Литература

средний околоток

я был частью старого маразматического посёлка больных невежд. всё в моей жизни тускнело отблесками чужого троллинга, абсурдностью убогих миражей и состоятельных симулякров. я увидел, как работают на телефонной станции и стал телефонистом. мои задачи были мечтами инфантильного детства.

кудри и глаза матери были частью малолетней блудницы из южного околотка. но и этого хватило на умозаключение.

помешала лишь подруга.

разговор

она кто? лучшая подруга её. первая мысль - гадость какая. весь васильевский словно замылила ананасовая жвачка разговора. она мерзкая, а это было почему-то очевидно мне тогда. что я знал о них? я был пьян. прямо сейчас спущусь за новым баттлом чтобы описать неприязнь к мифотворчеству. счастливый я брёл по биржевому. с ней. она всё трындела про неё. не случился взаимный фемский куни. не случился групповой блядский трах. ну, цинично, не раскрыта тема блядства.

сладкая несовершеннолетняя выпускница грэм. что я мог знать о тех порядках? что я покупал в нью-йоркере? пояснил бы за шмот. тогда, когда она - неопрятная. когда я снял с неё джинсы - там было солдатское нижнее бельё. как и полагается фанше го и енотов. жёсткая подруга подруги. я трепался, она тоже. мы узнали друг о друге: 1. что боимся смерти. 2. что ненавидим истеблишмент.

подруга её - часть гноя цивилизации ботов. что поделать: псевдоправославный отец, да простят мне истины свидетели, но это была псевдожизнь и псевдокультура. я вдохнул всё это сквозь пары алкоголя. спортивная станция не смогла скрыть. поцелуи лесбонатуральной псевдонатуры. они наслаждались своими молодыми телами в отсутствии жостких цисгендерных чёрных исламистов. я был искренним алкашом и влюбчивым козлом...

я вдыхал запахи и после того, как мы спустились на дно тоннелей. она пахла жиром и копотью истеблишмента. я алкал необычной зависимости, как обычно дети плачут из-за недокупленной мороженки.

я водил её по холотропным, продутым и продвинутым невским берегам. отвратительно думать. да, они целовались взасос с экскрементально-чудовищной бэкапершей позапрошлых носков. и я тоже хотел снять перед ними свой носок. но было жаль вову. он не перенёс бы. молодая хипстерская душа.

я был весь чаянием. играл на клавикордах перед ней под стоптанными авторучкой кусочками чараса, говорил ей о наготе своих чувств. и она тоже хотела оголить чресла своей души. и не оголила. и потом столько раз жалела, она, моя татьяна.

годы бы не вынесли разочарования взаимного молчания.

я ненавижу дочь коррупционного магната. я ненавижу аристарха платоновича, гонимого родной астраханскою губерниею. как раз настал протестный год. "молодые протестные мальчики" - так они называли правильных призывников и думали об их молодых писюнах, поочерёдно теребя свои грубые университетские пиписьки, изведавшие уже немало ещё более циничных, блядь, я не могу... Ненависть! ...изведавшие уже немало на своём несовершеннолетнем пути.

она начала говорить про музыканта прибережного. раскрыть тему их ебли я не позволил ей. я притянул её к себе. и сразу услышал одного из сидевших позади нас аристократичного роялти-паяца, указывавшего на нас. этот сладкий момент я запомнил только псевдоосминожьим чутьём. я знал, что на её губах и языке крадутся друг за другом микробы её подруги - главной расхитительницы гробниц, главной суки вечера и её друга, музыканта прибережного, а также её постоянного говнюка из конторы "серый ниппель". я хотел молча послать их всех подальше, но внутренний нюх сообщал всё новые подробности их совместного дерьма. позже, когда её вшивая подруга, лишь изредка прикасаясь ко мне своей ублюдской клешнёй, сравнивала меня с патлатым волком, я начинал думать о себе, как о состоявшемся истеблишмент-мудаке с историей в пятьсот тысячелетий.

когда пахнет средней школой из промежности полноватых и несовершенных ног, когда ритм соития не совпадает с оргиями автобусов и троллейбусов за окном. когда в первую минуту ты сознанием спишь, а потом - годы разочарования: это навевает на мысль о том, что пора в круглосуточный за новым баттлом.

её подругой оказалась дочка старого неврастеника. она ходила гоголем по бульвару остоженки с остротами на языке и любила лакать горькую наравне со мной. мерзотно улыбалась и балабонила на все лады про разное говно, а дрожь её неврастении я ошибочно принимал за похотливый трепет юности. что же сказать - не ту я ожидал увидеть. вместо чванливой и инфернальной козлицы я видел в её подруге такую истеричку мечты, эдакий секс из машины, что мне начинало казаться, что если я наколдую, то всё получится! ведь я тоже был магом и тоже стремился стать мистиком. получится быть! получится лететь! получится объяснять окружающим, что мы иногда забредаем на чилл-аут к эдику только для того, чтобы узнать как идут дела у их модного кафе "ипамена".

я ненавижу коррупционера-отца. ненавижу свой выбор в пользу гноящегося жира истеблишмента. я вижу их перед собой, как сейчас: кудрявая параллель всему на свете и её лучшая подруга, а также отец: страшный уебан, пускающий дегенератскую пыль в глаза.

аристарх убеждал своих дочерей в неправомерности греха рукоблудия и однополого греха. аристарх отстёгивал себе капусту и озолочал застенчиво прихвостней своих. а когда к нему являлись правозащитники - он истерил и посылал их на хуй.

аристарх любил рассказывать при супруге о своих корявых похождениях внутрь всяких шелкопёрых блудниц.

и так: в моих руках татьяна, не доставшаяся онегиноподобным, а лишь исшакалившимся гнидовыблядкам доставшаяся.

молодые сосцы одним днём изведали наслаждений иссякаемыми лишь райскими кущами и плоть пировала неслыханно. возгневлённые негодяи противились её. а подруга, истосковавшись по сахарным кудрям, ссала в общаге карамельным сиропом и ждала возмездия. она истерила, как и папенька. но ждать оставалось недолго.

мне казалось, что образ их мысли прост и прозрачен, как хрустальный сосуд беларусь. но ублюдские души их завивались ссохшимися кустами репейника.

так не думал я, провожая свою гетеру до трамвая, думая о подруге, как о состоявшемся демиурге, как о недвижимости приобретённой, или как о шахидах под руководством оказии кортес уябывающих будущее демократии. очень правдоподобно было явление простой ребячей ревности. но в те моменты, когда под солдатским бельём её оказывалась искренность - ревность уносило прочь ветром, коцавшим о набережные и мосты. желание быть папочкой и гнусным совратителем вырыгивало в кровь неправомерную деятельность. такую же резкую, как зависть с улицы. я ждал битвы за их тела, я ожидал выйти победителем и быть польщённым подонком - как и все!

оргия настроения

я польщён. я - польщён! говнистая радость жила в оттенках псевдосознания. почему? потому что халява. лесть - это всегда нахаляву. russian idiot. ломо стало целью существования. я ездил туда за анальными ласками слов и призрачными смыслами загорелых молодых жоп.

сладостный негатив жизни заменил карамельки и говённые обобщения себя с богом.

вроде обычные девки! а их коррупционный магнат подходил к делу с утончённой ловкостью, видя в увлечениях других лишь отблеск себя. истеблишмент цивилизации засасывал мою пыль через дешёвую купюру. так значимые офицеры полиции втягивают солнце своими зефирными носиками со статью полубожеств.

понимая, кто передо мной, я, к сожалению, всё ещё спорил:

- аристарх платонович - спросил я как-то раз - а вам не кажется, что за всей этой вашей карамельной угарной удалью нет денег, а есть только нищета и нефтехимия царицыного луга?

- нет - ответил мне голос аристарха платоновича сквозь сигаретный дым республики, сквозь сонмы бреда, порождаемого системным неврастеником с неограниченными возможностями. - нет, я так не считаю.

аристарх платонович просто не мог довлеть над собственными выводами.

зачем я рассказывал ему про новодворскую? про одну за другой абсолютность истины? про сраную демократию! а если бы я знал что-нибудь про компас либертарианцев, то и тогда бы мой ораторский гений не сплоховал.

а что с того?

мы обнимались с моим новым увлечением - её подругой, её повелительницей на всю жизнь, её тошнотворной реальностью. это было так театрально, что аристарх платонович начинал улыбаться и искренне сопереживать мне. кудрявая была днём вчерашним. "а может быть эти режимники и не такие плохие люди" - так начинал думать я, так думал тот мудак, которого я оставил там, в том поганом времени.

#смайлик #жопы #смишныежывотные

"если будешь спокойно сидеть у реки, то однажды увидишь труп своего врага, проплывающий мимо" (с) цккпк

однажды она, эта режимная отрыжка, запросто заявилась в закуток клуба. а я уже ненавидел.

как я ненавидел и харасил это уёбище. мразь, порождение коррупционной гнили... до сих пор, если с меня и свисают семантические характеристики образов, то это из-за недальновидности. алкалоидные сны порождают убогих дев абсурда.

- мой суровый - процедила она сквозь зубы - я хочу познакомить тебя с одним мужчиной.

ни один наружный нерв не заплетался во мне выпадающей прямой кишкой убогого склеротика в этот момент. я ждал. в дверях промелькнул музыкант прибережный. "он позорит нашу сцену" - зашипел разный люд. а через минуту перед ней присел тот тип, который является лишь очередной служебной фигурой в данном убогом порыве.

- у тебя очень красивые губы - сказал ей этот правильный "протестный" пиздюк свои заученные слова. они долго сосались при всех. когда я уходил она смотрела на меня уёбищной пропитой харей получающей удовольствие от дрочки на мотыля.

разговор

климента я встретил давно. он сказал, что любит женщин и выпивку. да, это он познакомил меня с кудрявой, благодаря которой я увидел весь свой ненавидимый мир.

климент всегда заранее знал о чём говорить с теми персонажами, к которым подходил. возможно и они уже знали, что говорить. свои заученные роли они знали уже давно. совпадения? да разве так бывает, что специалисту по семантике, которого климент видит впервые, он с порога начинает рассказывать о своей стажировке в тартуском университете?

когда меня последний раз занесло к нему? я не помню год. возможно это и не нужно. но есть три варианта ответа. и то, что последний - правильный, не исключено. это была осень, мирная и степенная. климент шёл один, со своим товарищем - служебным персонажем и собакой. я напросился посидеть в его новой квартире. климент очень напирал на то, что делать этого точно не стоит. правда тогда я впервые подружился с собакой. эта немецкая овчарка даже снилась мне потом.

они слушали мои рассказы о вдохновении и стремлениях и пили водку. я не пил, опять.

они послушали меня. их поразила та ненависть, с которой я особенно напирал на дешёвых для их служебных нужд штатских противоположнополых. служебный персонаж сидел как-то нелепо подбоченясь. правда он не верещал, не издавал звуков, типа "иииии".

по дороге домой служебный персонаж, назовём его кандид, разуверил меня в моих претензиях на гражданство страны, в которой я родился и в моих претензиях на прописку в городе, в котором я прописан так, словно меня нет. службисты это умеют. но как у них это получается?

- есть такая картина - сказал кандид - её написала одна гениальная художница. это - крупное полотно. на нём украинец эмиль костенко, голые евреи, сгоняемые фашистами в газовые камеры... в общем, красота... но подпись над этой картиной поистине современна и бессмертна: "жизнь — это бездумный забег между выходом из иждивенчества в родной семье до государственного иждивенчества — пенсии". ты знаешь, я бы замутил с этой барышней - сказал он.

не помню, как я накинулся на кандида. не помню сколько я его душил. он хрипел, как хрюшка, получавшая помесь из булок, хлеба и молока и овощного второсырья в деревянном корыте. после того, как я отпустил его горло, мои руки потом ещё долго немели - примерно три дня.

а на дворе стоял уже следующий, реакционный год. мы пили уксусную закваску по-грибоедовски. бутылка последнего бальзама на душу, стопарик неспасающей уже касторки.

я предложил подруге из колтушей разыскать и снискать ласк истерички завистливой, привязав её к доскам нежного одра. этот манифест я составлял под трудным раствором из булок, хлеба и молока и овощного второсырья. мы не успели даже огласить намерений, как моя татьяна привела шакалят жириновского. басманный курган отвесил нам пиздов и пошли мы по рукам судей. самые говённые нелюди руководили нашим унижением.

нашим унижением руководят самые несущественные микробы тех бактерий, которые мы нащупываем на языках своих половых партнёров. тюрьма души - не тело, как считали древние гностики. тюрьма - это лояльно подставленная жопа бывшего контркультурного движения. тюрьма - это епетимья, наложенная на разрушительную эрекцию постправды.