Литература

Мы не были хорошо знакомы с ней. Я знал лишь, что она встречается с одним из моих университетских приятелей. Пару раз пересекались на студенческих мероприятиях, без особого проявления заинтересованности к персонам друг друга. Однажды, я все-таки машинально обратил внимание на часть ее тела, которую она, случайно или умышленно, а скорее, именно умышленно, предоставила всеобщему обозрению (все эти женские уловки настолько очевидны, что вызывают улыбку). Площадь ее одеяния была чересчур минимизирована, и поэтому экспонировала на плоскости живота живописный пупок. В этом плане я, конечно, не эстет, скорее, эксперт, поскольку для меня женский пупок, что для криминолога отпечатки пальцев, более того, вся красота женщины в моем понимании, во многом определяется привлекательностью ее пупка. Используя собственную шкалу красоты этой детали женского тела, я оценил ее пупок как изысканный, что соответствует 7 по 10-бальной системе. Выше только шедевральный, космический и вселенский. В принципе, я это к тому, что только профессиональный интерес заставил меня обратить на нее внимание.

В этот же раз я встретил ее, скучающую в институтском кафе, пьющей кофе и делающей пометки в тексте какого-то англоязычного издания. Я поприветствовал ее кивком головы и прошел за параллельный столик. После того, как присел, подошла она, спросила: не помешает ли?. Я был не против. Она перенесла свой кофе и села напротив. Завела разговор о невозможности сконцентрироваться на учебе, когда на улице май. Мы обменялись мнениями по этому поводу, я допил свой кофе и дал понять, что собираюсь идти домой, на что она неадекватно заявила: "Пойдем вместе. Мне тоже уже пора". Мне просто пришлось принять это как должное. Направляясь к метро, я поинтересовался, где и как Степан (так звали ее пацанчика - по совместительству моего приятеля). Из ее ответа явствовало, что Степан направился по заданию альма-матер в Бельгию, якобы для участия в форуме по проблемам унификации финансовых инструментов в ЕС. В ее комментарии по этому поводу я уловил некий момент сомнения: "Но ты скажи мне, Захар, какая в жопу унификация, когда он специализируется в Ближневосточном урегулировании". Это также давало понять, что в их отношениях присутствует недоверие. Мы шли не торопясь, погода была замечательна, Солнце клонилось к горизонту, что сразу внесло романтические коррективы в наш променад. Не отдавая себе отчет, и как это часто бывает, не задумываясь о возможных последствиях, я предложил ей употребить алкоголь. Мы взяли "Баккарди" с ромом в алюминиевых банках и устроились на придорожной скамейке. Грех было замыкаться в пространстве дешевых забегаловок - май располагал к open air. Выпитый "Баккарди" возымел эффект, она обмякла, распустила бархат своих волос, глубина глаз стала еще более непрозрачной и далекой. Я представил, как вожу головкой члена вокруг ее пупка, пытаясь внедрить в него весь побагровевший болт без остатка. Говорю: "поедем ко мне в гости", она безропотно соглашается. Беру машину (о метро не может быть и речи - важна только жажда бартолинового сока). Мчимся по сумеречной Москау, мы оба на заднем сиденье потрепанной "Волги". Она, немного заплетающимся языком интересуется: "Мы будем заниматься любовью?" с акцентом не на "заниматься любовью", а на "мы будем". Ответ ее явно не устроил - "Нет, Солнце, мы будем жестоко трахаться, совокупляться, сношаться, но только не заниматься любовью". Она попыталась, что-то возразить по этому поводу, но не успела - своими губами я закрыл ей рот, проникая языком к ее деснам. Рука автоматически вторглась под юбку. Пальпация спровоцировала функцию бартолиновых желез. Белье пропиталось густой влагой. Прервав оральный контакт, но продолжая мануальные манипуляции, я продолжил свой опус: "Любовь, Звезда моя, это одно из малого количества чувств, данных нам Всевышним, не для того чтобы им занимались. Заниматься можно аэробикой, поливанием цветов по утрам, коллекционированием средств личной гигиены (в этот момент я вынул свой указательный палец из ее промежности, прислонил к своим ноздрям и, убедившись в относительной санитарии, погрузил его обратно). Любовь же - это наваждение, его можно только испытывать, но никак не заниматься. Никогда не будь спекулянтом чувств...". Полет моей мысли на этот раз уже прервали ее губы. Она настолько глубоко проникла своим языком в мой рот, что я даже стал опасаться за свое здоровье и вспомнил лекции курса судебной медицины, в частности, раздел "механическая асперацияи". Ее стремительность в этом вопросе тронула мои низменные физиологические инстинкты - я почувствовал прилив бурой жидкости в свой рудимент. Наши сладострастия невежливо прервал извозчик - "Приехали". Расплатившись и приведя себя в минимальный порядок, истекая соками и слюной, мы вышли из авто. По мобильному набрал друга.

- Серег, выручай: срочно нужна квартира на ночь. Я не один.

- Снова ты за свое - услышал я на том конце провода (если это выражение допустимо для мобильной связи).

- Ну ты должен меня понять, Серега. Ты же реальный пацан.

- Ладно. Сейчас спущусь.

Минуты через 4 он появился с ключами.

- Я вас сам отвезу.

- Братан, я всегда был в тебе уверен.

- Квартира от деда досталась, царствие ему небесное, скоро сам туда перееду.

- Когда ключи можно вернуть?

- Завтра до 11 утра сам занесешь.

- ОК.

По дороге мы взяли еще "Баккарди" и наконец-то остались наедине с Машей (звали ее именно так). Снова выпив, я возобновил ласки, попутно освобождая от оков одеяния ее тело, как оказалось, ничем не уступающее по совершенству Венере Милосской, даже наооборот, имевшее ряд преимуществ перед ней, в частности, целые руки и способность реагировать на прикосновения. Найдя кровать, что пришлось сделать наощупь (свет зажигать в этот момент было бы кощунством), я на руках перенес ее в ложе. Положил ее на спину и стал лизать ее колени, ладонью гладя аккуратный лобок. Еще немного пропеттинговав (не буду вдаваться в физиологические подробности кунилинга), я решил присунуть. В этот момент она чуть приостановила меня своей рукой. Я подумал: "Блин, не дай Бог, она сейчас скажет, что целка". К счастью, этого не произошло, она всего лишь пожелала сменить позу, толкнув меня на кровать, села на моего дракона. Меня порадовал темп ее фрикций, но, с другой стороны, я подумал, что мгновенно эякулировать в первый раз не стоит. Спустя некоторое время по выражению ее лица понял, что она близка к космосу и попытался подстроиться в этом плане к ее ритму. Она закрыла глаза и, наоборот, открыла рот (интересно, почему все дамы закрывают глаза в самый ответственный момент). Двухсекундный интервал не стал препятствием для синхронности наших оргазмов. Ее стоны и всхлипывания напомнили брачную песню самки кергеленского лемура. Космос колол мозг вспышками комет. Вернувшись в реальность, я застал ее с моим, уже вялым и неупругим, у себя за щекой. Я произнес свою дежурную фразу, которую говорю всем женщинам в такие моменты: "Моя прелесть, я хотел бы жить у тебя в сердце, умереть у тебя на груди и быть похороненным на глубине твоих глаз". Она растрогалась и шепотом молвила: "Нет. Все-таки мы занимались любовью". По совету Макиавелли я не стал разрушать ее эмоций. В течение ночи мы совершили еще 4 акта.

На следующее утро, я отправил ее домой, посадив на такси. Когда заносил ключи Сереге, сообразил, что не взял Машиных координат, хотя и не сильно этому расстроился, т.к. узнать их можно в институте. Так прошел вечер одного майского четверга моего бытия.

П.С.

Принимая ключи, Серега спросил:

- Слушай, Захар, вы случайно не на кровати трахались?

- А что?

- Да мне просто сегодня всю ночь дед покойный снился, который квартиру-то мне завещал. Сплю и вижу его, а он говорит: Сережа, подвинься, дай-ка деду прилечь, мою кровать заняли.

- Пииздетс - только и молвил я.

- Деду-то и девяти дней еще нет. Душа, поди, и не отлетела еще. А умирал то он в муках, все лежит на кровати, ворочается. Ногтями судорожно по матрацу скребет. Хороший был дед, душевный, войну всю прошел.

- Ебать - других слов у меня не нашлось.

Прошла почти неделя, в учебе я как-то и позабыл эту историю. Машу в институте не встречал. Вспомнив о ней, узнал у подруг телефон. Позвонил. Ответила мать:

- Маша больна.

- Я могу с ней поговорить?

- Она в больнице.

- Что с ней.

- Ей очень хуево - без реприз заявила мама.

- Я могу ее навестить?

- Да, было бы кстати. Ей нужно вернуться в реальность. А кто Вы?

- Меня зовут Захар. Я ее сокурсник, хотел передать материалы для ее дипломной работы.

- Какая нахуй работа. Ей пиздец походу. И надолго, - мама явно была не трезва.

Через час я был в больнице, вернее, это была даже не больница, а как я понял из мраморной таблички на входе, что сразу меня немного покоробило, я приехал в "Институт психиатрии РАМН". Побеседовать с ней мне не разрешили, позволив лишь взглянуть на монитор камеры, установленной в ее палате. Она сидела на коленях, забившись в самом углу. Лицо было чрезвычайно бледно, искусанные до крови губы что-то монотонно произносили (напоминало это чтение заклинания), ногти на многих пальцах изломаны до корней. Направленность взгляда отсутствовала. Сами глаза были настолько красны, что, казалось, помимо постоянной бессонницы, она, не переставая, плакала всю эту неделю.

- Что с ней, доктор?

- Ей сейчас тяжело. Мы столкнулись с не совсем изученным феноменом ретроспективного замещения личности, осложненного абсессивной ригидностью мотивов сексуального характера в действиях больной. Как следствие - целый букет фобий: белонофобия, гамартофобия, гедонофобия. Да вдобавок еще и Синдром Экбома. Словом, налицо аллопсихоз Вернике.

- Она разговаривает?

- Я бы не назвал это именно так. Она сообщает нам несвязанные отрывки своих снов. В общем, вербигерация. Вы бы сказали об этом - бред. Она говорит, что боится спать, ибо во сне к ней является какой-то старый седой мужчина, изъеденный трупной микрофлорой, и жестоко насилует через анальное отверстие, при этом он наставляет ее, что необходимо заниматься, простите, сексом, а не любовью. Что самое поразительное, после ее снов, мы каждый раз обнаруживаем свежие соматические повреждения ее сфинктера.

- Когда ей станет лучше?

- Боюсь, молодой человек, прогнозы не оптимистичны.