Литература

Она была на девятом месяце и сильно переменилась. Стала безразличной и задумчивой как кошка. Подолгу смотрела в окно, валялась на диване с книжкой на одной и той же странице. Он приспособился стирать-готовить и вспомнил холостяцкие обыкновения. Заявлялся поздно, дыша пивом и воняя "беломором". Она морщилась и отворачивалась к стенке. Разговоры свелись к самым насущным мелочам. Спасал телик. Незадолго приоткрылась "окно свободы" и крутили боевики и ужастики в переводе скороговоркой, но со словами "говно", "говнюк", "жопа", "сука". По экрану бродили зомби с головой к плечу и маньяки с огромными глубокими зрачками и длинными музыкальными пальцами.

Изредка она делилась ощущениями: "оно шевелится во мне". Или: "так давит на мочевой пузырь... от меня воняет?". "Ещё как", подтвердил он.

Раз она попросила: "хочу аморетто... давай сдадим кольца". Кольца скинули цыганкам на подходе к скупке, не торгуясь. Пили густой зелёный ликёр под Чижа: "ты ушла рано утром, где-то после шести...".

Он обзвякал знакомцев на предмет кроватки. Кроватка нашлась самотужная, без колёсного хода, зато разбиралась радикально - до одних палок и тем укладывалась в рюкзак как охапка хвороста. Обошлась самоделка в бутылку водки завода "Метанол". Вместе с однокурсником и уговорили - тот ещё шнапс... "Куда поставим?", спросил он, собрав головоломку. "Куда хочешь", был ответ.

Она распорола платье и вшила клин для брюха. Пальто полностью не застёгивалось, через прореху в три пуговицы пузо выпирало наружу. "Не заморозишь?", спросил он. "Пусть закаляется...".

Её давно уже не рвало. Ела квашеную капусту и крепкий чай с лимоном. Курила как паровоз - "плацента всё фильтрует, проститутки поддатые рожают и у акушерок закурить просят...".

Вдруг загорелась поклеить обои. Он заартачился - "детёныш обдерёт". "Тогда я сама". На антресоли был запас с незапамятных времён. Она высмотрела и похвалила - "чистая бумага, будет дышать". Пришлось впрягаться: "выровняй край, ты что, слепой? выглаживай, выглаживай...". "Смотри не роди с натуги". "А он уже доношеный". Почему-то думали, что мальчик...

После поклейка она успокоилась, пошила подушечку и покрывальце в кроватку. "Пусть будет красиво", сказала глядя прямо в глаза.

Ночью она разбудила его: "вызови скорую... схватки... ничего не собирай, принесёшь потом". Потом так потом. Провёл до кареты и подсадил. "Подожди", что-то вспомнила она,- "я люблю тебя...".

Сон пропал. Открыл бутылку... Спал как убитый. Слышал бреньканье телефона, но проснуться не смог. Утром побрился и пошёл в роддом, сразу сказали куда повезут. В типа приёмной воняло цветами и шоколадом. Были цыганки и вообще нерусские. НоворождЁнных выносили в конвертах как большую бандероль. Они спали, накормленные до отвала. Выносившим служкам наспех совали коробку конфет, а отродившим роженицам - охапку цветов как артисткам. Родившие едва не плакали как на похоронах и обнимали родню как спасённые. Он назвался в окошко. На него внимательно посмотрели. "Одну минутку,- куда-то позвонила чиновница,- пришёл отец... да, да, хорошо".

Врачиха уточнила - "вы такой-то? мы вам звонили". "Я спал". "Идёмте со мной". Пошли коридором через частые двери. В кабинете она кого-то шуганула - "идите на планёрку" и ровным тоном сказала: "присядьте... она умерла при родах, слабое сердце... но ребёнка мы спасли, мальчик, три-пятьсот, поздравляю...".