Литература

Философствующей блядью по нынешним временам никого не удивишь. Раньше… Вот раньше всё было проще; если блядь… и философствует – смело бейте её в кадык, наотмашь, так, чтобы хрустнула табуретка и стаканы на столе станцевали секундную румбу.

Но если у тебя на столе стоит фотография себя, четырнадцатилетнего, сопливого, очкастого в непонятных варёнках, подвёрнутых так, чтобы было видно крашеные фламинговым маркером шнурки на турецких полукедах, то ничего хорошего из беседы не выйдет. Не может выйти. Ведь какая-нибудь падла отыщет на новенькой диссоционирующей с советской фотобумагой бейсболке надпись «Нью-Йорк», а другая – непременно узнает те самые низенькие скамейки, на которые пришлась вся эта скорбь металла, бетона и кровавых соплей, ёбнувшихся с высоты, казалось бы, поставленного навечно эндшпиля.

Что из того? Воровство винограда в китайской лавчонке в центре Манхеттена – не доблесть, а обыкновенная потребность растущего организма. Я спиздил бы виноград и в Пенджабе, если бы в девяносто первом оказался бы там. Но эти скамейки…

Да, скамейки.

И беседа непременно пойдёт как-то турмалиново, словно в сороковых годах века девятнадцатого; с претензией на уездную светскость и околоточный, безумный запах медовых яблок в эту беседу вклинивающийся и сводящий её, опять же, в сторону блядей.

После последних па дребезжащих стаканов, чавканья, невнятных слёз и звука отходящих (то ещё слово) от причала катеров (если, допустим, вы путешествуете по Словении или, на худой конец, застряли на Чёрной речке) вам непременно захочется выпытать у этой стервы её единственный, незыблемый, завёрнутый в обёртку из-под прокладки пароль к страничке…

Да, да, именно к той склеенной слезами страничке в томике Тургенева, где спрятан и Всемирный Торговый Центр, и виноград китайцев, и роговая оправа очков, и та самая наглость, из-за которой вы только что измарали руки о, возможно, прелестное личико философствующей бляди.

Но это – старая школа.

В новой всё запутанней, гуттаперчевей и менее складно. Конечно, если девушка пишет с ошибками, изменяя действительность в сторону непотребности утром; то хотя бы вечером она должна привести свои части тела в первоначальное состояние. Но это не так.

Части тела, с грехом по полам, разыщут служебные собаки всех мастей… Но буквы; буквы искать уже никто не станет. Эти бедные буквы всплывут у вас в голове; и многострадальная блядь новой школы получит не привычный хук в кадык, а крестовую отвёртку в левое подреберье, что, поверьте мне, гораздо, гораздо хуже.

Зачем принимать несвежей мордой лайковую перчатку и заглядывать под плащ с кровавым подбоем, если можно через серию флэшбэков проникнуть в прошлое так далеко, что родовая память всколыхнёт песчаники Плейстоцена.