовать природные богатства нашей все еще великой Родины.

Второго августа я отмечал день рождения Мишы в его родном доме с двумя его стремными папами. Папы хорошо подготовились: натянули тент во дворе, поставили столы, нарезали салатов, которые все равно никто не стал есть. Миша пригласил половину курса из Объединенного Петербургского университета имени Медведева и классно оттянулся. Они так помяли газон, будто играли в футбол, а вокруг Миши натоптали штрафную площадь, типо он такой косорукий вратарь, которому все забивают. Миша, кстати, тоже забил — Владлене Яворской из нашей группы, какой-то Людмиле и китаянке из параллельного потока. Но ему, канешна, насовали больше, он же именинник.

Два Мишиных папы только смотрели и облизывались, потому что для них время Селигера давно миновало. Папа Сашик втихомолку дрочил под столом, а папа Сержик покрикивал:

— Мишаня, этому не давай, он без кондома.

Я сидел между его двумя папами и пил пиво.

— Ты настоящий мужик, — говорил папа Сашик. — Мы с Сержиком очень рады, что ты относишься с пониманием к образу жизни нашего мальчика.

Я кивал головой, жевал салат «оливье» и чувствовал вибрации под столешницей. Потом поймал и руку у себя на коленке. Папа Сашик извинился и пересел, типо ему трудно дотянуться до любимого мужа. Папа Сержик сказал что-то сквозь зубы, но я был сильно пьян и не расслышал. Вопщем, остаток вечера я проспал в чулане под лестницей, обнимая бочонок пива и свой рюкзачок с набором анархиста. Этот набор я всегда ношу с собой на случай, если меня снова отправят в лагеря, служить России молодой.

Итак, камрад, что нужно брать с собой, чтобы быть готовым к революционной борьбе?

— Компьютер планшетный или с виртуальной разверткой. Желательно виртуальный, потому что его удобно носить на шее. Правда, он стоит немеряно бабла, так что юзай планшетный, чтобы ощущать себя единым целым со своим многострадальным народом. Компьютер — главное средство революционной борьбы. С его помощью наши предки-анархисты основали движение Сопротивления и Солидарности. Если ты уже состоишь в СС, то знаешь это и без меня.

— Шокер. Его теперь тоже отбирают, поэтому замаскируй его под что-нибудь милое и безобидное — самотык или плюшевого мишку.

— Пневматический пистолет без рукоятки. Можно наврать, что это помпа для увеличения члена.

— Свинцовые пули к пневматическому пистолету. Сейчас их выпускают с дырочками, можно нанизать на шнурок для конспирации.

— Чистые трусы – 2 шт.

— Чистые носки — 3 пары.

— Чистая футболка — 1 шт.

— Твердый дезодорант.

— Зубная щетка-флеш с полной ручкой пасты.

— Мыло.

— Хлоргексидин.

— Штормовая зажигалка.

Трава, сигареты, этиловый спирт — по желанию.

Ты спросишь, камрад, почему в списке нет презервативов. А оно тебе надо? Не пристало анархисту таскать на буксире истеричку, которая отвлекает его от борьбы за правое дело. Анархист не должен эгоистично предъявлять права на тело другого человека и оскорблять себя такой низкой формой социальной зависимости как «отношения». Пусть ебутся как хотят. У тебя есть дела поважнее.

 

Еще до рассвета в каморку ломился пьяный Миша, ему под это дело всегда охота целоваться и просить прощения. Я ему второй год объясняю, что мне на пидаров насрать — нет, лезет и лезет. Потом сверху посыпалась труха — кто-то пристроился на ступеньках. Постучал шваброй по потолку — не слышат. Оказалось, Мишаня еще с какой-то девкой, меня даже не заметил. Я поднялся наверх в его спальню, нашел черный маркер и написал на обоях:

 

Не звони мне. Документы пришлю по почте.

Уже давно не твой

Стасег

 

Полярный волк Бобик куда-то забился от жары, я хотел попрощаться и долго свистел ему, но Бобик так и не вылез. Футболка на мне совсем промокла от пота, так что я напоследок решил сходить в душ. Надел одну из Мишиных, она ему велика. Мог бы взять и НЗ, но передумал, эта падла и так два года жила за мой счет.

За стенкой кто-то ебется, на веранде мгеровцы допивают пиво и поют государственный гимн в редакции Н. Михалкова.

Смотрю в зеркало — на груди синий медвед, эти футболки нам выдали прошлым летом, когда меня награждали за инновации в области сельского хозяйства и экологии. Миша тогда старался, был верен целый месяц, для него это приличный срок. Тогда же он познакомил меня с родителями, хоть я и просил этого не делать.

Футболка пахнет его телом, он мало ношеные вещи не стирает, а сует обратно в шкаф. Может, отодрать кусок обоев, пока никто не видит? Потом думаю: нет. Читай, блядина. Ори, что тебе испортили стенку.

 

Я надел рюкзак и спустился вниз, переступив через спящего Мишу, его бабу и китайца. На веранде пристали два Мишиных папы — пришлось послать их на хуй. Я шагал по колкой засохшей траве, отбиваясь от папы Сашика. Он тащился следом до самого причала, повторяя, какой я понимающий и толерантный, и спрашивал, где обещанный хуй. Папа Сержик догнал его, огрел по затылку и повел обратно. Я в последний раз взглянул на пидарскую хату и ступил на пирс, у которого качался на двух понтонах мой вертолет. Это Миша убедил меня его купить, потому что на джипах ездят быдло и нищеброды.

Было тихо, над водой занималась заря, камыш стоял не шелохнувшись, как будто я попал в декорации какого-то фильма. Пахло гарью, и солнце всходило мутно-желтое, словно лампочка в парной. Я еще решил, что кто-то жарит шашлыки на соседней вилле, хотя кому они нужны в такую рань?

Туман над заливом становился все гуще, и яхты местных нищебродов словно растворялись в молоке. Дачи на побережье окутало дымкой так, что не стало видно третьих этажей. Шашлыками воняло все сильнее, я еще подумал, что у них так мясо подгорит. Сколько можно говнять экологию своим мангалом?

В тумане было слышно, как по заливу идут катера, но я видел только размытые серые пятна. Где-то вдалеке стрекотал вертолет — наверное, пацаны возвращались с охоты на оленей. Я бы и сам с большой радостью вернулся домой, но решил подождать, пока рассеется туман. Я же не какой-то там герой Стивена Кинга и не Ёжик-ахтунг, чтобы в нем купаться. И Медвежонка у меня кагбе больше нет, так что и торопиться некуда.

Посидел на причале, свернул косяк, покурил, поболтал ногами в воде. Смотрю — с пригорка бегут два папы-ахтунга и тащат тело Мишани. Мальчик еще лыка не вяжет — голову вскинет, разлепит ресницы и засыпает на ходу. Прискакали, брякнули сынулю на серые доски. Папа Сержик хлещет Мишаню по щекам:

— Вставай, дура! От тебя мужик уходит!

Мишаня зевает:

— Шел бы он в козью жопу, он мне всю стенку испаааачкал.

Папа Сержик начинает извиняться, типа в этой блядине взыграли гены его папаши-бисексуала, который Мишу сделал даже не в пробирке, а по пьяни, обычным способом. Эту ужасную тайну Мишиного зачатия они долго скрывали и дали той телке немеряно бабла, чтобы не позорила их доброе имя. Я-то уже решил, что ахтунги размножаются почкованием.

Папа Сашик заорал, что муж опять пытается его контролировать и попрекает прошлым, а я полез в вертолет от греха подальше. Сижу, наблюдаю, как стареющие пидоры возят друг дружку по пирсу. У Мишы, паходу, нервозная обстановка в семье, потому он такая блядина.

Мишаня завалился на бок, снова брякнулся башкой о причал и проснулся:

— Куда это ты без меня?

У него, наверное, была заготовлена длинная речь о том, какой я мудак, как я испортил ему праздник своей кислой рожей, как отказался трахаться с «ребятами» и вообще как глупо и асоциально себя вел.

В тумане показались силуэты катеров, и я немного напрягся, увидев контейнеры ракет и номера на бортах. Катера были из нашего порта, и я не вкурил, что они забыли в этой стороне залива. Наверное, не могли пристать к берегу, потому что пропили навигатор.

Где-то вдали затарахтел автомобиль, стрекот вертолетов стал громче.

— Стасег, взлетай! — кричал папа Сергей. — Бери Мишаню и спасайся, это как в тридцать четвертом!

Я сразу вкурил, что было в тридцать четвертом, потому что смотрел Висконти. Усадил Мишаню и двух его папаш и начал прогревать двигатель. Из тумана вынырнул грузовой вертолет, расписанный под хохлому, и завис над нами. К берегу подлетели пять микроавтобусов, из которых выпрыгнули парни с автоматами. Кто-то сказал в мегафон:

— Покиньте транспортное средство и ждите дальнейших указаний.

— Стасег, миленький, взлетай, — выл папа Сергей, — нас тут всех расстреляют как ебаных штурмовиков! Я знал, я чувствовал, что это случится!

И я взлетел. Невысоко, метров на тридцать. В тумане над нами нарисовались четыре военных вертолета. Внизу поднялся водяной столб, нас тряхнуло, и голос в наушниках рявкнул:

— Сажай вертолет, хуйло!

— Сажай! — кричал Миша. — Нахуй не надо, чтобы меня тут из-за тебя взорвали!

— Не сажай! — рыдал папа Сергей.

Мой вертолет просто висел в воздухе, а голос в наушниках объяснял, что его реквизирует государство в связи с чрезвычайным положением в регионах. Мне ничего плохого не сделают, если я буду хорошо себя вести и подчиняться их командам.

На берегу толклись парни из ФСО и МЧС, на обочине шоссе стояли автобусы, на которых приехала вся эта кодла. Из пидорской хаты выгоняли голых мгеровцев, тыча автоматами между лопаток. Парни прикрывали причинное место футболками с медведом, девки пытались обниматься с мужиками в форме и получали по сусалам. Их построили в две колонны, девок погнали в сторону Петергофского шоссе, а парням, наверное, велели одеться. Из окон полетела одежда и обувь, это мужики из МЧС кидали ее пиздоголовым. Те сначала разбирали шмотки, пытались найти свои, но парни из ФСО это быстренько пресекли.

Вертолеты, расписанные под хохлому, садились на поле перед домом, парни из МЧС кидались к столам, выпивали и закусывали тем, что еще не прокисло.

Голос в наушниках сообщил:

— Считаю до десяти.

Миша вцепился в мою руку и чуть не опрокинул вертолет, когда мы садились обратно на воду.

Папа Сашик дал папе Сержику пощечину и воскликнул:

— Чего тебе, сука, не жилось в Нидерландах?

Папа Сержик начал оправдываться: он, типа, русский патриот, и утечка его мозгов губительна для России, страны огромных возможностей.

— Говно твоя Россия, — ответил папа Сашик и вмазал ему по другой щеке.

Навстречу нам по пирсу топал вразвалочку жирный усатый дядька в форме МЧС. Я надел свой рюкзачок и приготовился к встрече с неизбежным.

Дядька протянул волосатую лапу:

— Поздравляю, сынок. Сегодня ты помог Отчизне своим транспортным средством. Родина тебя не забудет.

— Берите меня, — ответил я. — Не надо сказок про Отчизну. Я ждал вас, и я готов.

— Мальчик, ты дурак? — спросил усатый дядька.

— Нет, я подчиняюсь логике исторического процесса, — ответил я. — Человеческие жертвы необходимы тоталитарному режиму. Только не трогайте мою семью.

— Ты доброволец? — догадался дядька.

Я кивнул, и меня повели в сторону поляны. Усатый дядька вцепился в мой локоть и приговаривал:

— Молодец! Так держать, студент!

Нас догнал папа Сержик, просил пожалеть меня и взять его, но дядька только покрутил пальцем у виска:

— Ахтунгов не берем. Ты там сгоришь, а к нам припрется комиссия по правам человека.

Миша повис на дядьке и пытался отодрать его пальцы от моего локтя.

— Чё, тоже доброволец? — Дядька поймал его свободной рукой.

Миша начал что-то объяснять, но его никто особо не спрашивал.

Из последнего вертолета, подобрав подрясник, спустился Батюшка. Его вертолет не успели толком расписать, и за золотыми розанами проглядывал ржавый прошлогодний триколор.

Мгеровцы кое-как натянули шмотки и запели:

 

Русский парень от пуль не бежит,

Русский парень от боли не стонет,

Русский парень в огне не горит,

Русский парень в воде не тонет.

 

Батюшка поморщился и пробормотал:

— Да, как же там.

Заметил меня и зачем-то обнял, типо я был его лучшим студентом и гордостью нашего вуза, и ему будет очень жаль, если я погибну. Он даже не сердится на меня за тот случай в приемной комиссии два года назад. Предложил собороваться на всякий случай, но я отказался.

Один из пиздоголовых оторвался от колонны и рванул через поле. До шоссе он, канешна, не добежал, потому что он уже доброволец. Его быстренько накрыли брезентом и куда-то унесли. Я, кстати, по нему не особо горевал, вчера он как-то слишком активно засаживал Мише. Даже чисто для смеху попросил федералов пристрелить блондина, который пидорасил Мишу в рот. Блондин, не помню фамилии, начал заикаться и плести какие-то отмазы, но его оборвали на полуслове и пихнули в вертолет.

Усатый дядька из МЧС улыбнулся:

— Так держать, пацан. Будешь у них за главного.

Я согласился, но, паходу, я и так староста курса. Они меня выбрали после той истории с борщевиком, когда я поил весь факультет за свой счет. Бапки мне тратить особо не на что: в этой стране рано или поздно спиздят все, что ты купишь. Джип, вертолет, дом на территории заповедника — без разницы. Можно, канешна, пустить средства на дальнейшее развитие бизнеса, но мне в падлу. Как я уже писал, я Охотник и Воин, а не торгаш.

 

Батюшка торопливо молился и махал кадилом, типо ему не хватало дыма. Гарью воняло с такой силой, будто сотни тысяч туристов жарили шашлыки, сосиски, колбаски и сардельки «турист». Мне даже почудился запах горелого мяса.

Краем глаза я заметил свое транспортное средство: оно летело в сторону Финляндии, спасая шестерых сынов Отчизны. Усатый дядька обещал вернуться, но не уточнил, когда.

Загорелый мужик в форме ФСО поднес мегафон ко рту:

— Отчизны верные сыны! Вам выпала честь спасать нашу великую Родину от бушующего в ней огня! Лопаты и другое снаряжение выдадут на месте! Приятного полета! Мягкой посадки! На хуй! К черту!

Дуло автомата уперлось мне в шею, я запрыгнул в темный салон вертолета. Чьи-то руки вцепились в мой рюкзак, а в ноги бросилось что-то жаркое и меховое. Против полярного волка я не возражал, но Мишу попросил сесть подальше. Нас всех почему-то загнали только в один, недокрашеннный вертолет, за остальные дрались ФСО и МЧС — ломались кости, брызгала кровь, трещали оторванные рукава. Я еще подумал, чё они не лезут обратно в автобусы, их же хватает на всех.

Подо мной шевелились полуголые тела, пилот матюгнулся и крикнул, что с таким перегрузом мы не взлетим.

Снаружи крикнули, что ускорят его гранатометом, и мы отлично взлетели. Миша прополз по груде тел, высунул голову в дверь и блеванул красивым золотым каскадом. Остальные чуть не плакали, делали то же самое и откатывались назад, протирая красные от дыма глаза. Они кашляли так громко и надрывно, что у меня у самого запершило в горле. Я тоже высунул голову и увидел в дыму дороги, забитые машинами, частные вертолеты, аэропланы и прочие транспортные средства, которые удирали на Север через Северо-запад. Только нас, как баранов, перли на Юго-Восток.

Бобик тыкался мордой мне под мышку и мелко дрожал. Я догадался снять футболку, поплевал на нее в двух местах и приложил один конец к своему носу, а другой — к носу полярного волка. Запомни, камрад, в твоем лагерном НЗ должна быть бутылка воды! Вода — это жизнь! Не ленись ее набирать и таскать лишний килограмм веса. А если тебе в падлу, соси шокер-самотык.

Мама прислала эсэмэску: «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот».

Звоню ей:

— Не волнуйся, мама, тут метров двести над землей. Выше не можем, потому что перегруз.

Она:

— Ты идиот? Бери свою пидовку и вали в Финляндию!

Я попросил маму не оскорблять Мишу и спросил, в чем, собственно, дело. История, которую она мне рассказала, была такой странной, что я не верю до сих пор. В далеком две тыщи десятом настало такое жаркое лето, что под землей загорелась какая-то природная хуйня типа каменного угля, только пониже сортом. Называется «торф». Сгорело несколько деревень, и добрый Вождь отстроил бедному люду песдатые дома, настолько песдатые, что сами бедняки никогда не накопили бы бабла на эту красоту. Им даже провели электричество, газ, телефон и интернет, которого там отродясь не было. Простой люд пел и веселился, и благословлял щедрого Вождя. Многие крестьяне завидовали этим везучим погорельцам и втихаря прочесывали окрестности своих деревень, типо нет ли там торфа.

В две тыщи одиннадцатом умные бедняки уже сами разводили костры на болотах, чтобы улучшить жилищные условия, и так каждый год, пока не появился Великий Химик, который прекратил эту халяву раз и навсегда. К тому времени у многих русских крестьян уже были наипиздатейшие хаты. Правда, им приходилось выкорчевывать лес и пропахивать территорию на километр вокруг, чтобы очередные бездомные не пустили красного петуха.

Кстати, бездомные тогда сожгли хуеву тучу коттеджных поселков, где стояли дачи глупых предпринимателей. Тем самым люмпены ликвидировали социальное неравенство примерно на десять лет. Эта страница русской истории не входит в программу церковно-приходских школ, и даже на общинных курсах об этом никому не говорят. Понятно, почему.

Потом пиздоголовые пробовали внедрить проект «Теплоснабжение Санкт-Петербурга и области от торфяных болот», а Великий Химик написал им в интернете: «Можете ваще не топить, все равно этот город утонет в тине черной». Никто ему не верил, как прорицательнице, которую за ее прогнозы то ли пришили, то ли выебли по кругу древние греки. Проект, канешна, зарубили. Кому охота возиться с торфом, когда есть газ? Сейчас-то его почти не осталось, ну да кому я это объясняю, ты и сам знаешь, камрад.

Вопщем, лежу на телах одногруппников, читаю про торф, внизу ворочается блондин не помню фамилии:

— Стасег, ты такой умный, ты нам скажешь, что делать?

На самом деле я, канешна, дурак. Умным тут делать нечего, они давно в Китае и в Канаде. Но я все равно прочел пиздоголовым небольшую лекцию о торфе.

Тушить его с воздуха неэффективно, потому что горящие головешки от удара разлетаются во все стороны и приводят к возникновению новых пожаров. Но есть два надежных способа тушения, предложенных российскими чиновниками и учеными.

Способ первый: выдать армии водоводы, протянуть их к озерам и затопить весь торф к чертям собачьим, чтоб на месте пожарищ мог плавать на лодочке дед мазай.

Способ второй: пригнать бульдозер и перемешать верхний слой горящего торфа с нижним, холодным.

Канешна, эти способы на практике никто не проверял, но на то и нужны добровольцы.

— Стасег, мне холодно, — стонет блондин.

Миша пинает его пяткой под ребра:

— В аду согреют!

 

В салоне становится совсем темно от дыма, мы снижаемся, пилот кричит:

— Выкидывайте лестницу и спускайтесь!

Я ползу к нему, скользя по потным спинам:

— Сажай машину, дай выйти нормально!

Он:

— Ты внотури дебил? Там горит под землей. Хочешь, чтобы вертолет провалился?

Я погрозил ему шокером, но тыкать не стал. Мне нахуй не надо, чтобы разряд въебал по штурвалу.

Этот все понял и ухом не повел.

Тогда я развязал бусы и зарядил пневматический пистолет.

Говорю:

— Прыгай, дядя. Нужна разведка на местности. А мы пока слетаем в Финляндию. Тебе что-нибудь привезти?

Он:

— Я-то прыгну, а ты все равно не долетишь. Топлива не хватит.

Кто-то выбросил из салона лестницу, комок веревок рухнул на землю, и там полыхнуло. Пилота мы спихнули чуть подальше, и ничего, не сгорел.

Кричит:

— Учтите, я все расскажу руководству! В новом семестре пятерок не ждите!

Обратно летели минут десять. Сели мягко — на поле с печеной картошкой. Студенты обрадовались, начали ее копать. Кашляют и жрут, перемазались как черти.

Темно как в грозу, ничего не видно, только справа что-то красное мелькает. Пошли по периметру. Впереди речушка с теплой водой, слева сад с печеными яблоками, сзади стоячий древесный уголь, типа быфшый сосновый лес. Справа китайская деревенька горит, и огненные драконы скачут по крышам.

— Господь покарал узкоглазых сук! — радуются одногруппники.

Я им:

— Молчать! Господь карает только идиотов!

Они протерли глаза и поняли, что китайцы давно в Китае. Одни мы тут в дыму и в говне.

— Убей в себе государство! — продолжал я. — Система сожгла сама себя! Чиновники свалили за рубеж, полиция сбежала, торфяной дым выкурил китайцев и богачей, остались только мы — крепкие молодые парни, надежда нации! Отныне мы — хозяева этой прекрасной земли! Нарекаю эту местность Гуляй-полем! Да здравствует Анархия! Гуляйте, суки!

Миша теребит меня за шорты:

— Стасег, ты совсем ебнулся?

И правда, забыл настроить трансляцию в интернете. Через час уже все остатки Российской Федерации знали, что в стране наступил Анархо-Коммунизм. Я объявил свободу совести, слова, собраний, союзов. Землю раздал крестьянам, а фабрики — рабочим. И это не наебка, как в семнадцатом году. По всей стране возродятся Общины, которые не сломятся под гнетом Системы. Предприниматели вздохнут полной грудью в нашей зоне, свободной от налогов и сборов. Угнетенные демократией и капитализмом беженцы из других стран будут стекаться к нам для обмена опытом. Торфа и великих идей здесь хватит на всех! Я все еще верю в Россию — страну безграничных возможностей, страну трех революций, третий Рим!

Юзеры в интернете кричали: «Ура!» Магазины взвинтили цены на книжки Маркса и Лукошина, остатки российской интеллигенции покупали их и читали под кондиционером, плотно задраив пластиковые окна.

Телевидение не работало, единственным источником информации был интернет. Юзеры сидели, обмотав морды мокрыми тряпками, и ждали перемен. Потом интернет начал тоже пропадать, и наша Родина совсем приблизилась к идеалу Анархии. Ветер перемен вонял гарью, мертвечиной и расплавленной пластмассой. Огонь подбирался к спальным районам крупных городов, остатки армии прятались в бомбоубежищах, их вытаскивали оттуда и били арматурой.

 

Мгеровцы пели:

 

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был ничем, тот станет всем!

Когда я закончил, ветер подул сильнее, языки пламени отрывались от горящих крыш и таяли в дыму. Обугленная ботва вспыхивала и разлеталась серым пеплом, жар стоял такой, что студенты прикрывали глаза.

— Кончай пиздеть! — крикнул Миша. — О душе подумай!

— У пидаров нету души. — Я смерил чумазого Мишу презрительным взглядом.

Его пидовская челка посерела от дыма, грязные шортики чудом держались на бедрах. На животе остались следы вчерашней спермы, а колени были в синяках.

Мгеровцы зашикали на Мишу, назвали моего мальчика тупой блядью, жопорванцем и говном. Миша тяжело задышал, раскашлялся и уткнулся лицом в мокрую от пота майку.

— Товарищи, нам нужен керосин, — сказал я. — Поскольку лес уже кагбе выгорел, мы спокойно можем пройти до ближайшей вертолетной заправки. Веди нас, Бобик!

Это я вычитал у Паустовского, там написано, что животные всегда спасаются от огня благодаря тонкому нюху и инстинктам. Но Бобик в лес не побежал. Поджал грязно-белый хвост и попятился к реке.

— Бобик, вперед! — приказал я.

— Ты ему не хозяин, — всхлипнул Миша. — Бобичек, беги, пожалуйста, вперед!

Я начал объяснять, что с наступлением Анархии все волки стали общими, а Бобик огрызнулся и коротко взвыл. Попробовал лапой илистый берег, понюхал, чихнул и плюхнулся в воду. Миша рванул за ним и провалился. Барахтается, хочет вытащить ноги, а тут и руки увязли. Бобик легкий, выгреб кое-как и поплыл к соседнему берегу. Как волку ни дрочи, он смотрит в лес. Или куда он там смотрит, полярная гнида.

Блондин приволок обгорелую доску, вытащили Мишу. Миша мокрый, жалкий, весь в ряске и коричневом говне. Держит в руках пучки водяных лилий:

— Это тебе, Стасег.

— Мне-то оно нахуя?

Оттолкнул эту погань и повел пиздоголовых к лесу. Миша трогает мое плечо грязной ручонкой:

— А мальчики тоже общие? То есть я имел в виду…

Снова его оттолкнул: иди ты, офелия, в жопу, топись среди лилий.

Дошли до опушки — ничего такого. Вроде, лес как лес, только стволы обуглились снизу. Сверху сосны даже зеленые. Один поц из второй группы взмахнул руками:

— Стасег, смотри!

Из-под земли тянулась струйка дыма, и дальше, куда ни глянь, везде сочились такие же струйки. Вид был такой, будто японцы вернули нам Камчатку и все ее гейзеры. Студентик из третьей группы, которому оставили сотовый, полез их фоткать. Ничо, кое-как вытащили, кроссовки потушили, повели обратно на поле. Сранай торф может гореть под землей неделю, месяц, а то и всю зиму. Запасы торфа огромны. Даже под снегом этот адский торф будет тлеть и вонять, пока не наступит Конец Света.

Ветер завыл в горелых соснах, огненные смерчи покатились по полю, полетели головешки. Пепел поднялся и закрыл от нас солнце. Мгеровцы пали ниц и увлекли меня на землю. Над нами пролетела жестяная кровля, перевернулась в воздухе, зацепилась за верхушку дерева и рухнула вместе с ним.

— Это гнев Господень, — прошептал Миша и обнял меня зелеными от тины руками.

— Отвали, — попросил я.

У Миши от страха помутился рассудок. Он еще сильнее прижался ко мне и понес уже совсем невозможную хуйню:

— Мы выживем, Стасег. Влада родит нам ребеночка, ты ей заплатишь денежку, мы его заберем и будем растить. Ты будешь самым лучшим в мире папой. А я…

Я ответил, что «праздничные дети» мне нахуй не впились, Миша от горя весь затрясся и зарыдал в горячую землю. Типо он поплачет и своей слезой пожар потушит.

— У тебя черствая душа, — еле слышно проговорил Миша. — Ты не способен стать духовным лидером, потому что не любишь людей.

Я ответил, что да, не люблю. Пусть сам становится гуру, в нем духовности дохуища, пол-страны перелюбил.

— Не могу я, грешен, — зашептал Миша. — Молитва из ебаного рта и людям, и Господу противна.

От горящих крыш оторвался огромный огненный змей, полетели балки, над полем поднялась черная воронка и двинулась на нас.

— Спаси и помилуй нас, Господи! — воскликнул я, и ветер утих.

Мгеровцы подняли головы, черные жемчужины слез текли по их закопченным щекам. Может, у них и еще где-то текло, но в дыму никто не заметил.

— Стасег, помолись за нас, грешных, — попросил блондин и облобызал мои ступни. Его язык был нежным и горячим, блондин кашлял и сплевывал пепел, но все равно продолжал лизать.

Верхушки деревьев горели ровным пламенем, от них валил густой черный дым. Откуда там взялся огонь, я не знаю. Может, ветром надуло с другой стороны. Ветки трещали и падали, снизу полыхало, в деревне начали проваливаться крыши.

Мы понеслись к саду с печеными яблоками, задыхаясь, кашляя и щуря сухие глаза. Вдалеке замаячило что-то похожее на вывеску, белое с желтым в середине.

— Гипермаркет! — радовались мгеровцы.

— Назад! — крикнул я.

Под эмблемой компании «Шелл» вздулось четыре огненных облака, земля содрогнулась, и мы снова пали ниц. Обугленные стволы яблонь стали красными, жар шел от них волнами, снова поднялся ветер, он дул во все стороны света, разнося Господний гнев.

— Молись! — вопили мгеровцы. — Молись за нас, грешных!

Я отвечал, что я не Иисус и не Гарри Поттер, но мгеровцы жались к моим ногам и старались прикоснуться к краям моих одежд.

Блондин не помню фамилии просил усерднее всех, у них с Мишей даже начались какие-то терки.

— Хуй с вами, — не выдержал я. — Составьте список, я его передам.

— Пусть Господь потушит пожары! — взвыли мгеровцы. — Пусть китайцы останутся в Китае! Пусть повысится уровень жизни!

— Мы с Господом будем над этим работать, — обещал я. — Результаты обнародуем уже в ближайшие месяцы.

— Молись сейчас! — велели мгеровцы. И пламя трепетало в их зрачках.

Я начал молиться. Сперва о том, чтобы правительство не вернулось из Швейцарии. Потом — об успешном становлении Анархо-Коммунизма. Подумал еще немного и помолился об избавлении общества от церковной заразы. Мгеровцы чуть не плакали. Рыжий парнишка из третьей группы упал в обморок от дыма, остальные кашляли и раздирали себе горло ногтями.

— Легкие чешутся! — прохрипел блондин.

— И в заключение, Господи, пошли нам дождя, — попросил я.

В дыму сверкнула молния, и где-то вдалеке послышался глухой треск.

Первые крупные капли упали на землю. Я начал объяснять мгеровцам, что это никакое не чудо, а новый атмосферный фронт, пришедший на смену аномальной жаре. Они не слушали и целовали мне ноги. Дождик закапал активнее, стало приятно и свежо. Земля зашипела и пустила пар, но струйки торфяного дыма никуда не исчезли, под почвой-обманкой скворчали ямы, полные огня, и ждали мгеровской дичи.

— Господи, к тебе взываю! — возопил Миша. — Прими моление неразумной бляди, раба твоего Михаила! Ниспошли нам влагу для тушения геенны огненной, отверзни хляби небесные, излей потоки благодати!

И Господь отверз всё.

Молнии сверкали, ливень шел стеной, окрестности исчезли за потоками воды. Мгеровцы жались в кучу, Миша плакал и отмывался. Черная грязь стекала с них вместе с грехами, почва под ногами хлюпала и чавкала. Не осталось ни дымных струек, ни раскаленных головешек, наступил адский холод, вода в речушке прибывала.

— Это потоп! — рыдали мгеровцы. — Судный день грядет, и все мы станем пред лицем Его!

Я решил, что потоп — это уже кагбе лишнее, просчеты высшего руководства. Начал молиться о прекращении дождя — хуй-то там. Речка вышла из берегов и залила нас по щиколотку, и надежда России молодой чуть не утопла в тине черной, как предрекал Великий Химик.

— Помогите! — взвизгнул студентик не помню имени Боровиков.

Он уходил под землю — сперва по пояс, потом над краями ямы мелькнули руки. Сосны кренились и падали, выставив голые корни, у опушки земля осыпалась, образуя черные озерца с торчащими по берегам огрызками берез. Вопщем, все было очень пафосно, как в Священном Писании.

Не помню имени Боровикова откачали, но рассудок к нему так и не вернулся. Он сидел в грязи, обхватив руками коленки, качался из стороны в сторону и бормотал: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй мя!»

Утром следующего дня повсюду черным стеклом сверкала водная гладь, и Божий лик отображался в ней. В середине поля торчали пропеллеры вертолета, а мы сидели на уцелевших яблонях как наши дикие предки.

Мгеровцы ругали Мишу — это он своими тупыми молитвами накликал на нас потоп. Типа я все сделал по-пацански и вызвал нормальный пацанский дождь, а потом встряла тупая блядь и вызвала блядский. Миша сморкался и что-то отвечал сиплым голосом, но его никто не слушал.

Я пробовал зайти на новостные сайты, но там было глухо. То ли страну затопило от Мурманска до Курска, то ли сгорела вся аппаратура. Только пендосские ресурсы показывали ролик с моей мордой и подписью: «Русский миллионер стал новым Че Геварой». Там же болтался другой ролик, снятый падлой из третьей группы на сотовый телефон. В этом ролике русский Че Гевара воссылает молитвы и вызывает дождь. Качество отвратное и голосок противный, как у пидора, но люди прутся.

Про Мишу я молчу, он получился хуже всех, а слова «неразумная блядь» вошли в мемориз у пендосов. Сидит на развилке мрачный, нахохлился, озноб его колотит.

Рядом Боровиков нудит: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный…» — заебал!

Смотрю дальше — очухались русские новостные порталы. Там меня ругают, называют новым Бен Ладеном и песдят, что именно я отдал приказ поджигать торфяники по всей стране. Какой-то важный поц с Либерти ру пишет о грядущих гуннах, что тучей нависли над миром и разъебут своими копытами остатки великой русской культуры. Но, типо, он все равно меня приветствует, потому что анархия и хаос — это круто. А статья называется «Почепа, я люблю тебя!»

Я ему ответил, что ничего не поджигал. Он пишет: «Все равно люблю». И еще двести тысяч подписей: чмоки, лаффки, анархизм — это круто.

Стали приходить виртуальные делегации, спрашивать, как жить дальше.

Отвечаю:

— Известно, как. Моими молитвами вода скоро схлынет — ступайте пахать, строить заводы и фабрики, корабли, самолеты и дома. И даже документы собирать не нужно. У нас теперь полная свобода, к которой мы шли все эти пятьдесят лет. Ни президента, ни правительства, ни кровавой гэбни, только солнце, воздух и вода.

Эти сразу:

— А кто нам дома отстроит, кто даст рабочие места?

Отвечаю снова:

— Все в ваших руках. Да здравствуют общины и антиглобализм, да здравствует свобода ассоциаций и взаимопомощь!

Они:

— Аааа, понятно…

Вопщем, целый день страна просидела на жопе ровно. Никто не пошел на работу, все пили пиво и втыкали в интернет, обсуждая светлое будущее. Только к вечеру отдельные юзеры решили вынести бутылки и купить сигарет.

Что характерно, русского Че Гевару никто спасать не спешил. Я прямо охуел от такой несправедливости: спасаешь всю страну, а им лень выслать тебе на помощь дешевую надувную лодку. У нас уже руки-ноги затекли, а я отключился на пару минут и увидел Великого Химика. Он шел по черным водам, подобрав края ризы и печально шлепая голыми ступнями. Идя, обратил ко мне лице свое и рек: «Не хочешь срать — не мучай жопу». Очнувшись, я долго размышлял над смыслом этих слов, но так ничего и не понял.

Позже папа Сержик мне объяснил, что сесть на яблоню верхом — не значит встать с колен. С его помощью я асилел книшку «Основы экономической теории» и могу давать населению годные пацанские советы.

Теперь я каждый день захожу в сеть и радуюсь: Россия возрождается! Погорельцы очухались, прибежали на пепелища и развесили веб-камеры на шестах. Чтоб, значит, за строительством наблюдать. Это они здорово придумали, нам очень важна самоорганизация на местах.

Сорри, камрад, буду рассказывать все по порядку. Короче, сидим на деревьях, мгеровцы ссут и поплевывают в воду, дожевывают дымные яблоки. Миша ворочается на своей яблоне и ноет, хотя ему досталось самое удобное дерево. Я даже распотрошил свой рюкзачок и покидал ему чистое белье вместе с мылом и зубной щеткой. Мальчик все равно недоволен: то невралгия в ребрах, то поясницу ломит, то шея болит.

Блондин не помню фамилии пробовал слезть и дать ему в пятак, изговнялся по грудь и взобрался обратно. Содрал с себя одежду, развесил на ветках, уселся мягкими булками на шершавую кору. У них с Мишаней снова начались какие-то терки, ахтунги кидались огрызками и пробовали достать друг друга струей. Вопщем, пидовки бранятся — только тешатся.

Солнце стояло уже высоко, чумазые птицы щебетали на ветвях уцелевших сосен, под нами проплывали обгорелые тушки зайцев и мышей, качался на мелких волнах белохвостый олень. Аист сел на одинокую печную трубу и выхухоль, задрав тонкое рыльце, спешил куда-то по своим делам. Природа сбросила с себя техногенное бремя человека, она возрождалась вместе с Великой Россией. Такой картине умилился бы любой эколог, но все они куда-то делись. Может, потонули вместе с летними лагерями.

Уютный шум мотора был слышен вдали. Мы орали и махали футболками, но никто не приехал. Местным на питерских пасрать, а МЧС больше нету.

Приплыл полярный волк и хотел взобраться по стволу к Мише, но Мишаня заорал: «Не лезь ко мне с грязными лапами!» Бобик фыркнул носом и поплыл обратно, искать людей. Он вернулся часам к четырем, и за ним — отрок в амфибии-кабриолете, прекрасный, как фея с горы Куньлунь.

Был он лунолик и тонкоперст, и волосы его струились ароматным водопадом, и кожа его была нежна, как лепестки водяных лилий, а глаза темны и глубоки как озера торфяные. Вопщем, интеллигентный пацанчик, не чета Мишане. Сбавил скорость, причалил к моей яблоне и представился:

— Сяо Иван, я ваш большой поклонник.

Я закрыл рот и пожал ему руку.

Ваня похлопал по кожаному креслу рядом с собой:

— Садитесь, товарищ Почепа.

Я не сел. Потому что кагбе не в моих правилах бросать боевых товарищей, ступивших на Путь Анархии. Я должен покинуть тонущий корабль последним. Товарищу Сяо пришлось раз десять гонять туда и сюда, чтобы вернуть на сушу надежду нации.

Смеркалось, я сел одесную от китайского Вани и поплыл вершить великие дела. И сказал ему:

— Прости, товарищ Сяо, ты четкий пацан и настоящий друг, но я не смогу тебя отблагодарить, потому что русское быдло связано клятвой верности с одной русской блядью.

Товарищ Сяо смахнул слезу с изогнутых ресниц и утер мокрые ланиты широким рукавом. Потом я, канешна, жалел, что не вдул товарищу Сяо, и блондин, честно скажу, был неплох. Но, как говорится в китайской легенде, каждый хороший мальчик со временем превращается в дракона и с адской силой жжот тебе мозг.

Что еще я могу добавить? С остальным вы можете ознакомиться, купив мою брошюру «Программа экономического развития Русских Общин на 2044 год» и Мишину книжку «Культурное развитие нации».

Наборчик анархиста выбрасывать не надо, потому что правительство обещало вернуться. Правда, не уточнило, когда.

Но мы его встретим, камрад. Моя борьба станет твоей борьбой и нашей общей борьбой с угнетателями, тунеядцами, христианами и прочей мразью!

 

Да, я так и не сказал про гордое знамя анархии. В нашем интернет-магазине продается несколько вариантов знамени из первоклассного китайского шелка. Их качество проверено лично товарищем Сяо, так что берите и не сомневайтесь.

Черное знамя — строгий классический вариант, отлично подойдет для любого митинга и шествия. Не пачкается и не линяет, незаменимо в любой поездке.

Черно-красное знамя — для уверенных в себе анархо-синдикалистов, поможет ярко и нетривиально заявить о себе и своих идеалах.

Черно-желтое знамя — для знающих себе цену предпринимателей России молодой. Выпускается в небольшом формате, его удобно ставить на стол для совещаний и прикреплять к капоту лимузина.

Черно-фиолетовое знамя — для молодых, современных анархисток и феминисток. Не вытягивается и не теряет форму даже после двадцати стирок.

Черно-зеленое знамя — идеальный спутник молодых экологов, подойдет для защиты любого леса.

Черно-радужное знамя — для ГЛБТ-анархистов, украсит любой погром, фестиваль и гей-парад.

Также к вашим услугам цифровая печать, шелкография, эмблемы на фарфоре, шариковые ручки и всевозможные аксессуары для анархистов.

 

С анархо-коммунистическим приветом Почепа Станеслав из 19 Общины Кронштадтского района города Санкт-Петербурга.

 

Россия, возродись!

 

Превед, с ваме снова Станеслав Почепа. Если кто-то сильно возбудилсо, первые две страницы можно пропустить.

В прошлых мануалах я рассказал вам, как получить достойное образование, добыть из говна юань и победить правящий режым. Сиводне я расскажу, как поднять страну с колен.

Четыре долгих года мы с ваме познавали свободу на вкус: рыли землянки, рубили торф, жрали борщевик да сныть, топили кизяками тандыр. Я работал наравне со всеми, как обычный русский поцан и патриот.

Ональные псы упрекают меня в захвате власти, но это наглый песдеш. Власть валялась под ногами, и никто не хотел ее подбирать. Мне пришлось взять ее по многочисленным просьбам трудящихся. Это противоречит принципам анархизма и моим личным принципам, но я не думал о себе, я думал о судьбах России. И вот что я придумал: если поднять Россию с колен, она будет шатацо как пьяный медведь, так шта ей нужно встать на все четыре конечности, как наши далекие предки. Опорой нации стали Воины, Торговцы, Охотники и Собиратели.

 

В это трудное, но счастливое время каждый делал для Родины что мог. Я лично собрал несколько компьютеров для нужд Временного Правительства. Правда, их было неудобно двигать с места на место, потому что каждый весил центнер, так шта я напряг свой технический гений и сделал ноутбук из старого кейса. Мама и папа Сержик очень меня хвалили и дажэ провели Первый Национальный Нанотехнологический форум, где присутствовали поцоны со всей России и ближнева зарубежья. Инициативу быстро подхватили, щас наиболее прогрессивные юзеры мастерят водонепроницаемые ноуты из мыльниц и противоударные планшетники из сковородок. Мыльницы, канешна, гавно, зато сковородки надежны как древний айбиэм. Хотя кому я это говорю, вы сейчас палюбэ читаете со сковородки.

Не верьте ональным псам, которые врут, что я не сделал ничего хорошего. Я полностью выполнил свою политическую программу. И ни одна собака не кинет в меня гнилой помидор, потому что их съели. И помидоры, и собак.

 

Если кто не помнит, программа была такая:

 

1. Защита отечественных производителей.

2. Мир без аннексий и контрибуций.

3. Продажа вотки в любое время суток.

4. Курить настоящие сигареты в любом месте.

5. Отмена всех налогов и сборов.

6. Свобода совести, слова, собраний, союзов.

 

Доколе вы будете гавкать, ональные псы? Разве плохо, что Россия вышла из ВТО? Я помог вам победить проклятый консумеризм и очистил рынок от некачественных иностранных товаров. Я возродил российское компьютеростроение. Не будь меня, вы бы так и юзали китайские таблетки с виртуальной разверткой. И покупали бы новые каждый год, когда кончается лицензия. Стыдно русским воинам зависеть от гепатитов! И вообще, таблетку легко потерять или там утопить в сортире, а сковородку так просто не проебешь.

Разве плохо, что я вернул стране Урал? Канешна, гепатиты выработали все, но в горах еще можно ставить ветряки и солнечные батареи.

Разве плохо, что к нам примкнул Таджикистан? У нас появился островок арийской духовности в самом центре китайской империи.

Разве плохо, что вы можете пойти в магазин в любое время суток и купить бутылку вотки? Канешна, надо долго искать магазин и надавать песдоф владельцу, чтобы он показал, где прячет продукты. Но дорогу, как говорицо, осилит ебущий. И, кстати, за вотку в магазине надо платить всякими полезными ништяками, поцоны про это почему-то забывают. Мы — не псы кровавава режыма, а честные анархисты.

 

NB! Не пейте спирт на автозаправках! Это технический спирт.

Не пытайтесь варить самогон во избежание отравления метанолом! Меняйте ништяки на проверенный самогон в 19 Общине Кронштадтского района, читателям — скидка, купон предъявить на КПП.

Насчет настоящих сигарет вы тоже в курсе. Я отменил трехлетний срок за курение в общественных местах. Все были рады. Кто ж виноват, что вы за неделю ссосали все запасы курева? Да, новый табак растет долго, но время не имеет значения для реальных поцоноф. Учитесь достойно преодолевать небольшие трудности. Если совсем припрет, купите насвая у таджиков, но предупреждаю: в нем куриное говно.

Многие песдели по поводу принудительных работ: типо, это нарушает права человека. А как вы хотели освободиться от налогов и сборов? Как вы хотели пополнить госбюджет? Не гонитесь за юанем, думайте о благе России. Да, вам не удастся пожить при развитом анархо-коммунизме, но вы обеспечите будущее нашых детей и внуков.

Насчет свободы слова, собраний и союзов скажу следующее: идите на хуй.

Тут дажэ бес комментариеф.

 

Свои мемуары я продолжу с того момента, когда мы плыли на Большую Землю в амфибии товарища Сяо. Все сущее покрыли воды, из них торчали черные стволы деревьев и что-то носилось над водами. Иные утверждали, что Божий Дух, иные — что Великий Химик, а иные — что какое-то мистическое существо, то ли Гамаюн, то ли Гальюн, типо детишек и мгеровцев пугать.

Мы с Иваном Сяо обсуждали иго демократии, казней ряд кровавых, и трус, и голод, и пожар, и прочие няшные вещи. Вопщем, все было как у обычных анархистов на первом свидании.

Внезапно мотор заглох, и товарищ Сяо наврал, что кончилсо спирт. Этанометр показывал, что там еще литра два, и я сперва не въехал в такие навороты. Откуда мне знать, может, соплеменники товарища Сяо на Большой земле угандошили моих однокурсников мелкими партиями, типо во время кризиса очень важны запасы мяса.

Я схватил Ивана за горло и пристально заглянул ему в глаза.

— Еби меня как сучку, — попросил Иван.

Я ответил:

— Прости, товарищ Сяо, ты четкий пацан и настоящий друг, но у меня суко ревнивый и мстительный бойфренд. Если я тебя натяну, он опять со всей Россией переебется.

Товарищ Сяо смахнул слезу с изогнутых ресниц и утер мокрые ланиты широким рукавом. И сказал:

— Ну хоть подрочим?

Канешна, мы подрочили, а потом он еще долго сосал, но никаким содомским ахтунгом мы не занимались. Ебать гепатита — непатриотично, даже когда его зовут Иван.

Смеркалось, пахло гарью и гнилой водой. Мы с товарищем Сяо лежали на заднем сидении в братских объятьях и вели уже серьезный разговор: как поднять из руин нашу великую Родину. Очень много смелых замыслов предложил тогда товарищ Сяо. Например, наркотуризм, благодаря которому загнивающий Запад спас экономику России и Таджикистана. Но не будем забегать вперед.

Когда нас прибило волнами к Большой земле, уже опустилась ночь, и бывшие мгеровцы жгли на берегу небольшой костер. Ну, типо, сильно замерзли за прошедшие двое суток.

Я объявил состав кабинета министров.

Премьер-министром я назначил товарища Ивана Сяо, чей неоценимый опыт вкупе с креативным мышлением поможет России стать независимой от Китая.

— Служу России Молодой! — воскликнул товарищ Сяо и кинул зигу.

Я взглянул на лицо Мишы, освещенное пламенем костра. В нем было что-то дьявольское.

Министром торговли и промышленности я назначил мою маму. Миша швырнул в меня горящей головешкой, но я увернулся.

Министром финансов я назначил Мишынава папу Сержика, чиста чтобы мальчик не волновался за свое будущее. Нет, все равно сидит злой.

Министром внутренних дел я назначил Рамиса, с которым мы познакомились на едином госэкзамене. Это тот самый таджик, который таскал с собой оленя. Он, вопщем, оказался неплохим парнем, а из лука стреляет как Робин Гуд.

Рамис сразу полез обнимацо, и Миша швырнул вторую головешку.

Министром здравоохранения я назначил мамину герлфренд тетю Лену.

Министром энергетики я назначил бывшую мамину герлфренд тетю Веру.

Потом я спросил красивого блондина, как его фамилия.

— Брейнингер-Ясколайнен, — ответил он и погладил себя по бедрам.

— Отлично, — говорю, — будешь министром иностранных дел.

Миша вскочил и завопил, что я мудак, но его усадили обратно.

Министром обороны я назначил дядю Толяна, который препод ОБЖ на наших общинных курсах. Дядя Толян научил меня всему: тактике партизанской войны, изготовлению 3D-ловушек, искусству ближнего боя и прочим полезным штукам. Например, как сделать фаустпатрон из водопроводной трубы.

Потом я назначил несколько бывших мгеровцев на всякие дурацкие посты: министр сельского хозяйства, регионального развития, транспорта, МЧС и тэ дэ. Все равно у нас ничего такого нет, но поцонам приятно.

Министром культуры я назначил Владу Яворскую, потому что она деффка.

Все обнимаются, раздеваются, поздравляют друг друга с назначением.

Только Миша бродит как апущенный, мне его даже жалко стало. Я нашел в кармане подтаявшую конфету с праздничнава стола, протягиваю ему:

— Кушай, набирайся сил.

Миша смотрит на конфету и рыдает. Говорит:

— Хочу домой, к моим папам.

Я его обнимаю, типо все буит хорошо.

Он:

— Отстань!

Из его речи я понял, что у меня большие амбиции, но маленький хуй, что товарищ Сяо — подлая китайская блядь, а мой кабинет министроф — сборище тупых лузероф и уебаноф, в которое Миша и сам бы отказался вступать. И даже если я буду умолять его на коленях и в позе раком, он не согласится войти в правительство РФ.

Я успокоил мальчика: типа, он теперь Первая Леди страны, а будет песдеть — сошлю в монастырь.

Миша гордо поднял подбородок и хуяк меня ручонкой по щеке.

А товарищ Сяо хихикает, закрывшись рукавом.

Мишаня осмелел и хуяк по второй.

Товарищ Сяо раскрыл нефритовые уста и молвил:

— Назначь его министром связи и массовых коммуникаций.

Мишаня промолчал. Типо дареному коню в жеппу не смотрят.

Потом в кабинете министроф начались перестановки. Тощенький мальчик в очочках все канючил:

— Можно, я буду министром обороны, можно, я?

Его фамилия, кажецо, была Грачев.

Я ответил:

— Попробуй.

Миша и товарищ Грачев сразились на деревянных кольях, и товарищ Грачев выиграл по очкам.

За должность министра сельскава хозяйства боролись товарищ Боровиков и три деффки. Товарищ Боровиков отстоял свой пост, но хромал еще неделю, и нос у него смотрел куда-то в сторону.

Министрами МЧС хотели стать целых десять поцоноф. Колю Потупчика отдолбили сразу после вступления в должность, но он не сдавалсо и чувствовал себя отлично. Министр доказал, что русский парень умеет выживать в любых экстремальных ситуациях, и обещал поделицо опытом с остальными.

Министром регионального развития стал Сережа Потупчик, а министром энергетики — Витя Потупчик, они тройняшки. Поцоны сразу позвонили маме. Счастливая мама долго давала им какие-то наставления, тройняшки хихикали и косились в мою сторону. Коля Потупчик завершил сеанс связи и показал мне кончик языка. Взгляд у министра МЧС был какой-то странный, и я попросил его озвучить свою гражданскую позицию. Коля шепнул мне на ухо, что главное для политика — умение грамотно владеть языком, и он мне это докажет, когда все лягут спать.

Товарищ Сяо помрачнел и скомандовал министрам, чтобы ставили палатки. Ваня ахуенна предусмотрительный, привез их шесть штук. Скоро на берегу пустынных волн стало как тогда, на Селигере. Ваще-та, это и был Селигер, только из-за дыма я сразу не фкурил.

Парни и деффки сидели на берегу, дрожа от холода и тесно прижавшись друг к другу. Мы созерцали кровавую лунную дорожку, и в глазах у всех стояли слезы. Очень много светлых воспоминаний у нас было связано с этим местом, и с МГЕР, и с Единой Россией. Мы все понимали, что эпоха нашей юности ушла безвозвратно, что бремя кровавого режыма было легко, а впереди — разруха и неизвестность.

И тут у меня вырвалось как-то само собой:

— А давайте создадим партию?

И создали. Я хотел назвать ее НАР — Новая Анархическая Россия. По-моему, очень круто, похоже на «народ». Но товарищ Ясколайнен сказал, что НАР это атцтой. Типо, все на нары, а кто не поместится — под нары. У нас жэ Новая Россия, а не тюрьма народов. И предложил новое, годное название — НДР. Новая Дружная Россия. Прошу заметить, Дружная, а не Дебильная, как ее называют разные отморозки.

Так творилась новая история. В небе уже занималась заря, но партийные споры не утихали. Миша вдруг заявил, что иностранец не может быть вторым лицом в списке российской партии. А Влада Яворская начала доказывать, что буддизм поганит нашу веру и вообще подрывает основы православной культуры.

Ваня в это время дремал, положив голову мне на колени, и был прекрасен как молодая луна, а у него в ногах устроился полярный волк Бобик. Так шта Миша ревновал вдвойне.

Товарищ Сяо на самом деле не спал. Ведь китайцы одним глазом спят, вторым зрят настоящее, а третьим постигают великий Путь. И когда Влада заткнулась, товарищ Сяо сказал:

— Да вы охуели, я сын Медведева!

Все сразу полезли в инторнет. У великого Президента никак не мог родиться сын-китаец, ведь он был примерный семьянин и защитник православных ценностей. В его честь даже назван наш универ.

Товарищ Сяо поднял изящную белую руку с веером, дождался тишины и начал свой рассказ. Я постараюсь пересказать это своиме словаме.

Когда-то давным-давно в китайском городе Владивосток жили два китайских парня. Данный регион исчерпал квоту по рождаемости на пять лет вперед, так шта там заключались только однополые браки между мужчинами, а женщин высылали насильно в другие, более благополучные по рождаемости области. В роддомах Владивостока делали аборты, в том числе на поздних сроках. Если эмбрион уже умел дышать и кричать, его клали в холодильник на сутки. Таким образом жители Владивостока надеялись побороть кризис перенаселения. Размножаться было разрешено только этническим меньшинствам — русским и корейцам, и то в состоянии строгой секретности.

По телику все время крутили гей-сериалы, а интеллектуальная ылита смотрела артхаус — фильм «Горбатая гора», снятый Великим Учителем Энгом Ли. У многих парней не стоял на мужа, но это объясняли плохой экологией. Много бед китайским парням принесла Фукусима, а в одной из бухт излучала радиацию старая подводная лодка, затонувшая много лет назад.

И только у двух героев нашего рассказа все было как у пары уточек-неразлучниц. Местная партийная ячейка ставила их в пример остальным несознательным гражданам, которые ныли про анальные трещины и дурной запах из уретры.

Потом товарищ Пассивный Сяо начал толстеть. Это еще больше повысило его авторитет, ведь жир — признак здоровья и достатка.

Кончилась карьера четы Сяо весьма неприятно. Товарищ Пассивный Сяо родил тайком при помощи таджикской повитухи. Таджичку судили военно-полевым трибуналом и повесили в тот же день. Лже-пассивного Сяо бросили в застенки, надеясь выпытать имена сообщников, а Папа Сяо скрылся с младенцем в неизвестном направлении. Долгие недели брел он по тайге, обливаясь репеллентом и добывая пропитание старинным японским мечом, спизженным из этнографического музея. Маленький Сяо научился жевать сырое оленье мясо, а однажды Папа Сяо убил амурского тигра и накормил сына его сердцем и печенью. Так в маленьком Сяо поселились дух и сила Великого Тигра.

Папа Сяо вышел из тайги смуглый и изможденный как таджик, а на его спине висел такой же черномазый малыш Сяо, завернутый в тигровую шкуру. Волосы папы Сяо свалялись в дреды, а на лице читалась мудрость бодхисаттвы. Все принимали их за национальное меньшинство и дали беспрепятственно дойти до уральских гор.

Папа Сяо подбирал объедки в макдачных, а малыш Сяо научился незаметно тырить в магазинах шоколадки, йогурты и молочные коктейли. О дальнейшей судьбе Мамы Сяо было не известно. Папа Сяо подбирал газеты, но в новостях о ней ни разу не писали: там было только про сомалийских пиратов, захвативших китайский танкер. Через год папа Сяо достиг западных пределов Империи и перешел Уральские горы.

На границе его поймала дружина Народного Фронта и вместе с малышом доставила на допрос. История получила широкий общественный резонанс. Все очень сочувствовали Папе Сяо, а маленького Сяо крестил сам Президент. Так Ваня стал сыном Медведева. Иван Сяо рос, мужал и постигал основы православной культуры. Телом он был китаец, духом — великий тигр, а сердцем — русский.

Влада Яворская плакала, когда слушала Ванину историю, а потом пошла блевать в кусты. Вернувшись, она поклялась назвать сына Иваном, чтобы он стал таким же няшным и знаменитым, как дядюшка Сяо.

На этом партийное заседание завершилось, и я объявил избирателям о новом составе правительства.

Читаю камменты.

Какой-то питух из Перми пишет: «Cлы, мелкий дрищ, съеби в туман. Тебя президентом не выбирали». Остальные регионы тоже выражают недоверие.

Я им печатаю: «Прискорбно, что среди населения затесались недобитки кровавого режима. Все противники Анархии будут схвачены и посажены на кол. Вам понравится».

А товарищ Сяо добавил: «Фсем сасать!»

Я всегда ценил Ваню за краткость.

Перед долгой дорогой он, канешна, у меня отсосал, а следом отсосали министр обороны и министр иностранных дел. За ними пристроился товарищ Ыттыгыргын, министр транспорта, а министр внутренних дел облизывал мой левый сосок.

Миша, на это глядючи, фырчал как самка ежа. Дал чукче поджопник и сам полез, типо дорогу первой леди государства. Товарищ Сяо его легонько так за волосы оттащил и говорит:

— Тебе, Миша-щи, с Государем спать еще рано. Поскольку ты — Императрица, у тебя самая сильная энергия Инь, которая может ослабить мужскую силу Государя. А посему восходить на высочайшее ложе тебе надлежит раз в месяц.

Первая леди послала премьер-министра на хуй и пошла купаться, а остальные наложники, то есть министры, стали составлять график работы, сверяясь с гороскопом товарища Сяо.

Товарищ Сяо упирал на свое низкое происхождение и получил должность служанки при подушке и постели. Товарищ Ясколайнен вынес вотум недоверия и получил от Вани по зубам.

Тут министр сельского хозяйства как заорет:

— Мочи его!

Батюшки, святые апостолы Димитрий и Владимир! Первая леди забыла про главный обряд Селигера! Много лет назад здесь утонул молодой единоросс, и с тех пор каждый год нашы приносят в жертву первого, кто полезет купаться.

Министр обороны Мишаню за ноги держит, а министр МЧС схватил за волосы и мордой в воду макает. Типо в фундамент нашей партии надо живую сваю забить. Ну, чтобы новый период правления был успешным, и партия простояла много лет.

Я говорю:

— Отставить макать первую леди! Пора избавляться от суеверий.

Очкастый уронил Мишу башкой вниз, его даже в тину немного засосало, но я вытащил.

Миша лежал зеленый и неподвижный, и никто не хотел его откачивать. Мне, честно скажу, тоже было в падлу.

Гриша Ыттыгыргын внес предложение:

— Товарищ президент, суйте обратно. Тушка в болоте помаринуется, зимой кушать будем.

Спас Мишаню мудрый товарищ Сяо, пнув под ребра сапогом. Из Мишынава рта вылетела струя коричневой жидкости, Мишаня сел и закашлялся.

Скромый товарищ Сяо склонился перед Мишей и промолвил:

— Недостойная наложница Государя молит госпожу Старшую Сестрицу о прощении.

Миша выплюнул пивную крышку и ответил:

— Ладно, живи.

Излишне говорить, что Государь после этого часто входил в «теплое и мягкое царство» прекрасного наложника, а Мишаня дрочил с грустным ибалом и хватался за сердце, как знаменитая Си.

Когда солнце стояло уже высоко над Селигером, мы стали думать, куда ж нам плыть.

Мишаня предлагал вернуться в Общину, потому что она хорошо укреплена и изолирована от остальной России Финским заливом. Ясколайнен предлагал вообще никуда не ходить и ждать, когда схлынет вода, потому что во всей стране — одинаковый пиздец. У товарища Сяо рот был занят, а товарищ Насруллоев сказал только два слова: «В Москву!»

Я одобрил предложение Рамиса. У таджикских гастарбайтеров — природное чутье, которое позволяет им безошибочно ориентироваться на местности. Каждую весну они летят большими косяками в Москву, а ближе к зиме, наделав потомства, откормившись и поздоровев, летят обратно в теплые страны. Не было такого случая, чтобы таджик отклонился от курса. Даже молодые таджики, которые еще ни разу не совершали перелетов, прекрасно знают, в какую сторону лететь. Это инстинкт.

— В Москву! — воскликнул товарищ Сяо, утирая рукавом нефритовые уста.

И мы поехали.

В амфибию сели я, товарищ Сяо, товарищ Насруллоев и товарищ Ясколайнен. Между ними втиснулась первая леди. Тут я заметил, что министр культуры снова страдает в кустах. Паходу, первая леди была права насчет ребеночка, но вряд ли токсикоз наступил так быстро. Первая леди занималась вязками с общественностью не менее восьми недель.

И тогда я сказал:

— Мишаня, будь мужиком.

Первую леди ссадили со служебнава транспорта и поместили там министра культуры. Амфибия тронулась на первой передаче, а следом побрел электорат. Мне прямо стыдно стало, что я еду как какой-то буржуй и пес антинародного режима. Я хотел предложить меняться, но товарищ Сяо тихонько пнул меня золотой лилией.

И мы пустились в долгое странствие. Дорожнава атласа у нас не было, так шта мы решили записывать все населенные пункты по дороге, типо чтобы составить карту новой, возрожденной России. Вот эти населенные пункты: Кривая Клетка, Осиновка, Гестапово, Скит, Грабежа, Пустошка, Раево, Дупле, Сухая Нива, Малое Рядно, Большое Рядно, Погорелое. Может, какие-то названия я прочитал неправильно, потому что лень было отмывать от сажи дорожные знаки. Все деревни оправдывали свои названия: в Пустошке было пусто, Рядно было настоящее рядно, а в Дупле было риальне как в дупле.

В Грабеже на нас напала толпа неандертальцев в синих футболках. Министра сельского хозяйства чуть не пустили на суп в местной котельной, но мы, канешна, его отбили.

В Ските жили бородатые мужики в платьях, которые пытались снять двигатель с амфибии товарища Сяо. Они сказали, что легче протащить танк сквозь игольное ушко, чем на бесовской колеснице въехать в Царство Божие. Я им популярно объяснил, что тут никакого Царства Божия нет, а есть Новая Дружная Россия, и тех, кто с наме не дружит, мы сажаем на кол.

Монахи предложили выгодный контракт: они помогают завоевать страну, а мы платим церковную десятину. Я не согласился, но попросил для них мотор у Иисуса. Если они риальне его фанаты, он даст.

По пути встречались магазины, но там ничего не было. Только в одном наша первая леди закрысила банку сгущенки. Миша положил ее в карман и хотел сожрать сам, когда все заснут. Банка оказалась дырявой, сгущенка вытекла. Мишу обсосали и отпинали.

На пятый день товарищ Насруллоев заметил у болотца оленьи рога. Он метко пустил стрелу в оленью башку. Правда, олень там лежал уже неделю, и до нас его жрали мухи.

— Это ничего, — успокоил Гриша Ыттыгыргын. — Зрелое мясо — главный деликатес французской кухни.

Паходу, он имел в виду чукотскую кухню, но мы толерантно молчали. Гриша нарезал ванучее филе тоненькими ломтиками, нанизал на прутики и развесил над костром. Деликатес понравился не всем, но спас дело Революции.

Через десять дней нам стали попадаться полуразрушенные церкви с привидениями. Потусторонние существа громко стенали, звонили в колокола и ставили свечки, как и положено призракам прошлого. Им за сорок лет крепко вбили в башку, что если сходить в церковь и поставить свечку, все образуецо. Ну, типа польский президент воскреснет вместе с разбитым самолетом или китайцы из Сибири сами уйдут.

Товарищ Потупчик-3 призвал население беречь ресурсы. Если они все свечки поюзают, сидеть им в темноте, пока мы не электрифицируем всю страну.

Меня узнавали в летсо и подползали ближе, чтобы потрогать. Это же я своей молитвой остановил пожар и наводнение, вся страна это видела в контакте. Многие тетки пытались оторвать лоскут от моей одежды. То ли они собирались его продать на сувениры, то ли прикладывать к больному месту, то ли чай с ним пить. До кремля амфибию товарища Сяо донесли на руках, потому что кончился спирт. Там ее разобрали на сувениры, хотя Ваня был против.

В Софийском соборе до сих пор хранятся Клетчатые Трусы св. Станеслава Заступника в золотом ларце с маленькими сапфирами. В этих трусах я крестил горожан в реке Волхов.

Моя благая весть была проста и понятна русскому человеку, я ее напечатал на таблетке за десять минут. Сперва Всемилостивый Господь послал на землю сына своего Иисуса, но жыды и прочие долбоебы не фкурили, какой он умный и хороший, и проткнули его тело штырем. Тупые уебаны не заслужили Божьей милости, поэтому Царство Божие на земле не наступило.

Потом Господь послал пророка по имени Великий Химик. Что полезного сделал для России Великий Химик, я и сам не в курсе, но Химик считается культовой фигурой у оппозиции. Его называют то Предтечей, то Великим Анархистом, так шта его нужно везде упоминать и всегда ссылаться на его работы. Дажэ если ты пишешь не статью по химии, а детскую книшку.

Вопщем, Великий Химик залил в наш многострадальный народ семя гражданских свобод и удобрил почву для меня.

И тогда Господь сотворил непорочное зачатие. Случилось это, канешна, в 19 Общине города Кронштадта. Девица Мария Почепа, 16 лет отроду, никогда не знала мужчины. Только одноклассница по имени Вера иногда лизала ей пелотку, но это не считается за ахтунг. Мария Почепа усердно молилась о лучшем будущем для России, и ей явился Великий Химик в сиянии. «Мария, — рек он ей, — хватит дрочить ноутбук и смотреть артхаус: во чреве твоем зреет спаситель великой России!» Мама досмотрела Йоса Стеллинга и понесла во чреве дитя.

Стасега хотели отобрать служители Ирода, потому что у мамы не было стабильного дохода и вообще определенных занятий, но Господь посылал ей деньги через Великого Химика или еще какого-то мужика. Марию Почепу ловили социальные службы и обвиняли в педагогической несостоятельности. И Всемилостивый Господь указал маме на заброшенную военную часть у Черной дороги, где Стасег питался чипсами, кока-колой и прочим даром Божьей пищи. Волхвы построили маме ветряк, и провели воду, и накупили детской одежды в секонд хэндах, и вообще принесли богатые дары, так шта я ни в чем не нуждался. Со временем к нам пришли другие поселенцы, несогласные с партией жуликов и воров. Коммунары вместе смотрели артхаус и еблись по кругу, так шта в нашей 19 общине все молодые поцоны — братья, а дети носят фамилию матери.

Любовь к человечеству стала основой учения св. Станеслава. Я любил всегда, везде и всех, кто молод и здоров. «Тому, кто любит, всегда дадут», —проповедовал я.

Народ быстро уверовал в спасителя России. Подношений было очень много, в основном щенков и котят. Товарищ Сяо хотел их готовить по домашним рецептам, но я отпускал животных в лес. Зверь — не игрушка человека, а имеет право на самоопределение.

Увидев, что я отпускаю малых сих, русские начали подносить мне соль и хлеб с какой-то херней, от которой долго болел живот. Оказалось, что внутри клевер. Я уже был готов пробовать кошек и собак, но к осени их численность сократилась. Белохвостые олени предали дело Анархии и съебали за эстонскую границу. Рамис ловил в силки мышей, крыс и хомячков. Мы жарили грызунов на палочках, как сосиски. В Новгороде перед Софийским собором теперь стоит памятник мыши-полевке, которая спасла Отечество от гибели в первый год Революции. Точнее там раньше стояла статуя меня, а мышь я держал на ладони, как Кинг-Конг держит блондинку в каком-то древнем фильме. Но бронзового Стасега спилили эсеры и продали в пункт цветмета, а новых средств хватило только на мышь.

Новгородские купцы признали меня своим князем и повесили мне на шею большую золотую херню из музея.

Прошло два месяца. Таблетки у всех разрядились, еда кончилась, из магазинов исчезли прокладки, мыло и туалетная бумага.

Братья Потупчики ежедневно выходили на забрало и призывали народ гордиться тем, что они граждане великой и свободной России. В Потупчиков кидали обглоданными костями, их оскорбляли, им угрожали физической расправой. Братьев называли «трое из пизды» или «три тупых пизденка». Можете представить, как огорчалась их мама — известный политтехнолог!

Братья поговорили с мамой и сменили тактику. В тот день пошел первый снег. Население стояло под стенами, кутаясь в пуховики и шкуры. Многие опирались на тяжелые палицы, окованные консервными банками.

Братья Потупчики дрожали — возможно, от холода.

— Да, мы говно! — крикнул Витя Потупчик. — Только не надо вот этими штуками, пожалуйста! Мы признаем, что говно!

— Вы говно, — с воодушевлением ответил народ.

— Нам очень стыдно! — крикнул Сережа Потупчик. — Но мы — часть нашего великого Народа! Мы такие же как вы! Да, мы говно! Но мы не партия жуликов и воров!

— Верно подметил пацан! — загудела толпа.

— А свое говно не пахнет! — заорал Коля Потупчик. — Хоть говно, да свое, родное! Чужого говна нам не надо! А кто против нашего говна, тот жалкий лузер и завистник! Наше говно — лучшее в мире!

Толпа умолкла и напряглась. Тяжкие думы о судьбах России бороздили лбы избирателей.

Через пять минут в наших йуных политикоф полетело говно. Говно врезалось в древние стены детинца как ядра мятежной армии. Где-то дажэ попадали кирпичи. Отмывшись водой без мыла, власть решила не заигрывать с народом.

 

Экономику России могла спасти только быстрая победоносная война, и я созвал совет бояр, то есть министров.

Свита князя в то время жила в отреставрированной части детинца, где не падали стены. Помещение освещалось факелами на собачьем жире, оно было роскошно обставлено ящиками и катушками для кабеля. У всех бояр отросли бороды кроме боярыни культуры, у которой рос живот. Все мы носили богатые песьи шкуры. Я сидел на возвышении в мантии из белоснежных чау-чау с черными хвостиками под горностая. Товарищ Сяо в накидке из красной чау-чау пристроился у моих ног, вдоль стен расселись бояре в шубах из черных и шоколадных чау-чау, а Мишаня кутался в фуфайку из пекинеса. Эту эпохальную сцену вы можете увидеть на картине художника К. Воротникова «Новгородский князь объявляет войну Чуди». В тот день назревал конфликт с ЕС, но я твердо решил отвоевать исконно русские территории. Я мыслил как Сталин и Александр Невский, которые спасали свой многострадальный народ.

Мы запустили последнюю таблетку, в которой остался заряд, и напейсали коллективное послание чуди.

Вот текст этого исторического документа:

 

Верните наших оленей! Верните наши земли! Даже небольшие отряды смогут успешно действовать. Рано или поздно мы добьемся Победы.

Других вариантов нет.

Мы будем наносить удары по всем системам связи, электрообеспечению, газоснабжению и снабжению бензином, по железнодорожному сообщению, по авиаперевозкам, по водоснабжению крупнейших городов. Мы будем ебать колом тех, кто поставил себя выше русских и не считает нас за людей.

Просим русскоязычных граждан и сочувствующих Общему Делу поддержать нас всем, чем возможно.

Правительство Новой Дружной России.

 

Я вывесил наш ультиматум в контакте, и таблетка отключилась.

Пока мы обсуждали план наступления, министр культуры совместно с первой леди вышивали флаг Новой Дружной России. По плану там полагался полярный волк Бобик на черно-алом фоне, но Миша сказал, что это слишком мрачная символика, и выбрал веселенькие цвета — белый, синий и красный. Когда мы узнали, что он там навышивал, было уже поздно, хотя многие одобрили, типо ценители древних традиций. На картине Воротникова вы можете видеть первую леди, которая держит на коленке край российского стяга и трудицо иглой. Вопщем, мы надавали первой леди по жеппе, нажарили мышатины, собрали остатки борщевика и двинулись в путь.

Новгородская армия обладала самым современным вооружением: гранатометы «водоканал», кожно-нарывной препарат «борщевик» и резинострелы «ариец» тульского оружейного завода, которые пробивают доску на расстоянии 500 м. Рамис предлагал наскоро соорудить водородную бомбу, но у всех членов президиума были двойки по физике. Только это и спасло ыцтонских оккупантов.

Озеро едва покрылось льдом, когда российская пехота решила переправиться на тот берег. Фаустпатроны оказались слишком тяжелыми. Я даже не говорю о доспехах — их мы везли в обозе на тележках новгородских пенсионеров. Йасен хуй, лед поломался, ыцтонские погранцы погрузили нас на вертолеты и увезли в полицию.

На встрече с русским консулом я твердо сказал:

— Верните наших оленей и нашы земли!

Земли мы так и не получили, но всех оленей нам вернули. Приемники бездомных животных от них уже ломились, а на площадях Нарвы олени стояли в специальных загонах. Евроньюс сняло репортаж о северных оленеводах, и этим кончился Великий Чудской поход.

Узнав о наших победах, к нам примкнули княжества Мурманское и Архангельское. В Мурманске я посадил наместником товарища Потупчика-2, министра региональнава развития. Потупчик-2 исправно собирал дань зубаткой, сельдью и пушниной. В Архангельске я посадил товарища Ыттыгыргына, министра транспорта, дабы внедрял оленеводство на местах. Этанол добывать было негде, так что экологически чистый гужевой транспорт стал для нас приоритетом.

Однако, другие княжества были во власти сегрегации и хаоса. До Москвы мы так и не дошли, но оттуда присылали ужасные вести. Одни гонцы говорили, что московиты из Садового кольца пожирают друг друга, а по окраинам рыщут голодные офисные крысы. Другие утверждали, что там вешают ахтунгов на зубцах Кремля, третьи — что храм Христа Спасителя снова взорвали, а в котловане устроили баню. Часть Москвы захватили разумные микроорганизмы, т. н. «офисный планктон», и начались эпидемии чумы, холеры и генитального герпеса.

В Смоленске митрополит Ювеналий объявил себя наместником Бога на земле, а Смоленскую волость — Третьим Римом, и пошли христиане войной на княжества Курское и Брянское, но ядей и ништяков не добыли, а иные померзли по дороге. И тогда воины Христовы дотащились до самого Киева. Там их приняли миграционные службы, а что случилось потом, неизвестно.

В Новеграде же мои товарищи избыточествовали олениной и юколой, пушниной и строганиной. И было у меня двое главных жен и двадцать главных наложников, а простых наложников было триста, и я их не помнил по фамилиям, и ежемесячно в Новеграде проводили смотры самых красивых юношей, и лучших из лучших отбирали в княжескую свиту.

На новый год министр здравоохранения прислал обозом из нашей Общины бочонок самогона, и все было как в старые добрые времена антинародного режима, даже Мишу ебли по кругу, но он почему-то плакал и грозил Гаагским трибуналом.

И заснул я утром первого января, и явился мне Великий Химик. И спросил гласом гневным:

— Стасег, ты охуел?

Он долго ругал питерскую нечисть, обзывал меня недобитком едра, тупой гнидой и удельным князьком, так шта, когда я проснулся, мое летсо было в слезах.

И взглянул я на свое ложе, где храпели товарищ Сяо, товарищ Ясколайнен и товарищ Насруллоев, и понял, что это нехорошо. И взглянул на факелы из собачьего жира и пожалел малых сих. И взглянул на пол, где спали тридцать новгородских отроков без одежд, и понял, что это мерзость.

И поднялся я на крепостную стену, и свесился вниз. И душа моя страданиями земли Русской уязвлена стала.

Вопщем, там, у стен кремля несколько бабок копали снег, чтобы добыть прошлогоднюю траву и сварить из нее суп. Такого не было даже в Корее до объединения нации. А я на них наблевал как мудак. И повинился я перед старухами, и оделся в рубище, и пошел в местную читалку, и взял там карту РФ 2011 года, и долго думал, как вернуть наше былое величье, но у меня ничего не получалось. И тогда я разрыдался, и слезы капали на Ямало-ненецкий автономный округ. А какой-то дрищ в очках и худой дворняжьей шкуре топил буржуйку собранием сочинений Ирины Мамаевой.

И шед обратно, хотел я кинуться с моста в Волхов, ибо мерзок стал себе. И нашел подходящее место над большой полыньей, а первая леди пробегала мимо на самодельных лыжах. И узрев, почала голосить: «Прыгай, сука, прыгай!» Миша даже предлагал взяться за руки и прыгнуть вместе, потому что жизнь говно, сам я говно, рашка говно и конца-краю этому говну не видно. И я сказал:

— Любимый, что с нами стало?

Всего три года назад я был честным анархистом, и у меня ничего не было за душой кроме шокера и добытого в бою джипа «черри», а Миша был невинным мальчиком с полярным волком, который оцосал мне после единого госэкзамена. То есть Миша оцосал, а не волк, хотя волк в этом тоже кое-что понимает, с ахтунгами жить — по-волчьи выть.

Я даже перелез через перила, а Миша начал отгибать мои пальцы, чтобы я не боялся, но на горизонте показался вертолет. Я понял, что там враги: у наших спирт на заправках давно кончилсо.

Вертолет покружил над детинцем и приземлился на пляже у моста.

— Это президент! — рыдал Миша. — Он вернулся! Прыгай, Стасег, теперь тебе точно пиздец!

И побежал к вертолету, типо не важно, у кого он первая леди.

 

Из вертолета вылезли два человека, мужчина и женщина. Я тоже решил, что это президент с супругой, но вид у президента был пидорковатый, вряд ли такая важная персона носит штаны в облипку. Миша подбежал к ним и повис на шее у ахтунга, а леди чмокнула Мишаню в счоку. Мишаня скинул лыжи, взял ее под ручку и отвел в сторону, хрен знает зачем — может, хотел составить график отсосов.

Я плюнул в Мишину сторону, и ветер отнес харчок прямо мне в глаз. Многие историки утверждают, что я пытался покончить с собой, но риальне просто сработал рефлекс. Вопщем, я не только вытер рожу, но и выкупался в воде температурой два градуса по Цельсию. Мишин папа Сержик подлетел, бросил веревочную лестницу и вытащил меня. Сижу, обтекаю, зубами стучу.

И тут мама начинает орать. Орала она примерно как Великий Химик, только басом. Содержание было похожим за исключением одного пункта. Великий Химик сказал, что ебать такой гарем — пачотна, а мама объяснила, что это скотство, и я опустилсо до уровня бабуинов и прочих абизьян. Короче, Мишаня ей наябедничал.

Я отвечаю:

— Мама, заткнись, перед тобой новгородский князь.

Папа Сержик говорит:

— А я эрцгерцог Петергофский и маркграф Горбунков. Не важничай, Стасег, тут любой дурак может стать императором.

Миша сбегал за сухой шкурой, и мы отправились в Кремль. Министра торговли и министра финансов встречали сто прекрасных отроков в оленьих шкурах, а товарищ Ыттыгыргын поднес на древнерусском блюде квашеный олений окорок и баночку с солью.

Мама понюхала оленя и сказала, что он воняет. Еще она сказала, что в княжеских покоях — антисанитария и палеолит. И мне придецо долго работать над собой, чтобы дожить хотя бы до феодально-общинного строя.

Товарищ Сяо спрятался в вечевой колокол, но мама бабахнула по нему кувадлой, и бедный Ваня чуть не оглох. На зов сбежался новгородский люд, мама подключила микрофон к генератору и начала такую речь:

Товарищи неандертальцы!

В это первобытное время вы должны думать о будущем! Не допустим новых пожаров! Сортируйте мусор! Ступайте на болота! Рубите торф, пока не оттаял! Каждому борцу за экологию — по чашке риса в день!

«Сухого или вареного?» — закричали новгородцы.

«Сухого, — ответил папа Сержик. — И по бутылке соевого соуса для ударников труда. А детям — кулек конфет!»

Я уговаривал маму одуматься: мы прошлым летом из-за этой хуйни чуть не погибли, а мусор нахуй никому не нужен. Очень глупо переводить ценные продукты на всякую дрянь. Мама хмыкнула и потрепала меня по щеке. Мол, подожди, пацан, вырастешь — поймешь.

Вопщем, был большой праздник, а наутро все взрослое население отправилось на свалки и на болота. Дружина следила за сортировкой мусора, со стороны Питера подъезжали фуры и увозили готовое сырье, а взамен привозили сказочные дары, сиречь мешки с рисом.

Самые сильные и молодые скалывали на болотах лед и вырубали торфяную заразу. Весь кабинет министров работал кайлом наравне с народом. Только Ваня Сяо подхватил затяжной бронхит, сидел дома и жарил котлетки. И Миша сидел дома, потому что он первая леди. Атмосфера в опочивальне Государя стала нервозной.

Мишаня разогнал гарем и публично оттаскал товарища Сяо за волосы. Ваня плакал и искал защиты у папы Сержика. По-моему, они пришли к консенсусу: папа Сержик ходил по кремлю такой довольный, будто съездил на Селигер. Однажды я пораньше вернулся с торфозаготовок и услышал в гриднице тихие голоса.

Ваня сидел у папы Сержика на коленях, громко дышал и спрашивал про какой-то «северный поток», а папа Сержик отвечал, что он на это не рассчитан. «А если перемешать с водой и пустить под давлением? — спрашивал Ваня — Или просто закачать сжатый воздух?» — «Площадь сечения слишком мала, — объяснял папа Сержик. — Он лопнет нахуй, и вся партия уйдет на дно».

Потом Ваня лег на пол, а папа Сержик приготовился сдрочить ему на летсо.

Я не фкурил, о какой партии идет речь, но отлично понял, что это заговор. Не досмотрев до камшота, я сдернул шкуру у входа и дал папе Сержику по роже. Ваня просцал, что дело пахнет песдой, и голый выбежал на мороз. Там я его и оставил часов на пять. Типо если он такой хитрый, то найдет чем согреться.

Папа Сержик хотел объяснить, что я неправ, но я бросил его в подземелье вместе с сыночком-блядиной. Еще я распорядился привести маму и заточить ее в темнице до выяснения обстоятельств. Весь этот рис с конфетами очень сильно смахивал на подкуп избирателей. Еще я велел задержать все фуры до утра и как следует наточить клинки. Так началась история великого Кронштадтского мятежа.

Товарищ Сяо сидел под вечевым колоколом у костерочка из торфяных плиток, а дым выходил в ту дырку, через которую Ваня влез. Увидев мое лицо в дыре, Ваня разрыдался. Он сбивчиво объяснял, что это была государственная необходимость, что меня предали близкие люди, а он пожертвовал самым дорогим, что мог отдать за меня, — собственной честью.

Я вытащил Ваню из-под символа гражданских свобод и заботливо укутал в свою мантию. Прекрасный юноша дрожал, я отвел его в опочивальню и долго согревал его «теплое и мягкое царство». Товарищ Ясколайнен сунулся с дурацким вопросом и был послан в хуй. Князь принес клятву верности главному боярину, то есть президент пообещал никогда не изменять своему премьер-министру.

Преданный товарищ Сяо открыл мне всю низость поведения Кронштадтской Общины. Ональные псы вступили в сговор с Китаем. Имея крупный контейнерный терминал, эти барыги собирались обуть всю страну. За жалкую чашку риса они хотели скупить наши последние природные богатства и снова сделать нас страной третьего мира. И только гениальный ум товарища Сяо мог истребить дракона контрреволюции.

Мою благодарность мудрому Сяо было не выразить словами. Я нанес луноликому красавцу двести тысяч любовных толчков, и мы погрузились в недолгий тревожный сон.

Наутро я вышел на забрало, подключил к генератору мамин микрофон и воскликнул:

— Братие и дружино!

— Слава НДР! — воскликнуло войско, кидая зиги.

— За нами Россия! — продолжал я. — Перед нами — проданный империалистам Кронштадт!

— Слава НДР! — взревело войско.

— Мы не отдадим поганым ни пяди родной земли! С нами сила! За нами — будущее! Кто, если не мы? Россия превыше всего! Мы — те, кто будет править миром! — прокричал я.

Товарищ Сяо попросил у меня микрофон и крикнул с таким же пылом:

— Ни шагу назад! На кол трусов и подлецов!

— Россия превыше всего! — гаркнула дружина.

В тот миг мы все ощутили невиданный душевный подъем, наши сердца бились вместе, и новая, дружная Россия поднималась с колен.

Рядом с каждым водителем сидел опытный боец с маленьким незаметным кинжалом. Снаружи казалось, что там обычная плечевая, но водилам грозило нечто большее, чем банальный отсос.

В фурах, тесно прижавшись друг к другу, стояли воины Анархии, готовые защищать любимую Родину до последнего кусочка торфа. Я взмахнул волчьим стягом, и обоз тронулся на Северо-Запад.

Пять долгих дней вели мы фуры к контейнерному терминалу. В тех местах, где дорога была разрушена, мы подкладывали настилы из досок и сыпали песок. Товарищ Сяо винил во всем вредителей, так шта для профилактики мы ловили аборигенов и каждого пятого сажали на кол. Враги Революции уходили с порванной жеппой, но с просветленными мозгами, и благословляли кол, поучающий их.

Больше всех преуспел в наказании колом товарищ Сяо, он был кровожаден, как трансильванский князь Влад Иреш, и народ потихоньку начал роптать. Нашу партию все чаще называли чайна-югендом, а Ване подносили отравленную собачатину. Канешна, все продукты мы проверяли на аборигенах, а товарищ Сяо ел только то, что убил и приготовил своими руками.

На кольцевой мы столкнулись с китайским отрядом, и товарищ Сяо храбро боролся с иностранными захватчиками. Разбив неприятеля, мы отправили домой сорок трофейных джипов, до верху груженых провиантом из гипермаркета «Карусель». Пленных, канешна, повыебли колом и отпустили.

На утро седьмого дня я услышал крики чаек. Радостно было оказаться дома, но слезы навернулись на глаза: родной девятнадцатый квартал опоганен иностранными империалистами, а бывшие друзья продались за чашку риса и кулек соевых цукерок. Товарищ Сяо понял, что я чувствую, и крепко сжал мою руку. «Мы выстоим, — сказал Иван, — потому что мы Русские».

Был сильный мороз, и фуры шли по льду Финского залива. Легко и весело въехали мы в расположение неприятеля. Немецкие и польские гастарбайтеры побежали к фурам за бурым золотом, а потом так же резво почесали к пристани, где стояли на приколе огромные торфовозы. Из фур выпрыгивали Воины Анархии, на лету карая захватчиков и ональных псов. Колы обагрились кровью, всюду слышались стоны, и лед на берегу залива сделался красно-коричневым. Совершенно случайно там оказались работники сиэнэн, и кадры великого побоища пошли в рубрике «бес комментариеф».

Я кричал врагам, что не сбрею бороду, пока не построю анархо-коммунизм во всем мире. Я пытался им что-то объяснить, но зрители увидели только пещерного мужика в растрепанной шкуре и с длинной черной бородой, как у товарища Усамы. Неандерталец бежал за оператором, махал руками и тряс бородой, а потом запустил каменный молот в камеру. Ебал я их сраную объективность!

А между тем, ни один иностранный оккупант не пострадал, мы же не звери. Да, были разрывы мягких тканей, но у них все очень быстро зажило, а многие просили добавки.

Когда рука бойцов колоть устала, товарищ Сяо ворвался в диспетчерскую и объявил по громкой связи: «Слава Анархии! Теперь мы будем работать без посредников!»

Вот в это я не фкурил. Я поднялся к Ване и спросил, что это за новая экономическая политика. Ваня терпеливо объяснил, что нам нужно продавать излишки сырья для покупки товаров первой необходимости. Конечно, только на первое время, ведь потом Россия сама начнет обеспечивать себя всем необходимым и станет полностью независимой от импорта. Потом Ваня сказал в микрофон что-то по-китайски, и снизу раздалось благодарное мяуканье.

— На Выборг! — крикнул в микрофон товарищ Сяо. — Северный поток будет наш! Врагов Революции — на кол!

— На кол! — подхватили оккупанты.

 

И великая армия поехала в сторону Выборга. Немецкие гастарбайтеры все как один влились в наши арийские ряды. Поляки сперва кочевряжились и вспоминали Катынь. Ваня пообещал им два процента с продаж, так шта про Катынь снова забыли.

В Выборге засели финны, однако, мы их очень быстро оттуда выбили, пообещав те же два процента. Ивана перестали дразнить в народе Узкоглазым Ирешем, а прозвали «Ванька Два Процента». Официально его, канешна, именовали Великим премьером, Отцом русского народа и другими интересными титулами.

Чтобы упрочить нашу власть, мы решили взять Петербург, хотя он нахуй никому не нужен.

Гениальный ум Ивана придумал простое, но действенное средство. Мы дали мешок риса работникам АЭС в Сосновом бору и возобновили вещание на местном телеканале. Одолжили у министра культуры платье для беременных и детское ведерко. Покрасили их в черный цвет. Товарищ Ясколайнен в платье и с ведром на голове объявил, что в Казанский собор привезут трусы св. Станеслава Заступника, которые помогают в чрезвычайных ситуациях, а также при бесплодии и родах. Нуждающимся будут раздавать рис и собачьи консервы.

Народ собрался на Невском еще в четыре утра. Голодные, хромые и убогие засрали всю колоннаду Казанского собора, но внутрь пускали только группами по десять человек. Народ все прибывал, и к полудню весь Центральный район был забит паломниками. К собору проехали члены правительства Ингерманландии на джипе, заправленном дефицитным этанолом. Герцог Ингерманландский с супругой вышли из джипа, без очереди влезли в собор и приложились к целительным трусам. Герцогиня нарядилась в широкий палантин из горностая и нацепила бриллиантовую диадему из запасников Эрмитажа. Когда самозванцы вышли, народ уже снимал колеса с их буржуйской тачки и пил спирт прямо из насоса.

Какой-то дед крикнул: «Вставайте, люди Русские! Долой чухну! Вперед, к святыне!» Охрана успела вовремя слиться, и вся толпа ломанулась в собор. Двери, канешна, вынесли, трусы порвали, задавили пару тысяч старушек. Меня до сих пор упрекают за этот случай, но моя позиция остается неизменной.

Если ты идиот, то стоишь на морозе весь день, чтобы поцеловать ванучие трусы. Если умный, то сидишь дома, пьешь чай из борщевика и вкусно хрустишь жареными мышами. Ну а если ты совсем тупой отморозок, тебя затоптали другие фанатики.

Вечером того же дня я выступил по местному ТВ. Я помылся растопленным снегом и причесал волосы и бороду, так что выглядел очень культурно и внушал доверие. Первым делом я поздравил русичей с избавлением от финно-угорских фашистов. Потом я призвал молодых и сильных горожан собираться в комсомольские отряды и ехать на торфозаготовки, чтобы своими руками прорубить дорогу в будущее нашей великой Родины. Остальным гражданам я велел сортировать и паковать мусор. За работу я обещал им по чашке риса и по банке собачьих консервов в день, а иждивенцам и детям — по половине чашки и по кульку конфет.

Я объяснил, что это временные меры, а на следующий год мы будем есть парную осетрину, строить компьютеры и летать на космических кораблях к далеким мирам.

Каждому верующему я обещал персональные трусы или носки св. Станеслава Заступника, чтобы впредь не случалось такой ужасной давки. Я сообщил им размеры, желаемый фасон и вид ткани. Так шта целых четыре года я и моя дружина были обеспечены новым бельем, а ношеное мы не стирали, но посылали обратно добрым христианам. Потом в моду вошли джоки св. Иоанна Благодетеля, однако не будем забегать вперед.

Наладив поставки в Кронштадт и Выборг, мы поехали домой, в новгородский кремль.

В первую же ночь, когда я взошел с товарищем Сяо на ложе, мы услышали стоны в подземелье. Я сперва решил, что это воют души наших славных предков, типо чтобы поздравить нас с победой. Но Ваня объяснил это естественными причинами: в подвале сидят трое жалких диссидентов, не достойных внимания Государя. Мне стало очень стыдно, и я побежал навестить маму. Страна нуждалась в этиловом спирте, а мама умела перегонять всякую шнягу.

Нерадостно встретила сына св. Мария Почепа. Гремела кандалами, швырялась черепками из раскопов, изрыгала страшные проклятия.

Я сказал:

— Мама, харэ завидовать, просто я более эффективный менеджер, чем ты.

Мама ответила, что я раб узкоглазой соски. Что товарищ Сяо меня обует и с потрохами продаст китайцам. Что я дебил, и надо было оставить не меня, а брата.

Я не фкурил, какого такого брата, и попросил объяснить третий пункт.

Мама состроила рожу еще мрачнее и объявила, что это не моего ума дело.

— Ну все, пока, — бросил я маме и потопал обратно в опочивальню.

Но из подвала все равно доносились стоны.

— Стасег, отпусти папу, — звал чей-то голос.

Ну как нормальному человеку вставить, если внизу такой концерт?

Я снял со стены бердыш и побежал обратно в подвал, чтобы эта сволочь заткнулась.

Мишин папа Сержик со страху чуть не выдрал цепь из стены.

Я спокойно сказал:

— Несцы, пидорас. Мы не будем глумиться над поверженным врагом. Только давай забудем вот эти хуйни про папу. Все знают, что меня родила дева.

— Это правда, — крикнул сверху Иван. — Твоей матери сделали ЭКО два пидораса. За деньги!

Я уронил бердыш и сел на пол. Типо сильно устал. Ваня прибежал сверху с чашей укрепляющего собачьего бульона, заправленного женьшенем.

Мои мозги работали медленно, как будто башку набили синтепоном.

Если моей маме сделали ЭКО два пидораса, и один из них был папа Сержик, то кто был второй пидорас и кто тогда мама Мишы? Думаете, легко мне было узнать, что я ебал своего единоутробного брата?

— А ты разве ебал? — удивился папа Сержик. — Я думал, он тебя динамит.

Я выплеснул папе в морду собачий бульон.

Папа Сержик облизнулся и сменил тон. Типа ну и че, что мы с Мишаней братья, нам вместе детей не рожать. Ебитесь, парни, на здоровье, папа одобряэ.

И Миша вякнул из-под шконки, что-то про братскую любоффь.

Товарищ Сяо быстренько запинал его обратно, вцепился в мой рукав и залопотал:

— Пойдем, Стасег, они все предатели, не на что здесь смотреть.

В эту ночь я отослал товарища Сяо и спал один. Точнее, не спал, а лежал с открытыми глазами и прислушивался к стонам из подвала.

Злой и красноглазый вышел я утром на забрало и увидел на пляже вертолет сранава сиэнэн с их ванучим ноу комментс.

— Чо, новый объектив уже купили? — крикнул я.

Оказываецо, мамина таблетка прекрасно работала, и пендосы прилетели делать репортаж об узниках совести.

— В каких условиях вы содержите диссидентов?! — крикнули пендосы в портативный переводчик.

— В хороших! — ответил я. — Им предоставлены роскошные апартаменты в историческом здании в самом центре города! Любой реконструктор заплатил бы немеряно бабла, чтобы тут пожить!

— Хорошо ли они питаются?! — крикнули пендосы.

— Питание отличное! — ответил я. — В лучших традициях cтаринной китайской кухни!

В это время по пляжу прошел товарищ Сяо с жирной собакой на плече, чтобы все поняли: со жрачкой у пленников полный порядок.

— Какое обвинение предъявлено узникам совести?! — спросили пендосы.

— Пропаганда гомосексуализма и педофилии несовершеннолетним! — припечатал я. — Пресс-конференция окончена, спасибо за внимание!

Справедливый суд состоялся в полдень. Пендосские СМИ присутствовали на нем, потому что у нашего правительства нет секретоф от остального мира. Я использовал свое право не свидетельствовать против родителей, но Миша справился отлично и выдал всю подноготную гавнину.

Миша начал с самого рождения. Мы с братом стали предметом коммерческой сделки, что недопустимо и является грубейшим нарушением прав ребенка. Малышей разлучили сразу после рождения и постоянно подвергали психологическому террору. Маленькому Мише с детства внушали, что пассивом быть не стыдно и что каждый послушный мальчик получит хорошего мужа, когда подрастет. Но Миша все это время был гетеросексуалом! Сейчас у него есть девушка, и она ждет ребенка. Правда, Миша не согласился открыть ее имя, потому что боялся за психику малыша.

С правами Мишынава брата дело обстояло еще хуже: он вырос гомофобом.

Брат Мишы тоже не имел природной склонности к мужчинам, но его долгие годы унижала авторитарная мать. Ее герлфренд тетя Вера заставляла маленького Стасега учить английский по субтитрам гей-фильмов, а когда мальчик плакал, ему совали в рот анальный расширитель и ставили порнуху, чтобы не мешал сидеть в контакте.

Мальчик рос беспокойным, у него часто случались вспышки ярости, и мать пригласила своего приятеля-анархиста по кличке Великий Химик. Чем накормил малолетнего Стасега Великий Химик, не знает никто, но Стасег до сих пор повторяет его имя во сне и просыпается, обливаясь потом. Годы психологического террора сделали мальчика злодеем и тираном.

— Он лжет! — воскликнула мать.

Но это была чистая правда. Я риальне учил инглиш по пидарским субтитрам, хотя пидорасом, канешна, не стал. Ведь пидар — это тот, кто сосет и дает в жеппу.

— Стасег, скажи им, что все это неправда, — умоляла мама.

Я взял микрофон и спросил:

— А помнишь, как ты меня силовым кабелем порола?

Публика вскочила с мест, и только оперативное вмешательство администрации президента спасло Марию Почепу.

Короче, несмотря на протесты госсекретаря США и всякие вопли о правах гомосексуалоф, мою маму приговорили к трем годам тюремнава заключения. Папе Сержику и папе Сашику дали столько же, а Мишаню отправили в центр реабилитации жертв насилия где-то в Берлине.

Зрители три дня жрали у теликов чипсы, а нас попросили побриться и сняться в документальном фильме о жертвах насилия в семье, но я отказался. Типо я тожэ не оправился от шока.

На суде, канешна, всплыла пикантная подробность о братской ебле. Извращенцы всего мира по многу раз пересматривали этот отрывок. Но меня волновало другое: ни одна страна не признавала наше государство. Даже дремучие папуасы не верили, что я Великий Князь и президент возрожденной России. В новостях часто вспоминали «русского неандертальца», а сраныя комики травили байки про мой силовой кабель.

Тогда я поднял цены на торф. Польша и Украина сразу признали нашу независимость, следом прибежала Германия, а за ней подтянулись другие толерантные друзья. Даже США приветствовали Новую Дружную Россию после заключения Пакта Куриных Ног.

Дойчланд немного взбрыкнул по поводу цен на полимерные отходы, но в целом все шло без эксцессов.

 

Чтобы население не скучало, с начала марта мы проводили Суды Анархии. На них собиралось большое количество народу. В палатках свободно продавались флаги Анархии, чипсы из полевок, газированная можжевеловая настойка, насвай и конопля. Люди приходили на Суды Анархии целыми семьями, мужчины во время представления вязали варежки из собачьей шерсти, женщины пережевывали пеммикан — одним словом, совмещали приятное с ползным.

Судебные органы я упразднил еще летом, так шта Суды Анархии оказались делом нужным и интересным. Вел их, канешна, всеми любимый Князь и Президент, то есть я.

На первое заседание явилась тиолка с младенцем и двадцать муживоф, которые ебли ее по кругу и теперь претендовали на отцовство.

Задача была непростая. Министр транспорта товарищ Ыттыгыргын предложил разрубить младенца на двадцать частей и раздать двадцати мужикам, чтобы никому не было обидно. Это полностью соответствовало его представлениям об Анархии и социальной справедливости. Гришу вывели из двора суда и предоставили слово товарищу Яколайнену.

Товарищ Ясколайнен предложил устроить генетическую экспертизу, как делают во всем цивилизованном мире. Его тоже вывели, потому что на такие неслыханные вещи в стране нет денег. Воин Анархии не должен мыслить буржуазно.

Товарищ Сяо посоветовал как-нибудь ночью незаметно подкинуть младенца на соседский огород, типо нет ребенка — нет проблемы, а соседям — большая радость.

Товарищ Яворская расплакалась, поскольку не была уверена в отцовстве своего ребенка.

Потом та тиолка долго собачилась со своими ебырями на потеху публике, младенец орал, а публика принимала активное участие в обсуждении.

Ближе к вечеру я взял микрофон и объявил: поскольку мы строим новое анархическое общество, у юных революционеров не должно быть буржуазно-демократического представления о семье. Наша семья — это весь народ Новой Дружной России, и этого младенца мы будем воспитывать всей Общиной, всем миром! Поэтому малыш направляется в правительственный детский сад, а все эти долбоебы, типо его родители, идут сасать. По-моему, все получилось так же круто, как у царя Соломона.

На втором заседании мы разбирали, кому принадлежит олень, который свалил от одного аборигена к другому.

Товарищ Ыттыгыргын предложил ответчику и истцу разделить оленя поровну и съесть.

Товарищ Сяо посоветовал отдать его в столовую совета министров.

Тогда микрофон взял Великий Князь и Президент и объявил, что олень направляется в правительственный детский сад. Почему? Да потому, что для нашей Общины и нашего мира дети — это самое главное, и население не должно мелочно думать о каких-то там оленях.

На третьем заседании истцами выступали оборванцы под названием «зоозащитники». Все эти поцы были одеты не в шкуры и пуховики, как нормальные люди, а в домотканое рядно. Они предъявили нам избитого пса, типо ответчик жестоко обращался с животным. Их главный произнес длинную речь о своих меньших братьях, так шта половина зрителей разошлась по домам. Кому охота слушать про его дурацкую семью? Решение судей было единодушным: направить пса в правительственный детский сад для прокормления маленьких воинов Анархии.

Зоозащитники еще долго тусовались под крепостной стеной, хотели спасти дворнягу от шашлыка. Я приказал налить воды в ров, и они отстали. Суды анархии мы с тех пор проводили в Троицком раскопе, типо если кому не нравицо — могут поплавать.

Потом на берегу рва начали собираться ональные псы. Они орали, что Стасег Почепа — жулик и вор, а его кровавый режым ведет Россию к гибели.

Ну как прикажете ебаться в таком бардаке?

Ладно, говорю, давайте проведем честные выборы.

И провели.

С раннего утра у Троицкого раскопа стояли палатки с флагами Анархии, мышатиной и коноплей. Народу бесплатно раздавали рис и двойные порции собачьих консервов, типо путь на выборы неблизкий, надо подкрепицо.

В списке было три кандидата — Почепа Станеслав от Новой Дружной России, ахтунг папа Сашик от Справедливой России и поц в дворняжьей шкуре от «Правого дела».

Населению выдавались куски бересты и писало. Избиратели отмечали крестиком нужный квадратик и кидали его в Троицкий раскоп. Это такая большая яма. Там, новерно, хотели построить торговый центр, но кончилось финансирование. Тридцать дней продолжались выборы, все население Новой России успело прийти и сделать посильный вклад в становление нашей государственности.

Раскоп был полон, наблюдатели за время выборов устроили стойбище и обзавелись хозяйством. Все свидетельствовало о растущем благосостоянии россиян: юрты достигали четырех метров в высоту, на веревках из оленьих жил сушились кальсоны из собачьей шерсти, женщины варили в котлах собачину и коптили на решетках оленьи окорока, готовясь к банкету в честь моей инаугурации.

Внезапный мокрый снег грозил помешать подсчету голосов, но мы откапывали бюллетени всем миром. Иностранные СМИ поражались силе духа россиян и конечному результату.

Сорок миллионов пятьсот тысяч избирателей отдали свой голос за Станеслава Почепу. Четыреста девяносто девять избирателей голосовали за ахтунга папу Сашика. Один избиратель голосовал за поца в дворняжьей шкуре, и это был он сам.

Еще нам попался очень странный бюллетень с нерусскими буквами. Он порвался и совсем почернел от дождя и земли, так шта надпись мы прочитали с большим трудом: «Иванеблядинъсынъебилежапеипиздаисѣкыль».

Ваня, услышав такое, изменился в лице. Он приказал засыпать раскоп и урезать паек избирателей.

Положение спас поц от «Правого дела». Он объяснил, что это большая редкость, возможно даже, памятник письменности 13 века. Мы с почетом отослали умного поца обратно в библиотеку и подарили ценную древнюю маляву, типо утешительный приз.

Сиэнэн сняло полярного волка Бобика, срущего на газоне у кремля, и сообщило всему миру, что это собака нового президента России.

Так началось законное правление Станеслава Почепы.

 

Весной на рынках появились овощи, зелень и курятина. Чиста чтобы помочь Западу, который находился в глубоком экономическом кризисе. Китайскую продукцию забраковал лично товарищ Сяо: в ней нашли гельминтов и бледную трепонему. Также товарищ Сяо отказался от китайской электроники.

Вопщем, ему пришлось это сделать, потому что нашлись идиоты, которые все время песдели про китайское лобби в совете министров. Так мы лишились удобной современной техники, зато у каждого долбоеба теперь сковородка и свободы полные штаны.

Я выпустил узников совести и поставил их на производство. Папа строил самогонные заводы, а мама учила народ собирать айпэт. Мои отношения с мамой стали прохладными, а папа старался не попадаться мне на глаза. Но на официальных встречах я всегда обнимался с этими мудаками, чтобы не думали, будто я репрессировал свою семью.

Старенький поц с Либерти ру выпустил в Берлине книшку «Истоки и смысл русского дебилизма». Там, в частности, было написано: «Почепа, я больше не люблю тебя». Еще там критиковалась форма моего носа. Дескать, будь у меня нос картошкой, он бы еще любил, а так на порог не пустит. Я повысил цену на цветные металлы, и книшку запретили.

Короче, политика оказалась делом простым и понятным любому неандертальцу.

Наши владения раскинулись от Мурманска до Киева, от Свердловска до Тмутаракани. Митрополита Смоленского Ювеналия мы изловили и хотели судить как мятежника, но это оказался тот самый батюшка, который принимал у нас Ягу. Ювеналия помиловали и отпустили, обязав не приближаться к учебным заведениям на два километра. Герцога Ингерманландского тоже отпустили, теперь у него комиссионный магазинчик где-то в Турку. Только по поводу Москвы мы не могли прийти к единому решению. Товарищ Сяо предлагал разбросать с вертолетов химикаты, товарищ Ыттыгыргын хотел выкурить мятежников торфяным дымом, чтобы не засорять почву и грунтовые воды. Когда спецназ все-таки дошел до Москвы, там уже никого не было.

Страшно было шагать по улицам пустого мегаполиса. Ни крыс, ни собак, ни оленей с котами не встречалось на пути. Даже комары не зудели под ухом. Только плесень проступала огромными пятнами на стенах блочных домов. Но плесень вообще ничего не берет, дажэ радиация. Плесень умеет выживать в открытом космосе.

Вдоль и поперек исходила Москву дружина НДР, десять долгих дней искали мы признаки жизни. Утром одиннадцатого дня наш министр транспорта, товарищ Ыттыгыргын, заметил букву «М» над входом в подземелье. Я слышал, что в Питере тоже есть такие подземелья, называются «Метрополитен». Быфшие партийные функционеры хранят там награбленные сокровища и картошку.

Я объяснил бойцам, что значит эта буква, и мы спустились по древним выщербленным ступеням. Внизу было большое помещение с затхлым воздухом, и четыре резиновые лестницы вели во мрак.

Зловещий скрип прорезал тишину. Дружина вздрогнула и обернулась. В углу зала открылась маленькая дверца, оттуда вылез немытый старичок с масляным светильником и пропищал:

— Ваши документы!

Рамис уронил факел, перепрыгнул металлическую изгородь и поскакал по резиновой лестнице вниз. Сам он не мог объяснить, зачем это сделал — наверное, снова какой-то древний инстинкт.

Тогда старичок схватил одной граблей товарища Сяо, а другой — товарища Ыттыгыргына и потребовал документы у них. Канешна, они посмеялись над дедом. Дед весь надулся от злости и пробовал утащить их в свою дверцу, а потом требовал с каждого Пятихатку. Мы отцепили странное существо от Вани, дед царапался и кусался. Рамис вернулся, держась за резиновые перила, и погрозил деду палкой от факела.

— Слы, чурка, гони Пятихатку, — пискнул дед.

У таджикоф очень развит культ почитания старших, Рамис не стал его обижать и даже спросил, что такое Пятихатка. Из рассказа существа мы поняли, что это старинная денежная единица. Я достал из кармана юань с изображением смоленского кремля и вручил деду.

— Это что за хуйня… — упафшым голосом сказал дед. — Тут не по-нашему написано.

Внизу кто-то загремел подошвами по ступеням.

— Товарищ майор, пошли улиток жрать! — кричали молодые голоса.

Дружина жеппой чуяла неблагоприятные вибрации. Старик вырвался и юркнул в свою дверцу.

— Стасег, миссия выполнена, — шептали братья Потупчики. — Вылезаем, закрываем, и газом, газом!

Десятки огоньков мельтешили во тьме. Наверх вылезали бледнолицые твари в балетках и толстых шерстяных шарфах. Твари замечали нас и пятились обратно, рассекая факелами тьму.

Я сложил ладошки рупором и крикнул:

— Не сцать!

Бледнолицые твари повернулись к нам с факелами наизготовку.

— Ебать будете? — спросил поцан в джинсах как у деффки. Его балетки просили каши, а бархатный пиджачок был порван на локтях.

— Ебать не будем, — ответил я. — Наебались, устали.

— И мы наебались, — сказал поцан в балетках.

— А как нащот каннибализма? — спросил поцан в грязной панамке.

— Заткнись, — зашипели его соратники.

— Не употребляем, — ответил я.

— То есть, вы пришли с миром? — уточнил поцан в джинсах как у деффки.

— Мы пришли искать остатки исчезнувших цивилизаций, — объяснил товарищ Ясколайнен.

— Мы не исчезнувшая цивилизация! — гордо выпрямился поц в девчачьих портках. — Мы — Третий Рим!

— А я — Великий Хипстер, — добавил поц в мятой панамке.

— А я — великий герцог ингерманландский, князь новгородский, псковский, мурманский, архангельский, тверской и смоленский, — представился я. — То есть, Президент всея Руси.

— Нехуево, — ответил поц в мятой панамке. — Давайте дружить хуями.

Я объяснил, что такоэ для нас неприемлемо. Во-первых, мы боимся неизвестных вирусов, а во-вторых, Президент круче, чем какой-то там хипстер. Канешна, мы можем принять Третий Рим в состав княжества Тверского, но хуями махать не надо.

Великий Хипстер прогнал гнилую телегу. Типо у них внизу еще десять миллионов таких поцев в балетках, ядерные боеголовки в тоннелях и другое секретное оружие.

Я велел спрятать свою немытую боеголовку и соглашаться на чашку риса в день.

Так к нашему государству присоединилась автономная область Третий Рим. Общая численность населения Третьего Рима на тот момент равнялась двум миллионам, еще два миллиона уехали на дачи, а остальные семь вернулись домой в Таджикистан. Остались только сливки общества и носители высокой культуры, отборные молодые москвичи. Самоназвание автохтонного населения было «хипстеры» (в Мытищах говорили «хипстерА»). У каждой станции Метрополитена был свой правитель. Одни назывались Великими Хипстерами, другие — царями и королями, а на Речном Вокзале сидел Император — студент академии МВД.

Августейшые особы подверглись терапии колом и стали честными анархистами. Чернь избежала казни, а посему дразнила нас северными варварами и быдлом. Я жалел, что у хипстеров Третьего Рима не одна жеппа, которую можно излечить одним колом.

Хипстеры вылезали наверх и ходили по городу в огромных темных очках, потому что отвыкли от дневного света. Многие страдали боязнью открытых пространств, а держать в руках совковую лопату не умел вообще никто. Граждане Третьего Рима отказывались добывать торф и упирали на то, что духовно богаты. Не хипстерское это дело — говно выгребать.

На домах появились трафаретки с коричневым волком и слоганом «Народ Дебилов Разорвет». Однажды в субботу пять тысяч хипстеров прошли от площади Революции к Болотной площади с транспарантами «Третий Рим — за независимость!» и «Почепа, уходи!»

Я вспомнил, что Болотная площадь — это их историческое место казни. Демонстрантов ждали дружинники в шлемах из дырявых ведер и доспехах из шкур. Особо наглых мы хватали, вели на лобное место и карали колом. Колья входили подозрительно легко. Мне сообщили, что прогрессивная молодежь сует туда кулак. Типо Москва — резиновая, и жеппы хипстеров — тожэ.

Мои соратники были в замешательстве.

Дело Революции спас министр внутренних дел.

— Я ваш дом труба шаталь! — воскликнул Рамис и начал толкать фонарный столб. Дружина подхватила инициативу.

Пока мы трудились, хипстерская мразь пиналась балетками и кричала обидные слова.

По асфальту побежали трещины, фонарь накренился. Он рухнул в толпу несогласных как вековая сосна. Хипстеры прыснули в стороны, дружинники ухватили столб и побежали наказывать оппозицию. С тех пор такой ритуал повторяется в Москве каждый год и называется «субботником Почепы». А в гербе Третьего Рима появился Штырь как знак их гражданской сознательности и душевной прямоты.

Еще раз замечу, что в ходе карательных акций никто не пострадал. Массаж фонарным столбом благотворно сказывается на репродуктивном здоровье мужчины и сводит на нет риск геморроя и простатита. Демонстрантов прямо с Болотной площади отправляли на Шатурские болота, так шта мы обеспечили населению активный отдых и рабочие места.

Наладив торфозаготовки в Третьем Риме, мы вернулись домой, в наш кремль. Радостно было вдыхать запах торфа и собачьих шашлыков, купаться в Волхове и натягивать товарища Сяо на травке. Я наслаждался ветром и потоком как древний Бо Цзюйи. Часто, лежа на берегу в окружении свиты и потягивая самогон, я цитировал Ивану классика: «и дым Отечества нам сладок и приятен». Ваня жаловался на анальные трещины и отсутствие удобств.

В Державе установились мир и спокойствие. Мудрый Государь сидел на троне в Новеграде, Воины следили за порядком, Охотники добывали собачину, мышатину, кошатину и оленину, Купцы налаживали натуральный обмен, Собиратели косили борщевик и копали торф для нужд Отечества. Даже кошки, собаки и мыши познали благо Анархии: они усердно плодили потомство по указу президента.

Товарищ Яворская тоже принесла потомство и вручила его мне, потому что мелкий мешал ее творческому росту. Я хотел подарить мелкого бабе Маше, но вспомнил про силовой кабель и передумал. Так шта малыш отправился на воспитание к своим однополым дедушкам. Дедушка Сержик поклялся, что воспитает внука натуралом, а дедушка Сашик купил на черном рынке красивую куклу.

Характер Вани начал портиться. Напрасно я читал ему «Катехизис революционера». Ваня совсем перестал давать и постоянно цитировал Нечаева. Типо, для Вани существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение — успех революции.

Я уважал Ванины убеждения и дрочил под шкурой. Вскоре я пошел на уступки: приобрел за девять собачьих шкур отличный биотуалет.

Премьер-министр официально заявил, что рядом со мной срать не сядет, и пожертвовал туалет правительственному детсаду. Туда он отправлял все дары Президента — вяленую рыбу, собачьи шубки, ожерелья из раковин и драгоценные китайские презервативы, купленные за несметное число пушнины.

Наконец я сдался. Президент встал на колени перед своим Нефритовым Министром и сказал:

— Ваня, все будет как ты хочешь.

Так я предал идею Революции и пошел на поводу у иностранного интервента. Помни, камрад! Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционерная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции!

 

Мы с товарищем Сяо теперь живем в Зимнем дворце. Когда в бюджете страны не хватает средств, Ваня продает на аукционе Кристи какую-нибудь ненужную хуйню типа часов с павлином или старого пыльного ковра со стенки. Еще у нас на третьем этаже висят картиночки, намалеванные левой ногой, так вот они высоко ценятся в Пендостане.

Вообще-то, мне нравился павлин, он был клевый, но Ваня топал ногами и кричал, что это мещанство, безвкусица и старье. И если я не продам павлина, Ваня все равно вышвырнет на свалку эту рухлядь.

К две тысячи шестидесятому году я выплачу государственный долг и куплю павлина обратно. Все-таки павлин очень красивый, а искусство должно принадлежать народу. Я же, сцуко, не вор, а президент.

 

С анархо-коммунистическим приветом Станеслав Почепа из Зимнего дворца в Петрограде. Россия, возродись!

 

Великий Химик

 

Превед, дорогой читатель. Если ты не в рот ебаться интеллектуал, тебе не сюда. Читать приквелы — это ниже твоего достоинства (только не надо в каждой строчке видеть хуй с яйтсаме, как водится у небыдла). Но если ты четкий пацан, тебе будет полезно узнать историю тонкого биопространства тридцатых годоф.

Мне щас все равно нечего делать, а бумажные библиотеки год назад пустили на растопку, так шта я решил напечатать мемуары на ризографе и пополнить литфонд нашей все еще великой Родины. Товарищ Сяо говорит, что если я буду стараться, то стану как второй Пу Сунлин, а ради моего дорогого Ванечки я готов на все.

Эту легенду я узнал от бывшей маминой герлфренд тети Веры, а она — от бродячего сатаниста, который таскался по городам и весям, предлагая общинникам Эликсир Биопространства. Бродячий сатанист говорил, что Эликсир создал сам Великий Химик. Странную шнягу никто не покупал, потому что пацаны были не в курсе дела. И только тетя Вера взяла одну штуку. Сатанист помнил историю во всех подробностях, а к Эликсиру приложил подробную инструкцию, которую тетя Вера спрятала в надежном месте и до сих пор не может найти. Но историю она запомнила очень хорошо и часто рассказывала мне перед сном, когда я был маленький.

Эликсир — не выдумка. Выглядит он так: небольшой красный баллон с жидкостью под давлением, типа дезодоранта, и на распылителе черный намордник, чтобы дышать. Пользоваться им, канешна, никто не стал, баллон с Эликсиром повесили на стенку в нашем общинном Музее Анархии, как раз у запасного выхода. Когда пацаны подпалили мусорный бак под окнами, дядя Колян перепутал его с огнетушителем и попал в больничку. Говорит, ничего не помнит, но он, паходу, и без Эликсира старый маразматик.

Я тоже один раз себе пшикнул, из-за Мишы. Запахло какой-то сладкой шнягой типа эфира, черные знамена на стенах начали расти и заволакивать окна. Из темноты выпрыгнули огненные псы и принялись рвать меня на клочки, но на самом деле это пионеры пришли с экскурсией из соседнего квартала, нашли меня на полу и сделали искусственное дыхание. Я поймал одного пса за лапу и отобрал комп, который он хотел слямзить с моей шеи, пока я в отключке. Он жутко ругался, из его пасти разило нечистотами, а глаза пылали дьявольским огнем. Потом я, канешна, пришел в себя и увидел обычного пионера в оранжевой ушанке и зеркальных очках. Я, паходу, сильно вставился, потому что хватанул не свой комп, а его пацанскую бирку на цепочке, и чуть его не задушил.

Пионеры уселись в кружок на линолеум и начали меня отчитывать: типо, держись, Стасег, убивать себя — не выход, лучше выпей и ширнись. Суецыд — удел слабых вислозадых старперов в полосатых чулках.

Я отвечаю:

— Ништяк, поцоны. И пусть это типа будет вам уроком: никогда не юзайте вещества неизвестного происхождения, лучше курите каннабис, выращенный в экологически чистых условиях собственной теплицы.

Они покивали бошками и ушли пристыженные, типо нельзя так плохо думать о легенде 19 квартала.

Ощем, эта штука существует и реально работает. А раз ее кто-то создал, то это и был Великий Химик, творец Нового Мира.

 

Каким он был, Великий Химик? Тетя Вера нас учила, что есть всего два архетипа мужчины: Воин (он же Охотник) и Пидар (он же Клерк и Торгаш). Великий Химик, несомненно, был Воином, хоть и спал с мужиками, и даже в пассивной роли. В Библиотечке Анархиста опубликованы его заметки о важности массажа простаты для психического и физического самочувствия Воина. Я ему верю на слово.

Старообрядцы и прочие кликушы считают его посланником темных сил, разрушивших великую Империю. Канешна, Империя все равно бы рухнула, когда кончился природный газ, и нечего валить с больной головы на здоровую. Великий Химик положил начало долгому и трудному пути к децентрализации и полной самоликвидации власти. Иными словами, он воткнул то древко, на которое мы много лет спустя натянули гордое знамя Анархии.

Права человека были для него превыше всего, он защищал их с тринадцати лет и до глубокой старости. Я говорю «были», однако, не известно никаких фактов о его кончине, китайские исследователи утверждают, что он стал одним из Девяти Бессмертных. В Китае культ Великого Химика развит даже больше, чем у нас, — столько он сделал хорошего для их цивилизации. Благодаря Великому Химику гепатиты перестали совмещать душ с толчком и подбрасывать новорожденных мальчиков на соседский огород. Сейчас у них кризис рождаемости, в стране 60 процентов однополых семей. Я уж не говорю о том, что они до сих пор совершенствуют его изобретения — например, АМПП, который полностью заменяет нефть. Китайцам он дал почти всё: новые технологии, новую сексуальность, новое сырье, огромные территории Сибири и Дальнего Востока. Нам же он даровал главное — свободу. Свобода — то, без чего не может существовать русский человек. У русских были природные ресурсы, но русский человек все равно оставался несчастным. Русских волновало иное: духовность, права человека, Жизнь Вечная. И когда пробил час, они с радостью сбросили гнёт Империи и легко устремились к своим идеалам. Иными словами, Великий Химик был щедр и справедлив, и дал каждому народу своё.

Благодарные гепатиты слагали о Великом Химике легенды, которые вы можете услышать на ежегодных памятных чтениях в Екатеринбурге (если у вас не просрочен загранпаспорт). Я же начну свою песнь не по замышлению Бо Цзюйи, а как нормальный поцан.

 

Это случилось в городе Дальяндэшюэй, который тогда назывался «Нижний Тагил». Когда антинаркоты Ройзмана сдали в полицию последнего барыгу, местная молодежь испытала культурный шок. Опиатные нарки поломались и запили с горя, винтовые впали в глубокую депрессию, планокуры забыли, что такое смех. Но хуже всех пришлось эмо. Они и так были унылыми задротами и даже ничего такого не принимали, так шта это было вдвойне несправедливо. Ведь их лишили самого важного, что может быть у йунава задрота, — свободы выбора.

Народные дружины ловили эмо-пидов, вели к себе в центр и чморили, пока не надоест. Это называлось «профилактика наркозависимости». Родители эмо выражали ройзманам благодарность в устной и письменной форме. Вице-мэр Горенштейн даже отстегнул фонду Ройзмана штук двести-триста.

Так эмо познали протест. Они чувствовали себя настолько припизженными и жалкими, что впервые решили бороться за свои права. Драться они не умели, так шта этот вариант отпадал. Делать суецыд они боялись, потому что дружинники в рамках профилактики пыряли им бритвой в вены. Одно дело, когда пускаешь себе кровь сам — это кагбе пафосно и красиво, а другое дело — когда это делает поц, одержимый классовой ненавистью, и заставляет за собой убирать.

И они решили попробовать наркотик.

Скажу сразу: эмо в этом городе водилось немного. Оне были отпрысками спермы коммерсов, депутатов и прочей интеллектуальной ылиты. Никогда не ругались матом и даже не говорили «пойду поссу», такие они были йуные и невинные имбецилы.

Соответственно, бабла у них имелось чуть более чем дохуя, а опыта не было никакого. Это сейчас любой пятилетний тебе сварит сибирь, а тогда здоровенные лбы курили арахис.

Об Эликсире они узнали в Контакте. Лет тридцать назад спецслужбы забацали «социальную сеть», чтобы русские сами пейсали, где живут, чем занимаются и тэ дэ, и еще тащили туда всех своих родственников и знакомых. Это ебически облегчало работу следователей и поиск глупых юзеров. Граждане срали на безопасность и даже носили штуку под названием «мобильный телефон», чтобы их пеленговали круглые сутки. Канешна, это дико прикольно, когда тебя могут повязать в любой момент. Это потом, в начале двадцатых, анархисты третьей волны топтали «мобильный телефон» сапогами.

Ну так вот, эмо сидели в контакте и пытались вырубить годный наркотик. Их звали: Настюффка «лаФФки СумереЧьки» Горенштейн, Анюточка «СмеШИнка» РжаНова, Лиана Хасис, Армани Балаян и Гарик Огурцов. Два последних это кагбе мальчики.

Идейным вдохновителем у них была Анюточка Ржанова, фанатка двухмерного фильма «Реквием по мечте». В частной школе носила кличку «Лошадь». Не найдя понимания у реальных подростков, ушла в интернет. Писала в контакте цопливые монологи наркоманки, которая отдается за дозу и очень хочет бросить. Очень правдоподобно переживала ломки. Ломки доставляли ей невыносимые страдания, особенно болели кости (их как будто выворачивали клещами). На самом деле Анюточка страдала от любви к Армани Балаян, которое считало себя геем. Однажды ее лирическую героиню заловили менты и били на Петровке-38 всем отделением, но насиловать побрезговали из-за месячных. Армани считал, что у нее талант, но тему так и не просек.

Волосы она красила в бело-розовый цвет и не пользовалась выпрямителем. Остальные ей завидовали, особенно Армани, который каждое утро причесывался по сорок минут.

Папа Анюточки был простым коммерсом и гордился, что дочка творческий человек, пока не зашел на ее страничку в контакте. Он сам позвонил дружинникам Ройзмана и попросил держать Анюточку в камере, пока не переломается. В ройзмановском центре не было душа, а фцартире не работал слив. Подростков держали в подсобке под лестницей, как героя древней манги про регби на метле.

Когда Анюточка вышла на волю, ее левую руку украшал длинный шрам. Она повзрослела и многое поняла. Теперь она знала, как дорого дается самоуважение и как ценна свобода. Ее дух окреп, она твердо решила стать наркоманкой, чтобы отомстить врагам.

Настюффка любила фильм «Сумерки». Я не видел, но бабушка говорит, что говно. У Настюффки были черно-бело-синие волосы и кривые ноги. Чтобы скрыть этот милый недостаток, Настюффка за бешеные деньги выписывала специальные японские чулки длиной метра два. Она собирала чулки в складочки под коленками и приклеивала верх к ноге. Тюбик специального клея прилагался к изделию. Анюточка ее осуждала и считала не настоящим эмо, а позером. Настюффка уделяла слишком много внимания внешнему виду и не вникала в суть эмо-культуры. Папина подачка ройзманам окончательно унизила Настюффку в глазах Ржановой.

Лиану Хасис дразнили обидной кличкой «Буратино». У нее были длинные ноги с большими коленками, острые локти и мощный шнобель. Однажды она пришла в класс, напялив балетную пачку и чулки в красно-белую полоску. С тех пор ее существование стало мрачным и невыносимым, не помог даже перевод в частную школу. Лиана погрузилась в бездну отчаянья и целыми днями смотрела сёнэн-ай. В своих мечтах она была сильным и отважным сэмё, который ловит и наказывает нефритовым стержнем злую гопоту. После чего гопота становится шелковой, отращивает длинную челку и сидит вместе с Лианой в джакузи. То есть не с Лианой, а со стильным бисёнэном Акирой, чей нос строго соответствует канонам яоя.

Прокурор Юрий Хасис не одобрил увлечение дочери «нарисованными пидорами» и отказывался дать деньги на ринопластику. Вместо этого Лиану отправили на курсы японского, которые совсем отбили у девушки желание жить.

Да, вы же не знаете, что такое сёнэн-ай. Это кортинке и мультики, где целуются японские мальчики, похожие на бап. У бабушки на старом винте целая куча таких.

Армани Балаян носил в рюкзачке плюшевого мишку и керамический утюжок для волос. Мама-депутат давно махнула на него рукой и просто выдавала деньги на карманные расходы. Бабла улетала хуева туча, поскольку сын увлекался косплеем. Он был тихим смуглым мальчиком с большими карими глазами. Его веки имели коричневый оттенок, как будто ему каждый день давали по морде. Армани ненавидел кавказцев и мечтал стать блондином, который нежно обнимается с Шики. Структура волос не позволяла бисёнэну прокраситься до нужного оттенка, и в частной школе его дразнили «рыжим пидаром». Зато у Армани была идеально стройная фигура, и Лиана наряжала его в свои платьица. Они стали большими друзьями и вместе смотрели сёнэн-ай, хотя Армани предпочитал сётакон. В детстве я спрашивал у бабушки, что такое сётакон, и бабуля сказала: «Тебе рано знать такие слова». Ощем, это мультики, где старые мужики ибут поцоноф. Во времена правления Св. великомученика Владимира за хранение таких мультиков скармливали львам или распинали на кресте.

Армани был еще целкой, но врал, что спит с парнями. Лиана просила познакомить ее с этими парнями. Воображаемые парни сразу бросали армянского эмо. Новерно, боялись, что им предложат втроем с Буратиной. Армани плакал настоящими слезаме и говорил подруге, что все мужики — козлы. Он даже предложил Лиане стать его бойфрендом. Конечно, она согласилась. Папа Хасис первое время считал Балаяна подругой дочери, но просек тему и обрадовался, что дочка не лесбиянка. Как вы понимаете, камраде, у Лианы был отсталый и старорежимный папашо.

Про Гарика Огурцова сказать особо нечего. Его маман владела пакетом акций какого-то горно-обогатительного комбината и позволяла сыну делать уроки с друзьями в домике для гостей. Гарик был унылым апсосом с прической мышиного цвета и не интересовался вообще ничем.

 

Был конец зимы или ранняя весна: снизу таяло, а сверху падало. Машины въезжали в открытые ворота и ползли к домику для гостей. Из салонов вылезали жалкие фигурки в ярких шмотках и шлепали до крыльца по лужам с ледяным дном. Лиану Хасис водитель донес до холла на руках, чтобы не простудилась. Потом он проклинал себя за то, что оставил детей одних, но было уже поздно. Остальные водилы по-тихому уволились на следующий день и покинули город.

Дети долго ждали наркоторговца. Гарик сидел в контакте, Настюффка смотрела на древнем планшетном компе какую-то шнягу про вампиров, Анюточка сочиняла рассказ, как впервые укололась героином.

Армани с Лианой рисовали Шики в тетрадках по химии. Этот предмет не давался им обоим, так шта они не пытались делать домашку. Тетрадный лист, на котором дочь сделала последний рисунок, Юрий Хасис сунул в рамочку и поставил на рабочий стол. Голожопый Шики с недоделанным Акирой мокли в ванне, пока папа не освободил кабинет.

В колонках подвывало древнее «Placebo» — Анюточка не признавала музон убогих позеров. Снег за окном валил стеной. Ворота были заперты, но ровно в семь часов раздался стук в дверь. Дети вздрогнули все как один. Страх шевельнулся под ребрами, а Брайан Молко взвыл, как будто его проткнули шваброй. Ощем, это была очень мистическая и ужасная сцена. На пороге стояла Неизвестность с большим красным баллоном в руках.

— Надеюсь, этого хватит, — промолвила таинственная фигура.

Дети не сразу нашли, что ответить: Неизвестность пугает сильнее всего на свете.

Мужчина поставил баллон на паркет из канадского клена и сбросил дождевик. Хотя нет, не сбросил, а снял и вытряхнул на улице под козырьком, он же не сранай герой манги. Дождевик он повесил на стойку для одежды у входа, а мокрые ботинки поставил на радиатор.

— Можно сделать потише? — промолвил он.

Может, он сказал и что-то другое, и вообще все происходило не так. Я там не был и ничего не видел, а диалоги придумал чиста для красоты, иначе вся эта херня поместилась бы на одной страничке и не вошла бы в литфонд России Молодой. Прости, камрад, я отвлекся.

Гарик ткнул пультом в музыкальный центр, и Брайан заткнулся.

Наркоторговец встряхнул баллон и направился к дивану, обитому белой замшей. Он оценил мягкость и стильный дизайн этого чудесного дивана и предложил Армани сесть рядом.

— У вас случались эпилептические припадки? — спросил мужчина. — Вы страдаете астмой, крапивницей, вегето-сосудистой дистонией? Кто-нибудь в семье страдал диабетом, сифилисом, психическими заболеваниями?

— Нет, — просипел Армани. Он чувствовал себя неуютно рядом с этим стариком и не понял половины слов. Очко армянского эмо сжалось как перед первым разом.

Мужчина вгляделся в наивные глаза Армани и сказал:

— Годен.

Армани не понял, к чему он годен, но его смуглые счоки порозовели как персики Хаястана, а взор опустился долу.

— Лягте на спину, — попросил мужчина.

Армани лег, согнув ноги в коленях. Не знаю, о чем он думал в этот момент. Паходу, ни о чем. Он шел на убой покорно, как баран с древней земли его предкоф.

Когда мягкий резиновый раструб прижался к его лицу, Армани зажмурился. Он выглядел таким беспомощным, что у Великого Химика едва не дрогнула рука.

Остальные четверо сидели и смотрели, как их одноклассник отъезжает в никуда.

— А это не вредно? — спросила Лиана.

— Ничуть, — ответил мужчина. — Это не более вредно, чем просмотр вечерних новостей.

Лиана не смотрела вечерние новости и не могла оценить ущерб. Поскольку ее пассивный бойфренд уже отправился в страну глюкоф, она поспешила следом.

Они лежали на белом диване башка к башке и улыбались во сне. Судя по выражению летса, Армани ловил неслабый кайф. Лиана широко развела ноги и сунула руку между колен. Анечка и Настюффка поняли, что это годный и совсем не вредный наркотик.

Настюффка вырвала баллон из рук незнакомца и прижала раструб к носу. Анечка Ржанова пыталась отобрать у подруги баллон и надышалась сама. Через минуту дядечка удобно уложил девок на козетки в стиле рококо и проверил давление и пульс поциэнтов. Все оставалось в пределах нормы. Только член Армани неженственно набух и подпирал ремень дизайнерских джинсов. Великий Химик потрепал армянского эмо по челке и заметил Гарика.

Мальчик сидел в своем вконтакте и печатал дурацкие сообщения.

— А ты не будешь, мальчик? — ласково спросил Великий Химик.

— На хуй иди, — не глядя бросил Гарик.

Представьте, что вы сидите в шикарном интерьере, читаете сковородку и шлете пролетариев на хуй, а вас вдруг хватают за шею. Гарик не понял, что и как, он только схватился за раструб и пинал душителя пятками. Раструб оторвался, полетели брызги, в воздухе запахло неизвестным газом, и оба брякнулись на пол.

Неумелое сопротивление всегда приводит к негативным результатам, запомни это, камрад.

Возможно, Великий Химик не желал зла этим детишкам, а просто уважал их право на самоопределение. Ну типа как папа угощает сцына косяком, чтобы мелкий не ощущал возрастной дискриминации. Ведь папа сыну не враг, а друг.

Не будь Гарик таким Огурцовым, он стал бы первым провайдером Биопространства и жил бы сейчас на вилле в Малибу, а не подбирал за китайцами бутылки в Дальяндэшюэй.

 

В двенадцать к воротам подъехала машина прокурора Юрия Хасиса. Ворота почему-то оказались открыты, а возле домика для гостей стоял заляпанный грязью «вольво». Папа Юра на всякий случай послал охранника вперед. Услышав мужской крик, он перепрыгнул на место водителя и развернулся. Из домика вышел охранник с Лианой на руках. Ее голова болталась в такт шагам.

Папа Юра понял все неправильно и погнал куда глаза глядят. Ехать домой он боялся и заночевал на лесной дороге, а ровно в семь утра был на работе. Расследование не дало результатов, состав вещества на дне баллона криминалистам определить не удалось. Личность странного мужчины была установлена, это оказался бывший начальник лаборатории горно-обогатительного комбината.

Родители пострадавших тормошили его, но мужчина крепко спал. Лучшие сотрудники милиции пытались выбить из него признание, ему угрожали тюрьмой и физической расправой. Химик даже глазом не моргнул, только рот его кривился в презрительной усмешке.

Местное правозащитное движение две недели выступало против отправки Химика в тюремный лазарет. Ведь там не было нужных ему специалистов.

Все шестеро попали в одну и ту же «реанимацию», их отвезли на машине под названием «скорая помощь». Это я пишу специально для тех, кто думает, что режим был антинародный. Даже антибиотики государство давало бесплатно, так шта никто не растил пенициллин в трехлитровой банке. А «скорая помощь» — это вообще заябись. Допустим, тебя подстрелили. Обычное дело для анархиста. Или само заживет, или камрады пристрелят, чтобы не мучился. А тогда за ранеными приезжала специальная карета, запряженная тройкой белых лошадей, и в ней сидели специально обученные поцы в белых халатах. И раненых поцонов везли в «реанимацию», где их воскрешали. Секрет «реанимации» давно утерян, так шта бесполезно вам объяснять, как она работает. Говорят, ее придумал Иисус, но я не верю. Иисус не в карете ездил, а пешком ходил.

Как вы уже поняли, первым в Биопространстве было слово. Великий Химик сказал:

— Какого…!!!

Их окружала абсолютная темнота. Слышно было, как стонет Армани, как подвывает Лиана.

— Нужно сосредоточиться на свете, — сказал Великий Химик. — Свет в Биопространстве может привести к существенной экономии реальной электроэнергии в темное время суток. Так можно стать независимыми от Ленэнерго, сечете?

— Не ебу, что такое Ленэнерго, — отозвался Гарик. — Просто включите свет.

— Я не могу включить свет руками, мой альтернативно одаренный юный друг. Потому что ты выключил меня самого, а я теперь не в состоянии вывести из наркотической комы себя и всех вас.

Настюффка начала усиленно думать о свете, так что по краям их небольшой Вселенной зажглись кривые галогеновые лампы, как будто нарисованные пунктиром. Это сейчас мы знаем, что для создания Биопространства нужны люди с четким графическим представлением. В свете кривых ламп они увидели, как Лиана трахает в рот страпоном карикатуру Балаяна, а сам Балаян вставляет абсолютно плоскому, четко прорисованному и покрашенному пучеглазому уродцу в костюме японской школьницы.

— Это все же лучше, чем ничего, — обрадовался Великий Химик. — Неизвестно, сколько нам еще здесь торчать. — Мальчик, представь себе обычную улицу с обычными домами, желательно, чтобы в них была еще и мебель.

Армани выкатил японский пейзаж с домом из «Моего соседа Тоторо», не забыв и гигантское камфорное дерево.

— Мальчик, нам нужно что-то осязаемое, чтобы в нем можно было жить, пока нас не вытащат. Это может занять годы.

— Ненавижу триди, — высокомерно ответил Балаян, застегивая ширинку.

— Годы?? — Настюффка впала в истерику, края Вселенной взорвались драконами, огненными псами и змеями.

— Девочка, успокойся! — заорал Великий Химик. Он кое-как наколдовал клетку, куда загнал порождения больного мозга Настюффки. Клетка больше напоминала чертеж из автокада. Фантазия Армани висела за ней, как задник.

Великий Химик схватил Настюффку за голову:

— Девочка, представь обычную улицу с обычными домами. Берег моря, пляж, ну, я не знаю. Что-то, в чем можно нормально существовать. Я не умею, визуальная фантазия не развита.

На шее Настюффки образовались две дырки, из которых потекла кровь, ее лицо начало стремительно бледнеть, клыки отрастали, из ниоткуда вылезло потемневшее зеркало в золоченой раме, где Настюффка не отражалась.

— Девочка, прекрати фантазировать! — орал Великий Химик. — Это не игрушки, это может тебя убить!

В это время клетка с тварями исчезла, зато по заднику, крутя вихри, проскакал плоский Котобус.

— Как считаете, Котобус способен доставить нас обратно? — спросила Лиана. Или воздушный шар?

Четыре расплывчатых воздушных шара нависли по краям Вселенной, а сверху замаячил чертеж дирижабля.

— К сожалению, дети, доставить нас обратно способен только…

В пространстве зависла огромная объемная формула.

— Я сомневаюсь, что современные ученые способны это синтезировать, даже прочитав мои записи. Надеюсь, они найдут баллоны у меня в домашней лаборатории. Или хотя бы тот, что у меня в багажнике. А до тех пор вам всем придется учиться правильно мыслить, чтобы выжить.

— Я извиняюсь, — хмыкнула Анюта. — Здесь находятся наши биологические тела или некая субстанция, которая в них содержалась?

— Хороший вопрос… — Великий Химик постукивал ногтями по чертежу столешницы. — Это я и хотел у вас выяснить, когда вы очнетесь.

В руке у Гарика неожиданно оказался горячий бигмак, он был объемным и осязаемым.

— Можно мне, можно мне! — заорали остальные подростки.

Гарик щедро раздавал бургеры, картошку по-деревенски и кока-колу.

Великий Химик поморщился, но тоже взял бургер с колой, поняв, что чертеж не укусишь.

— Спасибо вам, сэнсэй! — вдруг воскликнул Армани и бросился на шею Великому Химику. — Вы сделали меня счастливым первый раз в моей гребаной жизни!

Остальные подростки с ненавистью уставились на Армани. А может, им было и насрать. Лично я считаю большой удачей поесть в парижском Макдональдсе этот их лё бигмак, и когда-нибудь мы с Ваней обязательно продадим столько редких металлов, сколько потребуется для дороги дотуда. Если кратко, лё бигмак это такая булочка с кунжутом, разрезанная на три части, внутри две особых котлеты из настоящего коровьего мяса и еще, кажется, огурец или лук. Что такое кунжут, я ниибу. Однажды, когда я был совсем маленьким, тетя Вера возила меня по дамбе до кетайского ресторана по франшизе под названием «Макавто», и вот там я ел лё бигмак. Думаю, это первый и единственный раз в жизни, когда я был по-настоящему счастлив.

Я отвлекся. Итак, Балаян получил возможность осуществить несбыточную мечту — трахнуть нарисованного пидара.

— Ты действительно счастлив? — спросил Великий Химик. — Ты уверен, что счастлив?

— Абсолютно, — подтвердил Армани.

— Тогда я тоже счастлив. — И Великий Химик вытер чертежом носового платка скупую мужскую слезу.

Армани протянул ему плоский нарисованный платок, Химик сказал «спасибо» и высморкался.

— Дети, теперь все в ваших руках, точнее, в головах! — сиял Великий Химик. — Вместе мы создадим прекрасный мир будущего, мир свободы, где ничто не ограничивает вашу фантазию! Поскольку человек изначально добр и справедлив, то вы, не скованные социальными условностями и классовой ненавистью, поможете мне осуществить задуманное.

— Есть одно но, — повисли в пространстве буквы шрифтом таймс нью роман. — У меня нет визуального мышления, вообще. Я мыслю только цветными точками, черточками и буквами. — Анечка Ржанова захлопала накрашенными ресницами, как будто собиралась заплакать.

— Это проблема… Счастливы могут быть не все, — задумался Великий Химик. — Ну так на то и командный дух. Твоя подруга Анастасия обладает слишком буйным визуальным мышлением, так что ты могла бы писать сценарии, а она будет это представлять.

— Не хочу думать под чью-то диктовку, — обиделась Настюффка. Вселенную заволокло серым гранитом, а на Великом Химике появились ржавые кандалы, которые он теперь пилил чертежом болгарки. У Настюффки снова отросли клыки, на замшелой стене блеснуло уже знакомое зеркало. Пролетела стайка летучих мышей.

— Когда мы отсюда выберемся? — тусклым голосом спросил Гарик Огурцов.

— Не хотелось бы это говорить, но, возможно, никогда, — Великий Химик не отличался тактичностью. — Так что, повторяю, нам придется обустраивать эту Вселенную, наш новый дом.

Из рук Настюффки брызнула кровь, девочка, еще больше бледнея, легла в каменный гроб и захлопнула крышку.

— Да и черт с тобой, и слава Богу, — Химик плюнул на крышку гроба и ушел в трехмерный макет особняка с бассейном во дворе.

Гарик соорудил себе шалаш, как в сказке про трех поросят, и улегся там в спальном мешке, Лиана придумала корявый футон в безвоздушном пространстве, а Армани тыкался в плоский рисунок японского дома из мультика про Тоторо, пока Гарик не выкинул из шалаша еще один спальник.

Утром, если это можно назвать утром, снова было темно, все придуманное накануне исчезло. Услышав крики, Гарик зажег спичку — его куцей фантазии хватало только на это. Потом он сообразил кухню из старой квартиры своих родителей и пожарил яичницу с ветчиной, также он сделал тосты и заварил кофе, причем все руками, хотя мог придумать уже готовые блюда. Все, кроме Настюффки, расселись на скрипучих табуретках. Настюффка сообщила, что питается только кровью, и бродила где-то во внешней тьме, но когда они позавтракали, явилась проверить сковородки, нашла недоеденную сосиску и счавкала ее, громко урча, как оборотень лунной ночью. Из середины сосиски брызгала кровь, а на конце сосиски отрос длинный ноготь.

— Ребята, а не хотите отдохнуть у моря? — смущенно спросил Великий Химик. — Понимаете, я собирался через неделю на Канары, жаль, что путевка пропадает. Ну что вам стоит?

Море крови разлилось за порогом кухни, и кровавая луна прочертила в нем дорожку.

— Обычное море, коза! — Анюточка пнула Настюффку. — Завязывай со своим вампирским бредом, видишь, человек пытается построить новую модель социума, а ты нам мешаешь! Когда ты начнешь мыслить как взрослая?

— Я хочу умереть! — разрыдалась Настюффка. — Заберите меня из этого ада, я больше никогда не буду пробовать наркотики!

— Да я просто поплавать хотел, — еще больше смутился Химик. — Простите, что своими необдуманными действиями причинил вам вред. Я уже понял, что русских не научишь правильно мыслить никогда.

Добрый Гарик напрягся и представил небольшой пляж с белым песком, несколькими пальмами и лотком мороженого. Правда, как только Химик разделся и вошел в воду, подплыла акула и перекусила его пополам, но ему от этого ничего не стало, это же Биопространство, с акулой только веселее. Он потом попросил Гарика сделать бифштекс из этой акулы или как он там называется, короче, его вешают на крючок и он дико воняет, пока не выветрится аммиак и мясо как следует не сгниет, ну или высушится, не важно, я все равно его никогда не пробовал, но говорят, что это очень тонкий деликатес, который подают в лучших ресторанах Парижа.

Так прошел их второй день в биопространстве, почти без эксцессов. И третий тоже. Точнее, они не могли определить дни, потому что у них не было нормальных хронометров. Сколько именно времени они провели там, сказать не смог бы даже Великий Химик, но по меркам обычного время-пространства прошел месяц.

 

В это время мама Гарика Огурцова, которая была, кстати, совсем не дурой, отвезла баллоны в лабораторию комбината, сама нарядилась в костюм химзащиты и провела анализы. Ровно через месяц она выяснила, что жидкости в баллонах хоть и похожи, но несколько различаются по составу. Испытать полный баллон решили на ее бывшем сотруднике, который все равно лежал в коме. И как раз когда Великий Химик произносил перед школотой пламенную речь Анархиста, он исчез из Биопространства.

— Олег Васильевич, ну и что за херню вы нам устроили? — услышал он из динамика голос госпожи Огурцовой.

— Изнеженной элите все равно не хватит фантазии, чтобы это понять, — ответил Великий Химик.

Представителей элиты вывели из комы и залечили им пролежни, а потом за дело взялась неэлита, и она напридумывала такое, что вам лучше и не знать. Некоторые несознательные граждане ЕС до сих пор закупают Эликсир Биопространства и трахают там нарисованных детей, используя лазейки в законах. Армани Балаяна они считают своим вождем и учителем, он есть даже на купюре 200 биткойнов. Но я отвлекся.

Великий Химик в СИЗО изготовил кислоту, которой тайком намазал все решетки, ночью он их прошиб, усыпил охранников и выбрался на волю. И затем в своей секретной лаборатории он работал над новым проектом: тот же эликсир, но с готовыми шаблонами анархического мышления, без всяких подростковых выкрутасов, нарисованных пидоров и вампирских извращений изнеженной правящей верхушки, которая только и думает, как высосать из вас всю кровь.

Я мечтаю найти этот Эликсир Анархии, а то уже нет сил видеть наших либералов, демократов и прочий хипстерский сброд. Будь моя воля, я бы их построил в шеренги на площади перед Зимним и маршировал мимо в химкостюме, поливая всех из распылителя. И все бы научились мыслить как четкие посоны, я уж не говорю о том, сколько оленины, тараканьих чипсов и жареных мышей мы бы сэкономили при таком раскладе, потому что кто спит, тот обедает, это сказал еще какой-то французский классик.

Так что если кто-то из вас найдет синий баллон, похожий на огнетушитель, но с резиновым раструбом, сообщите мне. С анархо-коммунистическим приветом Станеслав Почепа из стен Зимнего дворца.

Да, я же забыл рассказать, что такое СИЗО. Это такой хостел, где любой бездомный активист мог бесплатно поспать, принять душ, побеседовать с другими активистами. Старожилы говорят, там вкусно кормили кашей с рыбой и супом под названием «баланда», рецепт которого ныне, к сожалению, утерян. Я давно мечтаю отведать этой самой «баланды» и принять настоящий горячий душ с настоящим твердым мылом. Мама и тетя Вера говорят, что близок тот день, когда я получу все эти блага древней цивилизации. Потому что я бесчеловечный диктатор и мой режим еще более антинародный, чем предыдущие антинародные режимы. Вот тут я чего-то не догоняю: если тот режим был такой антинародный, почему он вкусно кормил активистов и позволял им бесплатно спать под теплой «шконкой» в отапливаемом, хорошо охраняемом помещении? Этот вапрос я оставлю вам для самостоятельного изучения.

 

Как я свалил в Еэс

 

— Имя? — гаркнул пограничник.

— Саша! — ответил я. — То есть, Кралечкина Александра Дмитриевна, тыща девятьсот двадцать второго года рождения! Задолженностей не имею! Судимостей тоже не имею!

Пограничник вылез из стеклянной будки, взял меня за локоть и сказал:

— Слышь, Александра, пошли обратно в сканер.

Я потопал в сканер и встал на красные круги.

— По-твоему, это нормально? — спросил пограничник. — Думаешь, у Александры может быть клитор таких размеров?

Я с достоинством сказал, что у меня был клитор обычных размероф, но я его нарастила силиконом, а документы поменять есчо не успела. И кстати, меня оскорбляет подобное отношение к трансгендерам, одним из которых я являюсь. Именно поэтому я хочу свалить из сраной Рашки в Германию на ПМЖ.

— Хуй на вас, на лесбиянок, — гавкнул пограничник и поставил печать.

У соседней будки топталась госпожа Чжан Мэнцянь в шубке из светлой норки и бежевых сапогах на шпильках. Она без проблем прошла паспортный контроль и теперь дожидалась меня. Я взял ее и свою ручную кладь, мы поцеловались и поцокали в дюти фри.

Ваня прикупил баночку тональника «Мэри Кей», а я взял литровую бутыль армянского коньяка в подарочной упаковке. Вообще-то, я не пью, но подарки нам пригодятся.

Да, я все еще Станеслав Почепа, и пол менять, вроде как, не собираюсь. Зато мне позарез надо сменить гражданство. Именно это я и пытаюсь сделать сейчас.

Ваня утащил меня в дамский туалет и заново наштукатурил мою морду. Сопссна, ему тональник не нужен, у китайцев борода никакая, зато цвет нижней части моего ибала на два тона отличается от цвета верхней. Товарищ Почепа не брил бороду восемь лет, чтобы дождаться коммунизма во всем мире. Интернацианал мы так и не построили, зато меня никто не знает в летсо. И это ахуенный плюс, иначе не сносить мне головы.

Ваня нервничал намного меньше, чем я, хотя президентом в последние четыре года был он. Правда, в норковой шубке он выглядел как настоящая деффка, и это тожэ плюс.

С моим ибалом возникли проблемы. Чтобы привести в соответствие верхнюю и нижнюю часть, я накрыл лоб, нос и счоки платочком и лег в горизонтальный солярий, который переделал для Вани из египетского саркофага. Время, канешна, я не рассчитал, но было уже некогда. Ваня плясал рядом с саркофагом на шпильках и орал:

— Говорили тебе, дубина: вбрасывай!

Ну ничо, про Керенского рассказывали похожую байку. Говорят, он тожэ был за честные выборы. Если ты не в рот ебаться честный, будь готов носить бапские шмотки.

Сопссна, мне никто не угрожал. Так, обещали повесить пару раз и какая-то эсерка крутила перед мордой револьвером. Пулю я, кстати, вытащил сам, Ваниными щипчиками для бровей. Я жэ не какой-то хилый Ильич.

Я не боялся Справедливой России, но Ваня уговорил меня бежать. Ваня опасался за мою жизнь и здоровье.

Ну кто его просил снижать возраст согласия до десяти лет? Канешна, в Питер сразу приехало много туристов, а многие остались тут на ПМЖ, но это был дешевый и сомнительный пиар. Кто его просил легализовать продажу таджикского героина? Даже наш министр внутренних дел был против, хотя он сам таджик. «Для черняги есть черный рынок», — сказал товарищ Насруллоев, и был смещен с поста.

В Европе Ваню тоже никто не ждал, зато ждали меня. Два года назад Иван собрал всю русскую интеллигенцию, включая мою маму, моего отца-ахтунга и его однополого партнера. Посадил их на самолет компании «Эр Франс» и выслал из страны. Между прочим, на этом самолете улетел и мой племянник Ваня, классный поцан и натурал. Мировая общественность была возмущена жестокостью Русского Мао, а Русский Мао до сих пор жалеет, что не свалил вместе с ними.

Таджикские террористы не сильно докучали Ивану, но на улице часто гремело, а из окон вылетели последние стекла. По улицам маршировали поцаны с растяжками «Хватит кормить азиатов», и на стенах появились листовки «Русский, не колись!»

Сердце тигра ёкало в Ваниной груди, а мудрая китайская жеппа просила унести ее в теплые края.

Я мазался кремом после загара, Ваня паковал вещи, а рядом трудились две девочки-паспортистки и бабка из французского посольства. Вопщем, отъезд получился сумбурным.

Я надел длинное таджикское платье и паранджу, типо я такой скромный. Пока мы тащили вещи до такси, подбежало несколько восточных долбоебов, которые хотели «помочь поднести». Я не возражал. В каждом чемодане лежало несколько килограммов индия, серебра и палладия, а в маленьком Ванином саквояже брякал иридий. Госпожа Чжан Мэнцянь была вся увешана золотом, а шпильки ее туфель были отлиты из осмия.

На таможне Ваня дал парнишке банку тушенки, и тот был очень доволен. Вопщем, все шло по плану. Рядом крутилась стайка славянских мальчиков, которые выпрашивали у иностранцев резинку, и пару раз я видел, как немецкие туристы вели их в туалет. Потом немцы потопали на свой рейс, а славянские поцонята надували резинки и кидались ими друг в друга. Ваня прикрылся саквояжем, чтобы не забрызгали шубку.

Пердячий китайский автобус доставил нас к самолету, с другой стороны подъехала телега, и таджики, сильно матерясь, начали грузить наш багаж. Самолет нам дали очень ржавый и облезлый, на его боку было что-то написано древнерусской вязью, но я не разобрал. Две пожилые тетки пригласили нас в салон, и мы с Ваней сели на разрисованные шариковой ручкой кресла. На моем было написано «Зенит — чемпион», а на Ванином «Пахтакор — гондон». Ваня спросил, что такое Пахтакор, но я и сам толком не знал.

Пожилая тетка встала в проходе и крикнула:

— Авиакомпания як-сервис приветствует вас на борту старейшего авиалайнера в мире! Наш самолет был построен в 1977 году и до сих пор сохраняет первоклассные летные качества! Ни пуха ни пера, внучата!

— К черту! — ответил Ваня и побежал обратно к трапу.

— Не кипишуй, дочка! — сказала вторая тетка, жирная и с небольшими усами. — Я на этом яке сорок лет летаю, добрая машина. От, я вам фотки покажу.

Тетка пристегнула Ваню к креслу и принесла старый порножурнал. Там деффка в красной шапочке сидела внутри самолетной турбины, раздвинув пелотку, а сверху было написано «Летайте самолетами Аэрофлота».

К самолету подъехал второй пердячий автобус, и оттуда повалили мешочники и спекулянты. Вся эта шваль летала во Францию за мылом, прокладками и пуховиками. Пуховики, канешна, производились в Китае, но прошли через благородные руки галлов и получили элитные ярлычки.

В проходах стояли сумки с прессованным мусором, спекулянты курили махру и лузгали семки.

Ваня уже не мог выйти, он обмахивался порнухой вместо веера и жался к иллюминатору.

Усатая тетка снова встала в проходе и крикнула:

— Правила безопасности рассказывать будем?

— Фпесду! — ответили мешочники.

— Можно и туда, — согласилась тетка. — Один хрен все жилеты разворовали. Тока это, когда самолет на посадочку пойдет, высуньте язык и дышите так: «аха, аха», как собачки. Легше буит.

— Знаем, знаем, — крикнули мешочники.

— Отче наш, иже еси на небеси! — крикнула усатая тетка.

— Да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя! — ответили мешочники и перекрестились.

Ваня зажал уши.

Гордость аэрофлота затряслась, и я зажмурил глаза.

Собственная голова казалась мне банкой тушенки, которую вскрывают тупым консервным ножом. Ваня схватил меня за руку и задышал по-собачьи, как будто сейчас родит.

— Давление отрегулируй, марамой! — просипела стюардесса.

— А, чё? — затрещало в динамиках.

Воздушные айсберги поплыли под ярким солнцем, и в самолете стало очень холодно, даже Ваня стучал зубами в своей норковой шубке.

Долго ли мы летели, я не помню. Оказываецо, в сервис як-сервиса входит погружение пассажироф на время полета в глубокий обморок, ну типо чтобы не скучали. Канешна, у экипажа были кислородные маски, чтобы вести самолет и вообще сохранять бодрость духа, ведь они там работали, а не развлекались, как мы.

Когда я очнулся, у меня под носом запеклась кровь, а Вани рядом не было. Я выполз в аварийный выход и съехал по веревочке, которую оставили вместо надувного трапа. У гордости отечественного самолетостроения отвалилось правое крыло, фюзеляж лежал очень далеко от места приземления, а госпожа Чжан Мэнцянь героически спасала багаж. Мешочники и спекулянты разбирали свои пожитки и хромали в сторону терминала.

Я присел на мешок пластиковых отходов, потому что голова сильно кружилась, а уши болели. Товарищ Сяо примчался с багажной тележкой и запихал туда наши чемоданы. Я думал, что Ваня, как настоящий друг и любимый наложник, увезет меня. На кой ему эти дурацкие железки?

Ваня подкатил тележку к тому месту, где сидел я, вытер пот норковым рукавом и сказал:

— Я тебе позвоню.

Так меня покинул товарищ Сяо. Умом он был китаец, жопой — ленивый русский, а душой — Подлый Тигр. Шкура амурского тигра не так пестрит полосками, как совесть товарища Сяо — черными делами. Между прочим, в саквояже лежали наши новые документы.

В моем ридикюле остался только паспорт на имя Сашы Кралечкиной, студентки философского факультета ОПУМ и интеллектуальной топ-модели. Еще у меня имелся членский билет «Справедливой России», то есть Сраной Рашки. Его я отобрал у настоящей эсерки Кралечкиной, когда ее скрутили. У меня имелся еще один сувенир от Сашы, но его я оставил дома в коробке из-под китайских гондонов. Недрагоценные металлы нам не нужны.

Я запустил сковородку и стал ждать, когда Ваня позвонит. Мы столько пережили вместе, я не мог поверить, что старый боевой товарищ и наложник меня покинул. Вдали показался электрокар с трубой на заду. Оттуда валил густой вонючий дым.

Знакомый запах горящего торфа витал в воздухе. Я понял, что у французов похожие проблемы. Это не беда, я передам галлам бесценные навыки борьбы со стихией.

Мне было некуда торопиться, и я смотрел по сторонам.

Взлетно-посадочная полоса имелась только одна, зато весь остальной аэродром был утыкан хуйнями типа вышек билайна. Над столбами на канатах висели разноцветные гондоны, а под гондонами было закреплено что-то вроде автоприцепов, только намного больше и с турбинами по бокам. Верх каждого гондона был в странной шапочке из блестящих квадратиков, от шапочки к турбинам были натянуты толстые кабели, и вообще конструкция выглядела на редкость дебильно. Я думал, там какой-то национальный праздник — не зря столько шариков надули.

Пока я сидел на взлетной полосе, один гондон притянули к вышке, и внутри вышки поднялся прозрачный лифт с четырьмя деффками в синей униформе. Через минуту лифт спустился, набитый мусорными мешками, а молодой турок внизу начал эти мешки вытаскивать и складывать на поле. В лифт вкатили тележку с напитками, следом влезла деффка с горой ланчбоксов.

Электрокар с красными крестами притормозил в пяти метрах от меня, пыхтя паровым котлом. Сверху на нем была прихуячена солнечная батарея, а спереди как пропеллер торчал ветряк.

Из электрокара выпрыгнули трое крепких парней в зеленых рубахах и штанах. За ними вылез еще один, с чемоданчиком в руках. Они приблизились ко мне, и тот, что с чемоданчиком, начал щупать мое горло.

— Же ву ремерси пур вотр бонте, мэ же не па безуан а ль эд, — учтиво сказал я. — Жё сюи сэн э соф э же сюи пре а континюэ мон вояж.

Поц с чемоданчиком пробормотал что-то неразборчивое, типа «эр швермт».

— Донк, же пё алле? — спросил я.

Мускулистые поцы подхватили меня и втащили в салон электрокара. Там ко мне прицепили датчики, сунули в рот какую-то хрень и повезли неизвестно куда.

— Медам, жё ме санс тре бьян, — сказал я двум пожилым теткам в зеленых шапочках. — Лэссе муа алле а ма фамий!

— Айне минуте, — ответила одна из теток, пошарила под стойкой и достала таблетку. Эту таблетку она прилепила на мой воротник, и все вокруг стали говорить нормальным языком.

— Пустите меня, дамочки, — попросил я. — Мне надо к маме, папе, братику и моему любимому племяннику Ване.

Тетки повернули вентиль на шланге, и я отключился.

Придя в себя, я все еще рассказывал про наши отношения с Мишей, как я ебал своего брата, как он меня предал и как я предал его.

— Почти библейская история, — сказал ухоженный старый поц на соседней кровати.

Наши кровати были очень странными, обтекаемой формы, и напоминали пластилин. Поц тихонько съехал со своей и подошел ко мне.

— Приподнять вам изголовье? — учтиво спросил он.

— Но, мерси, — ответил я. — Се ли э тре конфортабль.

«Неверное направление перевода», — сказала таблетка.

Волосы поца были выкрашены в нежно-розовый цвет, а на среднем пальце правой руки сверкало кольцо из трех драгоценных металлов с маленьким бриллиантом.

Я вспомнил старый фантастический рассказ из очень древнего журнала «Вокруг света», который был выпущен еще когда я не родился. Эти журналы лежали в военной части, где скрывалась моя мама, по ним я учился читать.

В рассказе больного чувака заморозили, чтобы потом вылечить, а через сотню лет разморозили. Все его сбережения, канешна, съела инфляция, так шта его разморозку и лечение оплатил такой же старый поц, чтобы пересадить себе сердце размороженного чувака.

Я знал, что у капитализма звериный оскал, но не думал, что все так серьезно.

— Имеете виды на мое тело? — прямо спросил я.

Поц ужасно смутился и забормотал, что сейчас большой наплыв пациентов в связи с крушением самолета, и это вообще его палата, но он не мог отказать такому милому беженцу из далекой азиатской страны. А никаких видов на мое тело у него и в мыслях не было. Если я, конечно, сам не против.

Я сделал вид, что очень слаб, и закрыл глаза, типо снова без сознания.

 

— А у вас растет, — сказал поц.

— Что растет???

— Печень.

Я ощупал свой правый бок.

— Справа от вас, — пояснил поц.

Я открыл глаза и увидел справа тумбочку из толстого стекла. В ней было налито что-то типа смазки, а посередине на канатиках плавала настоящая человеческая печень.

У меня в животе стало пусто, холодно и противно.

— Вам нужна печень? — спросил я.

— Нет, у меня простатит, — поц жеманно отвел глаза.

Я заметил у его кровати такую же тумбочку, где мариновалась небольшая осклизлая хуйня.

— Если ваша печень поторопится, нас могут выписать в один день, — скромно улыбнулся поц. — Но я могу и подождать.

Я снова закрыл глаза, типо сплю.

Поц подобрался поближе и сел на тумбочку с моей печенью.

— Хотите посмотреть новости? — спросил он. — Очень интересная история. Шпилька из осмия — слышали о такой?

Я понял, что Ване пиздец.

Старый поц внятно произнес команду, и включилась стена напротив.

— Сейчас, сейчас, — поц заерзал жеппой на печенке.

— Аэропорты Германии со следующей недели будут полностью закрыты для воздушного транспорта, использующего нефтепродукты. — читала дикторша. — Это обусловлено недавним инцидентом в аэропорту Шонефельд. Русский беженец-транссексуал Саша Кралечкин по-прежнему находится в больнице, На данный момент его состояние оценивается как стабильное. Саше предстоит операция по замене печени, испорченной в застенках режима Почепы.

Поц весело подмигнул мне и спросил:

— Можно выключать?

Я сказал, что нет, не надо, меня интересуют новости из-за рубежа.

На экране появилась моя бородатая рожа, и я узнал главную новость дня: анархо-фашист Станеслав Почепа расстрелял на площади перед Зимним дворцом двести несогласных. Среди них были члены правительства товарища Ивана Сяо и сам президент. Главы государств выражали соболезнования семье Ивана.

Потом на экране появилась толстая китаянка и представилась матерью Вани. Как говорицо, нет гавна без пирога.

— Продолжаются поиски красавицы со шпилькой из осмия, — вещала дикторша. — Напомним, что следы оксида осмия были обнаружены в колотой ране, нанесенной работнику аэропорта Шонефельд. Пострадавший, Ашраф Хусейни, по-прежнему препятствует ведению следствия. Полиции удалось установить, что преступник — молодая женщина азиатского типа, предположительно японка. Психологи утверждают, что это разновидность стокгольмского синдрома, и пострадавший проникся симпатией к таинственной гейше.

— Не правда ли, романтичная история? — спросил старый поц.

Я сделал вид, что очень увлечен новостями спорта.

Старый поц встал с моей печени и побрел к своей кровати. Поддернул больничную рубашку и как бы невзначай показал желтоватую тощую жеппу. Типо, хотел улечься поудобней.

И снова:

— Саша!

— Ну?

— А как вы сами относитесь к личности этого Станислава Почепы? Вы в него стреляли, потому что ненавидели, или потому, что это историческая необходимость?

— Это логика естественного исторического процесса, — ответил я. — В Почепу должна была выстрелить эсерка. Он предвидел это и был готов положить себя на алтарь Революции.

— Я вижу, вы еще не до конца избавились от исторического фатализма, — покачал головой старый поц. — Со временем вы поймете, что история многовариантна, она может развиваться и более интересно, чем вам кажется. Надеюсь, вы не рассматриваете историю еще и в телеологическом аспекте?

— Отнюдь, — ответил я, — Я рассматриваю исторический процесс как последовательный набор типичных ситуаций и моделей развития.

— Интересный подход, — кивнул старый поц. — Циклическая парадигма истории, это не лишено здравого смысла. Однако…

— Это не совсем теория Маркса…

— Конечно же, нет.

— Я учитываю и теорию циклов реформ-контрреформ.

— Вам не чужд синергетический подход, — довольно сказал поц. — Я тоже поклонник доброй старой синергетики…

— А вот и я! — крикнул кто-то за дверью.

Голосок у него был тоненький и сиплый, как у мальчика в период пубертата.

В палату влезла деффка без сисек и с темным пушком на подбородке. Деффка потрясла меня за обе руки и просипела:

— Саша, вы очнулись! Я так давно мечтал с вами познакомиться, а когда узнал, что вы тоже поменяли пол, вы для меня стали как сестра! Не могу поверить, что мы с вами в одной больнице!

Я улыбнулся деффке, типо очень рад.

— Как безбожно врут в новостях! — деффка плюхнулась задом на мою печень. — Можно подумать, в России каменный век, о генной модификации никто не слышал, а клиторы режут ржавым ножом!

Я ответил, что в России генная модификация запрещена совсем, и только сила духа помогла Сашэ Кралечкиной превратить свой клитор в хуй.

— Классно! — взвизгнула бородатая деффка. — Так мы подруги? То есть, друзья?

— Лизхен, дорогая, — сказал старый поц. — Чтобы стать мужчиной, мало зарастить пизду.

— Я уже работаю над пещеристым телом, — просипела Лизхен. — Ну, всем гудбай! Си ю!

— Неправильное направление перевода, — сказала таблетка.

 

Поц умолк на пять минут. Я смотрел кулинарную программу и прикидывал, как съебать до наступления ночи.

— А как он вам… Ну, как мужчина? — зарделся поц. — Это правда, что у Почепы было триста наложников?

— Не знаю, не считал, — ответил я и повернулся на другой бок.

— Тиран восточного типа… Да, в вашей теории есть рациональное зерно.

— Это Ванька восточного типа, — уточнил я. — А Стасег чистокровный русский и на одну четвертую еврей.

— То есть, по-вашему, Почепа в данной модели — это Бланк?

Я объяснил, что очень устал и хочу поспать, а посему нашу не в рот ебацо интересную дискуссию лучше отложить на завтра.

— Спите, мой милый мальчик, — согласился поц. — Здесь вам ничто не угрожает. Вы можете расслабиться впервые за много лет. Учтите, я выражаюсь не только фигурально…

От этой фразы мою жеппу свело судорогой, но я широко зевнул и закутался в одеяло.

Я прикрыл глаза и сделал вид, что задремал. Потом я и правда задремал. Прибегал медбратик и пытался поставить мне укол, но я не дался и как бы нечаянно лягнул парнишку со шприцем.

— Оставьте мальчика в покое, — злобно зашептал старый поц. — Вы его уже задолбали своими уколами, дайте парню поспать.

Около шести утра я проснулся. Старый поц храпел на соседней постели, надвинув розовую маску на глаза. Из-под одеяла торчала его тощая нога с огромными вздутыми венами.

Я тихонько выбрался из постели и подошел к шкафу. Там висели мое платье с хиджабом и клетчатый костюмчик старого поца, все постиранное и выглаженное. Я попытался влезть в костюмчик, но у поца был маленький размер. Сбросив больничную рубаху, я напялил платье и хиджаб, пристегнул паранджу и рассовал туфли по карманам.

И убежал.

Страшно было идти по больничному коридору. В больших аквариумах плавала непонятная субстанция, клубилась кровь и лимфа. Вдоль стен плавали человеческие органы разных размеров, а в колонне посреди холла рос целый человек. Точнее, это была стюардесса из того самого порножурнала. Уже потом я узнал, что ее сделали из остатков биоматериала, найденных на места аварии, а пропавшая без вести старушка свалила в США.

Я надел туфли и вышел на улицу.

Как же заебись было в Берлине в шесть утра! Вдоль улицы цвели деревья, симпатичные арабы ездили на уборочных машинах, жирные белки сидели у витрины «кондитерской», а большущая лисица растянулась на скамейке и грела брюшко на солнце. Каждая шерстинка лисы отливала золотом, зверюга совершенно не боялась меня и даже не подвинулась, когда я хотел сесть.

Специально для лахов: в Германии больницы не обтянуты колючей проволокой и на вышках не стоят эсесовцы с автоматами. А кондитерская — ну, даже не знаю, как вам объяснить. Это такой экзотизм. В кондитерской продают изделия с очень необычным вкусом, сверху похоже на пену из огнетушителя, только эти штуки можно есть.

Я зашел в кондитерскую и попросил дать попробовать одну штуку.

Девушка выставила мне целый лоток, а сама залезла под прилавок. Вот что значит немецкое гостеприимство! Я сел под цветущей сливой, задрал паранджу и начал слизывать пену с большой круглой штуки. Лиса пристроилась рядом и тоже лизала прямо из деревянного лотка. Белки сидели у меня на плечах и ели с рук. Вопщем, если вы смотрели старый двухмерный мультик про Белоснежку, все это выглядело примерно как он.

Я погладил лису и отправился на разведку.

Что характерно, на многих улицах не было тротуаров и никто не ездил на машинах. Только на самых больших улицах попадались автобусы и электрокары с солнечной батареей на крыше. Паровые котлы транспортных средств не топились по случаю хорошей погоды. Со всех сторон эти агрегаты были резиновые — новерно, чтобы избежать столкновений. В электрокарах сидели молодые и прекрасные блондины. Изредка проезжали турки на великах, а арабское население топало пешедралом, как я. К полудню я устал и присел у полуразрушенной церкви. Мимо как раз проезжал трехэтажный автобус с гидом, автобус остановился, и я влез внутрь.

В автобусе оказалось полно арабов и китайцев. Все попадали на пол, а девушка-гид заорала на непонятном языке. Я вспомнил, что моя таблетка осталась на вороте больничной рубахи.

— Куда ехать? — спросил водитель.

— В Париж, — ответил я.

И мы поехали. Над нами плыли синие гондоны с полоской на боку и надписями по-немецки. Снизу они были похожи на длинную связку сосисок.

Иногда они передавали мне что-то на непонятном языке, а водитель переводил с помощью арабов. Примерно через час сосиски установили личность террориста, то есть меня.

Я сообщил связке сосисок, что не собираюсь никого убивать, а просто хочу повидаться с мамой, моими двумя папами, любимым братом и племянником Ванечкой.

— Нам очень жаль, Саша, — отвечали сосиски. — Но мы не можем разрешить вам преследовать семью диктатора Почепы. Его любовник Михаил и племянник Ваня непричастны к экономическим и военным преступлениям. А мать и двое отцов господина Почепы — всемирно известные узники совести.

— Я и есть диктатор Почепа! — кричал я сосискам.

Сосиски сообщили, что Почепа вчера ночью был расстрелян при попытке к бегству. То есть, сначала автомобиль товарища Почепы попал в перестрелку, потом Почепу вытащили и долго избивали прикладами, а уже в самом конце расстреляли и повесили на фонарном столбе.

— Господа, вы звери! — крикнул я в прямой эфир. — Вы будете прокляты своей страной!

Слезы навернулись мне на глаза. Я сидел на ступеньках автобуса и вытирался хиджабом. Я плакал за себя и за товарища Усаму, за товарища Каддафи и за товарища Хусейна, за товарища Кастро и за товарища Че. Я плакал за товарища Путина и за товарища Медведева. И всем сердцем я жалел бедного заблудшего Ваню.

Слезы текли из моих глаз впервые за много лет. Канешна, у меня часто протекали баллончики со слезоточивым газом, но это не считается.

Я раздвинул створки дверей и вышел из автобуса. Ваще-та, он ехал, но я упал на ноги и побежал, так шта ушибся не сильно. Только платье порвал.

Связка сосисок зависла надо мной, и вниз поехали блондинистые поцы на таких штуках типа качелей. Если вы еще застали «детские площадки», то поймете, о чем я.

Поцы накинули на меня сеть, но из-за угла выехал электрокар ихней скорой помощи. Оттуда вылез поц с розовыми волосами и помчался ко мне. Так я узнал, что он известный правозащитник и активист ЛГБТ-движения, а не просто старая пида.

Старый поц объяснил полиции, что это недоразумение. Саша Кралечкин еще не оправился от последствий ЧМТ и бродил по городу в полубессознательном состоянии.

В бытность свою Александрой он покушался на диктатора Почепу, но теперь испытывает перед Станеславом и его семьей огромное чувство вины, поэтому бессознательно ставит себя на его место.

Я заплакал еще жалостнее и попросил отвезти меня к моей семье. Старый поц разрыдался, повис на мне и шептал мне на ухо, какой я благородный, как я страдал и как теперь все будет хорошо.

Вопщем, меня повезли в город Париж, а мою семью подготовили ко встрече с террористом-транссексуалом.

Париж оказался грязной дырой, населенной индусами и афроамериканцами. Моя мама и два папы жили в сквоте на большом чердаке, мой брат и любовник Миша подрабатывал таксистом, а маленький Ваня где-то шлялся.

Мама притворилась, что не узнала меня, папа Сержик подмигнул и пожал мне руку, а папа Сашик извинился и ушел в туалет. Поц с розовыми волосами долго щебетал о чем-то с папой Сержиком, во дворе дрались арабы, а я слонялся по пыльному чердаку и гонял с карниза жирных неопрятных голубей. Засрали там все, сукины дети.

Миша вернулся с работы, потирая натруженную челюсть. Он сказал:

— А это чо за хрен? — и сел смотреть телевизор.

У Мишы было каменное летсо, он ни единым знаком или взглядом не дал понять, что его волнует моя персона.

Я спустился вниз и приметил мелкого чумазого поца. Его голый крестец напоминал о Мише образца две тысячи сорокового года.

— Оцосать? — спросил мелкий.

Я ничего не ответил.

 

— Увези меня обратно в Германию, — попросил я поца с розовыми волосами.

— Видишь ли, Саша, — поц почесал розовую шерсть. — Въезд в нашу страну давно закрыт. С тех пор, как население перестало стареть, мы не нуждаемся в рабочей силе. Мы могли бы предоставить тебе политическое убежище, но диктатор Почепа уже убит, а значит, ты можешь вернуться домой, в новую, справедливую Россию.

Засранная голубями мостовая поехала у меня из-под ног.

— Но есть еще один выход, — глупо улыбался поц. — Если ты не против, мой дорогой, несравненный Саша.

— Женюсь, — ответил я.

Мне на таблетку пришло сообщение: «Наш брак здесь недействителен. Люблю. Скучаю. Миша».

 

И я отправился со старым поцем к алтарю, глотая прозак, потому что я все время плакал, а у поца была с собой баночка в косметичке.

Он притащил меня на какой-то новый мост, который на самом деле старый, и повесил на перила замочек с русской надписью «Саша и Хорст вместе навсегда».

Мне стало нехорошо от такой перспективы, но мой супруг с гривой цвета утренней зари все неправильно понял. Он решил, что я утомилсо и мне не терпицо в номер для новобрачных.

Хорст зарядил свадебным букетом в морду Мише. Миша разрыдался. Я влез в лимузин, невеста воткнула кости рядом, и мы поехали в свое лахофское будущее.

В ванной дешевого отеля я доел прозак, лег в теплую воду и заснул.

Проснулся я в больничной палате, а рядом в стеклянной тумбочке плавала подросшая печень.

События вчерашнего дня могли показаться дурным сном, но через всю палату висела растяжка «Советъ да любовъ».

В новостях передавали поздравления герою ЕС Саше Кралечкину. Продолжались поиски красавицы со шпилькой из осмия. На этот раз она взяла в заложники работников небольшого ресторана. Так я понял, что Ване удалось пообедать.

Я волновался и за Ваню, и за Мишу, и за мой бывший кабинет министроф, и за прекрасных новгородских отроков числом триста сорок пять человек. А больше всего я волновался за маленького Ванечку, который имел все шансы стать дешевой блядью. Вопщем, я скучал по своей настоящей семье и всей анархической душой ненавидел крашеного поца.

Я лежал на пластилиновом ложе и думал, как переправить моих возлюбленных в Аргентину или другое благословенное место, а розовошерстый поц сидел на моей печени и спрашивал, можно ли перед операцией оцосать — на счастье.

Тут у меня не выдержали нервы, и я заорал, чтобы меня оставили наедине с моими переживаниями. Старый поц извинился и не лез до самого конца операции. Только потом, когда симпатичный турок затирал мне швы, старый поц намекнул, что неплохо бы испытать его новую простату.

 

 

И мы поехали испытывать его простату. Едва мы переступили порог его квартирки, я связал глупого поца и отхайдакал наглую жеппу бамбуковой тростью. Я до половины засунул трость в кишку правозащитника и спросил, как там его простата.

— Отлично, — ответил Хорст. — Но ты мог взять что-нибудь потолще.

Тогда я насцал старому дураку в ебальник и ушел смотреть телевизор, потому что больше там все равно делать нечего.

Старый поц пылесосил ковровое покрытие в спальне. Он сказал, что в целом ему понравилось, но мне еще многому предстоит научиться. Откуда мне было знать, что любят немцы?

 

И целый месяц я жрал его таблетки, пил из его бара, сцал в его постылый ебальник, привязывал его к кровати, подвешивал к потолку, душил галстуком и вообще развлекал как мог. По утрам мы кормили дворовых белок и огромную красавицу-лису с умными раскосыми глазами. Лиса постоянно ела из моих рук, а на старого поца рычала и чихала.

Очень скоро лисица привязалась ко мне как домашняя собака и даже больше. Она ходила за мной и в супермаркет, и в бассейн, и в сауну, и в бар. Сначала ее отовсюду гнали, но очень скоро лиса стала всеобщей любимицей. Каждую ночь в моей постели спала лиса, а старый правозащитник отдыхал на диване.

И вот однажды старый поц прокрался ко мне как тать, привязал к собственной кровати и чуть не надругался над телом анархиста.

Лиса ударилась оземь и обернулась прекрасным юношей в норковой шубке и бежевых сапогах. Двенадцатисантиметровые шпильки вспыхивали в свете неоновой рекламы.

Я пообещал, что больше не буду хавать таблетки из косметички Хорста, но Ваня не исчезал. Мне требовалось время для выведения препаратов и алкоголя из организма.

В спальне творилось страшное: Ваня наступал, старый поц отбивался, на полу фонил неизвестный дивайс. Очень скоро немец был связан и воткнут головой в унитаз.

Ваня поднял странный прибор, превратился обратно в лису и улегся у меня в ногах.

Утром я понял, что лиса была отдельно, а Ваня отдельно. Старый поц лежал связанный с вибратором во рту, лиса скреблась в чулане, а Ваня сидел прямо в сапогах на моем новом шелковом комплекте постельного белья.

— Они здесь, в подвале, — обрадовал меня Иван. — И чурка, и чукча, и близнецы-жополизы, и финская блядь. Ожидают отправки в Аргентину. Все как ты хотел.

Я окончательно потерял различие между сном и реальностью. Помню только, что выставил товарища Сяо из дома, а на следующее утро сильно болела голова и в квартире появился какой-то левый поцан, чуть красивее Мишы и чуть страшнее Вани. Он стоял, нагнувшись над раковиной, и перекрашивал волосы в человеческий цвет.

Поцан заявил, что я не такой духовный, как ему казалось, и процитировал русского классика: «Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит». Вопщем, Хорст стал йуным и симпатичным, и у меня рука не поднималась его драть. «Ты меня больше не любишь, — обижался он. — Вам всем подавай стариков».

 

Чтобы хоть как-то усмирить свое ущербное либидо, мой супруг устроил научные посиделки. В нашу квартирку набились русские кошелки с крашеными хной кудряшками, несколько старых ахтунгов и русский поц неопределенного возраста, который все время поминал питерскую нечисть. Он утверждал, что знал диктатора Почепу лично, и все время жалел, что не придушил мерзавца в детстве.

Старые поцы и кошелки говорили в основном о русской религиозной философии. Они спорили, есть ли у России особый путь и сможет ли она спасти загнивающий Запад. Из их речей я понял, что Россия — это мифическая сказочно богатая страна, которая страдает только из-за диктатуры отдельных личностей, а так-то в ней все прекрасно и замечательно. Любой немецкий школьник смог бы управлять такой страной, не говоря уже о всяких там кухарках.

Многие хотели послушать выступление оригинального русского философа А. Кралечкина, но я ушел выгуливать лису и весь остаток вечера просидел в маленьком кафе, читая бумажную книгу «Истоки и смысл русского коммунизма».

По телевизору негромко шли новости. Южная часть России добровольно присоединилась к Китаю, Польша получила автономную область Третий Рим, Германия официально вернула Кенигсберг.

Новгородцы, собравшись на вече, решали, откуда приглашать князя — из Швеции, Дании или Норвегии. Россия снова поднималась с колен.

Я достал из кармана остатки правозащитной аптечки, принял все сразу и запил кофе.

Сорри, камрад, я собиралсо тебе рассказать не о том, как все просрать и покончить с собой, а как грамотно съебать из Сраной Рашки, то есть с нашей все еще великой Родины.

Ответ очевиден — выйти замуж за иностранца. Не важно, из какой ты партии, какого пола, с кем предпочитаешь ибацо. Или иностранец, или вообще никак.

Пол они меняют как перчатки. Мой Хорст, например, трижды был деффкой, а теперь — заслуженный донор спермы.

В шестьдесят они могут выглядеть на восемнадцать и наоборот. Ну, мало ли, если встретят годного геронтофила.

А в партии многие вообще не состоят.

Вопщем, бери своего иностранца, камрад, и живи с ним. Как в сказке или как я.



проголосовавшие

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

комментарии к тексту:

Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Братья с лорца

лимерики
Апология пизды
Удмурдский эпос о батыре Елдетее
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.029994 секунд