Rambler's Top100
fisting
упырь лихой, явас ебу, гальпер, а также прочие пидары и гомофобы.
... литература
Литературный портал создан с целью глумления над сетевыми графоманами. =)
Приют
мазохиста!


Для лохов



Чужов Андрей Викторович

Сольвент (для печати )

Его звали Алоэвера. Он был грузен и непонятлив, хоть и смотрел в корни вещей, как при свете факела. Он казался окружающим не то приматом, не то насекомым, в общем, чем-то вроде этого. Алоэвера тяжело вкалывал в огромном цехе на окраине. В цехе гремели громоздкие дымные машины, производящие сольвент.

Засветло старушка мать гасила усталую свечу и читала на память монахов дзен, радикальных приверженцев тьмы и польских извращенцев. Слова струились из её сморщенного рта и оседали белёсым налётом на стенах и деревянных рамах. Обычно глабза Алоэвера по утру беспрестанно привыкали к сырому воздуху, после чего он принимал ванну из горящего масла. Только тогда его душа была хоть сколечко спокойна.

Начинался день.

Руки искусного политаракана Алоэвера выкалывали различные штучки из массы кислорода, материализовали для матери всевозможные стародавние пинцеты и тюбетейки, на то он и был благородным сыном её. Она страшилась неуправляемого Алоэвера, пряталась от него за грядой шкафов и за пыльным патефоном. Трёхпалый сын долго блуждал по тусклой хибарке, собирая шмотки для выезда, часто, бывало, кашлял, молился на мутные изображения икон посторонних существ, которых невозможно было разглядеть во мраке.

Ел Алоэвера мало, но часто.

Потом, дымный и пропахший слюдами собственных выделений, он заводил пикап. На это уходило часа по полтора, и его почерневшая фигура выла на проплывающую луну, сопровождая пение сочными экскрементами ругани. Он трогал на север.

На севере Алоэвера работал. Это был тяжёлый и низкооплачиваемый труд наёмного насекомого, от которого он не имел ничего, кроме подагры и трепещущих волдырей мха на потылице. Кормили на заводе сытно, но раз в пару дней, поэтому небритому двухметровому верзиле приходилось проглатывать по кусочку пресмыкающихся карличек, выплывших их подземки. В чреве цеха стоял нестерпимый остановившийся ком погребов водорода, и трудяги, закрепив дыхательные пути перемычками, работали стоя.

Самым ценным в этом круговороте жизни был сольвент. Алоэвера знал, что начальник – статный рыбоморф с отвислой губой – не один в своём роде. Вместе с себе подобными, но, увы, костлявыми рыбоморфами, они собирались в заброшенной пропахшей бане и с вожделением высасывали из плексигласовых цистерн сольвент. Их существование без нефти было обречено. Для позитивного высасывания у пучеглазых должна была отойти на второй план макушка тела, и на потылице появлялись специальные зубы, активные щупальца. Начальник басисто смеялся, и на боку его играла татуировка – обнажённая гиена, умирающая в потоках нефти.

Благодаря своим неординарным способностям к деструкции рацио, Алоэвера мог подглядеть всё это. В такие моменты он становился для окружающих чем-то вроде неброской незримой тени, скользящей на грани восприятия. «Вы не видели его?» «Он вышел» «Нет, не видели» «А кто это?» - часто повторяли чернорабочие.

У Алоэвера была невеста. Пройдя анализы на скачущих аппаратах лазарета, у неё были обнаружены глисты, герпес и нарушение метаболизма. Её звали Ио Амазно, что на её родном языке означало «Возьми руку». Гуляя по осеннему водоёму с террариумом, они неожиданно сорвались на придание первой любви, а после того, как всё случилось, Алоэвера материализовал невесте бабочку. «Батерфлай» - пыталась выговорить она, и Алоэвера нежно смеялся. На следующий день бабочка спустила крылышки и умерла.

Злой и растроганный Алоэвера никак не мог уяснить, на чём строятся базовые понятия. Он пытался набирать ключевые слова в мерцающем экране, но качающаяся лампа над потолком щербато мигала, показывая перепады напряжения. Несколько дней Алоэвера с престарелой матерью вообще просидели без света, и ему пришлось о многом задуматься.

Один раз Алоэвера предложили вина, но он отказался, признавая только сольвент рассветом истерической жизни здесь. Он никогда не был религиозен, обходил десятой дорогой штрихов во фраках со шприцами, нашпигованными магнием, не доверял детям, женщинам и старикам. Но самое ужасное было то, что Алоэвера был честен. Ни разу за свою мутную, ржавую жизнь кислотный увалень не попробовал сольвент. Ни одна капля драгоценного питья не упала на изнемогающий от потуги сиреневый язык его. Он мучился в припадках внезапной ипохондрии, заливаясь водой с простоявшимся хлором, всё обещал себе неосуществимое, шептал мантры в честь неизвестным сущностям в темноте перед сном. Ничто не помогало зверю, и сердце его ныло от пролежней неслучившегося и недосягаемого.

В этот раз Алоэвера сорвался.

Это была казбекская вечеринка увесистых быдланов, на коей герой своих беспрерывных странствий обнаружил себя сидящим на коврике в углу. Развёрзнутые хари ренегадов своей нации проплывали, извлекая из себя пьяные уханья. Многие из них таскали по диванам уродливых намалёванных женщин, многие хватали цистерны и хлебали из горла. Алоэвера не заметил, как ему сунули стакан, и он взял его в онемевшие руки. Это был коктейль «Напор», другой такой цветовой гаммы не сыщешь даже на задворках паршивой черни. Бараны-ренегады как с цепи сорвались и стали неладным хором подбадривать тощего Алоэвера, чтобы тот глотнул немного. Машинально он поднёс стакан к устам и осушил его полностью. Через несколько мгновений волна тепла унесла его в заоблачные дали, и он отключился.

На следующее утро, после беспокойной ночи с беспрестанными прогулками по начертанному маршруту, Алоэвера сильно поссорился с матерью и невестой Ио. Душевно искалеченный, он приехал в цех и стал рыскать по углам, жадно откусывая солидные куски карличек по всему периметру. Грузные чернорабочие насекомые томно дивились его прыткости и невиданной агрессии, струящейся через клапан. Они не могли понять его мотивов. Нервозность быстрым туманом струилась с холодных пальцев Алоэвера. Он плакал безутешно потом своих мыслей и слегка промочился каплей на белоснежную грязь трусов своих. Он был взбешён сегодня. Он не понимал, никогда не понимал что к чему, но особенно он не понимал этого сегодня. Очи многострастного дылды вращались матом в поисках очередного куска, ноги порылись истошной пеленой варьикоза. Мать его, мать его вспоминала его сидя на углях, и он беспрестанно икал сухой пеной злобы. День был прожжен.

Пудовая дверь отделочной кабины отворилась, и в пропахший воздух цеха вышел директор. Дрожь на лице пузана сдерживалась увесистым списком утопленных чувств. Брови его в многострадальной задумчивости были сведены в единую колею. Директор со скрипом развернулся и остановил водный взгляд на Алоэвера. Колыхнулся покатый воздух, с миллиардами мерещившихся мелких рыбёшек. С грохотом замкнулась дверь. Директор стоял и смотрел, пронзая Алоэвера затхлым взглядом забытья. В пучине его амфибиозных глаз не читалось ничего. Так прошло несколько томительных секунд страха и непонимания. В некий момент рыбный барон открыл-было рот для того, чтобы что-то сказать, но вновь же бесконечно задумался. Алоэвера ждал, какой же безжалостный вердикт вынесет ему этот безмятежный царь ржавчины и полуживой утвари, преследующей цех. Толстый рыбоморф разжал напряжённые губы слизистой и изрёк:

- Не ты ли тот ропочущий странник, что так самозабвенно ищет? Не ты ли тот, кто теряет всю свою жизнь навсегда? Не ты ли Алоэвера, готовый пожертвовать всем и отдать себя за ничто?

Поражённый, Алоэвера медленно склонил зелёную голову ниже к парапету, дабы не затмевать ростом тела вышестоящего. Зеваки-рабочие отрывались от мест локации, чтобы наблюдать сию сцену, полную тёмного пафоса. Не в силах промолвить ничего, Алоэвера смиренно кивнул.

- Сегодня в восемь часов я хочу, чтобы ты открыл эту дверь, - отрезал начальник и зачарованный Алоэвера зарыдал. Дверь закрылась, а он так и стоял, роняя грузные слёзы на покров. Темнело за немытыми окнами.

Ровно в назначенное время Алоэвера вошел в дверь. Пахло холодом. За блестящим хромовым столешником сидел совет директоров. Их черепные коробочки были хорошенько приоткрыты, из надутых голов амфибий торчали неуклюжие шланги голодных щупалец. Шланги утыкались в банки. Алоэвера тихо закрыл за собой дверь и стал наблюдать. В молчании сцены чувствовалась напряжённость. Полдюжины банок сольвента первого класса, выпотрошенного из чрева прородетельницы земли, должна была насытить их. Зальчик наполнился хлюпающими звуками глубинного метаболизма.

Тело Алоэвера рвало на части. Две его противоположные половины, рождённые для страдальной схватки, столкнулись одна к другой. Рот его полыхнул белым пламенем. Из-за отвращения и экстаза он материализовал богомола, и тут же раздавил его шершавой рукой. Плоть Алоэвера изогнулась в тягостной позиции противления и возжелания. И он остановил свои глазные яблоки на директоре.

Толстенный рыб плут с шелестом пол пиджака поднялся и прошествовал к страдальцу, неся перед удлинённой мордой наполненную канистрочку. По лицу главного водоплавающего было видно бесстрастие его положения. Молчание тихой сцены давило на виски молотом. Пот струился по желанной голове, как дождь шмалит осенью по насекомым. Рыбоморф подошёл и протянул Алоэвера наполненный сосуд, и глабза героя затекли жёлтой дымкой полуобморока.

Он очнулся, как сам считал, через несколько секунд. Оглянулся по сторонам, смутно не понимал. Помещение было пусто и вроде как-то видоизменено. Только в кромешном углу мельтешило что-то бесконечно чёрное, похожее на жизнь самого ничтожного существа на земле, на его жизнь. Алоэвера привстал и впало посмотрел в сторону пятна. Комната стала вытягиваться в причудливой перспективе, как при виде запачканного зеркала. Пятно встрепенулось и начало двигаться на Алоэвера. Чернь наступала. «Нефть» - ясной мыслью засияло у него в голове. От страха и смятения он в беспорядочной системе стал материализовать былинки и кусочки пуха. Они разлетались по тёмному залу, затмевая куски зрения, накладываясь жёлтыми звёздами на тьму приближающегося сольвента. Алоэвера бы умер в своей панике, но пятно остановилось посреди комнаты. Колыхнувшись тысячами изгибов, пятно разверзлось, и из его пространной глубины вывалилось на тусклый свет чёрное существо. Это была женщина, без волос, с достаточно пышными формами. Она кувыркнулась и приняла гротескную позу в присесте, опираясь на одну из рук. Жёлтые глабза её, поднявшись с глубины черни, стали пристально вглядываться в лицо Алоэвера.

Он знал, что это Гера.

Гера подошла к нему, и Алоэвера стало видно, как мелкие капельки нефти стекают с её мягкого тела. Ему стало слышно её частое дыхание, которое было чёрным, абсолютно чёрным. Как и важные рыбы со злобными оскалами, Гера не разговаривала с ним. Но на этот раз он беспричинно знал, что она собирается делать. С её первым прикосновением пришла к нему волна спокойствия, и он тихо улыбнулся еле заметной улыбкой. Гера обняла его и теперь дышала прямо в его разгорячённое ухо, измазывая плоть в переливающихся потёках нефти. Она тихонько гладила его, и чем дальше шла, тем явственнее был его обморок. Перед взором Алоэвера поплыли разнообразные моря шаров, занавешивая его притуплённое зрение. Не то сон, не то экстаз овладел всем его существом, и какая-то вселенская грусть густо залила сердце. От щадящих касаний Геры вся его ржавая жизнь насекомоядного протекла сейчас перед глабзами. Он попытался развернуться, чтобы излить свою душу нежной чёрной шевелящейся женщине, но волна ожесточающегося галлюцинаторного тепла пощады в несколько раз сильнее ударила в его голодное тело победы.

Он впал в забытье.

Очнулся Алоэвера от света. Солнце, само того не желая, напряжённо било ему в глаз, и ему пришлось приподняться. Никогда ещё он не видел такого яркого солнца. Оглянувшись по сторонам, Алоэвера увидел пустыню чистого песка без конца и края, с воздвигнутыми в хаотичном порядке блестящими сваями. Он ощупал своё тело и махом руки содрал большой кусок серой кожи со своей груди. Кожа шелушилась по всему телу. Под ней Алоэвера обнаружил свежий кусок розовой плоти себя. В панике извиваясь, он содрал с тела засушенную личину прошлого и новые рецепторы поднатужились, воспринимая жару.

Посреди пустыни стояло новое здоровое существо.

Откуда-то он знал всё. Знал всё, но забыл всё остальное. Он знал, что у него есть Путь, и лежит его Путь через зной аберианской пустыни и через скалистые горы Аго. Он знал, что путь должен привести его к окончательному влагалищу, из которого он сможет высечь искры счастья вечной жизни. Он знал также, что зовут его теперь Цетро Обей, и на языке пустыни это значит «Дать Солнцу». Он знал, что нужно идти.

И, забыв себя, он сцепил мускулы на ногах, сыграл розовыми лобными складками, усмехнулся шестьюдесятью четырьмя мелкими зубами и пошёл.



проголосовавшие

Для добавления камента зарегистрируйтесь!

комментарии к тексту:

Сейчас на сайте
Пользователи — 0

Имя — был минут назад

Бомжи — 0

Неделя автора - факир

Ж и Д
Ключик Жизни
Пишет слово. Пишет два.

День автора - Владд

Театр
Геррантокоб
Чойбалсан
Ваш сквот:

Последняя публикация: 16.12.16
Ваши галки:


Реклама:



Новости

Сайта

презентация "СО"

4 октября 19.30 в книжном магазине Все Свободны встреча с автором и презентация нового романа Упыря Лихого «Славянские отаку». Модератор встречи — издатель и писатель Вадим Левенталь. https://www.fa... читать далее
30.09.18

Posted by Упырь Лихой

17.03.16 Надо что-то делать с
16.10.12 Актуальное искусство
Литературы

Непопулярные животны

Скоро в продаже книга с рисунками нашего коллеги. Узнать, кто автор этих охуенных рисунков: https://gorodets.ru/knigi/khudozhestvennaya-literatura/nepopulyarnye-zhivotnye/#s_flip_book/... читать далее
19.06.21

Posted by Упырь Лихой

19.06.21 Непопулярные животны
19.06.21 "Непопулярные живот

От графомании не умирают! Больше мяса в новом году! Сочней пишите!

Фуко Мишель


Реклама:


Статистика сайта Страница сгенерирована
за 0.027436 секунд