Литература

Патрик гулял по холмам, когда началась гроза. Он укрылся под вязом и, прижимая к груди сумку, то и дело вздрагивал от вспышек молний. Наконец дождь перестал. Из дальнего леса, что в земле графа Экберта, брызнула радуга.

Описав в тучах полукруг, она стекала прямо в город. Патрик сощурился. Нет, ему не показалось. Радуга падала прямиком в один из домов. Точнёхонько в крышу!

Он проверил, не намокли ли в сумке рукописи. И понёсся с холма, бормоча: «Да-ра-ли-ра, ра-ди-ла-ру. Да-ри-ли-да, ри-ди-ра-лу».

Припев этот третий день вертелся в голове. Патрик намеревался вставить его в одну из своих сирвент, канцон или альб. Он знал: вот-вот он станет величайшим сочинителем песен во всей Нижней Саксонии. Сам Якоб Башмачник уже купил у него альбу!

Когда он добежал до квартала столяров, в тучах засинели просветы, а радуга стаяла. Патрик прошёлся по улочкам, пытаясь отыскать ту самую крышу. Все крыши тут походили друг на друга, а той самой не было.

Махнув от досады рукой, Патрик решил, что пора искать ночлег. Он стал считать монеты и, закончив, со вздохом глянул в сторону. Тут-то и увидел он дом, который искал.

Дом оказался самым обычным. Бревенчатым, на цоколе из камня. С тремя узкими окнами в фасаде. Дверь, окованная железом, смотрелась угрюмо и недружелюбно.

«Кто бы мог жить в этом доме? – задумался Патрик, ища взглядом табличку с именем. – Наверняка, молодая семья. Целыми днями муж в поте лица стругает доски и режет узоры, а жена следит за детьми, шьёт котты или печёт тыкву».

«А может, – брови Патрика нахмурились, – может, это не молодая семья вовсе, а зрелая? Усталый муж возвращается от своих досок и пьёт брагу. А потом колотит глупую жену по голове. Дети выросли и ушли бродяжничать. И к дому приходят лишь чтобы клянчить у матери еду».

«Нет, – Патрик тряхнул головой. – Не так. Здесь живёт злющий дед. И в задней комнате он держит внучку с васильковыми очами. Девушка томится и ждёт, когда же придёт храбрец, который её вызволит. И когда она плачет, из крыши выплёскивается радуга, которая указывает к ней путь».

– Да! – воскликнул Патрик. – Так и есть!

«Я спасу тебя, дева, от злодея-старика, – он сверкнул глазами. – Моя любовь проломит самые крепкие двери. Ты узнаешь о ней, когда… Когда услышишь мою песню».

Патрик расхохотался и в прыжке хлопнул в ладоши. А затем огляделся.

Утопая в фантазиях, он и не заметил, как вышел к собору. Тучи совсем рассосались, и солнце поливало алыми лучами горожан, спешащих на вечернее богослужение. Патрик собрался пойти с ними, но в голове запело: «Да-ра-ли-ра, ра-ди-ла-ру…». И вместо собора поэт поспешил в «Дубовую бочку».

На последние деньги он купил ржаного пива. Уселся за стол в углу и, вынув из сумки бумагу, перо и чернильницу, принялся писать.

Всклокоченный старик прыгнул в угол хижины, схватил тигель. Пыхтя, потащил его на улицу. Широкоплечий, похожий на гнома, Зигвард из Лангерфельда, он же Зиг Замшелый, всё ещё обладал хваткой тигра. И, что куда важнее, умом гения. Только такой ум мог изобрести прибор, для сборки которого Зиг и расчищал место в хижине.

Беда заключалась в том, что прибор приходилось собирать самому. А у Зига не было ни форм для отлива, ни добротной плавильной печи. Из-за этого рамы, линейки и шестерёнки никак не хотели соединяться. А если и хотели, то образовывали нечто громоздкое, неуклюжее и странное.

Кузнец помогать Зигу отказался, хотя Зиг сулил горсть золотых монет. Горожане вообще Зига боялись – считали его ведьмаком и некромантом. Из-за их дремучих страхов в город он выходил редко. И то – по крайней необходимости. Накинув на голову капюшон и дико озираясь: не видать ли где полиции или того хуже – инквизитора.

Никогда Зиг не забудет ужасный конец его учителя – Бенедикта Механика. То, как озверелые горожане, науськанные инквизитором, топили Бенедикта вёслами в озере. А какой-то увалень с хохотом швырял сосновые поленья, пока не угодил Бенедикту в голову.

Нет, мастер Бенедикт не был чародеем. Он был исследователем. Учёным. Хотя и не со всеми его теориями Зиг соглашался. Например, он не верил, что радугу из земли выплёвывает огромный червь. Разумеется, это чушь. По мнению Зига, радуга порождается энергией космоса. И развёртывается в том или ином направлении в зависимости от расположения полюсов и небесных сфер.

И Зигу выпал шанс это доказать.

Вчера, обложившись книгами, он мешал в реторте жидкую серу и ртуть, когда за окном громыхнуло. По дранке застучал дождь, а когда он утих, Зиг выглянул на улицу. Глаза его зажглись шалыми кострами. Зиг увидел радугу – и впервые в жизни смог точно определить место её исхождения. Это был дом в нижнем городе – кажется, в квартале столяров.

Так перед алхимиком Зигвардом из Лангерфельда встала опаснейшая задача. Чтобы обосновать свою теорию, он должен был пробраться ночью в нижний город и замерить возле дома расположение звёзд и полюсов. Инструменты для этого ему придётся тащить на горбе. Телескоп, арбалестриллу и банку с намагниченной стрелкой. А также прибор, который Зиг собирал. Хитросплетение дуг и шестерёнок. Радугомер Зигварда!

Зиг был крепким стариком. Он знал, что утащить всё это сможет. Будет тяжко, но во имя погибшего учителя он готов был попотеть. Главное – не встретиться на пути с полицейским. Или, не дай Бог, инквизитором.

Когда Йорг увидел, как из крыши дома поднимается радуга, он догадался сразу. Там – клад. Зарыт в подвале или дожидается Йорга в сундуке под кроватью. В шкафу. В нише за гобеленом… Плевать! Главное: клад – там.

Три дня Йорг шатался по близлежащим улочкам, выведывая. Всё-таки он с детства был очень осторожен. За отворотом сапога Йорг прятал четырёхлистник клевера, на шее носил мешочек с сушёным чертополохом – верным средством от порчи и козней полиции.

– Ты не смотри, что я плюгав! – крикнул Йорг цветочнице. – Зато в кровати – сущий граф!

Он подмигнул:

– Скажи-ка, дорогуша, у тебя берут маргаритки в том доме?

Цветочница фыркнула и, задрав нос, пошагала дальше.

– Ну ты ведьма, – пробормотал Йорг и вдруг начал оглядываться.

«Ведьма». Зря он произнёс это слово.

Дом, в который Йорг собирался залезть, судя по всему, пустовал. За три дня Йорг не видел, чтобы кто-то выходил или входил в него. Свет в окнах не загорался.

Передним фасадом дом выходил на Циммерштрассе. Дворовым – на улицу святого Боноза. Левый бок сросся с боком соседнего дома, у правого оставался проулочек, но совсем узкий. Щель. В такую и собака-то не пролезет.

Проникнуть в дом спереди не стоило и пытаться. Дверь, окованная железом, была слишком крепка. Зарешёченные окна – малюсенькими. А вот дверь, выходящая в захламлённый дворик сзади, выглядела жалко. Дать кувалдой – разлетится в щепки. Но, увы. Чтобы не разбудить соседей, работать придётся тихо.

Желая заглушить страх перед предстоящим делом, Йорг заглянул в «Дубовую бочку». После второй кружки руки задрожали ещё сильнее. А вдруг тот дом – ловушка, а радуга – приманка? Что, если внутри затаился кобольд с мясницким ножом? Или сразу за дверью чернеет провал в преисподнюю? Или…

«Всё, – решил Йорг. – Вот добуду клад и брошу навсегда своё ремесло. Найду жену. Остепенюсь. Куплю поместье, чтобы стояло поближе к церкви… А ещё лучше – к монастырю. И пускай богомольцы отгоняют от нас всякую нечисть, пока я буду растить детишек и радоваться тихой светлой жизни».

Ночь выдалась чёрной, как тьма в могиле. Йорг прокрался в квартал столяров, никого по пути не встретив. Он подошёл к забору, отгораживающему дворик дома от улицы. И, перемахнув через него, с грохотом упал на груду досок.

К счастью, грохот никого не встревожил. Йорг поднялся и аккуратно двинулся к дому, огибая ящики, рухлядь. Вот и дверь, а на ней – замок. Достав из кармана отмычку, Йорг сунул её в скважину. И тут сзади, за забором, раздался вопль.

От испуга у Йорга чуть не выпали потроха. Он застыл, вжав голову в плечи, боясь шелохнуться. Вопли приближались, жуткий козлиный голос пел:

Твой рыцарь здесь. Очнись скорей.

Открой же мне, о дева, дверь.

«Что-что?! – в страхе подумал Йорг. – «Открой же мне, О ДЕМОН, дверь»?»

Он отпрянул от двери. Колени затряслись. Под рубахой выступил ледяной пот. Йорг понял, что голос приближается к забору.

Нужно немедленно бежать. Но куда? Йорг вспомнил об узком проулочке у стены. Но что, если он в нём застрянет? Что, если?..

Зловещая песнь у забора прогнала все сомнения:

От старика тебя спасу –

Всегда дам бой любому злу!

«Всегда со мной любовь к козлу, – обомлел Йорг. – Святой Бонифаций. Да это же демонопоклонник. Некромант!!»

Крестясь, Йорг шмыгнул в проулок. Продираясь боком, он разрывал рубаху, штаны, царапал о брёвна кожу. И у самого выхода на Циммерштрассе таки застрял.

Кровь закипела от паники. Как Йорг ни бился, ни назад, ни вперёд сдвинуться не мог.

И тут случилось такое, отчего в глазах его вспыхнули россыпи кроваво-красных искр. Козлиный голос на миг умолк, а затем со всей мочи изрыгнул в ночь безумнейшую инфернальную абракадабру:

Да-ра-ли-ра, ра-ди-ла-ру,

ДА-РИ-ЛИ-ДА, РИ-ДИ-РА-ЛУ!!!

Услышав это заклинание, Йорг взвизгнул. Изо всех сил дёрнулся и, как стрела из лука, вылетел из проулка.

Прямо перед собой он увидел силуэт получеловека-полумашины – ощетинившегося трубками, дугами и шестернями.

В ужасе Йорг понял, что затормозить не успеет. Издав крик отчаянья, он влетел прямо в чудовище. Последнее что он ощутил, это как груда металла обрушилась на него, прижимая к мостовой.

Восстановив дыхание, Зиг встал и потёр ушибленный зад. Рука человека, который выскочил из щели между домов и сбил Зига с ног, торчала из-под груды железа: телескопа, арбалестриллы и радугомера. Грохот от рухнувших инструментов разлетелся на весь квартал. Да ещё пьяный горлопан с соседней улицы не унимался. Уже лаяли собаки, в окнах зажигался свет. Озираясь, Зиг похватал инструменты, взвалил на горб и поспешил прочь.

Патрик же, закатив глаза, продолжал голосить. Когда песня кончилась, он задумался: что же дальше? Дева ставни не отворила. Злой дед не показался. Патрик решил повторить песню – на этот раз громче. Но чья-то тяжёлая ладонь упала ему на плечо.

Продержав недотёпу-певца двое суток в темнице и допросив, ратман фон Шигвальд сделал вывод: Патрик к нападению на Йорга не причастен. Отругав за нарушение покоя, ратман отпустил Патрика на все четыре стороны. Йорг же в это время отлёживался в лечебнице и мало что помнил с той ночи.

Странность происшествия не давала фон Штигвальду покоя. Он бродил по мостовой, вдыхая запах после дождя, и задумчиво жевал ус.

А над крышами домов выгибалась мокрая, спелая и беззаботная радуга.