Литература

«Никто меня не понимает, — думала олениха Светлана, крутя зелено-розовую прядь. — Может, сделать каре или ирокез?» Светлане все надоело. Ее уже не радовали книги прогрессивных русских авторов, артхаус приелся, музыка стала бесполезным шумом, от компьютерных игр болели копыта, а бойфренд Серега совсем задолбал. Он требовал секса и слал ей дикпики в контакте, но у молодой оленихи были веские причины для отказа.

Лучший друг Светланы, олень Павел, вернулся домой, чтобы сдать ОГЭ. Серега по секрету сообщил, что Павел звонил ему, когда был в бегах.

— А почему он не звонил мне? — обиделась Светочка.

— Ты слишком часто и грубо нарушала его границы. У баб слишком короткая память, — важно ответил Серега. И получил по рогам за менсплейнинг.

«Моя жизнь — это жизнь типичного оленя-задрота, — писала Светочка в Твиттере. — Нужно что-то менять, стать более активным. Другие олени посещают арт-пространства, театры и ночные клубы, ездят по миру, а я сижу в гребаной Гатчине и смотрю, как мой бойфренд играет в доту». Светочка полгода провела на известном аниме-форуме. Она постила там сэлфи, смотрела яой, рассуждала о правах человека и занималась саморазвитием. Светлана часто думала, что Сергей — слишком приземленный и ограниченный олень, чтобы с ним можно было строить планы на будущее. Максимум, что он мог, это защитить от гопников. Но все гопники в их районе давно превратились в задротов и жаловались, что не могут найти себе тян. Светлана невыносимо скучала и целыми днями смотрела Линча. И вдруг ее позвали на шашлыки.

Павлик украл у бати-оленя два ящика пива, и они с Серегой, Антоном, Иваном и Вованом отмечали сдачу экзамена на участке Серегиной бабушки. Старая олениха очень удачно попала в больницу с ковидом.

— Можно устроить групповуху, — предложил Светочке Серега, выпив пятую банку. — Тебе же нравятся эксперименты? Я засажу тебе в пизду, Пашка в жопу, Ванька в рот, а Антону с Вованом ты будешь дрочить. Как насчет «шведского дерева»?

— Попробуй «голландский штурвал», ебанат, — разозлилась Светочка. Она врезала по носу ни в чем не повинному Павлику и пошла на автобусную остановку.

— Меня-то за что? — крикнул ей вслед молодой программист.

— Сам в жопу давай! — Светочка показала ему копыто.

На остановке никого не было, автобус не появлялся. Вдоль придорожных канав густо рос молодой борщевик. Светочке очень хотелось писать, но было негде. Она зашла за павильон, сняла трусы и сунула их в лифчик, ухватилась за столб и начала мочиться сверху на опасное растение. Олениха выпила четыре банки пива, и теперь ей было нелегко. Накрапывал дождик, копыта девушки скользили по мокрому столбу.

— Ах ты шлюха! — крикнул какой-то человек. Он был кучерявый и полуседой, как батя Лоры Палмер из Твинпикса. Его лицо было все в глубоких морщинах, а глаза странно блестели.

— Я не шлюха, — кряхтела Светочка. Она пыталась остановиться, но не могла.

— Ты мерзкая, испорченная, гнилая тварь! — продолжал человек, разглядывая молодую олениху. — Ты такая бесстыжая, грязная, похотливая, непристойная сука, что тебя нужно убить, чтобы твоя гнойная отвратительная пизда не рождала таких же чудовищных ублюдков, как ты сама!

— Завались, тупой псих! Хватит на меня смотреть! — кряхтела Светочка. — Сами виноваты, что туалеты не строите! Если бы здесь был толкан, я бы ссал как все нормальные олени!

— Сейчас я заткну тебя, пизда! — мужчина выхватил из кармана веревку и накинул петлю Светочке на шею. Он душил молодую олениху, она хрипела и дергала ногами. Изо рта маньяка воняло чем-то кислым и капала слюна.

Светочка разжала копыта и упала в канаву вместе с маньяком. Внизу ужасно воняло сортиром, в воде плавали пластиковые бутылки, пакеты, презервативы, салфетки, вымазанные красным и коричневым. Светочку стошнило на маньяка, она со всех сил била его копытами и плевалась, а сверху колыхались листья борщевика. Батя Лоры Палмер затих. Из проломленного виска текла кровь.

— Мы все видели, — олененок Вован наклонился над канавой. — Теперь мы будем тебя шантажировать, чтобы ты всем нам давала в извращенной форме, как самая грязная шлюха. Можно не сразу пятерым, а по расписанию.

— Я сейчас тебя забью до смерти! Ты хентая обсмотрелся, тварь? — взревела Светочка, выбираясь из канавы. — А ты чего стоишь, куколд? Врежь ему!

— Не буду я пиздить друга из-за какой-то шкуры, — надулся Серега. И получил грязным копытом по носу.

— Вы что, идиоты? Это была самозащита! — орала Светочка. — Мне ничего за это не будет! Сами друг друга дерите! Задроты! Омежки! Шантажисты недоделанные!

— А я не уверен, что это была самозащита, — вмешался Павлик, потирая нос. Он был сильно пьян. — Там как будто кто-то палкой хуярил по арбузу. Все трещало, чавкало и сочилось. Но я тебя спасу от всего. Предложу им себя. Не люблю насилие. В смысле, я, конечно, люблю насилие, но когда насилуют меня, потому что я сасный и я парень. А насиловать женщин это мерзко и недостойно благородного оленя. Поэтому сейчас мы возьмем труп, отнесем на Серегину дачу, распилим и сделаем из него шашлык, а кости и голову разрубим и скормим свиньям. И никто ничего не найдет. А я вам всем отдамся одновременно.

— Согласен по всем пунктам, кроме яоя — сказал Серега и громко рыгнул.

Молодые олени подхватили труп и понесли на участок. Дождик превратился в ливень. Грязные, усталые олени стукались рогами и матерились. Светочка помылась холодной водой и надела Серегину рубашку, которая едва прикрывала зад. Серега расстелил на земле старую клеенку, поставил колоду и разрубил маньяка на несколько частей так ловко, будто всегда работал мясником. Антон намотал требуху на копыта, уложил в таз и долго полоскал, а кровавую воду вылил на грядки, чтобы овощи лучше росли. Вован срезал мясо с костей. Голову рубил олененок Иван, остальные боялись маньячьего взгляда. Светочка замариновала мясо с луком, чесночной солью и четырьмя перцами. Человечины было так много, что пришлось использовать ведра из-под краски. Член маньяка Светочка хотела засушить и носить на шее, как в одном норвежском сериале, но Серега бросил его в печку. Оленята отмыли друг друга из шланга, они устали и замерзли, им уже не хотелось никакой групповухи и для себя они решили, что гуро это вовсе не так здорово, как в манге.

Пока друзья разделывали маньяка, Павлик менял потекшие конденсаторы на плате из телевизора Серегиной бабушки. Он сказал, что создан для более интеллектуального труда.

— Что вы наделали?! — разрыдалась вдруг Светочка. — Теперь это настоящее преступление, совершенное по предварительному сговору группой лиц! Надо было просто оставить челика в канаве, никто бы ничего не понял! А теперь нас всех посадят!

Дождь все лил и лил, и молодая олениха не представляла, где нажарит такую гору шашлыка.

— А теперь мы все будем тебя ебать, — шмыгнул носом Антон. — Выбирай, вместе или по очереди.

— Я гей, а ты не посмеешь, — сказал Павлик.

— Может, это вы будете друг друга ебать? — чихнула Светочка. — А то я пойду и заявлю, что это вы его убили и расчленили, а меня тут держали насильно, потому что вы все реально извращенцы. И кстати, я не девушка. Я на самом деле парень. У меня синдром нечувствительности к андрогенам. Рихард Карлович сказал.

— А мне почему не сказали? — у Сереги был жалкий вид.

Светочка промолчала. Оленята жались друг к другу, чтобы согреться. Серега затопил печь. Позвонила Ольга Ивановна, она спросила, не ушел ли Павлик снова из дома. «Мам, не начинай», — ответил Павлик. Олениха испугалась еще больше и звонила каждые пять минут.

— Если где-то есть ад, он выглядит именно так, — сказал Павлик, глядя в завешенное тюлем окно. Темнело, хлестал дождь.

Серега завернул в фольгу шесть порций человечины, подвинул угли и и сунул мясо в печь.

— Если хотите, могу запечь еще и ребрышки, — сказал он.

— Павлик, ты не ушел из дому? А то я буду тебя искать, — бесновалась по телефону Ольга Ивановна.

— Я хочу покончить с собой, — сказал Павлик, выключив айфон.

— И я, — сказал Серега.

— И я, — сказала Светочка. — Весь мир — ебаное говно. У меня микропенис. Нас все равно посадят. Можно закрыть вьюшку, тогда мы помрем от угарного газа.

Кишки и кости лежали в морозильном ларе. Из печки вкусно пахло мясом и луком. Оленята сидели рядом на диване и грели ноги под одним большим пледом.

— А где его левая рука? — всполошилась Светочка. — Я помню, что резал правую. Где левая?

— У меня в сумке, — признался Иван. — Она нужна для косплея. Делаю костюм Киры Ёсикагэ. На аниме-фесте все обосрутся от зависти!

— Фу, она же мужская! — скривился Антон.

— Да кто там разберет, — оправдывался Иван. — Я ее побрею и ногти накрашу. У мамки есть шеллак. Главное — заспиртовать, чтоб не завоняла.

— А я приду в костюме Кагуры-тян, — обещал Павлик. — Надену длинное красное ципао с разрезами до пояса. А под ним не будет никаких трусиков. Кстати, сейчас я тоже не надел.

Телевизор снова работал, хоть Павлик и боялся, что он взорвется. Оленята пили горячий глинтвейн, ели жареное мясо и вместе смотрели хентай с футанари.

— Тебе просто надо нарастить член, — говорил Павлик Светочке. — И тогда будет топчик. Я первый тебе отдамся, честное оленье.

А другие оленята смеялись, представляя, как Светочка станет футанари и начнет всех шпёхать.

Кончился дождь. Участковый медведь Федор надел на лапы резиновые сапоги и отправился на прогулку, вдыхая ароматы мокрой зелени и разбрызгивая из луж воду с желтой пыльцой. Он заметил свет в доме Серегиной бабушки, подкрался к окну и долго смотрел, как милые оленята едят, радуются жизни и делятся своими мечтами.

— Какие же они трогательные, когда не дерутся и не протестуют, — подумал Федор. — Вот всегда бы так.

И пошел дальше по неровной асфальтовой дороге, напевая: «Школьные годы чудесные…»