Литература

Рюхэй возвращался в дом своей новой жены. Он только что был у даймё на празднике первой зелени. Когда церемония окончилась, стало веселее, даймё был большим знатоком старинной и новой японской поэзии, да и китайской – тоже. Они вспоминали танка из Син-Кокинвакасю, Ода Мацухито играл на флейте; все присутствующие уже не стесняясь пили белое саке и закусывали его моллюсками. Под конец принялись сочинять стихотворения-цепочки и обсуждать новые рассказы какого-то бывшего купца, который теперь стал монахом. Жизнь была прекрасна, есть чему позавидовать – столько ронинов шатается без дела, проживая последнее имущество, а он в милости у даймё и получает солидное годовое содержание. Жена – красавица, дочь двоюродного брата его господина. Ее отец отдал им одну из своих усадеб – с дивным садом, там были лучшие сливовые деревья в Эдо и на редкость красивый источник, переливавшийся по камням, специально привезенным с гор. Правда, в этом родстве были и дурные стороны – развлечения ему теперь недоступны, даже наложницу он себе позволить не может, жена – любимица отца. Она не гнушается бранить служанок и нанимает самых уродливых, чтобы мужу неповадно было. По утрам долго моется умеренно нагретой водой – у нее слабое сердце. Потом ей расчесывают длинные блестящие волосы (они так долго сохнут!), умащают ароматным маслом. Она может себе позволить делать прическу каждый день и вместо твердого валика ночью кладет под голову свернутое девичье офурисодэ, чтобы было мягко спать. Она капризна и вспыльчива, постоянно ревнует, хоть он и не давал ей повода ни разу за год их совместной жизни. Не раз говорила, что хочет быть с ним везде, ей тесно в этих покоях. Взглянуть бы, как живут простые люди… И эти, как их называют? Ойран, про которых нынче пишут столько повестей, эти падшие женщины. Говорят, они тоже образованны и прелестно играют на кото и бива. Жена весь день мечтает и рисует картины на шелке, пытается изобразить движение, ветер, горный поток. А сама видела горы только на картинках.

Челядь Рюхэя перепила, дожидаясь господина, да и объедков им перепало довольно много. Слуги, которые должны были нести паланкин, еле держались на ногах. Еще уронят. Он прогнал их домой, пообещав дать расчет в ближайшее время.

Сам он тоже был навеселе, в животе урчало, тяжелая парадная одежда с гербами тянула вниз. Ноги путались в церемониальных хакама, меч он отдал при входе, а после во всеобщей неразберихе не нашел. Пояс давил и стягивал, Рюхэй ослабил завязки и решительно пошел пешком по тщательно выметенной улице. Остальные еле поспевали за ним. К горлу подкатывала тошнота, и он освободил желудок, держась за чью-то деревянную ограду. Кто-то нетвердой рукой протянул ему два листа ханагами, чтобы вытереть рот. В голове промелькнуло, что его могут заметить в таком неподобающем виде, слухи дойдут до тестя. Он неожиданно поскользнулся и упал ладонями в мягкую грязь. Главное – не испачкал хаори. Его подняли и снова оттерли клочком ханагами.

Кишечник еще раз напомнил о себе, на этот раз – острой резью. Самурай схватился за живот – отпустило. Пошли дальше. На улице было слишком людно, да и он был еще не настолько пьян, чтобы пренебрегать приличиями. Дальше – больше, живот заболел так, что его затрясло. Скорей бы добраться до дому! Он прислонился к столбу чьих-то ворот и послал своих людей за наемным паланкином. Не очень роскошно – зато быстро. Новые колики согнули его пополам. За оградой рос небольшой садик, в доме не было видно света. Не иначе, как здесь живет небогатый самурай. Ушел, наверное, на такую же церемонию. Все перепуталось в голове, не вспомнить, чей это дом. Где же эти уродливые барсуки с этим проклятым паланкином?

А что если? Нет, лучше не стоит. Хорош он будет, если присядет на улице или в чужом саду, как какой-нибудь нищий. Хотя выбор небольшой – или облегчиться прямо здесь, или испачкать хакама, что было бы совсем позорно.

Он собрался с духом и на всякий случай крикнул:

— Эй, есть кто-нибудь в доме?

Ворота не были заперты, Рюхэй нерешительно тронул одну из створок, и она отворилась с противным скрипом. Тут он увидел на дорожке прямо перед воротами женщину в простой одежде. Она стояла перед ним в темноте и вопросительно смотрела на подгулявшего господина. Женщина была еще очень молода, но по узким рукавам он тут же догадался, что она замужем.

— Мне очень неловко вас беспокоить, — пробормотал несчастный. – Могу ли я воспользоваться вашим… Вы понимаете… Я много выпил сегодня, такой день.

— Конечно, улыбнулась женщина. — Подождите, я принесу фонарь.

Рюхэя снова вырвало, на этот раз желчью. Женщина вернулась с фонарем, и он про себя отметил, что у нее привлекательное лицо – удлиненное, с большими глазами, брови нарисованы тщательно, по последней моде. Она повела его в какой-то тесный закуток.

— Подождите, сниму хакама. Боюсь запачкать.

Женщина недовольно повела плечом и отвернулась.

— Не могли бы вы помочь мне снять пояс? Запутался…

Она неумело развязала пояс. Он скинул ей на руки хаори, чтобы тоже не запачкать. Кинжал упал куда-то под ноги, но у него не было особого желания его искать. Он потребовал повесить фонарь в нужнике. Какое облегчение!

— Простите, что беспокою вас снова, но здесь нет бумаги…

Женщина что-то фыркнула и вскоре пришла с пачкой ханагами. Потом ей еще пришлось полить ему воду на руки.

Ну вот, можно домой не торопиться.

— Где мои хакама?

— Вы их бросили в саду. – Непочтительным тоном ответила женщина. Как и всё остальное. Я не обязана бегать с вашей одеждой, как служанка. Вы и так нанесли оскорбление нашему дому, заявившись сюда в таком виде. Ищите сами!

За оградой показался свет. Чьи-то голоса. Наконец-то эти бездельники с паланкином. Он не стал надевать хакама и пояс и вышел на улицу. Слуги были не его. Мужчина в парадной одежде вытащил меч из ножен.

— Подождите, я всё объясню! Я зашел в ваш дом, чтобы облегчиться…

— На вас нет штанов! — По-медвежьи рыкнул хозяин дома. — Стой!

Он сам запутался в церемониальных хакама, но слуги были проворнее и схватили пьяного Рюхэя.

Хозяин был мелкой сошкой и не напился на пиру. Отточенное лезвие мелькнуло в воздухе, и голова отлетела. Мощная струя крови забрызгала лица стоящих рядом людей. Тело покачнулось и упало.

— О-Умэ! Ты опозорила мое имя! — Крикнул хозяин и ринулся в дом.

Послышался женский визг и стук еще одного упавшего тела.

В остекленевших глазах Рюхэя отражались праздничные фонари, и где-то вдалеке слышались фальшивые звуки флейты.