Литература

Анастасия Шнайдер

Грязь

Глава Первая

В среду вечером Евгений торопился с работы домой. Двигало им, однако, совсем не то чувство, которое бывает у людей, спешащих по вечерам к любимым семьям. Евгений торопился домой просто потому, что больше ему некуда было идти. Дороги были покрыты толстым слоем льда, ботинки скользили, и он, как утка, неуклюже переваливался с ноги на ногу, надеясь поскорее дойти до метро и не упасть. Не было еще ни одной зимы, когда бы он не рухнул на лед, словно мешок с картошкой.

В тот вечер ему повезло, и он доковылял до входа в метро без происшествий, по пути купив пачку дешевых сигарет и пирожок с мясом. Там он влился в поток людей, серой массой тянущийся до эскалатора. Становясь частью этой массы, он всегда испытывала отвращение. Тела в пальто, шубах, куртках, плотно прилегающие к нему, несущие и направляющие его худое тело, затхлость воздуха, ощущение дыхания в затылок - все это приводило его в бешенство, и он беспомощно сжимал кулаки, и скрежетал зубами. С потоком он вливался на эскалатор и становился где-нибудь, обычно слева. Евгений смотрел на соседний эскалатор, направляющийся вверх, в надежде заприметить симпатичное женское личико. Заметив такое, он впивался в него своими маленькими глазками. Девушка, обычно, сразу же отводила взгляд, и он понимал, что видит ее последний в своей жизни, раз. Она поехала вверх, а он направляется вниз. Он провожал ее взглядом, а потом забывал о ней.

В тот вечер Евгению с легкостью удалось втиснуться в последний вагон пришедшего поезда и пробраться подальше, в глубь, чтобы не быть вытесненным выходящей на следующей остановке, лавиной. В вагоне было душно и жарко, у Евгения звенело в ушах, и гудели ноги. Он прислонился к противоположной двери всем телом, и устало рассматривал пассажиров, жуя, потерявшую уже свой вкус, когда-то мятную жвачку, отдающую теперь горечью; но выплевывать ее Евгений пока не собирался, смешно и безобразно двигая челюстями. Он бесцеремонно рассматривал людей, сидящих на лавках, держащихся за высокие металлические перекладины, как будто подвешенных на них, опирающихся телами о стены, и стоящих в углах. Евгений смотрел на их обувь - грязную, мокрую, с солевыми разводами. Он смотрел на их лица. Они были разные, но их объединяла какая-то общая грусть, кое-где даже отчаяние. «Интересно, о чем они думают?», - размышлял Евгений. Действительно, о чем думает человек, находящийся один на один со своим сознанием, летящий на огромной скорости по темному тоннелю метро, ждущий своей второй, третьей, шестой или десятой остановки? Вдруг, неожиданно, на Евгения нахлынула волна его собственной грязи, скрывающаяся и обычно спящая где-то глубоко в его сознании. Он ненавидел, когда это происходило. Этой грязью было событие, происшедшее с ним в начале зимы уходящего уже года. То, что он сделал, не поддавалось никаким объяснениям, и ему было мерзко и противно каждый раз, когда эти воспоминания обрушивались на него всем своим невыносимым грузом, и ему хотелось широко раскрыть глаза, заорать, ударить себя, проснуться, но он не мог. Реальность еще не утвердилась в его сознании, но и представить, что это был сон, тоже было не возможно. Ему было страшно. Он хотел стереть эту грязь из своего сознания, но не мог.

Евгений пытался отогнать эти мысли, и всматривался в лица пассажиров. Глубоко, в сознании каждого из них находилась тайна, о существовании которой не догадывался никто. Эта тайна была стыдом каждого из них, страшной грязью, которую нельзя было смыть, и о существовании которой нельзя было забыть. Никогда.

Глава 1

Кошка

Клавдия Петровна была одинокой женщиной 73 лет. Тело ее было большим, тучным, а ноги - толстыми и короткими, и часто болели. Она редко мылась, и потому от нее, особенно в летнее время года исходил нестерпимый смрад. Клавдия никогда не была замужем, и у нее не было детей, которые могли бы позаботиться о престарелой матери. Она всегда была одна, если не считать бродячих собак и кошек, которых Клавдия подкармливала старыми щами, рыбьими костями и обрезками колбасы. Бродячее зверье скрашивало ее одиночество. Животные и телевизор, который хорошо показывал три программы – все, что у нее было. Клавдия редко выходила из дому, и знала, что про нее во дворе, да и во всем доме ходят, Бог знает какие слухи. Иногда она все же выползала на улицу, чтобы дойти до продуктового магазина.

В тот зимний день Клавдия захотела испечь блины, но в ее старом, почти неработающем холодильнике продукты портились быстро, и молоко, которое было куплено на днях, уже испортилось. Однако в ее доме не пропадало ничего. Бабка перелила прокисшее молоко в банку из-под майонеза и туго закрутила крышку. Потом она достала из-за ржавой батареи пожелтевший пакет и положила туда рыбьи кости, которые остались с обеда. Клавдия положила пакет с костями и банку с молоком в большую серую хозяйственную сумку. Бабка надела поверх вечно сального, никогда не стираного фартука, который она носила целыми днями не снимая, старую кофту, потом - синее пальто на теплой, но рваной подкладке, повязала на голову шерстяной платок, натянула сапоги и, взяв сумку, вышла за дверь. На лестничной площадке стоял невыносимый запах кошек, собак, и еще чего-то, какой-то старости и нищеты. Клавдия не ощущала этот запах - ее квартире вонь была гораздо сильнее. Спустившись по лестнице с четвертого на первый этаж, Клавдия запыхалась, и остановилась передохнуть. Мимо нее со смехом пробежали какие-то дети, и задели бабкину сумку, не то нарочно, не то случайно. Банка с молоком разбилась и разлилась внутри сумки, испачкав старый очечник и узелок с деньгами. Бабка схватила одного из мальчишек за капюшон и извергла из своей беззубой пасти тираду отборного мата. Ребенок испугался и заплакал. Бабка не выпускала из цепкой руки его капюшон, а продолжала трясти мальчишку и кричать ему прямо в лицо, брызжа слюной, и обдавая зловонным дыханием. «Я научу тебя уважать старших! Ты будешь гореть в аду!», - кричала она. Наконец, ребенок вырвался из сильной бабкиной клешни и выбежал на улицу, а Клавдия продолжала посылать проклятия ему вслед. Она ненавидела детей, и когда встречала своих соседей, ведущих детишек на прогулку, смотрела на них, и говорила скрипучим голоском: «Хороши вы детки, когда маленькие», - а в глазах ее плясали злобные искорки.

Подняв с лестницы мокрую от молока, сумку, бабка медленно вышла на улицу, и белизна снега на миг ослепила ее. Клавдия выбросила осколки банки на снег, и поплелась в магазин. Проходя мимо церкви, она остановилась, перекрестилась три раза и отвесила поклон. Купив в магазине хлеба, молока и дешевой колбасы, она отправилась домой. Около подъезда ее дома сидело несколько кошек. Они уже знали, что бабка не оставит их голодными и на этот раз. Клавдия остановилась и вытряхнула на притоптанный снег рыбьи кости. Кошки быстро расхватали свой скудный обед и скрылись в подвале, а из-под машины выбежала еще одна. Эта серая с белым кошечка была совсем маленькой и еще не научилась бояться людей. Она смотрела на бабку, в надежде, что та даст и ей что-нибудь съестное. Клавдии стало жаль бедного зверька и она, схватив обеими руками, запрятала кошку за пазуху. Та жалобно запищала, и мяукала все время, пока бабка, пыхтя и охая, поднималась на свой этаж. Наконец, она добралась до своей квартиры, отперла дверь и выпустила кошку. Та боязливо прижалась к полу и не смела двинуться. Клавдия протопала в кухню, взяла алюминиевую миску, и налила в нее немного молока. Зверек благодарно припал мордочкой к миске. Бабка сделала тесто для блинов и разогрела сковороду. Вскоре вся кухня наполнилась запахом горелого масла. Кошечка допила молоко, и теперь боязливо ютилась в прихожей.

Бабка, тем временем, выбросила скорлупу из-под яиц в мусорное ведро, и, обнаружив, что то уже переполнено, решила вынести мусор на лестницу. Она открыла дверь и понесла ведро на верхний этаж, где находился мусоропровод. С шумом вытряхнув ведро, бабка пошла назад, к двери, и не заметила, что кошка выбежала на лестницу, и теперь семенила вслед за ней, чтобы снова войти в дом. Клавдия не видела ее, и в тот момент, когда кошка почти перешла порог квартиры, с силой захлопнула тяжелую металлическую дверь. Раздался душераздирающий кошачий крик. Бабка поняла, что наделала, но было уже поздно. Задние лапки у кошки висели на одной коже, и она беспомощно кричала. Клавдия взяла животное на руки и решила, что ему уже не поможешь. Сначала она решила утопить кошку, но потом, то ли испугавшись, то ли просто передумав, она вынесла ее на балкон и со всей силы кинула вниз, в надежде, что та разобьется об асфальт. Но кошка не умерла, а лишь продолжала жалобно кричать, прося о помощи. Клавдия понадеялась, что к вечеру животное околеет на морозе и умрет.

Прошло несколько часов. На улице стемнело. Сердце бабки было не на месте, и она решила проверить, как там кошка. Клавдия спустилась вниз, под балкон, и обнаружила, что животное еще живо. Кошка уже не кричала. Она замерзла и лежала в луже крови, тяжело дыша. Тогда Клавдия нашла на садовой клумбе камень потяжелее, подошла к кошке и со всей силы ударила ее по голове. Раздался короткий хрип, и животное издохло. Бабка раскопала палкой сугроб, подняла труп кошки и кинула его в снег. Потом она добралась до своей квартиры, разделась, положила в банку зубные протезы, прочитала на ночь молитву, легла в постель и громко завыла.

Глава 2

Папочка

В то утро Валентина, как обычно, встала раньше всех. Она накинула на прозрачную ночнушку толстый розовый халат, подпоясалась и пошла в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, Валентина улыбнулась, отметив про себя, как она хороша, даже утром, без косметики. Потом умылась и почистила зубы. Сегодня пятница, а это значит, что впереди выходные, и сегодня ничто не испортит ей настроение, даже то, что на улице слякоть, и подъезды домов, которые она ежедневно драила мокрой тряпкой с хлоркой, сегодня будут особенно грязными. Работая уборщицей в элитном жилом комплексе, она была вполне довольна своей зарплатой. Ее муж, Илья, был временно безработным, и сидел дома с их маленькой дочкой. Мать с отцом решили не отдавать ее в ясли, так как там ребенок мог подвергаться дурному влиянию других детей, плохо питаться; кроме того, не стоило забывать об инфекциях, карантинах и высокой вероятности травматизма. Девочке куда лучше было оставаться каждый день дома, с любимым папочкой. Илья варил полуторагодовалой дочке овсянку, супы из протертых овощей и картофельное пюре. Он водил ребенка на прогулки, играл с ней. Сейчас они сладко спали, а Валентина, тем временем, сварила кофе, поджарила тосты, наскоро позавтракала, причесалась, принарядилась и выбежала из дому. Она не считала себя уборщицей в том смысле, в каком мы привыкли воспринимать это слово. Она работала в элитном доме, а потому была уверена, что и сама должна соответствовать элитному уровню, красиво одеваться и всегда хорошо выглядеть. Конечно, миновав сальные взгляды охранников, и оставшись наедине с грязной лестницей, она переодевалась в своей подсобке, надевая старые тренировочные штаны и кофту, которые не жаль было протирать на грязном полу. Однако, закончив свой труд, она вновь наряжалась, красилась, и представала перед охранниками и людьми, находившимися в лобби дома, этакой светской дамой.

Вскоре после ухода жены, проснулся Илья. Он сладко потянулся, взял лежавший на тумбочке пульт, и включил телевизор. Провалявшись в постели около получаса, он, наконец, поднялся, сунул ноги в рваные тапки, и подошел к трюмо. Илья любил спать без трусов, но обязательно в майке. Майка была голубая и едва прикрывала пупок. «Хорош», - глядя на себя, подумал Илья. Далее он проследовал в совмещенный санузел, отделанный модными аксессуарами, которые Илья частенько приносил с работы.

Закончив свои дела в туалете, он отправился в комнату ребенка. Турецкий халат, подаренный женой, он никогда не одевал. Зайдя в детскую, он обнаружил ребенка еще спящим в своей деревянной кроватке. Он тихонько, словно кот, подкрался к дочке, присел на корточки, возле кроватки, оказавшись лицом к лицу со спящим ребенком, и стал всматриваться в него. Это волшебное существо с пухлыми щечками и маленьким носиком, было еще таким крошечным, но в то же время вызывало у него желание и возбуждало его так, как не мог больше никто – ни женщины, ни мужчины.

Два года назад Илья осознал всю многогранность своей натуры, полюбив мужчину. Илья был слесарем, и как-то работал на даче у одного пианиста. Работы было не на один день, и Илья несколько раз ночевал там. С тех пор пианист стал лучшим другом семьи, и Валентина страшно гордилась тем, что благодаря их дружбе с семьей музыканта, они и сами стали частью богемы. «Мальчики» вместе ходили на концерты, играли в теннис, и Илья даже начал изучать с пианистом французский.

Итак, в то утро Илья сидел на корточках возле детской кроватки и с вожделением смотрел на своего ребенка. Вскоре девочка проснулась, Илья взял ее на руки, и понес на кухню. Усадив ребенка в высокий детский стульчик, Илья кормил дочь из ложечки. Он делал это стоя, приобняв ребенка за плечико. Раздался звонок и Илья пошел в комнату за телефоном. На пухлой щечке ребенка остался липкий след.

Вечером усталая, но счастливая Валентина вернулась с работы. Любящий муж открыл дверь и нежно обнял жену. «А у нас гости, - сказал он, - я приготовил ужин. Все уже за столом». Счастливая Валентина вошла в гостиную. Друг семьи, пианист, со своей женой и двумя детьми сидели за столом. Ее маленькая дочь сидела здесь же, в своем деревянном стульчике. Илья смотрел на жену нежным, любящим взглядом, и Валентина ощутила гордость за мужа и семью. Она была счастлива.

Глава 3

Слепой

Максиму было девять лет, когда он лишился зрения. Они с друзьями очень любили всякого рода петарды, фейерверки и ракеты, которые можно было запускать во дворе. В тот злополучный вечер, как раз после старого Нового года друзья Максима зашли за ним, чтобы позвать на улицу, пострелять за домом петарды. Он и по сей день помнит, как неохота было выходить на мороз в тот вечер. Было не так поздно, но Максиму хотелось посидеть дома и поиграть на компьютере. Когда пришли ребята, мама пригласила всех выпить чаю с шоколадным тортом, который остался со староновогодней ночи, а потом друзья все-таки уговорили Максима пойти на улицу. Было весело, пока дело не дошло до самой большой ракеты. Она была единственная, и мальчишки оставили ее напоследок. Максим не успел отбежать вовремя. Он вспоминал этот момент снова и снова каждый день, на протяжении последующих лет. Было темно, ботинок скользнул по ледяной грязи, Максим замешкался и упал… все произошло как будто во сне. Резкая боль обожгла лицо, и больше он ничего не видел. На какое то время от боли он потерял сознание. Потом слышал крики друзей. Потом кто-то поднял его и куда-то понес. Его раздевают, делают укол руку. Сознание снова куда-то уходит. Рыдания мамы и сестры. Голос папы. И никак не получается открыть глаза, как будто они склеились намертво. Потом был сон. Ему снилась какая-то чепуха, он уже не помнил, что именно. А потом во сне он понял, что спит, и решил, что все, происшедшее с ним, ребята, петарды, взрыв, - все тоже приснилось ему. Он проснулся и открыл глаза… но ничего не увидел. Все, что он теперь мог видеть – это темнота. Черный цвет перед глазами, и больше ничего. Максим потерял свои глаза. Их больше не было. Не было совсем ничего. Вместо них на изуродованном ожогами лице были сморщенные обгорелые дырки. Максим не мог плакать, он только кричал, и просил, чтобы его убили. Эта темнота перед глазами была невыносима. Врачи говорили, что со временем мальчик должен привыкнуть к своему состоянию.

Прошло шесть лет, но Максим так и не привык. Он ненавидел свою новую жизнь в темноте, большую часть которой Максим теперь проводил в частном интернате для слепых, и лишь на выходные родители забирали его домой. В интернате было много детей разных возрастов. Их учили читать книги для слепых, водили на прогулки и на физкультуру. По ночам Максиму снились сны, в которых он видел свою прошлую жизнь, и больше всего он ненавидел просыпаться по утрам. Осознание реальности каждый раз приводило его в оцепенение, ему хотелось уткнуться в горячую и мокрую от пота подушку и умереть. У Максима в интернате был единственный друг, Петька, на два года младше его, который от рождения был незрячим. Петька обожал Моцарта, и по вечерам в своей комнате они вместе слушали кассеты и диски. Еще Петька сочинял стихи, весьма своеобразные, но красивые. Максиму же не было интересно ничего. Он общался с Петькой только потому, что они делили одну комнату в интернате. Общих интересов у них не было. У Максима вообще не было никаких интересов. Раньше он любил читать, но освоение азбуки для слепых никак ему не давалось, и каждый раз в своих попытках прочитать какую-нибудь книгу, он в бешенстве отбрасывал ее.

Этим летом интернат выезжал на целый месяц в Анапу, и все были в предвкушении поездки. Максим не понимал Петькиной радости. Как можно было радоваться поездке на море, или вообще куда-либо, если ты все равно ничего не мог увидеть? Он не хотел ехать, но родители настаивали на том, чтобы сын съездил отдохнуть. Сами они собирались все лето провести на даче, но Максима брать не хотели, так как считали, что ему лучше проводить время под специальным надзором, и среди таких же, как он. «Тебе будет скучно с нами», - сказала младшая сестренка.

Две недели спустя Максим отправился вместе со всеми в Анапу. Дорога была долгой и утомительной, стояла невыносимая жара, да к тому же Петька, который ехал с ним в купе, болтал безумолку и задавал вопросы, которые приводили Максима в бешенство. За годы созерцания постоянной тьмы, Максим ушел в себя, привык к своему одиночеству, и не слишком любил общаться с постоянно счастливым Петькой, который не знал другой жизни, и не понимал до конца своей ущербности.

Наконец, наступило утро прибытия на вокзал. Детей выводили по двое, держа за руки. Когда Максим вышел на улицу и вдохнул влажный Анапский воздух, на душе у него в какой-то момент стало хорошо, но потом, вдруг, нахлынули воспоминания о том, как он отдыхал на юге вместе с семьей, как будто в какой-то другой жизни. В носу защекотало, и к горлу подступил комок слез. Послышался голос какой-то девочки: «Мама, а почему у мальчика такое лицо? А где у него глазки?». «Перестань, - раздался женский голос, а потом перешел на шепот, - этот мальчик – слепой».

В тот день их посадили на автобус, пропахший изнутри бензином и пылью, и отвезли куда-то, где им предстояло провести целый месяц. По дороге кого-то стошнило на пол, и дышать в автобусе стало совсем невозможно.

Пансионат, в котором поселили детей, находился, по словам воспитателей, в пяти минутах от моря, погода стояла замечательная, и завтра их должны были повести на пляж. Вечером все пошли в столовую, где на ужин была овсяная каша, чай с бутербродом и яблоко. В столовой стоял запах вареного лука и мокрых тряпок, раздавался стук ложек о тарелки и чавканье. Максим не хотел есть, но яблоко с бутербродом взял с собой, на случай, если проголодается перед сном. Той ночью он не сразу заснул, долго слушая стрекотание сверчков и доносящуюся откуда-то с дискотеки, музыку.

Утром после завтрака, детей повели на пляж. Для них отвели отдельную территорию, неподалеку от отдыхающих соседнего пансионата. Максим шел по обжигающему ноги песку, и чувствовал лицом яркий свет солнца. Он зашел в воду почти по пояс и уперся в сетку, благодаря которой, незрячие дети не могли зайти слишком глубоко. Да никто особенно и не хотел заходить в море, так как не умели плавать. Максим сел на песок, касаясь ногами волн, омывающих берег. Петька сидел рядом с ним.

- А какое оно, это море?

- Синее, большое, глубокое.

- Как это, синее?

- Я не знаю, как тебе объяснить, ты все равно не поймешь.

- Оно, как наш бассейн в интернате?

- Да, только больше размером, и соленое.

- А почему?

- Я не знаю…

Вопросы Петьки раздражали Максима. Он понимал, что не может на них ответить. Он не хотел на них отвечать. Он вспоминал, как много лет назад папа научил его плавать, как он любил нырять с маской и разглядывать рачков на морском дне. Вспоминал, как они с сестрой строили песчаные замки, как покупали мороженое, и он ел его лежа на спине, щурясь на солнце, а мороженое таяло на жаре, и капли стекали по подбородку. Все это было в прошлом, и как будто уже не с ним. Неожиданно на Максима нахлынула ненависть к сидящему рядом инвалиду. Петька ведь жил в придуманном им самим мире, он даже не знал, что такое море, и как выглядит синий цвет. Он ничего никогда не видел. И в то же время он был счастлив.

- Хочешь узнать, что такое море?

- Я знаю, ты же рассказал мне.

- Нет, ты не знаешь, как оно прекрасно. Вот, ты сидишь здесь, и даже не понимаешь, как это здорово – лежать на воде и чувствовать, как она держит тебя

- А ты знаешь?

- Да, я умею плавать. Могу тебя научить.

- Правда? А что надо делать?

- Давай придем сюда сегодня вечером, когда все лягут спать. Я тебе покажу.

В тот вечер, когда воспитатели обошли палаты, и проверили, все ли на месте, ребята тихонько вышли на улицу и по алее прошли к морю. Шум прибоя усилился, похоже, море штормило. Ребята взялись за руки и пошли к воде. Максим нащупал верхний край сетки и перелез через нее, потом помог сделать то же самое Петьке. Мальчики по пояс стояли в воде, когда вдруг, неожиданно, волна окатила их почти с головой.

- Максим, мне страшно! Что это было?

- Не бойся, глупый. Море совсем не опасно. Это была всего лишь волна, не надо ее бояться. Держи меня за руку.

Максим вел Петьку все дальше и дальше, когда вдруг почувствовал, что земля под ногами обрывается, и начинается глубина. Максим резко отпустил руку и поплыл назад. Послышался Петькин крик, бултыхания и плеск воды. Максим молча плыл, сжав зубы, пока не почувствовал перед собой сетку. Выйдя на берег, он прислушался. Размеренный шум прибоя как будто вторил его дыханию и смешивался с ним. Издалека снова доносилась музыка дискотеки. Очень хотелось спать и на ветру мокрое тело покрылось мурашками. Максим нащупал на песке свою палку и пошел обратно в пансионат.

Глава 4

Первое свидание

Стоял погожий весенний денек, и воздух был наполнен сладостно-свежим, свойственным только этому времени года, ароматом. Светлана с наслаждением и трепетом вдыхала его, предвкушая прекрасный день. Сегодня она должна была первый раз встретиться с Леонидом. Они познакомились в Интернете две недели назад, и болтали почти каждый день, а потом созвонились. Света с первых слов влюбилась в его чарующий, пронизывающий голос. А вчера Леонид позвонил, и пригласил ее на свидание. Он предложил ей выбрать ресторан, но Свете было трудно принять решение, и тогда Леонид сказал, что он сам что-нибудь придумает.

Светлана стояла около окна, любовалась этим солнечным днем, и не могла поверить в то, что это происходит с ней. Она уже забыла, когда последний раз ходила на свидание. Ей вечно не везло с мужчинами. Но сегодня, Света была уверена, она встретит своего принца. У нее не было никаких сомнений. Она видела вещий сон, и потом, должно же и ей, наконец, повезти. Черная полоса в жизни не может длиться бесконечно!

В семь часов Леонид должен был приехать за Светланой на своей машине, и отвезти ее в «страну счастья». Оставалось полчаса, и девушка нервничала. На кухне она достала с верхней полки полупустой пузырек валерьянки, смешала несколько капель с водой и выпила, моментально ощутив облегчение. Алкоголь она не употребляла, не курила, и валерьянка была единственным средством, которое помогало робкой Свете в минуты душевных волнений. Девушка подошла к большому зеркалу, висевшему на стене в коридоре, и взглянула на себя. Длинные черные волосы были зачесаны назад и уложены в тугой пучок. Лицо было слегка напудрено, губы – накрашены яркой красной помадой, глаза – подведены черным. На мочках ушей висели сережки-капельки. Сиреневое платье Светланы было единственным вечерним нарядом в ее гардеробе на протяжении вот уже нескольких лет. Платье было слегка старомодным, так как было куплено шесть лет назад к выпускному балу. Но Светина мама всегда говорила ей: «Главное – это прекрасная душа, улыбка, чистые волосы и аккуратные ногти». Во дворе просигналила машина. Света подбежала к окну, и увидела роскошную иномарку, с открывающейся крышей. Она всегда мечтала прокатиться на такой машине. Света не сомневалась: это был Леонид. Быстро нацепив на ноги сапоги, и надев плащ, Светлана выбежала на улицу. Леонид ожидал ее около машины.

- Света?

- Да, - сказала, улыбнувшись, девушка, и залилась густым румянцем

- Ну, привет, красавица

- Привет

- Боже, как ты прекрасна! Ты просто обезоруживаешь меня своей улыбкой

Света не нашлась, что ответить, а только глупо улыбалась. Леонид был так хорош, и она понравилась ему! О чем еще можно было мечтать!? Он открыл ей дверь машины и помог сесть.

- Какую музыку ты любишь?

- Ой, ну я не знаю. Давай на твой вкус.

- Хорошо, я думаю, тебе понравится вот это…

Леонид нажал на кнопку, и в машине заиграла музыка Филиппа Киркорова. «Как он догадался, что это мой любимый певец», - подумала Света, но ничего не сказала. Машина на огромной скорости летела по ночной Москве, девушка украдкой поглядывала на своего спутника, и видела улыбку на его лице. Было заметно, что он тоже слегка смущен. «Интересно, куда он везет меня», - подумала Света, и тут же, сама удивляясь собственной наглости спросила:

- А куда мы едем?

- Ты, знаешь, я так и не решил, куда. Давай остановимся наобум, идет?

- Хорошо.

В это время они как раз проезжали Пушкинскую.

- Любишь американскую кухню?

- Да, очень, - машинально ответила Света

- Ну, тогда мы приехали.

Леонид остановил машину и припарковался аккурат напротив Макдональдса. «Обожаю Макдональдс», - сказал Леонид, и Света решила, что он шутит, но она ошибалась. Через пять минут они уже стояли в очереди в кассу.

- Ты решила, что будешь есть?

- А ты?

- Да, я возьму Биг-Мак, картошку и колу.

- Тогда и я буду то же самое.

- Отлично, я возьму. Пойди пока, поищи столик.

Света молча пошла искать свободный столик. Голова звенела от шума, царившего здесь, и от собственных мыслей, до этого аккуратно собранных, а теперь разбросанных и перепутанных, словно в теплой комнате, вдруг, неожиданно, распахнулось окно, и сильный ветер сдул лежащие на столе, тщательно разложенные бумаги. Все столики были заняты, и только один, возле туалета, скоро должен был освободиться. Сидящие за ним женщина с ребенком собирались уходить: толстая мама тщательно вырисовывала коричневые губы, съеденные вместе с картошкой. Мальчик лет пяти допивал свой коктейль, наполовину пролитый на стол. Наконец они ушли, и Света коршуном бросилась занимать освободившееся место. Через некоторое время в толпе показался Леонид с подносом. Его гордое, полноватое лицо светилось в улыбке.

- Давно ждешь?

- Нет, не очень.

- А что ты в плаще? Раздевайся, здесь жарко.

Светлана не знала, как объяснить Леониду причину своей неловкости и неудобства за то, что ее наряд был предназначен совсем не для этого места. Леонид снял свою куртку, оставшись в зеленом вязаном свитере и джинсах. Свете тоже пришлось снять плащ, и повесить его на спинку стула. «Красивое платье, - прокомментировал Леонид, - необычный фасон. Сама шила?» Светлана покраснела и вымолвила: «Нет, это покупали…»

Следующие полчаса прошли почти в абсолютном молчании. Они жевали, то и дело вытираясь салфетками. Дверь туалета постоянно открывалась, и люди проходили туда-сюда, толкая Светин стул. Какой-то мужчина задел ее плащ, тот упал на пол, и по нему тут же пробежал ребенок, испачкав прилипшим к ботинкам луком и еще чем-то. Света смутилась, подняла плащ, и положила его на соседний стул. «Ты очень красивая», - сказал Леонид. Света лишь улыбнулась ему в ответ. После того, как они поели, Леонид помог Свете надеть испачканный плащ, набросил куртку, и они направились к машине.

- Ну что, чем теперь займемся? Может, в кино?

- Можно…

- Хотя, вообще-то я немного устал. Кстати, я живу недалеко отсюда, хочешь зайдем, выпьем чего-нибудь?

- Нет, спасибо, но уже поздно.

- Не смеши! Время детское!

- Да нет, давай в другой раз.

- Хорошо, я отвезу тебя домой.

Но домой в тот вечер Светлана попала не сразу. Леонид поехал совсем в другую сторону, и остановился около чужого дома. «Куда это мы приехали?», - спросила Света. «Только обещай не злиться, - улыбнулся Леонид, - я хотел сделать тебе сюрприз. Это мой дом. Пойдем, я просто покажу тебе свою квартиру». Потом он обнял Светино лицо, и страстно поцеловал ее. Девушка растаяла, и согласилась. Они поднялись в квартиру Леонида, и он налил Свете Мартини. Потом все произошло очень быстро, и девушка не успела заметить, как оказалась в постели Леонида. Она была счастлива. Когда все закончилось, влюбленные молча лежали в постели, каждый со своими мыслями. Леонид курил.

- Я думал, что буду у тебя первым

- Почему?

- Не знаю. Тебе вызвать такси?

- Что случилось?

- Пошла на хуй.

Глава 5

Новогодняя сказка

Семья Кузнецовых дважды в год выезжала за границу отдыхать. Летом они любили ездить в европейские страны, и совершать экскурсы по музеям и картинным галереям, а зимой их ждали пляжи Египта и Туниса. «Могу я, в конце концов, позволить себе неделю солнца зимой?», - говорила Галина Кузнецова. «Конечно, дорогая», - отвечал в таких случаях ее муж, Николай. Но в этом году Галина и Николай с детьми собирались изменить своим привычкам и устроить себе рождественские каникулы в Финляндии: покататься на оленях, пожать руку Санта Клаусу, и вкусить все прелести «скандинавской сказки» (так гласила рекламная брошюра, которую две недели назад принесли Николаю Кузнецову в офис, и Галина тот час же, как узнала об этом, запланировала семейную поездку). За несколько дней до отъезда, как это всегда водилось у Кузнецовых, Галина позвонила своим соседям, Хлебиным, которые если куда и ездили, то только летом на дачу, и Новый Год всегда встречали дома с салатом «Оливье», селедкой под шубой и холодцом. На время путешествий Галина всегда давала Хлебиным запасной ключ от своей квартиры, и просила, чтобы Ольга Хлебина периодически заходила полить цветы, да и вообще, на всякий случай.

В тот вечер Галя и Ольга, как обычно водилось, выпили по чашечке кофе, перемыли косточки знакомым и поздравили друг друга с наступающим Новым Годом. Потом Галина передала Ольге ключ, снабдив ее всей необходимой информацией, и соседки распрощались.

И вот настал долгожданный день, 27 декабря, и Кузнецовы уехали. Когда Ольгин муж в тот день ушел на работу, а сын – в школу, женщине стало скучно, и она пошла в квартиру соседей, посмотреть что у них, да как. Отперев ключом входную дверь, Ольга боязливо прокралась в чужой дом. Потом, вдруг, подумав, что ничего в этом зазорного нет, так как Кузнецова сама дала ей ключ, чтобы та поливала цветы, Ольга осмелела и по-хозяйски прошла в гостиную. «Как здесь чисто, - промелькнула в ее голове, - ни пылиночки. И что это она перед отъездом убралась? Вот чудачка». Хлебина окинула любопытным взглядом кожаные кресла, диван, журнальный столик, с лежащим на нем листком бумаги. Ольга взяла его в руки и прочла "приеду в новый год тчк встречайте зпт дядя вася тчк" Потом ее взгляд упал на полки шкафа, со стоящими на них фотографиями и статуэтками. Были здесь фотографии всего семейства Кузнецовых, каждую из которых Ольга пристально разглядывала по несколько минут. Было в них что-то такое, что притягивало взгляд, позже Хлебина поняла, что – лица Кузнецовых светились какой-то сытостью, довольством и благополучием, чего нельзя было сказать о семье Хлебиных. Ольгин муж, Сергей, был простым человеком. Он каждое утро уходил на работу и возвращался в одно и то же время. Он редко разговаривал, мало ел, и был как бы призраком живого человека. Жену свою он не любил, а может быть, не способен был любить ее, как и любить вообще, кого бы то ни было. С легкостью можно было предположить, что и сексом со своей супругой Сергей занимался единожды, в далеком прошлом, когда собственно, они и зачали Костю - забавного дурачка в детстве, и теперь уже подросшего, и никого более не умиляющего, прыщавого дебила. Костя ходил в школу, сидел за последней партой, разглядывал одноклассниц, плевался бумажными шариками через сломанную ручку и громко гоготал. Дома Костя смотрел телевизор и рассматривал порножурналы в туалете. Ольга работала кассиром в булочной, неподалеку от дома. Она ненавидела свою работу, но уходить не собиралась, так как благодаря ей в доме всегда был свежий хлеб.

Итак, в тот день Ольга рассматривала фотографии счастливых соседей, и чувствовала, как внутри нее растет какая то необъяснимая ненависть. Она спешно полила цветы и покинула квартиру. Вернувшись домой, она накинула пальто, вышла на балкон, и закурила. Послышался голос сына: «Мать, ты дома?» Ольга быстро затушила дымившийся окурок и вошла в комнату.

- Курила?

- Не твое собачье дело

- Да пошла ты

В Новогоднюю ночь Хлебины принимали гостей – родственников Ольги. Народу было много, а водки еще больше. Все быстро захмелели, и стали ругаться. Сергей держался обособленно, и теперь, когда он был пьян, даже трудно было понять, живой ли человек эта фигура, стеклянными глазами глядящая в экран телевизора. Вскоре все решили пойти на улицу, жечь бенгальские огни, и запускать ракеты. Вывалившись на лестницу, веселая, раскрасневшаяся от водки, Ольга обнаружила перед дверью соседей мужичка, сидящего сгорбившись на половике, и как будто спавшего. «Эй, вы кто?», - спросила удивленная Ольга. Мужичок поднял голову, затем поднялся сам, и как-то виновато, исподлобья посмотрел на Ольгу уставшими, заспанными глазами.

- Я, это, к Кузнецовым приехал. А их, гляжу, дома нет. Не знаете, куда они запропастились-то?

- Кузнецовы отдыхать уехали. За границу. А вы кто такой?

- Да я Галкин дядька. Родственник, так сказать, ейный, из Омска. Стало быть, не будет их уже?

- Нет, они на неделю уехали

- Эх, вот незадача то, а я им телеграммку посылал неделю тому назад. Стало быть, не получали… Ну что ж, ладно… Переночую здесь, коль не помешаю…

- Да ночуйте…

Ольга вызвала лифт и спустилась вниз, на улицу, где ее сильно выпившие родные веселились и радовались наступившему Новому году. Счастье переполняло их, и они свято верили, что Новый год будет каким-то особенным, и что-то в их жизни перевернется, изменится к лучшему. Этот сумасшедший кураж ежегодно заканчивался одинаково – тяжелым утренним похмельем. Накричавшись и навеселившись вволю, гуляющие двинулись обратно в квартиру, чтобы продолжить застолье. Поднявшись на свой этаж, пьяная Ольга бросила взгляд на соседский коврик. Мужичок расстелил перед собой какую-то тряпицу, разложил на ней, что было с собой съестного, и теперь трапезничал. «С Новым Годом вас, дяденька», - промолвила Ольга. «Спасибо, и вас…». На душе у Хлебиной стало как-то нехорошо, то ли от выпитого, то ли от того, что где-то внутри подавала признаки жизни ее, спавшая до этого, совесть. Она вошла в квартиру, и закрыла за собой дверь. Гости пели и веселились. Муж продолжал смотреть телевизор. Ольга вернулась в коридор, и припав к дверному глазку, некоторое время наблюдала за мужичком. Потом, открыв тумбочку, вытащила связку ключей, и снова вышла на лестницу. «Вот, возьмите. Не сидеть же вам здесь всю ночь... Давайте, я сама открою… только постарайтесь ничего не трогать, хорошо? Ложитесь спать». «Ой, спасибо дочка. Да конечно, конечно, я только воды попью, даже раздеваться не буду. А поутру – первым поездом сразу домой. Вот спасибо, милая…».

Ольга открыла дверь, и впустила в квартиру незадачливого родственника. Вернувшись домой, она обнаружила, что гости немного поутихли, а муж ее, Сергей, и вовсе спал. Костя ушел куда-то с ребятами. Спустя полтора часа, когда родня улеглась, Ольга лежала в своей постели рядом с мужем, но не могла заснуть. Поднявшись, она отправилась на кухню, взяла с полки стакан, и налила из графина холодной воды. Охладись, Ольга, успокойся. И что это тебе не спится. Встала то рано, весь день готовила, салаты резала, холодец варила, мясо «по-французки» сделала… и совсем не устала. Дом полнехонек народу, а тебе одиноко… Набросив махровый халат, Ольга тихонько открыла входную дверь и вышла из квартиры.

Утро наступило только в обед. Проснувшись, Сергей отправился варить кофе. Злые, с похмелья, родственники, собирались уезжать. Костя вернулся засветло, проблевался в туалете, и теперь лежал в своей постели, в джинсах и свитере. Счастливая и смущенная Ольга вернулась домой чуть позже, и уставшая завалилась спать.

Глава 6

Материнский инстинкт

Анна и Олег познакомились в ночном клубе, и полюбили друг друга, что называется, с первого взгляда. Они были действительно прекрасной парой: она – маленькая светловолосая девушка с ясными голубыми глазами и пухлыми губами, он – высокий кареглазый брюнет с длинными ресницами, и загадочным взглядом. Анна училась в престижном ВУЗе на психолога, а Олег заканчивал консерваторию по классу фортепьяно. Свободное время влюбленные всегда проводили вместе. Анна часто оставалась у Олега ночевать, а тот, в свою очередь, был вхож в ее дом, и родители Анны одобряли выбор дочери. Это лето выдалось пасмурным, и влюбленная пара решила поехать на неделю в Италию, чтобы отдохнуть и поразвлечься вволю. Неделя пролетела как один день. Они купались, загорали и тратили родительские деньги в многочисленных ресторанах, клубах и магазинах. Беззаботность розовым облаком накрыло Анну и Олега, и они плавали в нем, растворяясь друг в друге, и наслаждались каждой минутой, проведенной вместе.

Но вот, Италия была позади, и влюбленные вернулись домой. Оставалась неделя до начала нового учебного года, и все свободные вечера Анна и Олег проводили в ночных клубах, веселясь и танцуя. В то утро Анна проснулась в объятиях Олега и почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. Очевидно, мы вчера перепили Абсента, - подумала девушка, и бросилась в туалет.

- Сегодня утром, когда ты спал, меня стошнило

- Боже мой, детка, ты не заболела?

- Да нет, не думаю. Наверное, выпила лишнего вчера в клубе

Когда на следующее утро приступ тошноты повторился, Анна запаниковала. Задержка была всего три дня, такое случалось и раньше, но теперь девушка испугалась. Анна купила в аптеке тест на беременность, пришла домой, и проделала все, как было написано в инструкции. Ее предчувствия были верными. Сидя в своей комнате, Анна широко раскрыв глаза, смотрела на маленькую бумажную полоску, на которой предательски проступало две голубые черточки. Боже мой, что же теперь будет, что мне делать, - мысли Анны летели в голове с бешеной скоростью. Она знала, как Олег относился к теме беременности. Она боялась. Наконец, взяв себя в руки, девушка набрала номер его телефона:

- Привет, дорогой. Нам надо поговорить. У меня ЧП.

- Что случилось? О Боже, я знаю… Неужели ты…

- Да… Олег, у нас будет ребенок…

- Что?! Какой ребенок?! Не говори ерунды! Не думаешь же ты, что я… послушай, я сейчас приеду.

Полчаса спустя Олег был дома у Анны. В его глазах был страх. Панический страх. Анна еще никогда не видела его таким.

- Послушай меня, о ребенке не может быть и речи. Мы еще студенты. Я не готов. Нет, это просто исключено. Помнишь, мы говорили с тобой об этом?

- Да, но мы встречаемся уже год. Я думала, что… ну, в общем, что мы поженимся… Я не могу, это же наш ребенок. Мы же любим друг друга!

Его нервный смех на миг оглушил ее. Все было как в кошмарном сне. «Мы никогда не говорили о женитьбе! Мы слишком молоды! Я не готов! Ты что, рехнулась?» Анна плакала, и не могла поверить в то, что говорил Олег. Тот схватил ее за плечи, потом обнял и стал целовать.

- Милая, ну прекрати. У тебя просто шок. Сколько дней у тебя задержка? Ведь совсем немного. Мы купим тебе специальную таблетку, и не придется делать аборт.

- Какую еще таблетку?! О чем ты говоришь?! Уходи, я не желаю тебя видеть! Я хочу побыть одна. Я должна подумать об этом в одиночестве.

Олег ушел. Анна ничего не сказала родителям. К телефону она не подходила. Олег приходил к ней, и звонил в дверь. Она не открывала, и ничего не объясняла взволнованным родителям. Счастье Анны как будто умерло в один день, но она сердцем чувствовала, что должна оставить своего ребенка. Это был ее ребенок. Маленький, живой человек, частичка ее, плод их с Олегом любви.

Прошел месяц, Анна все обдумала и решила. Она будет мамой. Ей было наплевать на то, что скажет Олег, или как отреагируют родители. В конце концов, ей все-таки пришлось все рассказать маме. Та плакала, но не ругалась. Она на удивление спокойно восприняла ситуацию, и смирилась с ней. С отцом она разговаривала сама. Было решено: ребенок будет. Олег просил больше не звонить ему. Он испугался и не хотел обязательств. Пару месяцев спустя у него уже была новая подружка. Анна же ходила в институт с высоко поднятой головой, и однокурсники знали о ее беременности еще до того, как стал заметен живот. Анна гордилась тем, что оставила ребенка. «Я чувствую материнский инстинкт», - говорила она подругам, и те поддакивали ей, кивая головами.

Время пролетело быстро, и до родов оставалось около недели. Анна не ходила на лекции, а сидела дома, вместе с мамой, много ела и спала. Схватки начались, как и планировали, ни раньше, ни позже, и Анну увезли в больницу.

Роды были долгими и мучительными. Утром следующего дня все наконец закончилось. Раздался детский плач, и на свет из Анны извлекли грязного, мокрого от крови, и страшненького человечка. «У вас девочка», - только и произнесла усталая акушерка. Анна была обессилена, и мгновенно заснула.

На следующее утро принесли ребенка. «Боже, до чего уродливый ребенок», - промелькнуло в ее голове. Мама говорила ей, что все новорожденные такие, но для каждой матери ее ребенок – самый красивый на свете. Однако, Анна не испытывала к новорожденному существу ни любви, ни ласки. Ей было даже неприятно держать маленькую девочку в руках. Через несколько дней Анна позвонила маме: «Мам, я не хочу этого ребенка. Я не люблю его, я его боюсь». «Дочка, я понимаю, такое случается. В конце концов, ты действительно еще слишком молода для этого».

Через неделю Анну выписали из больницы. Ребенка пристроили в детский дом.

Глава 7

Подруга

Катя выросла в семье со средним достатком. Она ходила в обычную школу, где училась на одни пятерки и закончила которую с золотой медалью, на зависть подругам. Кстати, о подругах, их у нее было много, так она, во всяком случае, всегда считала. Понятие «дружба» было для Кати слегка искажено и приравнено, скорее, к понятию «дашь на дашь», при этом она редко когда что-нибудь делала бескорыстно. Катя была жадной, завистливой и наглой. Она не желала никому добра. Она, как крыса жрала все на своем пути. Мерзкая, серая крыса. Катя получила золотую медаль и поступила в медицинский институт. Больше всего Катя любила анатомический театр, в котором она с удовольствием и наслаждением мясника резала мертвые молочно-белые тела. Мать Кати была тощей маленькой женщиной с волосатыми, никогда не бритыми ногами, вечно не выпускающей изо рта сигарету. Она работала врачом в районной поликлинике, и имела такой авторитет, который всегда имеют деревенские фельдшеры. Врачихе не хватало зарплаты, и потому он частенько принимала у себя дома «постоянных клиентов» - больных, которые, казалось, болели всегда, и получали какое-то животное наслаждение, приходя в эту квартиру, пахнущую скисшими щами, псиной и сигаретным дымом. Они приносили дары – коробки конфет, которые врачихина дочь, Катя, припрятывала в шкаф, и те лежали там целую вечность, пока не приходил кто-нибудь из друзей. Тогда коробка наиболее старых, уже покрытых белым налетом, конфет распечатывалась и выкладывалась на стол, для дорогих гостей. Старые конфеты использовались также и в качестве подарков на праздники. Врачиха воспитывала свою дочь в строгости, и бывало, когда приходили дочкины подруги, мать говорила так: «Ты, доча, как стакан с чистой водой. А подруги твои – стаканы с пеплом. Мужики покурили и в них пепел стряхнули. Не становись таким стаканом, доча». И та покорно кивала головой и улыбалась тонкими губами, смотря на подруг с жалостью, а те обычно вскоре уходили. Катю не любили нигде – ни в школе, ни в институте, но в тоже время она, как ей казалось, была окружена любовью повсюду, и окружающая ее свита заглядывала ей в рот с преданностью шакалов. Врачихина дочь в институте, как и в школе, отличалась успеваемостью. Экзамены сдавались легко, и она только скалилась, когда никто не получал за экзамен и четверки, а она всегда имела пять баллов.

В детстве Катином был такой случай. В гости к ней зашла подруга, живущая по соседству, Лена, и будучи открытым и наивным ребенком, сказала: «Не понимаю я, Катька, и почему все эти люди так унижаются перед твоей мамой». На что та ей ответила: «А пусть попробуют не унижаться! Мама им такой рецепт выпишет, что завтра ножки протянут!» Лена тогда впервые поразилась жестокости подруги. Потом, много лет спустя, они продолжили вялотекущую, как неприятная хроническая болезнь, дружбу, так как жили в одном доме.

Лена тоже училась в ВУЗе. Она была прекрасна, добра, модно одевалась, и у нее было много поклонников, но никому из них своего сердца она не отдавала, а ждала настоящей любви. Злобная толстая Катя всегда завидовала Лене, но виду не показывала, потому, как невыгодно было ей терять такую подругу. Дома у Лены всегда можно было найти любую литературу, взять видеокассету; у Лены было много связей, которыми Катя пользовалась при любом удобном случае. Несомненно, Лена была полезным, очень полезным приобретением.

Так они и жили, и все бы ничего, если б однажды, по дороге домой Лена не заскочила бы на минутку к Кате, чтобы забрать книгу, которую та взяла у нее уже полгода назад, давно прочитала, но возвращать не торопилась. В тот день у Кати в гостях был ее друг, Павлик, в которого она была безумно влюблена. Катя и Павлик выпили чаю, и вместе работали над Катиной курсовой по химии. Когда они сидели за столом, у Кати в голове была только одна мысль: «Как я хочу, чтобы ты снял с меня джинсы, и трахнул меня». Это томление не давало ей сосредоточиться на работе, и она нервно кусала губы, изнемогая от распирающей ее животной страсти.

Лена нажала на кнопку звонка, и по квартире разлилась трель искусственного соловья. Дверь Лене открыла врачиха.

- Мам, кто это? – раздался из комнаты гнусавый Катин голос

- К тебе Лена пришла

- Я сейчас выйду

Через несколько минут толстая девочка появилась в коридоре. На ней была белая с глубоким вырезом майка, сквозь которую некрасиво просвечивался потемневший кружевной лифчик на поролоне.

- Привет…

- Привет Кать, как поживаешь?

- У меня много дел... Завтра экзамен... Извини…

- Я за книгой

- Сейчас принесу, подожди…

Катя направилась в гостиную, когда дверь ее комнаты вдруг открылась, и из нее вышел белобрысый, краснощекий дылда. Увидев Лену, он еще сильнее покраснел, смутился, и ни слова не говоря, спрятался обратно в комнату. В этот момент вернулась Катя с книгой в руках.

- Что, Павлика увидела?

- Да, а кто это? Твой парень?

- Ну тебе то какая разница?!

Было заметно, что Катя сильно нервничает, и ей не терпится, чтобы подруга поскорее ушла. Лена забрала книгу и вышла за дверь.

Всю следующую неделю Лена и Катя не общались, когда вдруг в пятницу, Катя позвонила подруге:

- Привет, зайка! Я так соскучилась! Слушай, ты извини, я вспылила в прошлый раз. Просто нервничала из-за экзаменов.

- Да ладно, ничего. Я понимаю, - ответила Лена, слегка ошарашенная этим звонком, а еще больше тем, как неожиданно мило с ней разговаривала подруга.

- Ты куда-нибудь собираешься сегодня вечером?

- Да, мы как всегда со Светкой в клуб…

- Ой, девчонки, возьмите меня с собой, - заскулила Катя

- Хорошо, давай, встречаемся в десять.

В ту ночь в клубе, как всегда было много людей, алкоголя и мокрых тел. От едкого сигаретного дыма слезились глаза. Лена с подругами сидела за столиком, они пили и веселились. Катя много выпила, и теперь, как матрешка, кружилась на танцполе, красная и потная, упиваясь чувством собственной неотразимости в той степени, которая бывает только у очень пьяных людей. К ней подкатил какой-то мужчина, судя по всему, араб; Катя обняла его, и они вместе закружились в агонии страсти. «Смотри на меня, сука, - думала Катя поглядывая маленькими глазками на подругу, сидящую за столиком совсем рядом, - смотри, как хорошо я танцую! Посмотри! Все эти мужики хотят меня и только меня! Они все хотят меня, и, если я захочу, любой будет моим!» Катя смеялась, сегодня была ее ночь. Она была королевой бала.

К пяти часам подруги устали и пошли в гардероб за вещами. Катя отдала Лене свой номерок, а сама направилась в туалет и закрылась в кабинке. Из-за двери послышались характерные звуки телефонных кнопок, завораживающий шепот и нервный смешок… Десять минут спустя девушки вышли на улицу и стали ловить такси. В первой машине уехали Ленины друзья, и вскоре подъехала вторая, и Лена с Катей уселись на заднее сиденье.

Лена какое-то время дремала в пути. Проснувшись и посмотрев в окно, она не могла понять, в каком районе они находятся. «Где это мы? Он что, поехал другой дорогой?», – спросила Лена подругу. Та лишь пожала плечами, и скривила губы. «Пожалуйста, остановите машину, - тихо сказала Лена, вы едете не в ту сторону. Остановитесь около метро, мы заплатим». Водитель как будто онемел, и словно кукла смотрел перед собой стеклянными глазами, упорно давя на газ. «Умоляю вас, остановите! Я отдам вам все свои деньги, только остановите машину!». Снова молчание.

Машина остановилась полчаса спустя. Катя схватила Лену за руку и затряслась всем телом. Лена плакала. Шоферюга молча вышел, открыл дверцу, и силой вытащил Лену за руку. Девушка вытаращила полные слез и ужаса глаза, и от страха не могла кричать. Ее пересохшие губы дрожали. Дрожали руки, дрожали ватные ноги, и все тело было сковано ужасом. Мужик ударил Лену вподдых, и она осела на землю, словно охлажденное тесто. Мужик расстегнул ширинку.

Катя продолжала сидеть в машине и со страхом наблюдать происходящую на ее глазах мерзкую сцену изнасилования подруги. Шоферюга зверски трахал Лену, и бил ее головой об асфальт, пока та не потеряла сознание. «Получи, блядь», - приговаривал он, и все бил и бил ее головой, пока волосы Лены не пропитались кровью.

«Прекрати!», - раздался вдруг голос Кати. Она подбежала к подруге и присев на корточки взяла ее за руку. Пульса уже не было. «Сашка, ты же убил ее…»

Глава 8

Вой

Рита родилась в неполной семье и была поздним ребенком. Ее мать, Зинаида Григорьевна была морщинистой блеклой сорокалетней женщиной, выглядевшей гораздо старше своих лет, и работала продавщицей в хозяйственном магазине. Она продавала мыло, шампуни, стиральные порошки и другие химикаты. Зина любила запахи химии и с наслаждением нюхала чистящие порошки - лимонные, ягодные, морскую свежесть, и потому работой своей была довольна. Зинаида жила с матерью, выжившей из ума костлявой старухой, озлобленной, ненавидящей всех вокруг, кроме своей единственной дочери, которую так и не удалось пристроить ни к одному мужику. А Зинаида так любила мать! Приносила ей по утрам еду в постель, которую та пожирала, пачкая одеяло, простыню и подушки. Она смачно рыгала, сморкалась в пододеяльник, и спала. Бабка ничего не делала. Она любила таблетки. Трамал и Димедрол были ее друзьями. Она пила их всегда и испытывала неимоверный кайф, глотая их, эти маленькие разноцветные конфетки. Мать и дочь спали вместе, обычно в длинных белых ночнушках, пожелтевших, и проеденных молью, а иногда вообще голыми, обнимая друг друга, соприкасаясь теплыми телами – большое белое тело дочки и тощее серое – матери. У Зины не было постоянного мужчины. Раньше, в молодости, она удовлетворяла свою похоть, залезая через окошко в военные казармы недалеко от дома, и отдаваясь молодым потным солдатам. Теперь уже никто не хотел ее, и все что ей оставалось, это мастурбация.

Как-то раз Зина задержалась на работе, когда привозили товар. Она вдохнула возбуждающий запах химии и картона, и осталась с пьяным и страстным грузчиком Петей. Они завалились на складе прямо на мешки и коробки, и как собаки совокуплялись, скуля и воя. Тогда и была зачата Рита.

Рита родилась крупным ребенком, так что все соседи в доме с удивлением заглядывали в коляску, когда Зина с Ритой выходили на прогулку. Детство прошло под постоянной опекой матери и бабки, которые ни на минуту не спускали с ребенка глаз. Шло время, девочка росла, и становилась все более уродливой. Ее неестественно большая кудрявая голова и тупые глаза наводили на мысль, что Рита чем-то больна. Однако она ходила в простую общеобразовательную школу, и играла на фортепьяно. В школе никто не хотел с ней дружить, а только издевались, смеялись за ее спиной, и называли «дауном». Рита дауном не была. Она все понимала, но никогда на обиды не отвечала, а лишь копила их внутри, глубоко в душе, чтобы выплеснуть все это дома, на мать и бабку. Рита ненавидела своих одноклассников. По ночам ей снились сны, в которых она мучила и убивала каждого ребенка по отдельности, придумывая самые изощренные орудия пыток. Она рисовала их в тетрадке во время школьных занятий. Училась она средне, скорее даже плохо, и учителя жалели, но недолюбливали Риту. Она вызвала у всех без исключения какое-то отвращение и жалость. Дети мучили ее, каждый раз придумывая новые и новые злые шутки. Рита приходила домой и с порога кричала, орала, бросала портфель с учебниками в сторону с такой силой, что попади он в человека, тот потерял бы сознание. Она вбегала в комнату бабки и начинала жаловаться на то, как плохо ей жить, как она всех ненавидит, в том числе мать, и в особенности ее, свою бабку. Мать и бабка смирились с тем, что их ребенок болен, но продолжали любить и ухаживать за Ритой.

Когда у Риты началось половое созревание, она еще больше вымахала в росте, который теперь достигал ста девяноста сантиметров. Одноклассники дразнили Риту еще сильнее, обзывали великаншей, а та стеснялась, поднимала плечи и сутулилась, пытаясь скрыть растущую грудь. Постепенно у Риты на спине вырос горб, и маленькие дети шарахались в стороны, когда это нечто, похожее ни то на мужчину, ни то на женщину, шло по улице. Одежду мать покупала Рите на редкость уродливую. Рита никогда не носила платьев и юбок, и все время ходила в штанах из какой-то странной материи коричневого цвета, рубашке и огромных мужских ботинках, так как женской обуви на Ритину ногу мать найти не могла. Мать сама стригла дочку дома, ножницами для бумаги, и Ритина прическа делала ее еще больше похожей на мужчину. В доме ходили слухи, что Рита сумасшедшая, так как она никогда ни с кем не разговаривала, и гуляла либо с матерью, либо одна, около дома, а мать наблюдала за Ритой из окна. Когда Рита играла на фортепьяно, она часто не попадала по нужным клавишам, психовала, громко кричала, и один раз бросила круглый стульчик в маму, которая едва успела отбежать. Рита была очень сильной, неестественно могучей для девочки своего возраста, и сила ее была всегда разрушительной.

Рита жила на первом этаже, а этажом выше жила семья с собакой, которую ненавидел весь подъезд. Этот доберман наводил ужас на соседских старушек и маленьких детей, имея привычку так громко лаять, что закладывало уши, и набрасываться передними лапами на всех, кого встречал на своем пути. Мальчик, хозяин добермана был худощавым молчаливым подростком, и изо всех сил сжимал в руке поводок со словами: «Заткнись, сука, я убью тебя, падла». Однажды Рита выходила из подъезда, а навстречу ей шли парень с доберманом. Собака начала оглушительно лаять, эхо ее голоса разносилось по всему подъезду. Рита вся вжалась в стену и завыла от страха. На коричневых брюках проступило темное пятно. На следующий день Рита вышла на улицу, встала под окнами соседей, и кидала полные горсти снега, пытаясь попасть в окно мальчика с доберманом. Она так разошлась, что вскоре в ход пошли сосульки, ледяные глыбы, а потом и камни. Рита разбила окно, и смеясь убежала. Матери пришлось заплатить, а Риту она в тот вечер сильно избила ремнем.

Как-то раз родители соседского парня уехали в командировку, и тот на целый месяц остался дома один. Он стал возвращаться домой поздно, а иногда вообще не приходил, пропадая где-то у друзей. Собака целыми днями сидела дома одна, и выла. Вой этот продолжался и днем и ночью, лишь иногда утихая. Бабка и мать Риты злились, и все собирались позвонить в инстанции, чтобы кто-нибудь пришел, и разобрался с наглыми соседями и их ужасной собакой. Рита молчала, но все внутри нее кипело ненавистью. По ночам она слушала вой добермана, и все мечтала о том, как отомстит. Она ненавидела эту собаку. Она не видела ее, но она могла слышать, как та безудержно воет, и этот собачий голос пробуждал в ней страх. Рита ощущала присутствие собаки. Она была рядом. Рита знала, что это должно произойти очень скоро, и больше она не может ждать. Этой вой заполнял каждую клеточку ее тупой большой головы. Рита была сильна, она была сильнее собаки, и знала это.

Все произошло днем, когда матери не было дома. Рита вышла на лестницу, поднялась на второй этаж и позвонила. Мальчик был дома, и открыл дверь.

- Здрасте… Вам чего?

- Умерла моя бабушка. Нам с мамой нужна ваша помощь. Зайдите, пожалуйста!

- Куда зайти? - все еще не понимал мальчик

- Мы живем этажом ниже, вы разве не знаете? - расхрабрилась Рита

- Что вы хотите?

- Нам нужна помощь мужчины. Вы не могли бы спуститься к нам в квартиру и помочь?

- Хорошо…

Рита и мальчик пошли на первый этаж.

- Вот, проходите, пожалуйста, в мою комнату. Я вас сейчас чаем напою… подождите здесь…

Рита знала, что делать. Она знала, что собака спит. Надо было действовать быстро, очень быстро. Она взяла на кухне огромный нож, выскочила из квартиры, и пробежала пролет вверх по лестнице. Рита вошла в квартиру мальчика, в спальню. Собака проснулась, и теперь смотрела на Риту, скалясь и рыча. Быстрый прыжок. Нож вонзился в собачью шею. Собака завыла. Она была еще жива. Рита схватила с дивана подушку, и, набросившись на собаку, всем телом принялась душить ее. Та вскоре перестала биться, дернувшись в последний раз. Счастливая, удовлетворенная Рита лежала на собачьем трупе и улыбалась. Теперь она могла жить спокойно.

Глава 9

Лицо на потолке

Наступила ночь. Сережа сидел на краешке своей кровати, жевал бутерброд с сыром и смотрел в пол. «Завтра как всегда в школу. А сейчас я должен лечь спать. Я должен лечь спать. Лечь спать. Спать… спать…» Все на свете Сережа отдал бы сейчас ради того, чтобы поскорее наступило утро. Бутерброд был съеден. Сережа сидел и тер липкие холодные ладони о штаны голубой фланелевой пижамы. Он встал и подошел к окну. Город уснул. Ничто не мешало ему спать спокойно. Горел лишь свет в окне психиатрической больницы напротив Сережиного дома. В одном из окон стояла маленькая темная фигурка человека, крошечная, как муравей. Мне нужно пойти и лечь спать. Я должен спать. Сереже было страшно. Он знал, что стоит ему лечь в постель, как все повторится. Будет так же, как и вчера, и позавчера, и неделю назад… Сережа всматривался в темную фигурку в окне больницы, потом взял бинокль на подоконнике и поднес его к глазам. Человек был одет в больничный халат, курил, и смотрел куда-то в пустоту. Вдруг, неожиданно, его взгляд упал прямо на Сережу. Его глаза пристально глядели, а рот улыбался. Человек как будто знал Сережину тайну. Мальчик резко отнял бинокль от глаз и бросился в постель, с головой накрывшись одеялом. Он лежал теперь в полной темноте, потный, горячий, и тяжело дышал, слушая биение своего сердца. Дышать становилось все труднее, и мальчик отогнул краешек одеяла и высунул нос.

Сережа чувствовал, что оно уже там… Оно снова ждет его, томится, предвкушая радостную встречу. Ну почему оно выбрало меня… почему? Ну перестань же думать об этом. Не придумывай. Этого не может быть. Вылези из-под одеяла и посмотри на потолок. Там ведь ничего нет… Сережа резко откинул одеяло, и зажмурил глаза. Он чувствовал его совсем близко… «Привет, Сережа, - раздался вдруг детский, но в то же время по-старушечьи скрипучий голос, - я тебя ждала».

- Прошу тебя, уходи, чего тебе надо? Умоляю, оставь меня!

- Ну будет тебе, Сереженька, не говори так. Я ведь могу обидеться. И открой, наконец, глаза. Я никуда не уйду. НИ-КУ-ДА.

Сережа открыл глаза, и его словно пронзило электрическим током. В нескольких метрах от него, на потолке находилось большое белое лицо с маленькими глазками, курносым носом и огромным уродливым ртом, как будто криво нарисованным алой гуашью.

- Пожалуйста, уходи! Умоляю тебя! Почему я?!

- Догадайся

Сережа зажмурил глаза и полностью накрылся одеялом. Во рту пересохло, страх охватил все тело бешеной дрожью. Прошел час, и было уже невозможно дышать. «Ты здесь?», - тихо спросил Сережа. Тишина. Должно быть, ушло, - подумал мальчик. Очень хотелось пить. Нужно было пойти в ванную, умыться холодной водой, понять, что все это – не более, чем плод его больного воображения. Не открывая глаз, Сережа сполз с кровати и на ощупь стал искать выключатель на стене. Нужно только включить свет. Включить свет. Свет… «Сережа?, - ласково протянул до ужаса знакомый голос совсем рядом, - ты думал, что я ушло?» Мальчик резко повернул голову в сторону кровати. Оно было там. На белом потолке красовалась огромная серая лужа. Маленькие глазки улыбались, рот скалился. «Давай-ка, ложись, - вкрадчиво прошептало лицо». Сережа знал, что не может противиться его приказам. Дрожа всем телом, он лег в кровать и бешено уставился на потолок.

- Ну, дружок, расскажи мне, как прошел день? Чем ты занимался?

- Я… ходил в школу…

- Ну а в школе что?

- Учился… у нас была математика…

- А я скучала по тебе. Очень скучала. Все ждала, когда ты ляжешь спать, чтобы увидеть твое личико, чтобы поцеловать тебя…

- Нет!!!! Умоляю!!! Не надо!!!, - Сережа пронзительно закричал

Лицо расплылось в улыбке и стало приближаться в Сереже. Все ближе. Ближе. Ближе… Мальчик потерял сознание, а очнулся только утром. Так было и вчера. И позавчера. И неделю назад… Сережа боялся Лицо, а еще больше он боялся себя в такие минуты. Что с ним происходило? Почему каждый раз все повторялось, и он никогда ничего не помнил.

Нужно было что-то сделать. Больше так продолжаться не могло. Завтра все будет иначе.

На следующий день Сережа был готов сразиться с врагом. Он больше не ляжет в постель. Он не послушает его. Он будет храбрым. Весь день волнение не покидало мальчика, как не покидало оно его уже давно. Но на этот раз он ликовал в душе. При дневном свете потолок был однотонно-белым, и мальчик продолжал задумываться над тем, насколько реально все то, что происходит с ним по ночам.

Наступил вечер. Сережа снова сидел на краю своей постели, и сердце его бешено колотилось. Прошел час. Ничего не происходило. Сережа очень устал и прилег на кровать. Он все ждал и ждал, но лицо так и не пришло, а мальчик, неожиданно для себя, заснул.

Должно быть, оно испугалось чего-то. Оно почувствовало, что больше не будет питаться мною, - думал Сережа весь следующий день.

Было время обеда, и Сережа с мамой сидели вместе на кухне и ели куриный суп.

- Какой то ты последнее время бледный. И кушаешь плохо. Ты не заболел?

- Да, в порядке я, мам, просто устал

- Смотри, вот приедет папа из Венгрии, я ему на тебя пожалуюсь

- Ой, ну мам, только не начинай!

- Ешь давай…

День прошел, и снова наступила ночь. Сегодня Сережа решил лечь спать как все нормальные люди, ничего не ждать, ничего не бояться, а просто закрыть глаза и заснуть. Он выпил чаю, надел пижаму, почистил зубы и лег. Однако сон не шел, а страшные мысли лезли в голову, и волнение росло.

- Сережа? - раздался знакомый голос

- Боже мой, опять ты, - Сережа старался изо всех сил не показывать свой страх и говорить уверенным голосом.

- Я скучала

- Уходи!

- Ну что ты, мальчик мой, зачем же так грубо

Не бойся, главное не бойся. Главное не потеряй сознание. Ты должен понять, что здесь происходит, - звучало в Сережиной голове. «Можно, я тебя поцелую?», - спросило лицо. «Да», - ответил мальчик.

Сережа узнал его. Он знал его всю жизнь. Знакомый запах бумажной кожи, костлявые теплые руки, выцветшие бледно-голубые глаза, всегда будто готовые расплакаться…

- Бабушка, зачем ты это делаешь?

- Я не могла оставить тебя… Я так скучала…

- Что ты хочешь от меня?

- Я хочу, чтобы все было, как раньше. Я хочу, чтобы мы вместе читали книжки, чтобы ты бросался мне на шею и обнимал маленькими ручками. Хочу, чтобы ты любил свою бабушку…

- Ты ненавидишь меня?

- Нет, я по-прежнему тебя люблю… Я не могу не любить тебя…

- Помнишь, как ты умерла?

- Да…

- Ты знаешь ведь, что ты не отравилась…

- Я все знаю…

- Прости меня, бабушка, прости! Умоляю тебя! Прости!!!, - зарыдал Сережа

- Я тебя прощаю… Только вот не пойму, за что ты так со мной поступил?

- Ненавидел тебя. Ты меня бесила. Я хотел, чтобы ты исчезла куда-нибудь…

- Ну а теперь раскаиваешься и хочешь, чтобы я вернулась?

- Очень хочу! Больше всего на свете!

- Ну тогда ты знаешь, что делать… Я буду ждать тебя…

Утром мама вошла в Сережину спальню, но тот был уже холодный и синий. Сережа был вместе со своей бабушкой.

Глава 10

Мама

Утро было свежим и мокрым. Сашка проснулся раньше обычного и вышел на балкон. Весна благоухала сладкими ароматами и играла красками молодой зелени. Дышалось по-новому. Думалось по новому. Не было даже привычного нежелания идти в школу. Спать совсем не хотелось, хотелось жить. Сашка вышел из комнаты в коридор. С кухни доносился запах кофе и свежих булочек – мама приготовила завтрак.

- Сынок, иди кушать, остынет же!

- Да, мамочка, иду!

Сашка жил вдвоем с мамой, папы у них не было. Мама очень любила сына, а тот был безгранично предан ей и всегда называл любимой мамочкой.

В то утро они вместе позавтракали и вышли из дома. Мама отправилась на работу, сын - в школу.

Через несколько минут Сашка вошел в душный класс. Учительница еще не пришла, и 7 «А» стоял на ушах, громко кричал, смеялся, спорил, монотонно гудел. Сашка был скромным, тихим мальчиком, но одноклассники его любили, а он любил свой класс. «Эй, Сашка, пойдем сегодня после школы кататься?», - окликнул Сашку его друг Кирилл. Ребята любили кататься на роликах и скейтах, и часами пропадали во дворах. «Давай!», - радостно отозвался Сашка.

Занятия пролетели быстро, мальчики набросили куртки и выбежали на улицу. «Класс погодка! Сегодня погоняем!»

Сашка прибежал домой, разогрел в микроволновке приготовленные мамой котлеты с картошкой, быстро пообедал, взял скейт и вышел на улицу. Кирилл уже ждал его на лавочке – «Поехали в соседний двор».

Ребята катались уже несколько часов подряд, когда встретили друзей старшего брата Кирилла – Олега и Тему.

- Здорово мужик, а братан где?

- В институте, кажется

- Понятно… ну а вы че тут делаете?

- Да так, катаемся. Я пытаюсь Сашку научить, как на бордюр запрыгивать

- Короче хуйней страдаете…

- Ну а че?

- Пойдемте с нами, мы вам кое-что интересное покажем

- В смысле? Куда?

- Увидите

Ребята направились в глубь двора, туда, где находились бетонные гаражи. Дверь одного из гаражей была приоткрыта, и оттуда доносились голоса и смех. Олег открыл дверь и впустил туда Кирилла и Сашку. То, что увили мальчики, лишило их дара речи. В дальнем темном углу гаража лежало женское тело и билось в агонии. Женщина не могла кричать, очевидно, рот ее был заткнут кляпом или еще чем-то. Лица видно не было. Здесь было около десяти здоровых парней. Двое насиловали женщину, остальные ждали своей очереди. «Ооо! Какие люди пожаловали! Давайте, проходите!», - воскликнул один из ребят. Сашка и Кирилл стояли, и с ужасом наблюдали за происходящим здесь групповым изнасилованием несчастной женщины, когда вдруг самый здоровый парень сказал: «Ну что, пацаны, будете?». Сашка не сразу понял, что ему предлагали. Он только смотрел вытаращенными глазами и не мог произнести ни слова. «Давайте, что вы как бабы!»

Первым пошел Кирилл. Сашка наблюдал за другом и испытывал совершенно новые для себя чувства. Кроме страха он ощущал что-то еще, он не мог понять, что. Наконец, наступил его черед.

- Я боюсь. Можно я не буду?

- Не ссы! Будь мужиком!

- Но я не хочу

- Да ладно тебе! Давай!

Все прошло очень быстро, и от нахлынувших совершенно новых ощущений, возбуждения, страха, жалости к несчастной женщине, мальчик чуть не потерял сознание. Домой друзья пошли не сразу. Сашка с Кириллом еще долго гуляли за домом, делясь впечатлениями. Темнело.

Довольный собой и взволнованный Сашка пришел домой как раз к ужину. Мама не встретила сына. Она лежала в своей комнате.

- Привет мамочка, что случилось? Ты заболела?

Мама не говорила ни слова, а лишь смотрела на сына заплаканными распухшими глазами. Губы ее искривились в молчаливом плаче: «Ну что, сынок, не страшно было?»

Глава 11

Справедливость

День наступил рано. Маша вскочила с постели и бросилась в ванную. Ее стошнило. «Боже, неужели я… о Боже! Какое чудо!»

- Доброе утро, милая. Что это ты так рано встала?

- Просто решила позавтракать вместе с тобой.

- Да мне только через два часа на работу.

- Я люблю тебя

- Я тоже тебя люблю

А на другом конце города в ту же самую минуту в темной комнате на полу сидел мальчик Илья. Недавно он узнал, что его друг, с которым они вместе кололись, болен СПИДом. Вчера Илья ходил в клинику и сдал анализы и сегодня собирался узнать свой диагноз.

День переливался красками наступившей весны и Маша плыла, растворяясь в теплом воздухе. Солнце светило по-летнему ярко, и Маша расстегнула свою легкую розовую куртку.

Вечером девушка возвращалась домой. Весь день Маша гуляла по городу и обошла множество магазинов для будущих мам, выбирая одежду для маленькой дочки или сына. Девушка купила несколько журналов для беременных и вечером собиралась изучать их, завернувшись в плед в уютном кресле и пить мятный чай.

Еще неделю назад была зима, а сейчас, казалось, наступило лето. Пространство между землей и небом было каким-то неестественно бежевым. Воздух был мокрым и теплым. Маше казалось, что Землю накрыли коричневой пленкой, и теперь она была внутри этого шоколадного пузыря. Шла себе по мокрому асфальту, вдыхала этот новый, девственно-свежий воздух, как из кислородной подушки, такой долгожданный и пьянящий.

Наступившая весна была началом по-настоящему новой жизни, жизни, зародившейся теперь внутри Маши, и она летела домой, чтобы рассказать обо всем своему самому любимому, самому дорогому на свете человеку – своему мужу.

Илья вышел из здания клиники и посмотрел на небо. Оно показалось ему затянутым темной пленкой. Смеркалось. Илья не мог идти домой. Он свернул в сквер неподалеку от больницы и присел на свободную лавочку. Илья никогда не плакал, и не любил, когда люди плакали, но сейчас слезы сами лились по его щекам, и он слизывал их языком. В сквере гуляли дети. Маленькие глупые дети восторженно визжали, забираясь на пластмассовую горку и скатываясь с нее, а потом, заливисто смеясь, снова спешили залезть наверх, и снова скатиться, чтобы снова забраться и скатиться. Илья смотрел на детей и не мог отвести взгляд. «Что со мной стало?», - думал Илья. Куда ушла та радость, то состояние непрекращающегося счастья, когда Илья был маленьким, и не понимал еще, как быстро закончится время детства.

Его жизнь подходила к концу. Он медленно умирал и уже ничего не мог вернуть. В рюкзаке лежал шприц, с последней дозой. Очень хотелось быстрее забыться, заснуть и больше никогда не просыпаться.

Мимо шли парень и девушка. Шли, держась за руки и улыбались. Их лица светились счастьем. Очевидно, это была самая начальная стадия их романтических отношений, и ни он, ни она еще не успели разочароваться друг в друге, и любовь одного еще не стала слишком навязчивой для другого, и оба верили, что это навсегда. Илья посмотрел на них и плюнул в сторону. «Вот, ублюдочные твари. Наивные тупые твари. Ведь ничего нет. Все это фантазия. Она то, наверное, уже мечтает о свадьбе и рисует дома эскизы подвенечного платья, а он, скорее всего, идет на поводу у собственной физиологии, и даже не понимает этого, называя свои чувства тупым и бессмысленным словом «любовь». И все у них хорошо. И такие, как они будут жить до старости, а потом тихо умрут. И люди будут вспоминать их, и жалеть, а потом говорить: «Ну, они прожили долгую жизнь, и никогда никому ничего плохого не сделали. И все их любили.» А может быть, их забудут вскоре после смерти, и лишь изредка бывшие друзья и дальние родственники будут вспоминать, что тот то и тот то умерли когда-то, кажется весной, а может быть вначале лета, и во время похорон шел теплый дождь.»

А Илья был изгоем. Он умрет рано, в том возрасте, когда люди не умирают естественной смертью. И умирать он будет долго и мучительно, как бешеная собака.

«Почему я? Почему я? Почему именно я? Чем я хуже других?»

Илья не заметил, как стемнело. Ему хотелось сейчас только одного – найти безлюдное место и вмазаться. Он зашел за деревянную беседку, достал свой шприц и проткнул вену. Кровь змейкой просочилась в шприц.

Полчаса спустя он был в метро. Люди возвращались с работы в час пик и медленно, как одно целое раскачивались из стороны в сторону на пути к эскалатору. Они дышали в спину и толкали с обеих сторон локтями. Впереди Ильи стояла девушка в бледно-розовой куртке. Ее светлые волосы были разбросаны по плечам.

Илья сунул руку в карман и достал приготовленный там шприц. Руки дрожали, но страшно не было. Быстро и ловко Илья вонзил иглу в тонкую материю розовой куртки. Маша вскрикнула и обернулась. Стоящий сзади нее прыщавый юноша испуганно смотрел на нее и бормотал что-то себе под нос. «Что? Что это было? Вы чем-то укололи меня!», - крикнула Маша. - «Да, извините, просто теперь я не буду чувствовать себя таким одиноким в этом мире».

Глава 12

Первое Апреля

«Ну что это за весна такая? То солнце светит, а то, вдруг, метель, и снег валит, словно февраль за окном!», - с досадой сказала Лизонька, стоя в своей уютной кухне, откусывая по кусочку нанизанную на вилку сосиску, политую кетчупом, и смотря в окно. Зима, словно решив вернуться и отомстить весне, безжалостно посыпала город белой мукой, а ветер подхватывал ее, и кружил, кружил, кружил…

- Да уж, давненько такого не было.

- Может быть погода решила разыграть нас на первое апреля?

- Ой, да я и забыла. Сегодня ж все друг друга обманывают. Ты, дочка, похитрее будь, да держи ухо востро. Смотри, как бы подружки твои чего не учудили.

- Да ладно тебе, мама, я сама кого хочешь разыграю.

- Ты ребенка то кормила?

- Да, спит он. Не ходи туда.

- Пусть спит, цветочек наш ненаглядный. А Сашка звонил?

- Да, он сегодня пораньше с работы собирался.

- Ой, доча, как бы он с мужиками после работы в кабак не зашел. Пятница ведь. Как зайдут, так и не вытащишь потом.

- Да знаю я! Ну что ты мне об этом говоришь! Как будто я что сделать могу! Ну, зайдет, так зайдет! Такая, значит, судьба у меня. Все равно я его люблю больше жизни.

- Ой, дочка, не говори такие слова. Больше жизни она любит! Ты Бога лучше люби, он то все слышит! Каждое словечко твое! Вот сказала ты, к примеру, что Сашка тебе дороже жизни, так Бог возьмет, да и заберет у тебя жизнь твою!

- Мама, ну ты что говоришь то такое!

- Я говорю, а ты слушай лучше, да помалкивай! Матери не станет, некого будет слушать тогда!

Мать и дочь сидели за обеденным столом. Лизонька подперла рукой щеку и с тоской глядела перед собой. Мать ее, Тамара Павловна, чистила маленьким ножом яблоко, которое собиралась потом порезать на мелкие кусочки и прожевать беззубым ртом.

- Ладно, пойдем в комнату, сейчас сериал твой начнется.

- Да я что-то притомилась. Годы уже не те. Спать все время хочу. Ой, чувствую, помру я скоро…

- Мама!

- Что мама? Маме то сколько лет уже… Мама не вечная…

- Не говори так, пожалуйста!, - воскликнула Лизонька, тонкие губы ее искривились и задрожали, а в глазах заблестели слезы.

- Ладно, ну, будет тебе! Какая ж ты, однако, у меня нервная стала, как Андрюшку родила! Все время плачешь! Я тебе говорила пить валериановый чай!

- Да пью я этот чай!

- Каждый вечер пей перед сном.

- Я пью…

- Вот и пей.

Муж Лизоньки, Александр, в тот самый час сидел на работе. Он был программистом в небольшой конторе, занимал эту должность уже несколько лет, однако по карьерной лестнице не поднимался. Зарплата его была небольшая, дел было мало, и Александр скучал, сидя в полном одиночестве в своем пыльном кабинете, курил и размышлял о смысле жизни. Александр не любил свою работу, но уйти не мог по двум причинам: во-первых, уходить ему было просто некуда, а во-вторых, дома сидела никогда в жизни нигде не работавшая Лизонька с маленьким ребенком. Семью нужно было как-то содержать, и Александр изо дня в день ходил на нелюбимую работу, и каждый его день напоминал предыдущий.

Сегодня утром, когда он пришел в офис, к монитору его компьютера была прикреплена открытка, слова на которой было невозможно прочитать. Александр быстро понял, что открытку нужно поднести к зеркалу. Он направился в туалет и прочитал: ИНТЕРЕСНО, СКОЛЬКО ИДИОТОВ СЕЙЧАС ПРИСЛОНЯЮТ ЭТУ ОТКРЫТКУ К ЗЕРКАЛУ? С 1 АПРЕЛЯ ТЕБЯ, ИДИОТ! Наверное, эта невинная первоапрельская шутка должна была его рассмешить, но почему-то Александру было совсем не смешно. Настроение было паршивым, и он не мог понять, отчего. То ли оттого, что за окном опять была зима, то ли потому, что работа осточертела ему уже настолько, что даже факт того, что сегодня была пятница, не спасал, то ли просто потому, что Александр чувствовал себя одиноким и не мог понять, откуда исходило это ощущение одиночества.

В обед Александр и двое его приятелей, Петр и Евгений, как обычно пошли в столовую. Настроение у всех было приподнятое, чувствовалась общая радость, которая обычно бывает в коллективах по пятницам: все уже думают об отдыхе и строят планы на предстоящие выходные.

- Ну что, Шурик, разыграл кого-нибудь сегодня?

- Да нет, - улыбнулся Александр, - случая не представилось.

- Ну так позвони жене, пошути, приколись над ней как-нибудь.

- Нет, ну вы что, ребят, ну как мне над ней прикалываться?

- Эх, скучный ты, Шурик, приземленный слишком, и фантазии у тебя нет никакой.

Коллеги Александра всегда считали его странным, даже чудным, и частенько подтрунивали над ним или смеялись у него за спиной. А он, казалось, не замечал этого.

- Как там Лиза кстати? С ребенком сидит? Сколько ему уже? - спросил Петр.

- Спасибо, ничего. Потихоньку. Андрюшке пять месяцев. Хороший такой мальчик, смешной, на меня похож.

- Так жена твоя теперь все время дома?

- Ну да... Ребенок же... да и не хочу я, чтобы она работала. Не должна женщина работать. Я так считаю, – ответил Александр и почему-то смутился.

После обеда Петр и Евгений отправились на кухню пить кофе. Там им и пришла в голову идея разыграть жену Александра. Они долго придумывали возможные варианты розыгрыша, но так и не остановили свой выбор на чем-то конкретном.

После работы друзья зашли к Александру и предложили зайти в бар обмыть пятницу и первое апреля, и тот, будучи человеком мягким и податливым, согласился. К тому же выпить он любил, быстро пьянел, и становился веселым и разговорчивым. Друзья решили зайти в кабак недалеко от офиса и посидеть там часок-другой. Тем более что домой никто идти не хотел, погода была скверная, и хотелось только одного – сидеть в уютном баре в хорошей компании и пить пиво. На том и порешили.

Время пролетело незаметно, и Александр сильно напился. Дорогу занесло, да и сесть за руль он был уже не в состоянии.

- Друзья, что-то мы засиделись. Я, пожалуй, пойду, поймаю тачку и домой.

- Да посиди еще, успеешь.

- Нет, мне действительно пора.

Александра тошнило, и болела голова. Он заплатил за свое пиво и, попрощавшись с товарищами, покинул кабак. Петр и Евгений остались в баре допивать свое пиво.

- Ну что, позвонил его жене?

- А что скажем?

- Да, блядь, скажем, что он попал в аварию на машине. Дорогу то вон как занесло.

- Да ну!

- Ну а хули мелочиться?

- И что? В больницу его увезли?

- Да ну хуй там. Попал в аварию и разбился насмерть.

Друзья дружно расхохотались. Им понравилась эта смелая и оригинальная идея первоапрельской шутки.

Петр взял мобильный телефон и набрал домашний номер Александра. В трубке послышался взволнованный голос Лизоньки.

- Алло!

- Эта квартира Щукиных?

- Да! Что случилось?!

- У меня для вас новость по поводу вашего мужа.

- Какая новость? Где он? Что случилось? Кто вы?

- Дело в том, что ваш муж, Александр разбился в автокатастрофе.

Молчание в трубке. Потом пронзительные крик, переходящий на визг.

- Где он?! Где мой Саша!!? Сашенька! Мой Сашенька!!!

- Мне очень жаль.

В трубке раздались короткие гудки. Лизонька сидела с телефонной трубкой в руках, вытаращив глаза и приоткрыв пересохшие губы. Андрюшка услышал мамин крик, проснулся и заплакал. Лизонька не слышала его плача. Она не слышала ничего. Она закрыла глаза, зажмурилась, снова открыла их и закричала еще громче. Казалось, весь мир услышал в ту минуту этот крик. Лизонька сидела так час, и все кричала, кричала, кричала, пока не охрипла. Потом молча встала и прошла в кухню. Там она достала из шкафа бутылку уксуса. Крик Андрюшки сейчас очень раздражал. Она не была готова в эту минуту не то, что успокаивать вечно орущего ребенка, а даже смотреть на него. Хотелось тишины и покоя.

Лизонька подошла к кроватке с ребенком и взглянула на малыша. Тот надрывался в плаче, открыв маленький красный рот. Не медля, Лизонька открыла бутылку с уксусом и тонкой струйкой залила ее в кричащее горло. Раздалось бульканье и душераздирающий вопль. Ребенок теперь кричал еще громче, но уже не так, как плачут маленькие дети. Лизонька никогда не слышала, чтобы кто-нибудь кричал так, как кричал сейчас ее сын.

Девушка подошла к окну и открыла его. Снег все сыпал и сыпал белой мукой. Ветер ворвался в теплый дом и сдул на пол журналы и бумаги, лежавшие на столе. Лиза встала на подоконник.

Уставший Александр подходил в двери своего подъезда, и его переполняло внезапно нахлынувшее чувство невероятной нежности к своей семье. Он ругал себя за то, что поддался на уговоры друзей и задержался после работы. Сейчас ему хотелось только одного – зайти в теплую, уютную квартиру, обнять Лизоньку, прижать ее к себе и сказать, как сильно он по ней соскучился.

В этот момент где-то совсем близко раздался глухой удар, как будто что-то большое и тяжелое шлепнулось об асфальт.

Глава 13

Мыльные пузыри

Стоял май, но жара была июльская. Люди начали раздеваться, робко, несмело, стеснительно, перекидывая теплые пальто через руку, как будто извиняясь за столь несвоевременное оголение. Так в мае не одеваются. В маечках , в босоножках, с голыми коленками ходят летом. Машенька и мама направлялись домой. Мама – пешком, Машенька – на любимом трехколесном велосипеде. Машенька то и дело останавливалась и требовала «горючее для своей машины», и мама клала дочке в рот ягоды черешни.

Леночка проснулась и посмотрела в окно. Пылинки плясали в тоннеле солнечного света, упавшего через стекло на пол Леночкиной спальни. Девочка встала и босиком прошла на кухню. Сейчас она позавтракает и пойдет гулять во двор.

«Маш, а мы с тобой хлеба не купили, - сказала мама, - давай зайдем в булочную».

- Мамочка, я устала и хочу на качели

- Ладно, милая, поиграй немножко во дворе, а я сейчас вернусь. Только не уходи никуда.

- Хорошо, мамочка.

Мама усадила дочку на качели, а сама пошла в магазин. Солнышко

приятно грело лицо, Машенька раскачивалась на качелях и наслаждалась ощущением полета, воображая себя птицей. Во дворе не было других детей, только три бабульки сидели на лавочке неподалеку. Вдруг во дворе показалась маленькая девочка и направилась по направлению к песочнице. Там она села на деревянный бордюрчик, и достала из кармана желтой вязаной кофточки какой то флакончик. Это оказались мыльные пузыри. Девочка макала палочку и мыльную воду и выдувала огромные, волшебные, переливающиеся всеми цветами радуги стеклянные шары.

Машенька восхищенно смотрела на мыльные пузыри, а потом, преодолев робость и стеснение, подошла к девочке.

- Привет… Меня Маша зовут, а тебя?

- Лена

- Красивые у тебя пузыри…

- Мне папа купил.

- А можно мне тоже подуть?

- Ну ладно… только немножко…

Машенька взяла розовый флакончик, обмакнула палочку и тихонько подула.

Из пластмассового колечка начал расти большой блестящий шар. Он все рос и рос, и казалось, скоро станет размером с круглый стеклянный аквариум, который стоял у Машеньки в детском саду. «Хватит!», - неожиданно вскрикнула Леночка и выхватила палочку из Машенькиной руки. «Хватит… Ты так всю пену изведешь… ты не умеешь… давай я тебе покажу как надо…» Машенька обиделась, но виду не подала. Уж очень ей понравились эти пузыри, да и девочка была старше нее, и расплакавшись, Машенька выглядела бы как маленькая плакса.

- Скучно здесь. Пойдем в мой двор?

- А где он?

- Недалеко отсюда

- Пойдем, - ответила Машенька. Она совершенно забыла, что скоро должна была вернуться мама и забрать ее. Она забыла даже про свой красный трехколесный велосипед, который остался около качелей. Леночка взяла Машеньку за руку и повела за собой.

Через несколько минут девочки очутились в незнакомом Машеньке дворе. Здесь было много самых разных качелей. Девочки сели на деревянную качалку и отталкиваясь ногами от земли, поочередно взлетали в воздух. Накачавшись, они присели на скамейку, и Леночка снова достала пузыри. Она выдувала, а Машенька смотрела, и лопала их пальцем. Но вот, пузыри стали выходить все меньше и меньше, и вскоре совсем перестали получаться. «Кончились, - вздохнула Леночка, - пойду схожу домой, принесу новые. Хочешь, еще вынесу Барби, поиграем?» «Давай!», - радостно ответила Машенька. «Подожди меня здесь, я скоро вернусь. Только не уходи никуда!», - сказала Леночка и скрылась в подъезде старого пятиэтажного дома. Машенькаа уселась на скамейку около подъезда своей взрослой подруги и принялась ждать.

Время шло, но Лена все не выходила. Машенька разглядывала рисунки на асфальте перед домом. Какие-то девочки расчертили классики, а рядом кто-то нарисовал трех человечков – маленького и двух побольше, очевидно папу и маму.

Неожиданно Машенька вспомнила про свою маму. Она ведь уже давно здесь, в этом дворе, и мамочка не знает, где она! И там остался ее любимый велосипед! Нужно было скорее возвращаться! Но куда…? Машенька почувствовала неприятный холодок в животе, губы задрожали и из глаз полились слезы. Девочка не знала, куда идти, поэтому решила оставаться там же, где была сейчас и ждать Лену, чтобы та помогла ей найти дорогу домой. Во дворе не было ни души и ей неоткуда было ждать помощи. Она сидела на лавочке, обхватив колени руками, и горько плакала.

Смеркалось. Лена так и не вышла. «Почему, ну почему она не выходит? Она же обещала! Она же сказала ждать ее здесь. Она же сказала, что скоро вернется!», - думала Машенька. Ей было страшно. Красное солнце пряталось за макушки домов.

Дверь подъезда открылась и из него вышел высокий немолодой мужчина. Увидев плачущую Машеньку, он спросил: «Что случилось, девочка? Почему ты плачешь?» Машенька рассказала ему свою историю. Выслушав девочку, он улыбнулся и сказал: «Я Ленин папа. Лена не смогла выйти к тебе, потому что мама ее не пустила. Но ты можешь пойти к нам и поиграть с Леной у нас дома».

- Но мне надо к маме, - заплакала Машенька, - я уже давно здесь и мамочка волнуется!

- Не плач, девочка, я отведу тебя к маме. Пойдем.

Мужчина взял Машеньку за руку и повел куда-то вглубь двора.

Больше Машеньку не видели.

Глава 14

Наказание

Существует институт наказания преступников. Разные люди поддерживают его по разным причинам. Некоторые поддерживают его из желания мести, некоторые, возможно, - из желания справедливости, некоторые - из желания предотвратить дальнейшие преступления и так далее. Вот так и осуществляется наказание.

Людвиг Витгенштейн

Павлик снова провинился. Не то, чтобы он был хулиганом или драчуном. Вовсе нет. Павлик был живым ребенком, а этого было достаточно для его родителей. Они любили тишину и покой. Они не любили беготню по коридору, шум, крики, разговоры. Они не любили людей.

В тот день мама Павлика взяла его с собой по магазинам. По дороге домой они решили купить арбуз.

- Я понесу, - предложил маленький Павлик

- Тебе тяжело будет. Иди уже.

- Нет, дай, я понесу!

Мама передала авоську с арбузом сыну в руки. Несколько минут шли молча. Арбуз был действительно тяжелым. Очень тяжелым. Ныли руки, то правая – и Павлик брал авоську левой рукой – то левая. Мальчик устал, и ноги заплетались. Нечаянно, Павлик задел сумкой мамину ногу. «Аккуратнее неси! Ты мне все ноги так отобьешь!», - огрызнулась мать. Но вот, Павлик снова ударил маму по ноге тяжелой авоськой и получил смачный подзатыльник. Сын не расплакался, а продолжал молча нести свою ношу. До дома оставалось каких то пять минут, когда Павлик, не глядя под ноги, споткнулся и рухнул на землю. Арбуз с хрустом ударился об асфальт. Мать схватила сына за шиворот и поволокла домой.

Дома отец выпорол Павлика ремнем, а мать сказала, что сын наказан, и до завтрашнего дня будет лежать в постели в своей комнате.

Больше всего на свете мальчик ненавидел это наказание. Мать закрывала окна, задергивала шторы, и в комнате воцарялась кромешная тьма. Павлик не видел даже собственных рук и в такие часы всегда ощущал себя слепым. Свет он включить не мог, так как выключатель находился снаружи комнаты, а раздвигать шторы он боялся, потому что если бы в этот момент в комнату зашел отец, мальчику было бы несдобровать.

Ходить по комнате тоже не представлялось возможным из-за невозможности чего-либо разглядеть. Оставалось только одно лежать в постели, как овощ. Лежать и плакать. Лежать в полном, абсолютном, немом, убивающем одиночестве. Павлик лежал в жаркой душной постели, мокрый от пота и слез, и грыз ногти, слушая тиканье настенных часов, такое неестественно громкое, не дающее заснуть… Павлик прислушивался к звукам с улицы. Мальчишки играли в футбол. Дети смеялись и громко кричали. Наверху соседи двигали мебель… За стеной на кухне мама гремела посудой… Сейчас они сядут обедать, а его не позовут… Потому что он наказан…

Мальчик очень любил читать, и раньше, когда его наказывали, он доставал из под матраса маленький пластмассовый фонарик и читал, освещая тусклым лучом муравьиные строки книги, приблизив ее к опухшему от слез, лицу. Но потом батарейка в фонарике перегорела, и теперь Павлику оставалось только лежать… и ждать…

В тот день на улице ярко светило солнце, и все друзья Павлика уже вернулись с летнего отдыха, так как через два дня начался новый учебный год. Мальчик все лето просидел в Москве один и очень соскучился по ребятам. Ему так хотелось узнать, как кто отдохнул, кто куда ездил. Ему хотелось погонять мяч, побегать, а еще увидеть Машу - девочку, в которую Павлик был влюблен…

Часы тикали, как будто громко шепча: «Не-пой-дешь-не-пой-дешь-не-пой-дешь-не-пой-дешь…» Павлик лежал с закрытыми глазами и тихонько всхлипывал. Он не заметил, как заснул…

В другой комнате мать с отцом пили чай. Они молча смотрели друг на друга и улыбались.

- Ты купила картошку?

- Да, она в кладовке

- Схожу к нему

- Ты знаешь, где гуашь?

- Я приготовил уже

- Пальто не забудь

- Не забуду. Где фонарь?

- Я тебе в комнате положила

Отец молча поднялся из-за стола и прошел в кладовку. Там он взял небольшого размера картофелину и вернулся в кухню.

- Тебе помочь? - заботливо спросила жена

- Я сам. Нож подай.

Отец вырезал в картофелине несколько отверстий, просунул туда лампочку с батарейкой и запихнул в рот. Потом он вымазал лицо черной гуашью, надел меховую черную шапку жены и набросил старое пальто.

- Ну, вроде бы, все готово

- Да, милый. Ну, ступай. Нет, подожди! Дай, я тебе картошку поправлю! Теперь нормально, - улыбнулась жена.

Отец тихо вошел в комнату сына. Павлик, кажется, задремал. Отец молча встал в углу комнаты наблюдал за сыном. Ребенок проснулся и открыл глаза. Страх от увиденного с головы до ног окатил его ледяной волной, пробил током все тело. Павлик даже не смог закричать, а только смотрел вытаращенными от ужаса глазами. Темная фигура медленно двигалась на него. Павлик резким движением накинул на голову одеяло и заорал. Он орал не долго. Он замолчал, когда теплые руки отца обняли его. «Ну, сынок, это же я, твой папа!», - засмеялась фигура. Что же ты так напугался? Ну, вылезай из-под одеяла». Павлик приоткрыл лицо. Он улыбался. С тех пор он улыбался всегда.

Глава 15

Свадьба

«Я хочу прямо сейчас. Я больше не могу ждать. Давай сделаем это прямо сейчас.» Анжелика подняла над головой тонкие руки: «Помоги мне снять платье». Николай расстегнул ей пуговицы на спине и снял с ее нежного тела белое ангельское платье: «Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Анжелика, ты знаешь, что я тебя люблю?». Она лишь улыбалась в ответ. Улыбались ее голубые глаза, улыбались нежно-розовые губы. Счастье, как утренний туман накрыло влюбленных, и они растворились в нем, забыв обо всем.

Через несколько часов случится то, чтобы было предначертано судьбой. Мечта Анжелики наконец осуществится – она выйдет замуж, и обратной дороги нет.

Светало. За окном пели соловьи. Влюбленные лежали, обнявшись, и счастье переполняло их.

- Николай, обещай мне, что после свадьбы ничего не изменится, и ты всегда будешь любить меня так же сильно

- А ты меня? Ты будешь меня любить?

Анжелика молча улыбалась.

- Почему ты никогда не говоришь, что любишь меня?

- Наверное, потому что слова не нужны. Ты все знаешь и так.

Да, Николай знал. И знание это не делало его счастливым. Время неумолимо бежало. «Тебе пора», - прошептала Анжелика, - мне нужно собираться и приводить себя в порядок. Увидимся в церкви». День обещал быть знойным. Анжелика нервничала. Часом позже пришли визажист и парикмахер. Родители Анжелики все организовали. Волноваться было не из-за чего.

В три часа дня Анжелика была в церкви. Счастливая, взволнованная, раскрасневшаяся, она появилась на пороге Божьего храма в окружении подруг.

Заиграл свадебный марш, и они с отцом прошествовали к алтарю.

Любимый уже ждал ее там. Святой отец начал церемонию. Сначала он спросил жениха, согласен ли он взять в жены Анжелику. Ответ был положительным. Святой отец спросил невесту. «Да», - ответила счастливая Анжелика. «Если в этом зале есть кто-нибудь, кто считает, что эта свадьба не должна состояться, говорите сейчас, или всю жизнь храните молчание», - произнес святой отец.

В зале воцарилась тишина. Один из присутствующих встал. «Я только что выебал невесту», - произнес Николай.

Глава 16

Путешественницы

Аня и Света были выбраны в этом году лучшими студентками на своем факультете, наряду еще с восемью учащимися, и этим летом должны были отправиться в США по программе студенческого обмена. Визы оформляли долго, и ожидание было мучительным. И вот, в начале августа, паспорта с визами, наконец, были получены и счастливые подруги собирали чемоданы. Собственно, подругами они никогда и не были. Просто учились на одном факультете. Учились лучше всех. Всегда. Теперь же им предстояло целый месяц прожить вместе в чужой стране, и инстинкт самосохранения подтолкнул девочек на установление дружеских отношений.

Прибыв за два часа до вылета в Шереметьево, девочки нашли друг друга, и пока не объявили о начале регистрации, вместе с родителями решили посидеть в кафе. Анина мама болтала без умолку: "Вы, девочки, держитесь всегда вместе, и не ссорьтесь. Там ведь у вас никого кроме друг дружки не будет". Анин отец поддержал разговор:

- Дочка, как только прилетишь, сразу же позвони нам с мамой.

- Конечно позвоню. Только у вас тут глубокая ночь будет, - ответила Аня

- Ночь, не ночь, а позвони обязательно! Мы с отцом переживать будем, как вы долетели! Спать не будем - будем ждать звонка! - вскрикнула мать Ани.

- Да не волнуйтесь вы так! Они уже взрослые девчонки, не пропадут! - весело заметил Светин папа.

Светина мама молчала. То ли ей нечего было сказать, то ли она так нервничала, что слова застревали у нее в горле не в силах вырваться наружу.

Наконец, объявили о начале регистрации и обе семьи спешно побежали вставать в очередь. Потом были долгие прощания, поцелуи, слезы, объятия и бесконечные наставления обеих мам, которые, казалось, не прекратятся до тех пор, пока дочери не скроются из виду.

Два часа спустя Света и Аня были в самолете. Еще через 2 часа обедали и смотрели какой-то скучный фильм по видео. Полет был очень долгим, и девочки не заметили, как заснули. А проснулись, когда самолет уже приземлился на Новую Землю. Пройдя таможенный контроль и проверку паспортов, и выйдя на улицу, девочки очутились в щедро залитом желтым солнцем, Бостоне.

Около аэропорта столпилось много людей, приехали машины скорой помощи и полиция. Здесь девочек должна была встретить семья Кэтти Холл, в доме которой они проведут целый месяц. Подруги сразу же увидели табличку со своими именами, которую держала загорелая женщина невысокого роста. Табличка гласила:

ANDREAH HALL MEETING SVETLANA & ANNA FROM MOSCOW

"Пойдем, - воскликнула одна из подруг, и они, взявшись за руки, подошли к женщине. Дальше говорили по-английски.

- Мы Светлана и Анна! Здравствуйте!

- О, девочки! Здравствуйте! Добро пожаловать в Америку!, - улыбнулась женщина своей белозубой улыбкой. Меня зовут Андреа. Я - мама Кэтти. Вот там моя машина, пойдемте, я отвезу вас домой.

Дорога была не долгой. Во время поездки девочки смотрели в окна и молчали.Машина ехала вдоль морского побережья, улица утопала в зелени, солнце слепило глаза. Андреа свернула с дороги и подъехала к большому двухэтажному дому. Именно такие белые, словно сделанные из пластмассы, домики, девочки часто видели в американских фильмах.

На лужайку перед домом выбежали две собаки - белая мохнатая и какая-то маленькая коричневая. "Макс! Чарли!", - Андреа, смеясь, потрепала собак по спинам. Дверь дома открылась, и на крыльце появился высокий седой мужчина в очках. "Познакомься, дорогой, это наши русские гости - Светлана и Анна, - улыбнулась Андреа, - девочки, это мой муж, Крис. "Добро пожаловать в семью, девочки. Располагайтесь и чувствуйте себя, как дома", - ответил Крис. Из-за дома вышла девочка в растянутых штанах и рваной футболке. Это и была Кэтти.

- Кэти, дорогая, встречай наших гостей!

- Да, мам. Привет, девочки. Я Кэтти, - улыбнулась она.

Кэти показала Свете и Ане их комнату и устроила маленький экскурс по дому. Подружки только улыбались и молча переглядывались. Вечером приехали другие члены семьи Холл - брат Кэтти - Кевин со своей невестой и младшая сестра - Сюзи. По случаю приезда русских гостей семья Холл устроила барбекю, пригласив соседей и друзей. Все были чрезвычайно милы и радушны. Девочки, немного выпив, расхрабрились, и вовсю болтали, рассказывая своим новым друзьям о России.

Стемнело. Гости устали и начали расходиться по домам. Подруги направились к себе в комнату на второй этаж. Там они быстро приняли душ и завалились в постели. Вскоре вся семья уже спала. Девочки встали и тихонько вышли в коридор. Босиком, на цыпочках, нелегальные эмигрантки Галина и Тамара спустились на первый этаж, прокрались в кухню, и включили газ. Потом, взяв, все, что им было нужно, они так же тихо, крадучись, покинули дом.

На другом конце земного шара в квартире Аниных родителей раздался телефонный звонок. "Здравствуйте… нам очень тяжело вам это сообщить, но… вашу дочь Анну и ее подругу Светлану убили сегодня в Бостонском аэропорту…"

Глава Последняя

Евгений всегда, сколько себя помнил, был один. Вырос в многодетной семье, в окружении братьев и сестер, родителей и бабушек-дедушек, но был, как бы обособлен от них, и рос, как лишний палец, как раковая опухоль, как прыщ на лбу, как герпес на губе. Он всегда был лишним, ненужным, словно непричастным к жизни своей семьи. Когда другие дети гуляли и играли, Евгений сидел один в своей комнате и читал книжки. Много книжек. Они брал их в библиотеке каждый день и читал запоями. Учился Евгений лучше всех в классе и без труда поступил в институт.

После института он устроился дизайнером в какое-то печатное издание и снял квартиру недалеко от центра города.

Годы шли, но в жизни Евгения мало что менялось. Разве что морщин на лице становилось все больше, равно как злости и обиды на жизнь. Евгений жил один и избегал общения с людьми. Такой вот он был человек.

Когда Евгению исполнилось 45, что-то в его душе словно сломалось. Как то раз, проснувшись ночью, пройдя на кухню, отпив кефира из бумажного пакета и посмотрев в окно он, вдруг, почувствовал себя страшно одиноким. «К черту творчество! Я столько лет пытался чего-то достичь, все мечтал о чем-то, но это были какие-то жалкие потуги человека, не способного творить, а способного лишь страстно мечтать об этом! Через пять лет мне будет пятьдесят… А я по-прежнему буду один… Я должен найти себе девушку и жениться». Вот так скоропалительно, под светом луны, с пакетом кефира в руках, было принято решение в корне изменить свою жизнь и «спуститься с небес на землю».

Утром следующего дня Евгений пошел на один из многочисленных сайтов знакомств и разместил там объявление. В тот же день Евгений обнаружил в своем почтовом ящике несколько писем от женщин, просивших его прислать свою фотографию. Он мгновенно удалил их. Ему не нужна была женщина, ценящая и любящая его за внешность. Ему хотелось найти девушку, способную полюбить его за прекрасную душу, за внутренний мир; за все то, что представлял из себя Евгений в свои сорок пять лет. И вот, несколько дней спустя, Евгений получил письмо от девушки, также не приславшей свою фотографию. Письмо было простым и лаконичным. Девушка предложила встретиться, и даже назначила место и время, словно была уверена, что Евгений придет.

И он пришел. Они встретились в парке в центре города. Девушку звали Алена. Она не была красавицей, но и дурнушкой назвать ее было нельзя. Простая, ничем не примечательная девушка. С того дня Евгений и Алена стали встречаться, а еще через три месяца поженились. Свадьба была более чем скромной. На медовый месяц молодожены ездили в Сочи. А через 9 месяцев родилась Света. Радости Алены не было предела. Она уже несколько лет мечтала о ребенке, и теперь казалось, что Алена была создана господом Богом лишь для того, чтобы с утра до ночи и с ночи до утра кормить, пеленать, мыть, убаюкивать и снова мыть, пеленать и кормить. Жизнь ее отныне была посвящена ребенку, и больше ничего ее не интересовало. Евгений с каждым днем все острее чувствовал, как отдаляется от него жена. Он просыпался от детских криков по ночам, но не вставал с постели и не бежал к дочке, а лишь скрипел зубами от злости и нервно сжимал кулаки. К ребенку бежала Алена.

В то утро за окном пошел первый снег. Маленькая Света протянула ручку к окну и сказала: «Дай!» Счастью Алены не было предела. Ее ребенок сказал первое в своей жизни слово!

А вечером того же дня Евгений сильно напился после работы. Алена ничего не сказала. Она знала, что спорить с мужем и учить его жизни бесполезно. Она лишь тихо подала ужин и отправилась в постель. В тот вечер она в последний в своей жизни раз поцеловала дочку, и последний раз закрыла глаза, даже не зная об этом. Евгений убил ее и дочь поздно ночью. Поняв, что жизнь не изменилась, что ради семьи он загубил свое творчество, книги, все, все, о чем мечтал всю свою жизнь… Он убил Алену. Он пырнул ее ножом в живот, в сердце, а потом изрубил топором. Позже, осматривая труп, криминалисты говорили, что давно не видели столь циничного и жестокого убийства. Ребенка Евгений убил тем же способом, что и жену.

Протрезвев и придя в сознание на следующее утро, Евгений долго и сосредоточенно смотрел на два трупа своих близких… Потом, собрав волю в кулак, он завернул тела в мешковую ткань и отвез на дачу, где и закопал в саду.

Зима подходила к концу. В среду вечером Евгений торопился с работы домой. Ему повезло, и он доковылял до входа в метро без происшествий, по пути купив пачку дешевых сигарет и пирожок с мясом.