Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Убей в себе графомана



Китайцев

Амбициозная территория (для печати )

АМБИЦИОЗНАЯ ТЕРРИТОРИЯ

I

Оказался я в этом городе вовсе не из праздного любопытства или желания напомнить о себе школьным друзьям, которые почти все дружно, скопом переехали туда из Москвы после приснопамятных событий, я думаю, вам известных. Нет. У меня там было вполне конкретное дело: в этот город, чье название я уже успел позабыть, тем летом приезжал сам Путин. Достойная однодневная программа пребывания: в десять утра бронированный президентский поезд должен застыть у перрона - торжественная встреча, хлеб-соль, кудрявые красавицы в национальных костюмах. После торжественной части – экскурсия по городу. Затем, с одиннадцати пятнадцати и до часу – поездка в единственную работающую школу. Там все приготовлено, наряжено. Дети одеты, накормлены. Учителя покорно не жалуются на зарплату. После школы Путин дает интервью журналистам и едет к мэру на хату – в солидную кирпичную "избушку" на бетонном фундаменте. А после этого, в четыре часа президент выезжает в местный ДК – смотреть КВН. Это центральный пункт его программы пребывания. Именно там следует сделать большинство фотографий, а также написать как можно более помпезный отчет. КВН заканчивается – Путин садится на поезд (вокзал прямо по соседству с ДК) и уезжает. Но мне, как и многим другим журналистам, спешить некуда – все электрички, понятное дело, отменены, ветхий мост на автомобильной дороге недавно обрушился, посему уехать можно будет поездом лишь завтра в девять утра.
Вот так я и прикидывал, что к чему, стоя у заплеванного фонарного столба, одиноко покосившегося у выхода из вокзала. Однако мысли о завтрашнем дне потихонечку вытеснили мысли о дне насущем: где-то надо было, во-первых, поесть, а во-вторых, поспать. Я, недолго думая, решил пойти к вышеупомянутым школьным друзьям. Город был очень маленький – деревня почти. При советской власти из него хотели сделать чуть ли не райцентр, но не успели. Построили только огромный вычурный вокзал, в обыденное время играющий роль стихийного рынка и здания администрации, но к Путинскому приезду помытый и заполненный кошелками для массовки. Рядом, как я уже оговорился, находился ДК – также вполне солидное здание с залом на три тысячи человек. Напротив него – совершенно дикий сквер, а слева два желтых сталинских семиэтажных дома, причудливо изогнутых, с надуманными ротондами на крыше. Между домами просачивалась узенькая дорога. Под ней находился подземный переход. Эдакий кусочек Ленинского проспекта, вырванный из Москвы и заброшенный в глубинку. Больше городских зданий в городе не было. Разве что парочка реликтовых двухэтажных хрущевок, школа и, с некоторой натяжкой, дом мэра. Население – около пяти тысяч человек. Посему я решил поспрашивать аборигенов о том, где проживают люди с такими-то фамилиями.
Спрашивать особо не пришлось. Про Лосева Григория никто не слыхал, а вот адрес Сорокиной Юлии местный милиционер сразу выдал, хотя и нехорошо на меня посмотрел, – пройти между "высотками", далее направо и уткнетесь в двухэтажный дом. Первый подъезд вторая квартира. Большое спасибо.
Чуть только я вышел за сталинские дома, я очутился в настоящей деревне. Именно в такой, где избушки покосились, грядки цветут, и курицы по дворам и дорогам шастают. По узенькой тропинке я свернул к виднеющемуся двухэтажному дому. Через засыпанный песком дворик со сломанными качелями, мимо мусорки и стоящей рядом уютной беседки, обвитой плющом, я добрался до искомого дома. Около двери подъезда стояла заплеванная скамейка, тень на которую бросала развесистая ива. По соседству из земли торчал зеленеющий хрен. Я потянул за ручку и очутился в кромешной темноте. Пружина злобно захлопнула за мной дверь, выбив из нее еще несколько щепок. Я вздрогнул, будто попал в ловушку. На ощупь пошел по коридору. Затем достал зажигалку и посветил: холодный газовый огонек указал путь к замазанной зеленой краской двери, на которой намалевана была цифра "2". Не нашедши звонка я постучался.
Сначала за дверью что-то громыхнуло. Раздался взрыв хохота, булькающие голоса, гогоча, перебивали друг друга. Наконец, с внутренней стороне двери я различил звуки отпираемых засовов, снимаемых цепочек, щелканья замков. Видно – москвичи живут. Через секунду дверь отворилась, и свет из квартиры на мгновенье заставил меня прикрыть глаза. Когда же зрачки сузились, я обнаружил, что на меня удивленно пялились сразу пять лиц: три плюгавеньких мужичка, среди которых я с удивлением узнал осунувшегося Лосева и вовсе походящего на скелета Тоху Колобкова. Спитое лицо третьего мужика я не признал. Еще две девушки – такая же толстая и прыщавая Новикова с черными кругами под глазами и в распирающем халате, и собственно хозяйка – Юля. Она, похоже, одна осталась такой же очаровательной, как и до отъезда их Москвы. Только глаза потухли и щеки утратили заводной румянец.
- Колька, ты!? – выпалил Лосев, удивленно тараща на меня глаза, будто хотел ими в меня пульнуть.
- Вот уж не ждали! – Юлька кинулась на меня и чуть не удушила в объятьях – заходи, заходи! Гостем будешь. – и побежала распоряжаться на кухню. Новикова и Колобков встали в стороне и начали пялиться на гостя; Гриша, взвизгивая, подпрыгивал вокруг меня и чего-то тараторил. А незнакомый алкаш, покачивая головой, направился в туалет и заперся там.
- Какими судьбами занесло тебя в нашу ойкумену!? Мы тут окопались. Как в Москве? Свершилась консервативная революция, али все еще жиды у власти ошиваются? Почем водка у вас? Слышал, на Красной площади стадион построили и концерты устраивают?! – Гришка брызгал слюной от удовольствия и завлекал меня в комнату. Я удивленно покосился на богатый с виду перстень на пальце. Непохоже, чтобы камушек в нем был настоящим.
Убранство в комнате было более чем скромное: покосившийся сервант без стекол, стол накрытый липкой клеенкой, просевшее кресло с изрядно продранной подстилкой. На подстилке дрыхнул кот. Обои в радужных разводах, лампочка свисает с потолка. Незастеленная кровать, над ней ковер с гиперборейским, северным орнаментом. У окна потрескивает черно-белый советский телевизор. За ним окно заклеенное крест-накрест изолентой, как в ожидании бомбежек. Под ногами беспорядочно валялись пустые бутылки и книги. А еще Ренат – школьный староста. Гришка споткнулся об него и чуть не упал:
- Ты уж прости, у нас тута не прибрано! Сам понимаешь, живем бедно, безвылазно….
С кухни тем временем прибежала Юлька. Она была босиком, на плечи накинут халатик, весьма откровенно открывающий вид на ее грудь. Завидев мой взгляд, Юлька чуток закуталась, кашлянула и заявила, что "щас будет чай". И убежала, сверкая пятками и драными тапками. Гришка усадил меня за стол и начал расспрашивать, зачем я приехал. Я врать не стал, ответил, что нужно репортаж о приезде Путина сделать. Гришка почему-то решил, что я работаю корреспондентом в газете "Завтра" и стал нахваливать Проханова. Я недоуменно пожимал плечами и с ужасом глядел на сумасшедшие глаза бывшего одноклассника.
Кот вальяжно потянулся на кресле, стек с него, подошел ко мне, понюхал ногу, фыркнул и потрюхал на кухню. Гришка тем временем продолжал заливать меня бестолковыми вопросами. Не дожидаясь ответа на них, он брызгал смехом, пучил глаза и все пытался вырвать мизинец с левой руки, наверное, разминаясь – некогда он был гитаристом.
Комната медленно начала заполнятся людьми: Юлька притащила кипяток, пакетик с чаем и железную, ржавую на донышке, кружку, Новикова и Колобков просочились из коридора и встали позади меня. Незнакомый алкоголик сел напротив. Даже Ренат приподнялся с пола и ошалело оглядывался, харкая прямо на пол. Юля положила мне руку на плечо и, ничуть не смущаясь, стала его мягко поглаживать и вдруг задала совсем уж неожиданный вопрос: "А что ты привез нам из Москвы? Гостинец где твой?" Я весь похолодел: глаза хозяев квартиры впились в меня острыми шампурами. Мой язык одеревенел. И вправду: со мной ведь ничего нет, что можно подарить. Фотоаппарат "Никон"? А чем фотографировать прикажите!? Сотовый самому нужен. Блокнот и "золотой паркер" – но записывать ведь тоже необходимо! Книгу Жапризо – жалко. Пара носков на смену – убьют. И тут меня осенило: в моем кармане ведь лежит нераспечатанная колода игральных карт, купленная мной на вокзале неизвестно из каких побуждений! Право, я выручил сам себя: колода была извлечена из кармана рубашки и положена на липкую клеенку. Юля облизнулась и накинулась на карты, так будто захотела съесть их от голода. "Спасибо! Спасибо! Коль, молодец! Этого-то нам и не хватало!" Пальцы жадно разорвали прозрачную обертку и уже начали остервенело тасовать карты. Даже Ренат поднялся, наконец, с пола и потирал руки. Со мной он не поздоровался и, кажется, похоже, не заметил моего присутствия вовсе, черт бы его побрал. Впрочем все происходившее в комнате начало напоминать какую-то дьявольщину.
Гриша вскочил со своего места и, ударяя ладонями по заднице, начал лихо отплясывать какой-то медвежий танец. Глаза его замесила какая-та белесая похоть. Новикова вспотела от напряжения, раскраснелась и стала похожей на самовар. Юлька уже раздавала карты. Судя по всему, в дурака на семерых. Семь дураков, по пять карт у каждого, и малюсенький, в виде одного козыря - остаток посередке. Юлька поднесла к глазам карты, опять сложила их на стол и прикрыла ладонью: "Спасибо, Коль, еще раз! Эта партия будет на разогрев." И не спросивши ни у кого младший козырь, выкинула мне карту через стол, хотя между нами муторно пялился в карты Ренат. Я пожал плечами и побил ее шестерку пик козырной семеркой буби. Что тут началось! Прыщавая Новикова, задыхаясь, тыкала мне под руку свои две семерки. Даже скромный Тоха подкинул еще одну. Я, было, возмутился, но все отбил. Юлька схватила козырь и затащила к себе в колоду. Я подкинул Тохе десятку червей (меньше не было), тот еще больше побледнел и вдруг как заревет! Выкинул карты на стол и убежал. В душе я уже смирился с тем, что все мои бывшие друзья посходили с ума. Но чтобы так!
Ну что же, игрок выбыл, его карты положили в остаток. Мою десятку тоже. Ну и черт с ней. Вяло перекинулись мелочевкой. Стопка бито пополнилась. Но вот Юлька опять подкидывает мне карты! Ренат уснул и в игру более не вмешивался. Гриша расщедрился и добавил к Юлькиным еще четыре карты, совершенно не в кассу. У меня столько нет! – возмутился я, но меня чуть ли не кулаками заставили их забрать себе. Далее отбивались червями от пик и крестями от козырей. Но я что-то не мог уловить их системы и, в конце концов, оказался в дураках. Юлька тяжело дыша, почти захлебываясь, затараторила: "Да, гостя, конечно, в дурачках (о, как она причмокнула на этом слове!) не хорошо! Но раз уж продул, так и ладно. Ну что же! Давайте, раз так хотели, так пошли!" "Куда!?" – воскликнул Гриша. "В беседочку" – Юля весьма откровенно припала к нему и коснулась лбом его затылка. Все дружно заорали "В беседку!!" и двинулись к выходу из квартиры. Прямо так, в тапках, в халатах и в майках на голое тело все вывались на улицу. Я тоже решил подышать свежим воздухом – уж больно пахло потом и гнилой картошкой в Юлькиной квартире.
На улице необычайным образом уже вовсю царила ночь. Фонарей не было. Темнота – хоть глаз выколи. Все набились в уютную, обвитую хмелем и скрытую от посторонних глаз кустами беседку. Мне места, конечно же, не хватило – я пристроился у балюстрады и стал смотреть. Даже в темноте глаза у всех были полоумные и сверкали. Юлька, несмотря на своей потрепанный и засаленный халат, казалась, прям королевой на балу – ее белокурые локоны падали на как бы невзначай оголенное плечо. Из-под полы выглядывала элегантная ножка. Остальные смотрелись куда менее представительней. Особенно Ренат и незнакомый алкоголик, которому меня даже и не догадались представить. И к лучшему.
Гришка достал из-под стола старый фонарь и зажег его. Я невольно любовался, как в Юлиных руках замелькали карты. Она была похожа на настоящего крупье. Все сидели в тишине, был лишь слышен шелест от тасуемой колоды. Когда у каждого на руках оказалось по пять карт, Юлька прислонила карты к груди руками, привстала и в блаженной позе молящейся богоматери, вознеся глаза к потолку палатки, и начала речь:
"Други! Мы долго этого ждали, и вот благодаря нашему старому приятелю – Коленьке (я вздрогнул, когда она мне хитро подмигнула), мы теперь сможем осуществить наш стародавний замысел. Сами понимаете, что с рисованными картами особо не поиграешь. Антуражу нету. А теперь вот можем. Ну, вы правила помните? (все замычали) Ну тогда приступим! Поехали!"
Юлька озорно хлопнула в ладоши и игра началась. На этот раз перекидывались по честному: видать, со мной партия была разминочной что ли: никто не мухлевал, подкидывали по очереди. Видно, что играли серьезно. Вроде и не на деньги (хотя я не знал, может, они до этого сговорились). Потихоньку все стало проясняться, когда, получив почетное звание дурака, Гришка стянул с ног грязные вонючие носки и выкинул их в кусты за беседкой. Я теснее прижался к холодной стали балюстрады, стараясь сделаться как можно более незаметным, слиться с листвой хмеля (или то все-таки был виноград?). Я с дрожью наблюдал.
Карты начали греться от азарта, да и игрокам явно было не холодно. Мужики уже стягивали с себя потные майки, Юлька была, судя по всему, была в одном халате и пока держалась. На противную Новикову мне и смотреть было тошно. Благо она сидела ко мне сплошь покрытой прыщами спиной.
Я взглянул на часы, зажал подсветку: было уже полдесятого вечера. Нестерпимо хотелось спать и есть, но я стоял как завороженный, смотря на содом, творившийся в беседке. Последней в дураках осталась хозяйка, скинула с себя халат, будто змея – кожу, и обнажило красивое, без единого изъяна, тело. Дареные карты разлетелись по ветру, а голый Гришка уже прыгал вокруг Юльки и пытался достать языком до ее носа, но не доставал – мал слишком был. Тоха повалил Новикову на дощатый пол и стал тискать ее. Юлька раскинув руки кружилась вокруг своей оси, со всех сторон ее обступили мужики и пытались объять руками, будто широченное дерево баобаб, но руки извивались, откидывались в сторону, и Юлька все вертелась. Когда она оказывалась ко мне спиной, я невольно ловил себя на мысли, что жду - не дождусь, когда она повернется ко мне лицом. Но чуть только ее грудь, обвиваемая чахлыми мужичьими руками, показывалась мне на глаза, я тупил глаз в землю. Так и стоял у входа в беседку, покуда не началась оргия: мужики опустили Юльку на пол и пустили по кругу. Послышался скрип чресл – это Гришка засовывал свой перстень ей в лоно. Я отвернулся и двинулся прочь.
Голова была мутная, мысли путались, наезжали друг на дружку, сталкивались, кричали, вопили, и я никак не мог унять эту дьявольскую боль. В прострации я добрался до квартиры. Не закрыл за собой дверь. На кухне не погасили свет. Я вспомнил, что не мешало бы поесть и направился туда. На кухонном столе, ничуть не смущаясь (в этом доме явно не было принято ханжество), кот справлял малую нужду в поднос со стеклянным графином. Я не стал ему мешать – сомнамбулой, покачиваясь, добрел до низенького, пухлого холодильника покрашенного в голубой цвет, открыл его. Как я и предполагал, там ничего не было, кроме корки черствого хлеба и ломтика запредельно тухлой зеленой колбаски. Я огляделся: в мойке лежала груда немытой посуды. По кухонному столу разлилась лужа кошачьей мочи. Мешок картошки смердел рядом с помойным ведром у раковины. Я пошарил в шкафчиках, нависшими над кухонным столом – там тоже ничего нету кроме слипшейся соли. Обычно я не позволял себе этого, но сейчас выматерился – дал пинок под зад полосатому коту. Тот даже не обиделся – мякнул и постелился дальше.
Мне надоело жить. Возможно, я бы сейчас взял, да и повесился, но прежде мне очень захотелось в уборную.
"Fiat lux!" - сказал электрик, рыжий, рыжий, конопатый. По потолку туалета заметались испуганные тараканы. Не находя вентиляционного отверстия они тыкались о стены, падали в унитаз. В конце концов, все разбежались. Урчали трубы, лилась вода. Пугающе ржавые вентили торчали из незапертого шкафа. Я задумался, сплюнул. Зачем-то слил воду. Раздался шум ниагарского водопада. Сначала я почувствовал, что ногам сыро. Через мгновение, с ног меня сбила вода, бившая из разлетевшегося на осколки унитаза. Один из осколков мне угодил в живот. Я завопил, но шум воды заглушил мой крик. Вода хлестала отовсюду - из ржавых вентилей, из прогнивших труб. Я, было, заметался по туалету, но вода уже была по пояс и все прибывала. Наконец, трагично добралась до электропроводки. Я икнул от удивления. Цоколь лампочки вылетел из гнезда и ударил мне в голову. Я почувствовал присоединенность ко всемирной электрической цепи. Я почувствовал себя рыжим электриком.
Больше я ничего не чувствовал. Конечно, странно ничего не чувствовать, но, тем не менее, я утратил все ощущения, мысли. Даже память оставила меня.
Я утонул в чужом туалете. Меня шарахнуло током. Куда-то исчезли провонявший нечистотами унитаз и свихнувшиеся хозяева квартиры.
Экое странное ощущение свободы! Темнота своими мерзкими щупальцами окутала все мое тело.

А вода все прибывала, но мне уже было не до этого.
Я ничего не чувствовал, ничего не ощущал. Не думал и не понимал. И даже не понимал того, что ничего не понимал. Это как дыхание – его обычно не замечаешь, но только задержишь его умышленно, как приходится самому приказывать организму – дыши! Но постепенно забываешь, а организм уже дышит сам, на автомате. Так и здесь на автомат перешло всякое восприятие. Скорее это было похоже на глубокий сон.

II

Не знаю, сколь долго я находился в беспамятстве, но, наконец, я ощутил, что существую. Я опять чувствовал! Я мог импульсами, идущими от мозга, удостоверится, что у меня есть ноги, руки и даже, как ни странно, голова. Я раскрыл глаза: белые стены заботливо подпирали безобразно чистый потолок.
Я лежал ничком, вероятно, на кровати, и поэтому не видел, есть ли у комнаты пол. Если бы пола не было, я ничуть не удивился. Еще я не мог не заметить, что комната освещена очень-очень ярко, что аж глаза слепило, но при этом в ней не было ни окон, ни ламп. Свет, похоже, излучали сами стены.
Я без усилия поднялся на кровати, спустил ноги на пол. Он все-таки существовал. Я ощутил голыми ступнями мягкий пушистый ковер. Еще раз убедился, что в комнате ни источников света, ни каких-либо входов-выходов. Посередине стояла кровать. На ней сидел я. Больше в комнате никого и ничего не было. Пуста коробочка.
Я встал на ноги. Тело немного щемило от молочной кислоты в мышцах, но не как после тяжелых физических упражнений, а скорее как после хорошего глубокого сна.
Обошел комнату. Ни одной щели, откуда бы дуло. Я даже не нащупал маломальского стыка! Тогда я решил внимательнее осмотреть пол: кровать, судя по всему, была крепко приварена. Ковер также не отрывался, мягкий ворс держался на какой-то странной материи, похожей на кожу.
Я откинулся на кровать и вдруг впервые понял, что лежу в абсолютной тишине! Я даже слышал биение своего сердца. Громовыми ударами отдавалось оно в моем мозгу. Я слышал, как кровь журчит по артериям.
Ко всему в придачу, я понял, что пахнет только моим телом. Больше ароматов не чувствовалось.
Тогда же впервые вкралась мысль, что я умер. Ещё туго соображая, я не испугался этой мысли. Осмотрел себя: на мне были мои рубашка и брюки. Только кто-то стащил с моих ног ботинки и носки, а еще отобрал сумку, с которой я никогда не разлучался. Впрочем, я вспомнил, что сумку оставил на полу в Юлькиной квартире, перед тем как отправится со всеми в беседочку.
Я поморщился. Ущипнул себя за руку – в кино это верный способ для отпугивания галлюцинаций, но тут он не сработал. Комната никуда не исчезла. Стены по-прежнему излучали потусторонний свет.
Есть и пить не хотелось.
Во мне опять взыграла жажда действия – я встал с кровати и постучался в стену. Мне ответил глухой звук. Стена была толстая, но определенно не бесконечная. Я попробовал материал – от него не веяло железным холодом. Я невзначай ковырнул стену – и о чудо! Она поддалась!
Я начал стал рушить стену комнаты, будто переродившаяся бабочка - свой кокон.
Вещество, из которого была сооружена стена было очень легким, без труда крошилось. И само по себе светилось. Я бессознательно засунул немножко субстанции в карман рубашки.
Как долго я пробирался сквозь стену - не помню. Помню лишь момент удара обо что-то твердое. Я не заметил, как пробил дыру и упал в нее.
Оказалось, что я у злополучной беседки, неестественно скривился, будто меня кто-то вдавил в балюстраду. В беседке все еще забавлялись, сопровождая действо соответствующими звуками. Лампа была потушена, и действо творилось в кромешной темноте. Я выпрямился, с радостью обнаружил, что носки и ботинки на мне, посетовал, что с собой нету фотоаппарата (хотя в душе не поверил самому себе, что стал бы снимать этот содом). Постояв так в нерешительности несколько секунд, я направился куда подальше. А именно, опять к подъезду. Тихо прошептал: "чертовщина!"
Вновь сырой подъезд. Незапертая дверь. Было темно, я лишь смог услышать хлюпанье воды под ногами. Ничегошеньки не видно. Тут я вспомнил про кусок светящийся стены – я пошарил в кармане. Как ни удивительно – он был на месте: я вынул его. Слепящий свет, льющийся с маленького камушка на моей ладони, озарил коридор. Я отворил дверь в квартиру. И тут как хлынет! Меня чуть ног не сбило. Опять вода, опять ко мне в ботинки! Я еле удержал волшебный камушек. Квартира оказалась по колено заполненной водой. Пробки, наверное, давно вылетели: лампочки словно трупы повешенных болтались на потолке. Я чертыхнулся, спотыкаясь, прошагал в гостиную, с облегчением схватил со стола свою сумку и, разгребая все прибывавшую воду и плававших в ней розовых пупсов, кинулся к выходу. Чуть только я выскочил из подъезда, дверь за мной вышибло каким-то чудовищным потоком воды. Вылетели стекла в Юлькиной квартире. Какие же здесь насосные станции! Я не решился пройти близ беседки и завернул в другую сторону, чтобы не дай бог не встретится с разъяренными хозяевами. Я еще не пришел в себя, чтобы защищаться от тумаков.
Какими-то несусветными огородами я добрался до задов дома культуры. Спасибо камешку – он исправно освещал мне путь. Я даже дотронулся до него губами, будто целуя – не знаю, что на меня нашло. Но от этого камушек засветил с еще большей силой. Я заложил его обратно в карман.
Привокзальная площадь ночью казалась куда более многолюдной, чем днем: вся ее центральная часть была заставлена автомобилями; набитый битком старый лиазик под номером один бессмысленно описывал круги вокруг площади с частыми остановками: "Вокзал", "Дом культуры имени Хруничева", "Улица двадцатилетия Октября", "Центральный парк культуры и отдыха имени Горбачева". Толпы людей штурмовали узенькие двери автобуса, хотя радиус площади был от силы метров сто.
Я фыркнул и направился к вокзалу.
Внутри было душно. Вовсю готовились к завтрашнему приезду. Почему-то на вокзале готовились, а в самом городе нет. Я проворчал про себя, что этот город весь состоит из парадоксов! Шустрая старуха-уборщица чуть не сбила меня с ног своею шваброй. Я прикрикнул ей вслед, от нечего делать просмотрел расписание поездов, полюбовался бюстом Троцкого и пошел в буфет.
Почти все столики были свободны. В ярком свете ламп кожа полусонной буфетчицы казалось серой и водянистой. Я выкинул ей из кошелька двадцать рублей и заказал кофе со сливками, яичницу и глазированный сырок. Получив из ее рук тяжеленный стальной поднос с тарелкой, чашкой и сырком, я сел за пустой столик у окна. Из-за яркого освещения в буфете, за стеклом ничего не было видно. Только отражение моего изможденного лица. Я обвел взглядом собравшихся в буфете: в основном, молодые люди в возрасте до тридцати лет. Наверняка журналисты. Один из них точно – у него фотоаппарат на шее.
У стойки околачивался какой-то забулдыга. Кроме буфетчицы женщин в помещении не было, так что я ни на кого не глядя, не спеша, принялся есть. Кофе был неудачным – буфетчица слишком много туда бухнула сливок. Получилось приторно сладкое пойло. Яичница оказалась пересолена. Сырок и вообще был просроченный. Тем не менее, все это я съел с жутким аппетитом. Я отогнул край рукава – глянул на часы: полтретьего ночи. Приехал в семь. В восемь был у Юльки. Куда улетучилось столько времени!? В голову лезли дурные мысли: а что если вернуться к беседке и посмотреть, что там происходит? Или проведать, что происходит в Юлькиной квартире? Нет. Лучше буду держаться подальше от них. Эта ночь мне и так принесла много неприятностей.
Мой мозг постоянно требовал осмыслить, что же произошло, но никакого разумного объяснения я придумать не мог. Перед глазами маячили голый торс Юльки и точащие вверх тонкие ноги Гришки. Прогнать гнилостное воспоминание не удавалось.
К счастью, от этих мыслей меня отвлек мужик, подсевший ко мне за столик:
- У вас свободно?
Да, конечно… - я внимательно оценивал его взглядом, а он меня: лет ему сорок. А может и больше, но вроде лысины нет, да и седых волос тоже не видно. Мясистое, но не жирное, гладко выбритое лицо. Шустрые карие глаза.
- Вы, наверное, журналист?
Да, вы правы. Приехал из Москвы, репортаж делать. – я кисловато улыбнулся.
- А вы знаете, я тоже! Вы из какого издания?
"Известия"
- Неплохо устроились. А я от "Аполлон Зиверс".
Никогда не слышал о таком.
- Очень может быть! У нас пока маленький тираж. Предоставляем элитное, незамутненное обозрение для некоторых закрытых московских политических клубов. – он подмигнул мне. – Будем знакомы, меня Артемием Санниковым зовут. Не смотрите на мои года – зовите просто Темой. Приятно познакомится с соратником по второй древнейшей профессии. – я притворился, что не заметил аляповатой шутки.
Мне тоже очень приятно, меня Николаем (я почему-то решил фамилию свою не называть). Коленькой лучше не называйте. – мой собеседник загоготал и похлопал ладонями по столу.
- Приятно встретить, так сказать, товарищей по несчастью! Как видите, тоже скитаюсь по городу без крова. – и тут же перевел тему, – а вы знаете, что вдоль полотна, через каждые пятьдесят метров будет стоять по солдату?
Да что вы!? – я с трудом изобразил любопытство.
- Да! Да! Прямо как при царе, когда тот в Киев ехал. Кажется тогда же, в Киеве, Петра Аркадьевича, как его… ээ… Столыпина застрелили! Представляете! Премьера хлопнули! У нас до такого нынче, я надеюсь, уже не дойдет…. – и снова сменив тему, заговорщическим голосом произнес, - вообще-то я не просто так к вам подсел. Я людей насквозь вижу. И разум разглядеть могу даже без общения. Поэтому я вам могу дать один очень ценный совет – сматывайтесь-ка вы отсюда подобру-поздорову. – я вскинул на него глаза:
Что это значит?! Вы мне угрожаете?
- Нет! Ну что вы, - Тема замахал руками. – как вы могли такое подумать! Просто я хочу предупредить вас, что тут завтра случится нечто ужасное! Просто хочу вас оберечь от опасности.
Тема, - я кашлянул, - тогда, простите конечно, откуда вы знаете об этой опасности?
- Из достоверных источников!
И не боитесь, что если чего-нибудь все-таки произойдет, я не сдам вас как заговорщика! Уж не Путина ли вы собираетесь хлопнуть!?
- Да нет, ну что вы! Убийства – не по моей части. Рукомарательство. – он рассмеялся. Взгляд его ничегошеньки не выражал. Дьявольское спокойствие.
Вы ответили только на второй мой вопрос!
- Я же сказал, что знаю об этом из достоверных источников, с которыми я напрямую не общаюсь! Может быть, этого всего лишь глупые сплетни!
Если честно, то мне как-то не по себе! Садитесь ко мне за столик и начинаете предсказывать, советовать…
- Простите, если задел ваше самолюбие. Я не хотел! Честно-честно.
Гмм… не сомневаюсь. – мы замолчали. Но я все-таки решился задать вопрос: Тема, а вот вы говорите, что занимаетесь составлением обозрений для элитных клубов, что это за клубы?
- Навряд ли я смогу ответить на этот вопрос. – он добродушно улыбнулся. Я же еще больше осклабился.
Неудивительно. Но в таком случае, что вы подразумеваете под "незамутненными" обозрениями.
- Ничего сверхъестественного! Объективную правду. – я невольно улыбнулся:
И где же вы ее отыскиваете!
- Профессиональная тайна.
И вы ручаетесь за ее истинность?
- Безусловно.
Что-то, Тём, вы меня все загадками кормите!
- Да знаете ли, ээ…. Николаем вас зовут? Да? Хорошо, понимаете, Николай, я никогда не любил говорить прямо. Лучше загадку загадать – человек помучается над ее решением, осмыслит, но и получит от узнанной информации не только само ее содержание, но и удовольствие от ее получения. Это все равно как есть рыбу купленную в магазине или выловленную вами же в лесу. Потерпите – все образумится.
Ну, бог бо терпел и нам бо велел.
- Это вы верно заметили! Кстати! Давайте чего-нибудь купим выпить? Вы не против? – я кивнул. – вот и хорошо. Я угощаю. – Артемий с кряхтеньем поднялся из-за стола, дошел до буфета и купил бутылку муската. Разливая его в грубые рюмашки он продолжил: - между прочим, вы сейчас эту фразу произнесли, ну что "бог бо терпел". Так вот, это ведь еще из старых евангелие, тех что на церковнославянском написаны! Теперь уже это самое "бо" не употребляют. Анахронизм. А раньше это "бо", очевидно, было как "to be" в английском. Родство прямо-таки налицо! Вам не кажется?
В принципе, да. Насколько мне позволяют мои знания филологии, все европейские языки произошли он санскрита!
- Точно-точно! Мне еще историю как-то по этому поводу рассказывали: в Москве однажды состоялся съезд санскритологов, и один индийский делегат перед заседанием решил заскочить за сувенирами в ГУМ. Но вернулся оттуда с пустыми руками, зато с горящим взором и жутко возбужденный: "А у вас в ГУМе все продавщицы на санскрите говорят!" Вот так вот. Но что-то я заговорился. Давайте пить, в самом-то деле!
За что пьем?
- За санскрит!
За санскрит. – мы чокнулись и осушили рюмки. Мускат был кисловатый и чересчур крепкий. Между первой и второй перерывчик небольшой – мы пропустили еще по одной. Яичница была уже съедена, заедать было нечем. Потихонечку, я стал понимать, что от хмеля теряю контроль над языком. Язык развязался и я рассказал Артему о своих злоключениях с друзьями, опустив, конечно же, то, что творилось в беседке, хотя упомянул и о белой комнате, и о прочих аномальных событиях. Артемий покачал головой:
- И что, по вашему, я, совершенно посторонний человек должен поверить в эту небылицу!?… - я перебил его, достал из кармана светящийся камешек и положил на стол. Артем повертел его в руках, заявил, что это обыкновенный фосфор, но потом призадумался. Выпил еще одну рюмку и замолчал. Я вернул камешек обратно в карман.
Все что я вам сейчас рассказал – правда. Хотя и самому не особо верится.
- Да я вас и не хочу уличать во лжи! Но вообще непонятно, мне обещали, что все начнется только завтра, то есть сегодня уже… в полдень.
А что конкретно случится?
- Тени исчезнут, что еще может в полдень случится. А впрочем, сами узнаете. Ладно, не будем о грустном.
Раз уж на то пошло, любопытно, как бы вы сообщили обо всем этом, если, скажем, все эти злоключения случились не со мной, а с какой-нибудь знаменитостью? Вы же говорите об истинности? Кто вам тогда поверит!?
- Мы не занимаемся сплетнями. А если уж вынудят обстоятельства, то сообщим в зависимости от обстановки. От того, ожидает ли читатель излагаемых событий или нет.
Тогда какая же тут будет объективность.
- Иногда правду можно утаить.
А как же истинность изложения? Что подумают о вас члены элитных клубов, когда вы им подсунете ложную информацию. – я даже приподнялся на кулаках, опершись о стол.
- Они ведь не знают истины. Таким образом, истинным будет то, что мы им предложим. Так работает и ваше издание, и все прочие. Да все СМИ, в конце концов! Мы диктуем обществу что правда, а что неправда.
А если кто-то из очевидцев вам станет противоречить? Или у него просто иной взгляд на вещи?
- Частные случаи не интересны.
Тогда кто же та элита, что вы так обманываете, что это за "сливки" общества? – я чуть не закричал. Буфетчица искоса на нас взглянула. Я чувствовал, как хмель играет в сосудах.
- Да сядьте, успокойтесь, пожалуйста. Сегодня вы все узнаете. – он меня вовремя осадил. – Скажу только, что вы встретитесь с одним любопытнейшим человеком. Знаете ли, Николай, Амбициозная территория частенько рождает чудаков. Молодой и вполне симпатичный парень, заручившись широкой финансовой поддержкой родителей, начинает творить совсем уж несусветные глупости: какими-то, только ему ведомыми способами, разыскивает привлекательных, умных и целомудренных девушек. Следит за ними, а потом, подкараулив их в одиночестве (ну, там, в подъезде, например), вручает пачку долларов и выкладывает свое якобы сокровенное желание. И если девушка клюнет (а это случается частенько, ведь и пачечка не хилая!), то тут же едет с ней на приватную квартиру. Без особых прелюдий, овладевают ее телом, а затем, всю оставшуюся ночь читают лекцию о праведности. И тем живет. Воистину чудак! И что самое смешное, таких кретинов немало наберется со всей амбициозной территории! Прям вырождение нации какое-то!
Что-то вы уже отбили у меня желание с ним встречаться!
- Отчего же?! Ведь вы с ним уже знакомы. – он по лисьи сузил глаза, поскреб пальцем по столу.
Но естественно не скажете, как его зовут?
- Скажу. Зовут его Лосев Григорий Наумович. – я встрепенулся:
Откуда вы его знаете?! Но постойте… не вяжется. Невысокий такой, на гитаре раньше играл?!
- Да-да! И до сих пор играет.
Но он разве богатый?! Я у него частенько бывал, когда он еще в Москве жил – шаром покати. Носков на смену не было! А сейчас так и вообще живет как бомж в этом затхлом городишке!
- Да не спешите, все узнаете. Кстати о городе – вы уже ходили к костелу?
К костелу? Здесь есть католический костел?
- Этот город больше, чем вы предполагаете. Садитесь на автобус "единичку", доезжайте до станции "Проспект Шеварнадзе" и увидите шпиль. Превосходный католический костел. Ладно, мне пора. Пойду, проветрюсь, чего и вам желаю. Но все-таки, предупреждаю вас: будьте осторожны!

Я посмотрел ему вслед. Слишком много недосказанного, намеков. После беседы остался странный, тяжелый остаток. Я вдруг понял, что отчего-то весь взмок. С каких это пор Гришка стал богатеем? Я с ним, впрочем, не общался после школы. Только один раз заходил, когда на первом курсе учился. Как раз в начале девяностых. Не похоже чтобы он был очень богатым. Да и сам рассказывал, что отец его – лох безработный, а мать – алкоголичка. Я думаю, мне непременно бы о нем рассказывали, будь он таким, как описал Артемий. Но что если перстень тот все-таки был настоящим!? Я облокотился на стол, и закрыл глаза. Слишком много недосказанного. Слишком много недосказанного….
Я сам не заметил, как уснул.

III

Когда я разомкнул веки, за окнами уже начинало светать. Я, как ни удивительно, по прежнему сидел в вокзальном буфете. Передо мной стояли две рюмки и початая бутылка рыжеватого муската. Грязную тарелку из-под яичницы и пустую чашку уже кто-то убрал. Я протяжно зевнул, огляделся: буфетчица мирно посапывала за стойкой, еще пара забулдыг опочила мертвым сном за соседними столиками.
Я оттянул рукава у ветровки, нацепил свои черную матерчатую сумку на плечо и поплелся к выходу. Ночной разговор с загадочным Артемием никак не давал покоя. Я был уверен, не все чисто с этим городом. Но что самое интересное, похоже, он знал обо всех моих злоключениях и нисколечко им не удивился. Будто бы все мое пребывание здесь расписано по минутам, как и у Путина. Но кто я по сравнению с ним? Пустое место. Тьфу! И эта "Амбициозная территория"… где-то я уже это видел или читал. По-моему, в запредельно непонятных радикально настроенных альманахах. Или у Розанова… память отшибло. Но эта самая "амбициозная территория" давала мне единственный ключик, с помощью которого я мог бы подойти к загадке Артема: вычислить, для кого он пишет и откуда так много знает. Слишком много для простого журналиста. Я вышел из вокзала и поежился от утреннего холода. Застегнул ветровку. Заскочил в переполненный автобус с номером "1". Со мной во чреве он почему-то не стал кружить по площади, а завернул в переулок между ДК и одним из сталинских домов и покатил вдоль каких-то промышленных строений. Затем показались вполне благоустроенные, по-столичному выглядящие жилые кварталы: восьмиэтажная панельная застройка. Сам в такой живу. Водитель остановки не объявлял, но тут вдруг решил объявить: "Проспект Шеварнадзе". Я вышел и где-то на горизонте увидел высокий острый шпиль, увенчанный грузным, черным крестом.

Костел оказался ближе, чем я предполагал: небольшая ухоженная площадь, по бокам невысокие доходные дома. Рядом с собором фонтан и летнее кафе. Официанты уже поднимали зонтики с надписями "Кока-кола", смахивали с пластмассовых столов ночную пыль. Не хватает лишь здания ратуши – я бы тогда точно представил себе, что нахожусь в центре типичного европейского города, на торговой площади. Я присмотрелся к костелу: фасад явно был перестроен где-то в XVIII веке, но сам костел определенно древнее – симметричные округлые барочные формы вступали в яркий диссонанс с почерневшей от времени каменной кладкой и общим тяжеловесным, раннеготическим видом собора. Если выкинуть из него причудливые окошки и застекленные галереи по бокам, то получится типичный католический костел, свойственный, правда, не близкой Белоруссии, и даже не Польши, а скорее для Пруссии. Как он оказался в этом городе – ума ни приложу. Будто кто-то взял и выдернул из чудесной архитектуры Гданьска постцистерианский собор и увеличил его в размерах. Эдакий город-коллекционер.
Я подошел поближе: как ни странно, в ширину костел был непомерно узким. Я заглянул в искусно вырезанное окошко прямо у входа: три ряда сидений для прихожан и сразу же алтарь со странными сюрреалистическими иконами в пастельных тонах. Лики святых причудливо гримасничали и показывали языки. Нимбы змеями опутывали их головы. Или вот еще замечательная икона: Иисус на кресте изображен совершенно нагим, то есть даже без намека на набедренную повязку и с гипертрофированными половыми органами. Лицо его улыбается в какой-то потусторонней блаженной истоме. После всего этого я не удивлялся ни отсутствию росписей стен, ни грубым багетам, обрамляющим иконы.
Я не стал заходить внутрь, а прошел до боковой галереи: там ютились небольшие магазинчики. К месту вспомнилось: "… и Иисус пришел в Иерусалим; и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул…". Только тут продавались не волы и не голуби, а те же самые сюрреалистические иконы. Но на церковную лавку это никак не смахивало – скорее магазин подарков: кроме икон там продавались: зонты, тарелки с арабскими орнаментами, самовары, клюшки для гольфа – всякая всячина, всего понемножку. Магазин был закрыт, зато рядом, по соседству, в галерее находился продовольственный магазин. Я зашел. Продавец-вьетнамец не обратил на меня никакого внимания и продолжал кромсать дольку лимона себе в стакан чая. Я осмотрел ассортимент: водка, пиво, вино, соки, минеральная вода, лапша, бублики, пельмени - типичная забегаловка, работающая круглые сутки. Верный снабженец холостяков. Я обратил внимание, что в холодильнике, рядом с эскимо и пломбиром в вафельных стаканчиках спокойно лежала мороженая рыба. Ну и ладно. На полке я заметил замечательную упаковку: нарисован здоровенный то ли негр, то ли обезьяна в тельняшке и с рогаликом вместо сигары в зубах. И подпись: "Рогалики Анал – вынул пожевал!" От кислого запаха лимона и еще более кислого вида вьетнамца мне совсем расхотелось есть и я вышел на площадь. Отошел к работающему фонтану, прошуршал в бумажнике в поиске монетки, но передумал – вряд ли мне захочется возвращаться в этот город. Достал "Никон" и сфотографировал костел.
Я посмотрел на часы: семь пятьдесят два – черт побери! Осталось-то всего ничего до Путинского приезда: я прикусил губу и кинулся к остановке автобуса. Вокруг меня громоздились несуразные, давно не крашенные жилые здания. Почему-то без крыш. Или тут, как в Египте за здание без крыши, то есть недостроенное, берут меньше налогов? Я свернул на другую улицу: еще более странные дома с кривыми стенами. Будто здесь поработал местный Гауди. Улица Капицы, Первый Вербицкий переулок – черт побери! Я здесь не проходил! я вернулся назад, пошел в противоположную сторону – еще какие-то незнакомые, желтые мещанские домишки. Да я, поди, потерялся! Я ныкался то в один переулок, то в другой. Несколько раз сворачивал на другие улицы – полный ноль! Заколдованный город! И как назло ни одного прохожего.
Я совершенно отчаялся, поплелся куда-то дворами: уже вовсю парил Июль, а тут еще не растаял снег. Ржавые качели сами по себе поскрипывали. Рядом с рыхлыми кучами снега – зловонные кучи мусора. Я зажал нос, ускорил шаг. И этот подозрительный взор бродячих псов! Не помню точно, когда они появились. Я, делая вид, что не обращаю на них внимания, нырял сквозь арки, пролезал под бельевыми веревками, но собаки неотступно следовали за мной, будто тени. И я заметил, что в этом городе совершенно не было слышно птичьих голосов! Никто не встречал солнечное утро, не прогнал своим истошным кочетенным криком нечистую силу. И от этого мне становилось еще более одиноко среди этих двухэтажных желтых домов и их абсолютно черных окон. Безвременье.
Но мне повезло: я неожиданно опять обнаружил себя на задах у дома культуры. Радости моей не было предела! Паче еще полчаса до запланированного приезда поезда – я побежал к вокзалу, кажется, единственному месту в городе, где еще действовали земные законы здравого смысла.

IV

Внутри уже собралось порядочно народу: местные жители, корреспонденты, угловатые бугаи в черных пиджаках одетых на водолазку и безликие гэбисты в серых костюмах. Я окинул взглядом толпу: было бы неплохо, если в ней не было никого из знакомых мне лиц. Даже Артемия. Мне почему-то казалось, что я отвечаю за свои действия, поступки, и только во мне сейчас сконцентрирована вся логика. В остальных ее просто нет. Я вышел на платформу: уже вовсю готовились к прибытию состава: ковровая дорожка, приструненные официальные лица в строю репетируют команду "ровнясь!" А толстозадые уборщицы тычут им под ноги швабры, пытаясь то ли сбить их с ног, то ли просто вымести весь сор с перрона. Если бы я был курящим, я точно достал пачку и вдумчиво закурил. Так и делало большинство моих коллег. Я же бросил курить месяц назад и пока еще держался. Хотя если все пойдет такими же темпами, то к вечеру я не удержусь и скурю целую пачку. Как подл мир!
Но толпа уже начинала скучиваться. Засуетились твердолобые охранники. Где-то вдали послышался гудок – или мне показалось? Кое-кто уже начинал нервничать, хотя на часах было еще без пяти девять. Какой-то мужик в холуйском костюме и с мегафоном во всеуслышанье подбирал гаммы, будто собирался запеть. Впервые вижу, что бы при приезде официальных лиц присутствовал конферансье. Но это можно списать на особенности этого города. Я уже ничему не удивлялся. И тут толпу начали оттеснять с перрона в сторону вокзала. Милиционеры размахивали дубинками, но в бой их пустить, к счастью, им не пришлось: толпа ворча забилась внутрь вокзала. Меня оттеснили от неширокого коридора, по которому должен был пройти Путин, но я благодаря своему росту, все видел и уже доставал из сумки фотоаппарат.
И вот с перрона раздался голос многократно усиленный мегафоном: "И вот, я вижу, поезд приближается к перрону! Какой красивый электровоз, сделанный у нас, в Российской Федерации, подает состав! Как он нарядно выкрашен в цвета нашего национального флага! Белый – цвет чистоты, цвет монархии, синий – богоизбранности русского народа и красный – цвет нашей дорогой столицы: Москвы!"
По толпе встречающих пробежало волнение. Конферансье продолжал:
"И вот доярки фермерского хозяйства имени Мартина Лютера Кинга забрасывают поезд специально выращенными по этому случаю розами! Как красиво! Как торжественно! Мы все с вами умиляемся этому, не правда ли?! И вот уже поезд остановился! Как мягко сработали надежные тормоза на тележках, сделанных в сотрудничестве со Швейцарцами! Ну что же дверь не открывается! Мы все в томлении! Вот!! Дверь! Открылась!!! УРА!!! Из нее выходит наш любимый президент Владимир Владимирович Путин! Поприветствуем! Вот он бодро идет к нашим красавицам, пробует хлеб соль! Умилительно! А вот он уже подошел к мэру нашего замечательного города: Игнатию Ивановичу Махрушину – здоровается с ним за руку, улыбается своей непревзойденной улыбкой! Обворожительно!"
По залу пронесся злой ропот – это как же, мы здесь, а он там! Сейчас бы сделали такие кадры! А нас дразнят, рассказывая, что ОН там делает. Козлы. Но ладно, мегафон все еще захлебывался какими-то невнятными комплиментами, а в зал через главный вход уже зашел первый взмыленный телохранитель президента. За ним еще один, наконец мэр города, а за ним…
Зал оцепенел на мгновение: все понимали, что это не Путин, но очень старались не выказывать удивления или тем более возмущения. Я щелкнул фотоаппаратом. "Путин" вскинул руку в приветствии. Странная личность, судя по невыразительному лицу, тоже из органов. Невысокий, худой мужчина "в расцвете сил". Аккуратно зачесанная лысина, глубокие морщины у рта, маленькие свиные глазки. Мышиного цвета костюм.
Да…
Лже-Путин продефилировал по залу и скрылся. Сминая зазевавшихся, все ринулись за ним. Меня затерли в толпе, и я выбрался из вокзала одним из последних. Журналистская братия штурмовала зачем-то автобус – глупцы, за кортежем "президента" им все равно не угнаться. Я спросил у милиционера, где находится школа, и отправился туда.
По пути у меня было достаточно времени обдумать происходящее: кто-то подменил Путина. Зачем? Не ясно. Что будут делать с фотографами? Отберут фотопленку, засветят? Все равно кто-нибудь скандал подымет…. Или мне это все только кажется? Слишком много вопросительных знаков. Что же будет в школе?
Дорога к школе тянулась вдоль ветхих деревянных не то избушек, не то землянок, покосившихся заборов и огороженных плетнем грядок. Иногда попадались подозрительные гаражи и расплющенные магазинчики с заколоченными окнами. На горизонте был виден вокзал и прилегающие строения. Ни намека на двухэтажную или индустриальную застройку, тем более на костел.
Начало припекать – я снял ветровку и запихнул ее в свою необъятную изнутри сумку.
Я уже был готов к любым приключениям: город мог преподнести мне все что угодно!
До боли в суставах захотелось курить – и тут как раз обыкновенная палатка. Типично московская: с водой, пивом, таранью, жвачками и сигаретами. Я готов был поспорить, что она тут специально передо мной оказалась – чуть только я подумал о сигаретах. Но ладно с ней, с мистикой: суровая "Ява" уже лишилась целлофановой обертки. Я несколько раз пощелкал зажигалкой и затянулся. Хоть табачный дурман настоящий! И то, слава богу. Дым сизый и, кажется, липкий. На жаре он быстро улетучивался, оставляя лишь запах прогорклого табака витать над улицей.
Между прочим, я заметил, что в городе совершенно нету церквей! Кроме того вычурного католического собора. Даже если предположить, что город был построен уже при советской власти, а собор существовал за столетия до этого (ну мало ли, немецкое поселение еще со времен Литовского княжества!?), то все равно как-то было пусто и одиноко без родных православных церквушек. Наверное, от этого и нечистая сила тут и развелась.
Я улыбнулся своим догадкам и увидел слева от себя небольшой ухоженный сад, а сбоку от него – школу: двухэтажное панельное строение, обитое белой и желтой плиткой. Рядом с ней уже начали собираться зеваки, журналистская братия и родители, то и дело поправляющие бантики и косички у своих ненаглядных чад. Уж дети-то точно удивятся, что Путин не тот, которого они видели по телевизору и в газетах – подумал я. Бросил окурок на дорогу и подошел к порогу школы. На мгновение, кажется, увидел Артемия, но потом опять потерял его. Хотя не думаю, чтобы мне очень захотелось с ним разговаривать.
Я сел на ступеньки рядом с еще одним молодым корреспондентом с телекамерой и длинной палкой увенчанной микрофоном. Парень тупо лузгал семечки, сплевывая кожуру на ступеньки перед собой. Он спросил меня: сколько времени? Я ответил, что еще полчаса. Стандартное спасибо - не за что. Оператор был очень молод. Лет двадцать – не более. Странно, как таких юнцов на телевидение пускают. Это в газетах еще держатся серьезные люди, а на телевидение какие-то юродивые прутся: картавые, гнусавые и уродливые. Тошно. А этот ничего – вполне сгодиться, не стыдно на экран вывести. Не знаю почему, но я захотел завести с ним разговор:
Странный городок, не находите?
- Да, городок как городок. И не в таких дырах бывал.
А вы откуда, какой канал, если не секрет?
- RenTV. Меня Мишей зовут, а вас?
Приятно познакомится. Я из Известий. Николаем зовут. Иногда свистом. – Миша улыбнулся:
- Давайте на ты…
Давай. – я перешел на шепот. - что делать-то теперь будем?
- С чем?
Знамо с чем! Точнее с кем. С Путиным!
- Ну… нашлись у него, наверное, дела поважнее. Вот и кого-то вместо себя отправил. Дело такое…
Но в Москве-то скандал наверняка будет! – Тут ко мне подбежал мальчуган в опрятном пиджаке и с кислой миной на лице. Что-то мне протягивал:
- Возьмите, вы уронили… - и вернул мне мой бычок. Пришлось взять. Миша грустно посмотрел в спину удаляющемуся мальчугану и вздохнул:
- Да не будет ничего. Что скажут, то в эфир и пустят. И не иначе. И у вас такая же петрушка выйдет наверняка.
Мы на "ты" уже перешли, вообще-то. Но ладно. Кстати, кроме Путина вы ничего странного в этом городе не заметили?
- А как же, заметил! – парень оживился. – у меня здесь всю дорогу ногти зудят.
И больше ничего?
- Да вроде бы все…. О! Едут, кажись!?

И вправду: дети вдруг как по команде построились в шеренгу, подтянулись. Мальчик в бирюзовом костюмчике и девочка в кремовом платьице готовились вручать президенту букет цветов. Нас попросили уйти со ступенек – я встал со своим фотоаппаратом прямо напротив вытянутых по струнке ребятишек.
Через минуту, наконец, послышались автомобильные гудки, и также неожиданно завизжал, заерзал виброзвонком в моем кармане сотовый. Я, чертыхаясь, достал трубку – связи нет. Ноль абсолютный. Но все-таки каким-то чудом ко мне пробилась SMSка. Я открыл ее: "Kolen'ka ty ne obyzaysya chto vse tak vyshlo. My tebya nepremenno next time priglasim. Zeluyu Ulyasha". Я вспыхнул: ну ничего себе! Я ей квартиру затопил, а она меня приглашает в оргии поучаствовать. И откуда у нее сотовый? Откуда она знает мой телефон, откуда… Но впрочем, времени обдумывать не оставалось – я втиснул сотовый обратно в рубашку и снял затвор с объектива.
Лже-Путин, будто пришпоренный, выскочил из синей, немножко ржавой "волги" (лучше, наверное, машин в городе не нашлось). Я покосился на детей: те и виду не подали. Железное спокойствие. Парочка впереди вручила букет "президенту", тот торопливо погладил по головке сначала мальчика, потом девочку. Потом их голов коснулись мэр и еще какие-то официальные лица. Жалко, что под конец никто не пригрозил кулаком, как в фильме про Петра и Арапа.
Я остервенело щелкал фотоаппаратом и вслед за всеми остальными двинулся вслед за лже-Путиным внутрь школы. Я заметил, как тому зачем-то передали авоську, в которой школьники обычно носят сменную обувь, и чьи тесемки обожают закручивать, ударяя о ноги, а потом опять раскручивать.
Душное, полутемное Фойе. Путин зачем-то углубился в гардероб. Вокруг сутолока, ничего не видно. Вдруг окрыленной Путин выскакивает из раздевалки, подходит к двум здоровенным детинам, закрывающим путь по коридору к учебному корпусу, предъявляет им пакет, поднимает ногу, чтобы показать подошву, и его с легким похлопыванием по спине пропускают. Я было, сунулся вслед за ним и некоторыми официальными лицами, но бугаи отрезвили меня: без сменки не пустим. Что за идиотизм! Я в отчаянии кинулся в раздевалку: школьники раскидали по полу свои манатки и с гамом переобувались. Почти все журналисты также обескуражено глядели на крепкий заслон из двух бугаев.
Встреча Путина со школьниками и учителями окажется наполовину за кадром. Но ладно – пропадать, так полностью.
Я, совершенно отчаявшись, подбежал к обувающемуся мальчишке и спросил: "Эй, слышь, Путин не тот что ли? На себя не похож? Вообще другой дядька, тебе не кажется!?" – и то ли его испугали мои сумасшедшие глаза, то ли еще что-то, но он надулся и пробурчал себе под нос: "Я его ни разу не видел. Телека у нас дома нет…" Понятно все с вами. Сами мы не местные, наша хата с краю. Впрочем, это многое объясняет. Пока какое-то подставное лицо, заместитель, встречается с населением, сам Владимир Владимирович купается себе где-нибудь в Сочи, отдыхает. Благо лето теплое выдалось!
Когда я приеду в Москву, с меня не потребуют сделанных мной фотографий, только попросят перепечатать программу пребывания и отпустят с миром. А на следующий день газеты выйдут с однотипными фотографиями: "Путин встречается с детьми, с учителями", "Путин смотрит КВН". Хотя, если так подумать, кому какое дело, что Путин куда-то приехал. Жить от этого легче никому не станет, как ни крути, как ни выдумывай.
Я вышел из школы и опять уселся на ступеньки. Поташнивало, курить не хотелось. Я вдруг явственно представил себе: сижу я так на ступеньках, час сижу, два. И тут выбегает "Путин" (ему уже к мэру пора ехать), его ноги ступают прямо вот тут, рядом со мной, а я хватаю его за штанину, "Путин" падает и из него, как из сломанной механической куклы, сыплются всякие пружинки, шестеренки, болтики. Я сломал игрушку под названьем "подставной президент". Меня тут же скручивают бугаи проверяющие сменку (это теперь называется школьным дежурным?) и телохранители президента. Один из них стреляет мне в голову. Я падаю и умираю. А над моим трупом измываются злые дети.
Я усмехнулся и стал тупо пялиться в оплеванные ступеньки, на которых валялась шелуха от слузганных семечек. Даже не потрудились подмести…. Лентяи.
Козырек, угодливо нависший над ступеньками, самоотверженно защищал меня от кошмарного зноя, давящего на все живое потовыжимательным прессом. Хотелось пить – рот был обезвожен, и я с трудом выдавил из-под языка еще капельку слюны. Сглотнул – горло пересохло будто Аральское море. Но, честно говоря, хотелось не просто пить, а напиться – утолить горечь текущих событий, куда более страшных в своей непонятности и абсурдности, нежели безветренный воздух.
Наконец, мое терпение радикально лопнуло – я оторвался от ступенек и, чуток покачиваясь (ноги затекли и казались истыканными множеством иголок), двинулся к палатке, где давеча купил сигареты. Но чуть только я вспомнил про курево, мне подурнело. Курить в такое пекло подобно самоубийству. Один лишь мираж в виде пресловутой холодной бутылки пива не давал мне упасть ничком на раскаленный асфальт.
Изрядно попотев, я добрался таки до заветной палатки. Продавщица неприветливо взглянула на меня из своей амбразуры. "Пиво только теплое". А что-нибудь холодное у вас есть? "Кока-кола, спрайт, фанта". Делать нечего – я выкинул из бумажника пятнадцать рублей и жадно схватился за наполненную чем-то коричневым бутылку, по которой стекали крохотные ледышки. Как в рекламе! Я не без труда откупорил крышку и стал пить из горла, о чем потом пожалел – пересохшее горло явно не ожидало такого поворота событий и направило кока-колу не туда куда надо. Я закашлялся и нечаянно пролил часть содержимого на землю. Не беда – осталось еще много, жажду утолить сумею! Липкая вязкая газировка растекалась арктическими морями по моему чреву.
Я вернулся под опеку козырька школы и стал ждать. Вокруг сновали мои коллеги так не вовремя забывшие сменку. Хоть не я один такой. Всегда спокойней, когда не в одиночестве оказываешься в паршивой ситуации, а с кем-то еще. Впрочем, делиться с кем-то своим возмущением не хотелось. Поступай так, как хотел, чтоб относились к тебе. Я поступил согласно этому правилу, ибо в такую парилку с кем-то спорить я, мягко говоря, не желал. А посему спокойно плевал себе под ноги, пытаясь соединить своими плевками те, что были до меня. А еще отмахивался от докучливых мух.
Потом я просматривал эсэмэски, еще раз поморщился при виде, непонятно каким образом пришедшем, сообщении от Юльки. Развратница, потаскуха…. А ведь раньше отличницей была. И даже на оборону Дома Советов в октябре 1993 ходила. Чего-то там защищала. Вот куда докатилась. Ну и черт с ней. Я включил "сапера" и стал методично убивать время и мины.

V

Безусловно, для меня тогда время текло чудовищно медленно. Но затем, вспоминая те события, часы до прибытия лже-президента в ДК мне кажутся пролетевшими в одно мгновенье. Но только из-за того, что они не были заполнены сколько-нибудь значимыми событиями. По той же причине, старикам на пенсии с их однообразным, монотонным распорядком дня и кажется, что годы их под конец жизни проходят быстрее.
"Путин" из школы отправился к мэру, а я, сделав несколько снимков, поплелся к ДК. Там проторчал еще часа. Битый час убитого времени. Говорил отец в детстве – не убивай время! Оно еще пригодится. Убьешь – потом жалеть будешь. Но где остались те заветы? Бестолково просочились бисером сквозь пальцы школьные годы. Пионером я был, а вот комсомольцем быть уже опоздал. Особо, впрочем, и не жалею об этом. Поступил на журфак МГУ. Был одним из любимейших студентов декана Засурского, за то что уважал Хаббарда. Закончил. Работал там-то, там-то и там-то. Пустая жизнь пустого журналистишки. Деньги, правда, никогда не переводились. В Москве осталась поддержанная Тойота и неплохая, благоустроенная квартира – хорошо поставленные силки для какой-нибудь красивой пташки. Но я пока жил в свое удовольствие и у меня даже желания не было остепениться – экая глупость. Свобода превыше всего! Хотя и смысла этой эфемерной свободы я не сознавал.
Как от нечистоплотного образа жизни на коже порою появляются грибки и карбункулы, так и от банального невежества и бестолковщины, иногда сходят с рельсов поезда и погребают под собой несчастных людей. Меня как-то спросили: а ты бы смог убить человека? Я ответил: нет. Посему я в жизни всегда был очень осмотрителен, как по отношению к себе, так и к окружающим. Даже если что-то случилось и хотелось послать всех к черту, отвернуться к окну и забыться, я все равно уступал место старухе в автобусе. Даже получив выговор от шефа, я, несмотря ни на что, вежливо с ним прощался. Даже поставив себя, пускай, мысленно, в противовес всему мироустройству, все равно остаешься одним из его винтиков. Однако в силу какой-то внутренней щедрости и, возможно, тщеславия, хочется быть, по крайней мере, хотя бы одним из лучших и блестящих винтиков в этой системе…. Так я думал когда был молод.
А к тридцати годам я, наконец, понял, что ничего из себя не представляю. Достаточно тверд в своих убеждениях, но не достаточно тверд, чтобы их защищать. Узкий кругозор, да и того узкого еле хватает для отгадывания стандартных кроссвордов. Найду, в конце концов, какую-нибудь дурочку, которая будет путать "замужем" и "жената" и заживу с ней мирно и счастливо. И никто обо мне и не вспомнит. Даже собственные дети.

Вот с такими гнетущими мыслями я поджидал фальшивого президента у Дома Культуры. К счастью, за полчаса до начала КВН журналистов и простых смертных начали запускать внутрь. Пришлось заплатить двадцать рублей за вход, выстояв вялотекущую очередь в узенькое окошечко кассы. Просторное фойе: виселицы пустующего гардероба, просиженные пуфики с ложечками на пластмассовых цепях как в обувных магазинах. Я уж было испугался, что и тут требуется сменная обувь, но билетерша ничего не возразила: надорвала контроль на билетике и пустила внутрь. К залу вела светлая галерея: высокие окна с пыльными белыми шторами, напротив – бюсты всевозможных лукичей и фомичей. Глаз настырно требовал навешенных под потолком лозунгов, но кроме паутины ничего не находил. Я проникнул в зал.
Право же не ожидал – зал оказался настолько огромен, что сцену я решительно не видел. А народу было предостаточно – все лихорадочно толкались и занимали ряды. Я долго протискивался к сцене, но, казалось, еще даже не вошел в партер. Неистовые группы поддержки устанавливали свои транспаранты прямо на узеньком проходе. Я матерился и про себя недоумевал, откуда в таком маленьком городке столько фанатов КВН? Если это приезжие, то все какие-то незнакомые – на вокзале я их не видел. Если местные, то они что, получается, прямо в зале ночуют?
Итак, с отдавленными ногами я добрел до сцены. Расположился слева от сцены. Журналистская братия вокруг меня не интересовала, и я стал рассматривать стыдливо оголяющиеся кулисы. С беленого потолка пялились мощные прожекторы, с занавеса улыбался макроцефальный попугай с задорным хохолком – извечный талисман КВНщиков.
Зал гудел, будто рой шершней. Вряд ли в этом шуме различалось недовольство. Скорее деловое раскачивание настраивающегося оркестра.
Я решил повнимательней рассмотреть публику: обычное провинциальное болото, даже красивых девушек нет. Хотя вон та - через пять рядов очень даже ничего. Миловидная брюнеточка, в меру накрашенная… я разинул рот – Юлька! Черт бы ее побрал! И Гришка тут! О Господи! Я отвернулся и стал энергично выжимать из себя мысли: с какой стати они тут!? Хотя с другой стороны, кто им запрещает…. Я обернулся еще раз – Юлька была в роскошном вечернем платье, ожерелье на ее груди слепило даже на расстоянии. Я перевел взгляд на Гришку: но можно ли Гришкой было обозвать такого респектабельного человека в элегантном синем костюме и белоснежной сорочке? Это уже не Гришка какой-нибудь, а полноценный господин Лосев. Из памяти вновь вылезли неуютные воспоминания о той занюханной квартирке, лоснящемся халате Юльки и грязных лохмотьях Гришки. И об экстазе в беседке. Когда же я, наконец, свалю из этого сумасшедшего дома – подумал я. И вдруг бурные аплодисменты отвлекли меня: на сцену поднялся вечно улыбчивый и не увядающий Масляков – бессменный кэвээновский ведущий. Он, признаться, всегда бесил меня своей смазливой физиономией и безупречным соответствием внешности и фамилии. Я для порядка щелкнул фотоаппаратом. И стал ждать пока на сцену наконец выйдет президент, точнее его заменитель, но Масляков все тянул паузу, чего-то пережевывал своим лукавым, до отвращения комсомольским голосом. Оператор с камерой на треножнике, стоящий рядом со мной тихо выматерился, вроде, когда же ты, сволочь уйдешь. И вот он приглашает на сцену Путина. Я уже скривил губы в ухмылке – выйдет вам Путин. Сейчас! Размечтались!
Весь зал уставился в сторону правых кулис, откуда, судя по направлению взгляда Маслякова, должен был выйти "президент". Я приготовился к разочарованному вздоху публики, но… вышел Путин настоящий!!! Прилизанные волосы, овечьи глаза, дежурная улыбка. Что за чертовщина! Зал разразился овациями. Куда же тогда делся тот, неправильный Путин!? Или то мне все привиделось? И тут я понял, что забылся и стал ожесточенно щелкать фотоаппаратом. Казалось, каждый шаг президента, не "лже-", а просто президента оказался запечатленным на фотопленку. Путин пожал руку Маслякову, встал к соседнему микрофону, поправил его. Я вспышкой поймал его глуповатую улыбку, когда он, мучительно вспоминая, что же все-таки хотел сказать, издал протяжное "эээ…". Наконец, начал речь: "Уважаемые веселые и находчивые. И все те кто решил присоединиться к ним сегодня в этом зале эээ…" Я боковым зрением заметил, как мимо столиков жюри кто-то несся, сметая всех на своем пути. "…ряд приветствовать вас сегодня в этом пышном зале. Мне поручено господином Масляковым особая честь…" Я сфотографировал еще раз Путина и решил посмотреть, что же все таки происходит – какой-то человек пробился к сцене, размахнулся… "открыть новый сезон клуба веселых и находчи…" граната блеснула в лучах прожекторов "..вых…"
Раздался взрыв.
Меня чуть не сшибло с ног.
Камера, что стояла рядом, сорвалась с треножника.
Волна протяжных вздохов прокатилась по залу.
Сцену заволокло дымом. Раздались крики.
Кто-то кинулся к тому месту, где только что стоял президент. Кто-то - к тому, кто удачно кинул гранату. Его моментально скрутили огромные жлобы в серых пиджаках, я успел разглядеть его лицо… Тоха Колобков.
На сцене лежали кровавые ошметки. Я, стиснув зубы, фотографировал.
Зал заметался. На сцену выбежали какие-то люди. А где убийца? Вон Тоха – его бьют по лицу ботинками. Я поспешил поближе. Но замер в нерешительности, так как увидел… Новикову – она бежала к Тохе, выдергивая на ходу чеку из гранаты.
Я кинулся назад, поскользнулся на чьем-то галстуке и обрушился на землю. Фотоаппарат вылетел из моих рук и полетел куда-то в сторону. Я успел прикрыть голову рукой….
Раздался второй взрыв.
Я вскочил, кинулся к своему "Никону", еле ухватился за толстый объектив и кинулся бежать к выходу вместе с такой же безумной как и я толпой. Я чувствовал, что на кого-то наступаю. Что-то живое, но затоптанное ворочалось под ногами. У меня не оставалось никаких мыслей и страхов, кроме одного: как бы не упасть, как бы не попасться под безумные каблуки, как бы не упасть, как бы не упасть.
И тут меня кто-то поймал за шиворот и резко дернул в сторону. Я больно ударился головой о ручку кресла и еле удержал в руках фотокамеру. Я быстро пришел в себя, и первое что перед собой увидел – взволнованное и


проголосовавшие

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

комментарии к тексту:

Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Братья с лорца

лимерики
Апология пизды
Удмурдский эпос о батыре Елдетее
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.026259 секунд