Было начало мая, сквозь щели в деревянных рамах дул холодный ветер. Олененок Антон сидел на старой тахте, завернувшись в клетчатый плед, пил чай из мелиссы и читал «Мою борьбу». Он все больше убеждался в том, что виновники несчастья русских оленей — не медведи, а коты. Ему каждые два дня звонили из Котобанка и спрашивали, кем ему приходится Сергей Станиславович и собирается ли Сергей Станиславович платить по кредитам. А медведи не звонили ни разу. Антон мечтал, как построит котолагеря, где будут душить котов и драть с них шкуры на пользу Отечеству. На обочине шоссе вонял тягач его бати-оленя. Батя давно не включал телефон и даже не платил за связь. Он сидел в кабине и не решался зайти в дом. Мать-олениха, Катерина Михайловна, только что вернулась из Гатчины, где работала в аптеке. Она что-то торопливо толкла на кухне. — Мам, тебя посадят! — крикнул Антон. — Не говори глупостей! — олениха просунула морду в дверь. — Часиков в двенадцать сходишь на Соборную и закопаешь в вазоне у четвертого дома. А я за это дам тебе пятьсот рублей. — Мне нужно десять тысяч, — мрачно ответил олененок. — Хочу купить штаны как у Сереги. Надоело ходить как лох. — Дармоед! — завопила Катерина. — Мать бьется 24 часа в сутки, чтобы прокормить ленивого ублюдка и тупого рогоносца! А вам только дай, дай, дай! Скоты! Недоделыши! Как вас земля только носит! Изо рта оленихи летели брызги слюны. За окном хрущевки качались голые черные ветки с набухшими почками. Соседка Ольга Ивановна стучала вилкой по батарее и кричала: — Катя, не учи детей плохим словам! — А почему ты только батю назвала рогоносцем? — спросил Антон, накрыв голову пледом. — У меня ведь тоже рога. В незапертую дверь влетела Ольга Ивановна. — Катя! — крикнула она с порога. — Не зли ребенка! Они теперь все особенные! Ты пожалеешь об этом! Он может… как Павлуша! И обе оленихи разрыдались. Ведь сын соседки, олененок Павлик, недавно связался с террористами и скрывался неизвестно где. — Катя, взяла афобазол? — спросила Ольга Ивановна, вытирая нос. Катерина протянула ей пакет, соседка взяла его трясущимся копытом и уронила на вытертый линолеум. — Антоша, не бери в голову, мама тебя очень любит! — Ольга Ивановна влезла в комнату Антона. От нее пахло коньяком и табачным дымом. — Ты только не делай ничего плохого. Мы с Гриней что-нибудь придумаем, чтобы помочь твоему папе. Сделаем скидку. Ты, главное, учись. Развивайся. Это очень хорошо, что ты любишь знания. Кстати, что это? Ольга Ивановна поднесла морду к страницам. Ее глаза налились кровью. — С ума сошел? — заорала она. — Катя, ты полюбуйся, он Гитлера читает! Антон, я твой учитель и директор твоей школы. Я изымаю эту дрянь! — Я для общего развития… По истории! — оправдывался олененок. — А еще я смотрю Вохеншау, я вам сделаю доклад! — Катя, как ты ему позволяешь? Ницше… Макиавелли… Де Сад… Хайнлайн! Какая гадость! — не унималась директриса. — Да чем вам «Звездный десант» не угодил? — пискнул Антон. — Это очень плохая, скучная книга, а ее автор педофил, — Ольга Ивановна сгребла копытами неправильные книги и унесла их во двор. Через некоторое время оттуда потянулся дымок. — Думаете, вы лучше Гитлера? — крикнул олененок в форточку. Но его слова услышал только ветер. Одноклассники Антона смотрели, как олениха раздувает пламя, и сдержанно смеялись. — Тетя Оля повредилась головой, — Катерина Михайловна положила копыто на плечо сына. — Давай быстренько отнеси то, что надо, а я куплю тебе нового Гитлера. — Там был авторгаф Белова, — бурчал олененок, надевая пальто и наматывая длинный шарф. Он сунул в карман заклеенный пакет из-под финского кофе и отправился туда, где стоял заветный вазон. Было 11 вечера. Накрапывал дождь. Олененок приехал в Гатчину на автобусе, проскакал по улицам, стараясь не попадать на камеры, и нашел пункт назначения. Там у старинного двухэтажного дома курили и пили портвейн «Массандра» два медведя, стряхивая пепел прямо в вазон. Это были состоятельные медведи лет тридцати, одетые в куртки, шорты и резиновые тапки, и портвейн они наливали в хрустальные бокалы, которые вынесли из дома. — Чего уставился? — спросил один из медведей. — Тебе чего здесь нужно? Что ты здесь высматриваешь? — Ничего, — олененок ускакал на детскую площадку и спрятался в расписной избушке. Там воняло и валялись бутылки. Медведи издалека наблюдали за избушкой. У них уже кончился портвейн, но они не спешили домой и кому-то звонили. Олененок не выдержал, подбежал к ним и спросил: — А вы сами что тут делаете? Может, вы кого-то ждете? — Может, и ждем, но это совсем не твое дело, — ответил один из медведей. — Ливай отсюда, школотун. Олененку позвонила мать. — Чего ты там копаешься? — ругалась она. — Зарыл и дуй домой! — Тупые старперы, — пробормотал Антон. — Вы что, хотите, чтобы я это делал у вас на виду? Боитесь, что наебут? — Я не расслышал! — сказал второй медведь. В окнах погас свет. Антон решил, что жильцы ложатся спать, но ошибся. Старые кошки сидели в темноте, чтобы получше рассмотреть происходящее на улице. Медведи еще долго звонили по телефону и наконец зашли в подъезд. Антон кинулся к вазону и начал рыть мокрую землю копытами. — Хулиган! — замяукали старые кошки. Три кошки вылетели из подъезда и принялись царапать оленя, который нарушал общественный порядок. — Это один из тех мерзавцев, которые гадили на памятник защитникам Ленинграда! — мяукала одна из кошек. — Это их показали в новостях! — Я не гадил, — оправдывался Антон. — Я культурный олень, хожу в исторический клуб, пою в церковном хоре! — А зачем ты копался в вазоне? Чтобы нагадить! — напирали кошки. — Если тебе приспичило, мог бы зайти в кафе и попроситься в туалет. Или добежать до вокзала! — Он может зайти в туалет ко мне! — рыкнул в форточку медведь. Олененок забежал на второй этаж и отдал медведю пакет. — Это что? — спросил медведь. — То, что вы заказывали, — смутился Антон. — Я заказывал пиццу, а не кофе… — Знаете, что-то мне расхотелось срать, — Антон отобрал у него пакет и выбежал вон. Ему стало ужасно стыдно, хоть в этой идиотской ситуации и не было его вины. Пакет он сунул в вазон у восьмого дома, позвонил матери и сказал, что планы поменялись. Через 15 минут к вазону прокрался другой медведь, помоложе, и вытащил товар. Антон поскакал домой пешком, потому что автобусы уже не ходили. На обочине он встретил сумасшедшую старую кошку в оренбургском платке и сером пуховике, которая мяукала громким, хорошо поставленным голосом: — У попа Котовского хуй тридцать сантиметров, а яйца весом 150 килограмм! Вы представляете себе такое? Хуй тридцать сантиметров! Яйца 250 килограмм! — Килограммов, — поправил ее Антон. Кошка уставилась на него змеиным взглядом. — А у тебя хуй сколько сантиметров? — прошипела она. Антон подпрыгнул от ужаса и понесся быстрее, чем пригородный поезд. Через 5 минут он уже был в своем подъезде, но не решался войти в квартиру. — Блядина! — ревел батя-олень. — Признавайся, кто этот мужик? Твой клиент? — Может, и клиент! — орала Катерина. — Не твое дело, пьянь рогатая! Ты мне всю жизнь испоганил! Возвращайся в свой КАМАЗ! Послашался стук рогов об стену — видимо, Сергей Станиславович пытался забодать жену. Огромная туша рухнула на пол, что-то разбилось, попадали кастрюли. Рыдания Катерины были слышны на весь подъезд, соседи барабанили по трубам, казалось, пошел сильный град. Антон прошмыгнул в свою комнату и заперся там. Мать сунула ему под дверь 500 рублей. — Не надо, — прошептал олененок. — На, бери, в макдак сходишь, — не отставала олениха. Судя по голосу, она тоже была нетрезва. — Шалава! Убить меня хотела?! — очнулся батя-олень. — Да, тебе надоел муж, честный работяга, ты ищешь вора-медведя! Но Бог все видит! Бог не простит, и я не прощу! — Помогите, убивают! — голосила олениха. — Заткнитесь, алкаши! — орали соседи. — Да хоть бы вы там друг друга перерезали! — Антошка, сын, твоя мать шлюха! — батя стучал копытом в его дверь. Антон взял со стола канцелярский нож и представил, как вонзает тонкое лезвие в горло спящего бати. Это избавило бы мать от всех проблем. — Антошка, сынок, я ж тебя люблю, — всхлипывал батя. — Все из-за твоей мамаши-проститутки. Вся жизнь коту под хвост! — Проклятые коты, — прошептал Антон. Он подошел к зеркалу и вырезал у себя на лбу большую свастику. Кровь заливала морду, он вытирал ее туалетной бумагой, которую держал в спальне, чтобы сморкаться. — Проклятые коты. И кошки. Это из-за вас вся страна живет в говне! Пусть сдохнут все коты! Рана еще долго кровила. Антон достал тушь, которой рисовал картинки для проекта по истории, и втер ее в надрезы. Родители все так же орали на кухне. Под окнами догорал костер из книг, изъятых у одноклассников. А утром, когда Антон решил все-таки взять деньги, бумажки уже не было. Ее унес батя-олень. |
проголосовавшие
комментарии к тексту: