Нет двух разных светил, тех, что одно мы зовём Солнцем, а другое Луной. Нет тех двух разных звёзд, планет, что уступают место на небосклоне по истечении земных 12 часов. Нет той смены правителей, где одно повелитель дня, дающего нам свет и тепло, а другая – королева царства миллиона звёзд, игривых комет, покровителя всевозможных чудес в ночном мраке.
Разве не было у вас такого, что ясным днём, когда солнце дарит своё тепло прибрежному песку, в его лучиках резвится какая-нибудь малышка, росинка на листе переливается всеми цветами радуги, когда всё вроде бы должно быть согрето солнечным дыханьем, вам вдруг становится не по себе, берёт озноб, колотит всего лишь из-за пары недружелюбных глаз, недоброго слова, испорченного настроения. Холодно. Солнечное тепло уже не может согреть то, что остыло. То, что не смотрит на небо, уткнувшись тупым безрадостным взглядом в серую землю, на которую вот-вот сорвётся слеза, или устремятся ввысь протяжные ноты воя, подобного волчьей песне по ночной краске. А сколько таких глаз, остывших угольков или льдинок, что встречаем мы в толпе, которые никогда не были и не будут согреты, которые сами только и несут холод. Сколько их миллионов, на которых тратит свою энергию красно-жёлтое светило? Даже по законам физики тело отдаёт другому телу тепло, достигая одинаковой с ним температуры. И что? Что происходит? Оно остывает, остывает от нашего холода. Весь день оно вливало в нашу жизнь чуть больше света, тепла, радости, улыбок, а где нашло отражение своей заботы?… На Земле, в зеркалах отвержения, в зеркалах обмораживающих глаз. Не выдерживает оно, ломается, гаснет. И появляется на небосклоне к концу дня, на исходе, на границе света и тьмы… нет не Луна… это мы так привыкли её называть тот шарик, меняющий свои очертания от месяца до полного желтоватого остывшего блина Солнца, с многочисленными пятнышками-кратерами. А если приглядеться, то вовсе это и не кратеры или моря, как их называют. Присмотритесь, наверняка, замечали в них что-то вроде образа, печальной гримасы. Этакое личико грусти на высоте многих километров. А сравните его с ликами, что изображают на иконах. Не замечаете некоторого сходства? То же страдание, боль, печаль… те же черты. Нет, это не Луна, это за день остывшее, охолодевшее от нас Солнце. Потратившее свой жар на нас, утратившее надежду в то, что нам ещё можно помочь. Это оно, ночью, жёлто-холодным пледом бродит по долгой орбите своей души, быть может, изредка вспоминая кого-то из нас. Какую-ту из наших душ, что, быть может, приняла тепло и отдала частичку своего, а быть может, и стала той из миллиона, что ввергает его каждую ночь в апатические копания внутри себя под отблески соседок-звёзд. Но подходит время рассвета, и оно снова должно надевать маску радости и благополучия, желания дарить людям тепло. Приятно ему это или нет, но так уж устроено. Лишь изредка, когда Солнцу совсем невмоготу, находит оно спасенье в укрытиях туч и облаков, прячется в них, когда время маски ещё не подошло. Иногда в их объятиях оно плачет или злится, что мы видим дождём, громом, молниями. Но бывает и так, что людского равнодушия и мороза было столько, что уж и слёзы не могут быть сами собой – и падает на наши головы снег. Может быть, не создай Бог всё именно так, как есть, ушло бы оно однажды, обагрив горизонты алым закатом, оставив следы кровоподтёков и размытые слёзы. Ушло бы в никуда. И больше никогда не встало над нами. Ни Солнцем, ни Луной, ничем. Оставило нас наедине со своими дождями и снегом, со своим льдом… |
проголосовавшие
комментарии к тексту:
