Литература

Говорить о первичном расслоении Малыша – утомительно и банально. Одинокий галлюцинирующий мальчик уже ни чем и никого не потрясёт в этом безумном мире. Навязчивый бредовый образ, созданный его воображением, тоже в свою очередь ничем не может удивить нас. Посредственный синтез хоббита и вентилятора… со странным именем Карлсон. Собственно только это имя и достойно каких то новых осмыслений с нашей стороны. Но не глубоких. Не обильных. Так, лишь наметить пару ассоциаций: со спящих Марксом и новой интерпретацией знаменитой скороговорки. Ну Маркс и Маркс. Ну спит. Ну видит вселенскую победу коммунизма… Not interestingly. Далее скороговорка. Получается, что Карл не украл кораллы, а увидел сон, будто он их украл… Что это нам даёт? Посмертная реабилитация Карла? А какого собственно Карла? Может снова Маркса? Если так – то здесь можно выявить любопытную параллель. Ведь что такое скороговорка? Это по сути закольцованная на себе фраза, как бы изобретённая первыми неопытными логопедами. Я говорю «как бы», потому что это не факт. Если быть честным, то я никогда до сегодняшнего дня не интересовался историей происхождения скороговорок…видимо совершенно напрасно. Но да ладно. Итак, непонятно кем изобретённая для бесконечного повторения фраза «Карл у Клары украл кораллы» приобретает новый пугающий смысл. Получается – есть существо Карл и есть существо Клара, и есть кораллы, которые Карл хотел бы украсть, но не смог, и теперь такая возможность ему только снится. А так как существо Карл, на деле ещё и существо Маркс, которому снится вселенская победа коммунизма, следовательно, кораллы – это наши с вами жизни или души, которые, если бы их украл Карл, купались бы в бесконечном утопическом счастье всеобщего коммунизма, но так как у Карла не получилось, эти так называемые кораллы находятся в распоряжении Клары, и мы с вами имеем то, что мы с вами имеем... То есть Клара имеет нас. Клара. Клара… Всплывают в мозгу лишь какие то крохотные обрывки из читанных в детстве Упанишад. Что то о том, что мы живём в тёмные времена богини Кали. Что то про Кали-югу… Но это явно не то.

Чёткий сумрачный образ терроризирует моё воображение. Я вижу её. Я вижу Клару. Она сходит с празднично убранной сцены. Её провожают долгие, похожие в своём едином порыве на шум гигантской работающей в зимней ночи ТЭЦ, аплодисменты. В её ушах эхо их хохота. – В этой фразе пять хэ, - говорит она мне. Мне по хую, что она говорит. Это мой текст. Она идёт в свою уборную. Там она смывает грим и я вижу её молочно-белое морщинистое лицо. Она вынимает линзы из глаз и я вижу расплавленный свинец. Это очень страшно, но в то же время красиво. Она снимает с шеи коралловый ключик и идёт к холсту с изображением смотрящего в зеркало Малыша. Его отражение – Фрекен Бок. Она проходит мимо. Она идёт к следующему холсту с изображением Малыша смотрящего в воду. В ряби воды отражаются два лица. Это Филле и Рулле. Она вновь проходит мимо. Последний холст. Малыш на берегу моря. Из бушующих волн выходят тридцать три Карлсона. Малыш очень печален. Клара срывает этот пугающий рисунок. За ним коралловая дверь. Клара открывает коралловую дверь коралловым ключиком. Я вижу маленькую комнату. На блестящем полу стоит довоенный граммофон. Из раструба, сквозь треск помех доносится: «Карл у Клары украл кккКарл у Клары украл кккКарл у Клары украл кккКарл у Клары украл ккк…». Отвратительный женский голос записанный на испорченную пластинку принадлежит ей. Кларе. Клара ухмыляется обнажая большие серые зубы. И закрывает коралловую дверь перед моим носом. Доносится скрип поворачиваемого кораллового ключика. Я в смятении. Я смотрю на афишу. Там изображена она в так полюбившемся всем образе тёти Сони. Соня. Карлсон… Хочется спать.

Но вернёмся к Малышу. Как я уже сказал – Карлсон это не удивительно. Единственный ребёнок в постоянном обществе посредственных родителей. Карлсон – это естественно. Когда Малышу покупают наконец долгожданного щенка, Карлсон исчезает из его жизни. Малышу становится не нужен этот убогий гном, для воплощения в нашу реальность поселённый на крыше и снабжённый встроенным непонятно куда и как пропеллером. Малышу это даже не интересно. Его Я отметает свои же вопросы откровенно слабым, путанным объяснением галлюцинаторного Карлсона о каком то невероятном инженере папе… Понятно, что Малыш выслушал в детстве свою долю похождений Буратино. Итак, появился щенок – испарился Карлсон. Но неуёмный мозг Малыша этим событием удовлетворился лишь в начале. Щенок оказался не тем компаньоном… И действительно, попробуйте заменить Тайлера Дердена псом Барбосом из фильма Самогонщики. Малыш бессознательно идёт на хитрость. Из ниоткуда появляется Фрекен Бок, со своими плюшками. Которая закрывает и всячески унижает Малыша, за что получает прозвище Домомучительница. Следом, само собой, является из какой то, по его словам, деревни и Карлсон. Он вступает в безудержное противостояние с Домомучительницей. В конце концов побеждает дружба... Смерть наверное можно назвать и так…

Я не пытаюсь снова долдонить вам об известных всем фактах. Само собой все понимают, что Фрекен Бок очередная галлюцинация съедаемого чудовищной опухолью мозга Малыша. Как и его родители, как и его щенок, как и эти невероятные Филле с Рулле… Но нет. Здесь вы неправы. Дело в том, что Фрекен Бок – это уже галлюцинация Карлсона. То есть галлюцинация галлюцинации… Но самое пугающее то, что все остальные персонажи, так или иначе всплывающие в этом романе – галлюцинации Фрекен Бок, работавшей под псевдонимом Астрид Линдгрен.

А вы говорите кораллы…