Итак, со скрипом, но всё-таки Никиту взяли на «Философию» в БГУ. Мать уверяла, что в Хабаровске учат не хуже, что сынулька не вынесет один в незнакомом городе, да и как же она останется без него-то?! Сын в ответ сжимал губы так плотно, что микробы дохли раздавленные. В первый же месяц в общаге буряты отняли у него телефон и бумажник, заставили спать на полу и бегать им за водкой. Потом староста всё-таки вернул мобильник, угомонив пацанву, но чтобы занять безопасное место в общежитском социуме, Никита вынужден был закосить под ботана. Прикольного и готового писать рефераты за других. Осваивая роль, он заодно выискивал, как бы подкатить к девчонкам, но получал за это пендели. В декабре мама сказала по телефону: – Я созвонилась с тётей Варей из Ильинки. Раз ты решил домой не ехать, то, может… ну, отдохнёшь на новогодних каникулах у них, а? Никита почесал лоб. Если на денёк-другой смыться из общаги, то левое веко станет дёргаться не так сильно, ведь правда? В микроавтобусе сидели небритые мужики да тётки в пуховиках. На трассе разморило: Никита то клевал носом, то смотрел на белые долы, на покрытые соснами сопки. Когда проехали Татурово, в окне мелькнула фигура человека, зацепившая Никитино внимание. Он обернулся и увидел, что человек брёл не один. Дядя Илья курил на остановке. Он обнял Никиту, забрал у него сумку и повёл по деревне. Та оказалась маленькой и аккуратной, как ушко первокурсницы. Тётя Варя встретила в сенях. Расцеловав парня, она спросила, нормально ли доехал, после чего проводила на кухню. Из телевизора в зале кричал корреспондент «Первого канала». Отобедав, Никита с тётей отправились осматривать хозяйство. Вблизи дома примостился гаражик для мотоблока, за ним – баня, курятня да нужник. Огород был соток семь, не больше. По краям росли яблони с облепихами, а в конце темнел сарай из трухлявых досок. Никита и тётя подступили к нему, и тут раздался лязг цепи. – Не бойся! – вскинулась тётя. – Уран добряк, он не цапнет. Пёс обнюхал Никиту, замахал хвостом и начал прыгать то на парня, то на тётю, вставая на задние лапы, поскуливая от восторга. Никита трепал его по загривку и смущённо улыбался. Уран был хотя и крупным, но всё-таки щенком, подростком. Шерсть его была взлохмаченной и грязной, сальной. Как будто им вытирали сковородки после жарки. – А он активный, – сказал Никита. Тётя вздохнула: – Видать, охотничья порода. В том году кума привезла его из Братска, и пришлось сажать беднягу на цепь – ну а что делать? Не носиться же дурику по деревне. И у калитки не пристегнуть – будет на всех прыгать и целоваться, сторож-то с него какой? Вот Илья и засадил его сюда, на отшиб. Пускай хотя бы со стороны леса дежурит. Евражек отпугивает. Когда они развернулись и побрели к дому, тётя прибавила: – Цепь-то купили длинную, да он то запутается в ней, то вокруг будки обмотает. И сидит, кукует. Парень оглянулся. Цепь была натянута. Уран стоял на задних лапах и с мольбой смотрел на него.
Несмотря на вживание в роль, ботан из Никиты получился так себе – на первой сессии он завалил два экзамена и зачёт. Пересдал их с натугой и поклялся себе взяться за учёбу как следует. Тем более, кто-то из приятелей на перемене буркнул: – Вон, за пацанами в курилке фуражку видишь? Из военкомата пришли. Отчисленцев ловят. Не поняв толком логику и социологию и кое-как зазубрив русский, неожиданно Никита втянулся в философию. Он купил в секонд-хенде канареечный рюкзак в чёрную полоску и кидал внутрь тома Плотина, Бёме и Шестова. Он спорил с приятелями о Сведенборге и Анаксимене – да так буйно, что иной раз парни крутили пальцами у висков. А потом Никитин мир стал сливаться в винегрет из категорий, дефиниций, а также налипших на библиотечные стены феноменов. И скребущих под штукатуркой ноуменов. Парень заказал более сильные очки. А староста шутил, мол, вскоре Никита так ссутулится, что на горбе его воссядет дух Ницше. В январе Никита снова поехал в Ильинку. – На вот, – сказала тётя и всучила ему кастрюльку с прокисшим борщом. На жёлтой эмали чернели потёки с засохшими кусочками. Можно было подумать, что сюда не просто кидали старую пищу, но регулярно варили в кастрюльке грязь. Доводили её до кипения, и она выплёскивалась через края. Снег за сараем около будки был в пятнах мочи и фекалиях. Здесь же валялись изорванные тряпки, кости, погрызенная ветка. Уран выскочил из конуры и бросился к Никите. На секунду сунул нос в кастрюльку возле его ног и тут же прыгнул на парня, начал целоваться, топтать по пуховику передними лапами. Никита теребил пса за уши, нахваливал его. Потом вдруг вспомнил, что собаки могут чуять человеческий страх. И в этот же самый момент его ощутил. Попытался его унять, но страх только усилился. Уран задрал морду и внимательно поглядел Никите в лицо. Парень растянул губы в улыбке и отступил на шаг. – Ты лопай, лопай, – сказал он и быстро двинулся к дому.
На третьем курсе во время одной из попоек на колени к Никите плюхнулась девка по имени Тамара. Она прижалась к нему грудями, а затем отвела в свою комнату. Вскоре Тамара забеременела. Никита нанялся в ночную смену в цветочный магазин, чтобы скопить денег к рождению ребёнка. А тёща в звании майора полиции заявила, что если денег окажется мало, или дочурка будет ещё чем недовольна, то для профилактики Никитке придётся ночевать в изоляторе. «Ну а что, – подумал парень. – Сенека не ошибся. Жизнь – борьба». Правда, можно ли называть борьбой то, в чём никогда не побеждают, сказать Никита не мог. Он выбрался в Ильинку в августе. Деревню окутывала жара, воздух казался сладковатым и густым, как испарения бензина. Стаи сонных стрижей бесцельно летали над крышами. Дядя Илья покосился на круги под глазами Никиты, на подёргивающийся уголок рта, и закурил. После обеда Никита то сидел на крыльце, то, спрятав руки в карманы, блуждал среди грядок и смотрел под ноги. Пару раз он бросал взгляд на сарай. Сбоку от него в траве валялась кастрюлька. Парень вытянул шею, но будку с этого положения не увидел. Тогда он направился к сараю. На полпути замер. Пожевал губами, развернулся и зашагал обратно. Вечером микроавтобус увёз его в Улан-Удэ. Затем всё было как надо. На пятом курсе Никита ушёл в академ и нанялся на вторую работу в автосервис. Оформил кредит на потрёпанную «Калдину», дабы возить супругу с дочкой. А спустя полгода взял в ипотеку двушку на окраине. Он больше не видел сон, в котором тот охотник брёл по обочине к лесу, а рядом бежал весёлый взлохмаченный пёс. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: